Когда наступит завтра

Судья Клод Фролло, прикрыв веки, лежал в зыбкой полудреме. Он еще не до конца проснулся, но все равно прекрасно слышал, как под окном воркуют голуби — громко и настырно, словно решили разбудить не только его, но и весь Париж. Фролло с удовольствием обозвал бы их бесовскими отродьями, но даже в полусне эта мысль казалась ему кощунственной. В конце концов, голуби были символом Святого Духа, а перед всем, что связано с Господом, судья испытывал глубокий священный трепет. Он шевельнулся, приходя в себя, и смутно понял — что-то тут не так. Эта мысль не давала ему покоя, пока он окончательно не пробудился. И тогда он резко сел на постели. Судья не должен был тут находиться! Он точно помнил, что вчера лишился сознания на полу, в той комнате Дворца Правосудия, где… мечтал об Эсмеральде. Грезил о ней так исступленно, что в конце концов обессилел и распластался на каменных плитах пола, не в состоянии шевельнуть даже пальцем. Как же он оказался дома, в своей постели?! Фролло мог бы предположить, что его, пока он находился в беспамятстве, привезли домой стражники, но не настолько же он был вне себя, чтобы не почувствовать, как его раздевают слуги?! На нем ведь была его ночная рубашка! Судья лихорадочно ощупал себя. «Я схожу с ума? — подумал он. — Или меня прокляли?! Почему я не помню, как оказался дома?!» Он всегда гордился своей феноменальной памятью: один взгляд на текст или человеческое лицо — и он запоминал это мгновенно. Он запоминал даже фразы, которые слышал краем уха — весьма полезное качество, частенько его выручавшее. Но Фролло совершенно не помнил того, что случилось после его буйных фантазий перед камином во Дворце Правосудия. Гнев и разочарование в себе — вот что он сейчас чувствовал. Однако, надо было вставать и приниматься за дела. А их у судьи всегда много. Сегодня перед Дворцом Правосудия его ожидал отряд стражников во главе с капитаном де Шатопером. Надо найти эту зеленоглазую ведьму-цыганку, сбежавшую из Собора Парижской Богоматери. Фролло соскользнул с постели, ощутив под ногами роскошный персидский ковер — одно из доказательств его благосостояния. Да… он всего добился сам, своим упорством и трудом, и заслужил все это. На мгновение его обуяла гордость, но он приструнил себя: гордыня — один из страшных семи грехов, и Фролло не подобает опускаться до таких низменных чувств. Судья привел себя в порядок — он всегда это делал тщательно: внешний вид очень важен, по нему тебя встречают люди. От первого впечатления зависит, как они будут тебя воспринимать: посмеются, или, наоборот, напугаются. Судья предпочитал последнее, поэтому вид его всегда был исполнен мрачного достоинства. Фролло внимательно оглядел себя в огромное венецианское зеркало, стоявшее в углу комнаты, щелчком сбил пылинку с плеча и с удовлетворением кивнул своему отражению. Внешне все было в порядке. Не следовало никому знать, какое смятение охватило его этим утром. Люди не должны даже догадываться об этом. Фролло выплыл из своей спальни и направился в столовую — завтракать. На завтрак ему подали то же, чем он завтракал вчера, но судья не придал этому значения. Обычно его завтраки не отличались разнообразием: бокал вина, хлеб и сыр. Все скромно, как и полагается благочестивому человеку. Знатному благочестивому человеку, конечно. Вообще-то самым благочестивым было бы полное отсутствие завтрака, но Фролло не мог себе этого позволить: за всеми делами ему частенько не удавалось пообедать, а надо же где-то брать силы. Не позавтракает, и мигрень ему обеспечена, а он не собирался допускать этого. Фролло поднялся из-за стола, когда к нему подошел слуга и с почтительным поклоном сказал: — Ваш конь ожидает во дворе, ваша милость. Фролло нахмурился. Во-первых, вчера он уже слышал ту же самую фразу. Во-вторых, сегодня он не собирался ехать верхом. Впрочем… да… он ведь не отдавал приказа заложить карету. Судья перевел взгляд на побледневшего слугу. Они, слуги, всегда бледнели, когда он вот так хмурился. Фролло сменил гнев на милость и молча кивнул. Закладывать карету — терять драгоценное время. Значит, поедет верхом, как и вчера. Снежок фыркал на конюхов и косил своим черным глазом, но, когда подошел судья, встал смирно. Фролло любил этого коня. Чем-то Снежок напоминал его самого — такой же неприступный, не слишком-то доверяющий людям. Погладив его по шее, судья легко вскочил в седло и тронул бока коня пятками. В городе царила радостная суета, как перед праздником, и судью снова охватило чувство, словно он все это уже видел. Но ведь праздник был вчера?! И сегодня все эти люди должны страдать похмельем от обильных возлияний?! Но ничего похожего Фролло не наблюдал, за исключением редких пьяниц, с утра набравшихся дешевым вином. Судью снова пробрало чувство неуверенности в себе, и он слегка содрогнулся. «Да что происходит?!» — в смятении подумал он. Ответа не нашел и только поторопил Снежка, чтобы поскорее доехать до Дворца Правосудия. Перед Дворцом его ожидал отряд стражников, но капитана де Шатопера нигде не было видно. Фролло грозно нахмурился. К нему тут же подбежал сержант и отдал честь. — Где капитан де Шатопер? — вопросил Фролло. — Ваша милость, он только сегодня должен прибыть в Париж! — стражник ел его глазами, выпрямившись во фрунт. «Как это «должен прибыть»?! Я видел его вчера, он сопровождал меня на это дурацкое светопреставление!» — эти слова чуть не вырвались изо рта Фролло, но он прикусил себе язык. Быть может, он действительно сходит с ума?! Или они все решили над ним пошутить?! Но они прекрасно знали, что воспоследует за подобными шутками — упаси Господи привести судью в гнев, этого все боялись. И не может быть такого, чтобы над ним решил поизмываться весь Париж, это уж слишком! Судья прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Надо успокоиться, немедленно. Еще не хватало, чтобы его ославили, как сумасшедшего! Он соскользнул с коня. Что же делать? «Проявить осторожность, болван!» — велел он себе. Ладно, с поиском цыганки можно подождать, он — человек терпеливый. Но как только капитан заявится… Фролло двинулся во Дворец Правосудия. Он вошел в свой кабинет и вздрогнул. Бумаги лежали в том же порядке, в каком он их видел вчера утром. Даже гусиное перо валялось поверх них в том же положении! Судья судорожно сглотнул и приблизился к своему столу. Да, именно над этим делом он вчера сидел, он осудил теперь уже бывшего капитана городской стражи за то, что тот проиграл казенные деньги. Капитану не повезло — попался, и Фролло взялся за него, вцепился как клещ. В дверь постучали — звук был торопливым, словно кто-то спешил донести до судьи что-то очень важное и срочное. — Войдите! — рявкнул судья, и в комнату вбежал запыхавшийся мальчишка с корзиной. Фролло знал его — этот мальчишка прислуживал на его кухне. Мальчишка поклонился. — Ваша милость, вы должны были сегодня навестить своего пасынка, того горбатого звонаря, а кухарка не успела передать вам корзину с едой для него! — протараторил он, и в глазах Фролло потемнело. В этот миг он совершенно уверился в том, что его прокляли. Он опустился в кресло, не чуя под собой ног. Это уже с ним происходило совершенно точно! Точно так же мальчишка влетел в его кабинет, сказал ту же самую фразу! И судья еще подумал, что кухарку надо бы выпороть за медлительность, но забыл об этом за всеми делами. В груди вдруг сперло, и судья почувствовал, что ему не хватает воздуха. Ему очень хотелось схватить мальчишку за грудки и потрясти его хорошенько, допытываясь, кто подговорил его на эту отвратительную шутку, но Фролло взял себя в руки. — Поставь на стол и убирайся! — хрипло сказал он. Мальчишка поспешно сделал так, как он велел, и с поклонами выскочил за дверь. Фролло не хотел даже прикасаться к этой корзине — все казалось, что оттуда, например, выползет змея, но все-таки пересилил себя и отодвинул холстину, которая прикрывала содержимое. Ни змей, ни червей, ничего такого мерзкого там не было. Хлеб, сыр, свиные сосиски и бутылка вина. Обычная еда. Взгляд судьи притянула книга, лежавшая в углу стола. Он вспомнил, как вчерашним утром решил взять ее с собой для уроков с Квазимодо. Дрожащей рукой он коснулся книги. Положил ее в корзину с провизией и откинулся на спинку кресла, прикрыв веки. Все повторяется, весь вчерашний день! Нет, его совершенно точно прокляли. Наверняка это сделала цыганка Эсмеральда, ведь цыгане — язычники, и могут устроить любую ворожбу. И что ему с этим делать?! «Спокойствие! Надо сохранять спокойствие!» — подумал Фролло. Нужен какой-то план действий. Каким образом он может из этого выпутаться? Он не знал. Но пока что решил плыть по течению, понаблюдать, прожить вчерашний день заново — так, как это уже произошло. Торопиться и рубить с плеча не стоит. А там — морок пройдет, быть может, это вообще кошмарный сон. Фролло на всякий случай сильно ущипнул себя за руку, зашипев от боли. Но он по-прежнему сидел в своем кресле, а перед ним стояла проклятая корзина. Фролло скрипнул зубами. Нет, эта девка его не сломит, ни за что! Что ж, хочешь поиграть, ведьма?! Ладно, он к этому готов! Еще не нашлась особа, тем более женского пола, которая его переиграла бы. Фролло встал с кресла, взял в руки корзину и направился к выходу. Надо еще посмотреть, что будет происходить в башне, где живет Квазимодо. Фролло пешком добрался до Собора Парижской Богоматери — необходимо было все обдумать, а пешая прогулка ему в этом всегда помогала. Но перед собором на Фролло снова обрушилось потрясение. Он думал, что приготовился ко всему, но вид людей, украшающих подмостки сцены, где выступали циркачи, а не разбирающих их — как это и полагалось после праздника! — отдался в его груди чем-то щемящим, и по телу прошла отвратительная дрожь. Судья стиснул зубы и вошел в собор. Поднялся на колокольню, где жил Квазимодо и услышал, как тот болтает. Как и вчера. «Хорошо же! Поглядим, что будет дальше!» — зло подумал судья. Квазимодо, как и в прошлый раз чуть не натолкнулся на него. — Доброе утро, Квазимодо, — судья внимательно смотрел на своего пасынка. Тот попятился и поник. — До... доброе утро, хозяин, — сказал он. Собственно, судья этого и ожидал. Он уже устал метаться в сомнениях и просто продолжил вчерашнюю манеру поведения. — Милый мальчик, с кем это ты разговаривал? — С моими… друзьями. Да, все это Фролло уже слышал. И действовал по накатанной. Довел до сведения Квазимодо, что его друзья — обыкновенные каменные горгульи, пропесочил за то, что пасынок втайне желает пойти на праздник, подробно объяснил, почему ему там не место, и удалился с колокольни, подавив желание вытереть взмокший лоб. Все это действовало судье на нервы. И что Фролло сделал после того, как посетил Квазимодо? Да, правильно. Вернулся во Дворец Правосудия. Так судья и поступил. Клерк тут же подбежал к нему с известием о том, что разжалованный капитан городской стражи в пыточных подвалах. Фролло наставлял палача, а сам отсчитывал про себя: «Три, два, один…», обернулся и… — А-а-а, вот и наш доблестный капитан Феб. Вернулся с войны, — Фролло еле удержался от того, чтобы это не прозвучало с иронией — оскорбить капитана Феба он сейчас желал меньше всего. И так проблем хватает. «Боже, за какие грехи?» — вздохнул он про себя. — Явился по вашему приказу, судья, — учтиво сказал капитан. Фролло провел его на балкон Дворца, говоря то, что уже говорил, сделал то, что уже делал — придавил букашек плитой, показывая, что бы он сотворил с цыганами. Наверное, на этот раз это получилось с большим гневом — судье просто необходимо было выпустить пар. Впрочем, он заметил на улице Эсмеральду. Тогда он не обратил на нее особого внимания — подумаешь, просто цыганка-язычница, пляшущая на улице. Сейчас же он поймал себя на том, что залюбовался ею, и по телу прокатился жар. Проклятая девчонка! Так и толкает его на грех! Но на праздник Фролло все же пойдет, хоть уже и видел это светопреставление и знал, что там случится. Ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы она коснулась его. И она это сделает, раз уж все повторяется. Всегда можно найти нечто, что делает жизнь не такой невыносимой. Фролло торжествующе ухмыльнулся. Интересно, а что будет, если он ее поцелует? Прямо в губы? Но он не станет, не пристало ему такое поведение, пускай этим прилюдным скотством занимается чернь. А он будет вести себя добропорядочно и благочестиво, как ему и подобает. Карету уже заложили, и Фролло доехал в ней до собора. Устроился на своем почетном месте, и, когда вокруг него завертелся этот тощий цыганский фигляр, еле удержался, чтобы не дать ему как следует в нахальную рожу локтем. Судья скрипнул зубами и положил руки на подлокотники кресла, замерев в ожидании. Сейчас на сцену выйдет Эсмеральда. Она появилась в клубе дыма, извиваясь в танце, и Фролло закусил щеки. Как же она была прекрасна! Он хотел ее, хотел так сильно, что поджилки задрожали! И брякнул капитану про омерзительные выкрутасы чуть более хрипло, чем в прошлый раз. Она подбежала к судье, и он встретился с ней глазами — только на мгновение, но этого хватило: он кое-что понял. В чудесных зеленых глазах Эсмеральды не было прежнего озорства и дерзости. В них, несмотря на ее веселый вид и крайне возбуждающий танец, стояла паника и смятение — такое же, какое он сам ощутил, когда понял, во что вляпался. Даже сильнее — девчонка здорово напугалась. «Ну, что, ведьма, самой не нравится то, что ты натворила?» — судья подавил ехидную усмешку и со злобной миной сдернул с шеи шарф, который она опять забыла, со всей поспешностью запрятав его в рукав. Дальше судья откровенно заскучал. Все это тянулось и тянулось, Квазимодо привязали к колесу, Эсмеральда выкрикивала свои дерзости, а ведь Фролло так хотелось уже перейти к тому моменту в соборе! Волосы у нее чудесно пахли, и он желал снова сунуть в них свой нос, дабы насладиться ароматом сандала и полыни. Наконец, Эсмеральда устроила беготню по площади и испарилась. Фролло выждал положенное время. Вошел с солдатами в собор, где находились она и капитан Феб, попрепирался со старым архидьяконом, и, наконец, наступил этот чудесный миг! Он напал на Эсмеральду сзади, и она задергалась в его руках. Но Фролло не обратил на это внимания — просто уткнулся в ее густые черные волосы и вдохнул. Как хорошо-о-о-о! Какой божественный аромат! И сама она, Эсмеральда, такая упругая, кожа у нее нежная, приятная на ощупь, ни за что бы не отпускал! — Ты — старая скотина! — она все же не выдержала, вывернулась из его объятий, если, конечно, их можно было так назвать, и пронзила судью ненавидящим взглядом. — Я тебя ненавижу! Она тяжело дышала, и это было не то, чего он ожидал. Эсмеральда должна была сказать совсем другое. Значит это правда — она, как и он, оказалась в таком же положении. Застряла в этом вчерашнем дне. Судья не смог даже разозлиться на нее как следует за ее слова. Вместо этого он степенно сложил пальцы рук домиком и вздернул брови. — Кроме того, что случилось на площади и сейчас, за что еще ты меня ненавидишь? — осведомился Фролло. — Чертов колдун, ты издеваешься? — ее возмущению не было предела. — Какому дьяволу ты молился и продал душу? Почему вчерашний день повторяется?! — Я молюсь только моему Господу Богу и никому более, — фыркнул судья и загремел: — И этот же вопрос у меня к тебе. Что ты натворила, ведьма?! Какие обряды ты провела, что я застрял в этом дне?! — Я ничего не делала! Я не ведьма! Ты не имеешь права вешать это на меня! — Кто бы говорил о праве… Ладно, оставим это. Ты понимаешь, что это коснулось только нас двоих, цыганка? Все остальные ничего не замечают, они просто живут. Но не я. И не ты. — Я… — она не знала, что ответить. Только глаза у нее заблестели так сильно, словно Эсмеральда собиралась заплакать. Но не заплакала. Гордая девчонка, он даже восхитился ее выдержкой. Фролло двинулся вперед, подошел почти вплотную, втайне наслаждаясь такой близостью от нее. — Никуда не уходи из собора, цыганка, — пророкотал он. — Я разберусь с солдатами, и позже приду на колокольню к Квазимодо. Ты будешь там, найдешь, последуешь по пятам за моим пасынком, если понадобится. Но ты будешь там. И будешь ждать меня. Твои побеги в нашем положении неуместны. Ты поняла меня, глупая девчонка?! — Да, поняла, — она неохотно согласилась, но делать было нечего. Фролло величественно кивнул и направился к выходу. И все же услышал, как она бурчит ему во след: — Сам дурак! Фролло простил ей и эту дерзость. Сейчас у него дела поважнее, чем препираться с девчонкой. К тому же… на этот раз она никуда не сбежит, он был уверен в этом.