Сын дракона

В конечном итоге жизнь в Тевинтере всегда сводится к одному: к попытке оставить имя свое и имя своего рода в веках. Особенно тяжела эта задача, если ты ― последний, и нет у тебя больше ни брата, ни сестры, ни отца и ни матери, чтобы помочь советом или делом. Но Гаррет Хоук никогда не обращал внимания на такие мелочи, как одиночество. Он стал верховным жрецом Думата несмотря на самый главный свой порок ― свое происхождение. Его родители в юности презрели древние традиции и заключили брак по любви. Этим поступком они перечеркнули чаяния четырех родов, веками копивших в своей крови нужные способности. Всю последующую жизнь они провели в бедности и, казалось, не жалели ни о чем в своей жизни, так крепка была их любовь. Но молча и тихо, чтобы не прогневить отца и не расстроить мать, жалел об этом Гаррет. Как маг он был и в половину не так силен, как отец. А его брат, самый младший ребенок в семье, и вовсе родился без магических способностей. Подумать только, у наследника рода, ведущего свое начало от самого Талсиана, родился ребенок не-маг! Еще в детстве Гаррет понял, отчетливо и ясно, словно увидел солнце, выглянувшее из-за туч: ему предстоит исправить отцовскую ошибку. Гаррет воззвал к Богам, и откликнулся сильнейший ― Думат. По его воле Гаррет стал послушником в храме Дракона Тишины, прилежно постигая таинства, необходимые для служения Богу. Спустя несколько лет усердие Гаррета, который на своем пути не брезговал никакими средствами, принесло свои плоды. Его избрали Верховным Жрецом Думата, Корифеем Хора Тишины. И если в этом была самая толика магии крови, какая разница? В конце концов, творилась она с позволения Бога. Но и этого было мало. Жрецы Думата не всегда жили долго, и не все они оставили свое имя в веках. О, конечно же, были записи в хрониках Имперской Библиотеки, были бюсты предков в домашних алтарях, но Гаррету хотелось другого. Он желал, чтобы о нем слагали легенды, которые будут живы, пока жива сама Империя, а любому дураку известно, что Империя вечна. Многие ночи он провел в бдениях у алтаря Думата, многие дары принес он своему Богу. И в конце концов, Думат указал ему путь. На границах Империи было неспокойно. А война с Арлатаном подорвала силы Тевинтера. Да, эльфы оказались ослаблены внутренними распрями, но победа над ними все равно досталась Империи дорогой ценой. Остроухие стали рабами, у самого Гаррета ныне их было множество, но в бой их посылать все еще опасались. «Вложи в руку раттуса оружие", - говорили в Магистериуме, - "и ты получишь восстание». А варвары с южных земель все чаще и чаще нападали на приграничные поселения. И в силах Гаррета дать Империи воинов, которые поселят страх и трепет в сердцах дикарей. *** В тот день Земля Испытаний не испытывала недостатка в зрителях. В узкое окно, прорезанное в стене тесной кельи под огромной ареной, Гаррет видел лишь огромное людское море: взволнованное и шумное, словно воды Нокен в ненастные дни. Вид этот наполнял его радостью: все они станут свидетелями его триумфа. Он отошел от окна, изгнал из себя посторонние мысли и сделал надрез на предплечье. Боль была доброй и привычной: эта его рана никогда толком не заживала, так часто Гаррет прибегал к помощи своей крови. Кровью он начертил руны на своих доспехах и те, впитавшись в толстую кожу, едва уловимо засветились. Рунами же Гаррет покрыл древко своего посоха, вырезав их ритуальным ножом из драконьей кости. И сейчас его собственной крови было мало, чтобы напитать посох необходимой мощью. Что ж, Гаррет предусмотрел и это. В карманах жреческого одеяния таился флакон с драгоценной кровью драконьего детёныша, собранной специально для этой цели. Вскоре древко влажно заблестело от пропитавшей его влаги, а магический кристалл засветился алым светом. Гаррет скинул с себя жреческое облачение, кивнул послушникам. Те натерли его тело волшебной мазью, которой, наряду с рунами, предстояло хранить его во время предстоящего поединка. После Гаррет надел доспехи: сплошь кожа с редким вкраплением кости, и никакого металла, который сгубил бы всю магию на корню. Он почувствовал, как его пронизывает невиданная доселе мощь, и гадал: превзошел ли он сейчас отца в магической силе или всего лишь оказался с ним на равных. Гаррет лишь единожды видел, как отец колдует в полную мощь: они с семьей скитались по Империи и остановились на ночлег в таверне у подножия Ста Столбов. В ту ночь началось извержение одного из вулканов. Гаррет хорошо помнил, как проснулся дрожи земли, помнил крики людей и животных, жар земляных недр, опаляющих все и вся. Отец тогда усмирил огненные потоки играючи, даже не воспользовавшись кровью: ни своей, ни кого-то из слуг. И зрелище это навсегда врезалось в память Гаррета. Что ж… То, что предстоит Гаррету в этот день, тоже можно сравнить с усмирением огненной горы. Не медля больше ни секунды, Гаррет покинул келью и пересек длинный узкий коридор. Ступил на арену. Зрители приветствовали его криками и рукоплесканиями. Сам архонт изволил махнуть рукой в приветственном жесте. Гаррет не замечал этого. Не замечал он и магов, собравшихся, казалось, со всей Империи, чтобы возвести магический барьер между ареной и зрителями, не замечал эльфийских рабов, что были расставлены по периметру арены через каждые пару метров. У ног каждого раба были начертаны магические знаки, а за спиной стоял жрец Думата с костяным кинжалом в руке, готовый, когда потребуется, пролить на руны кровь. Он снова взмолился Думату, прося того даровать ему силы. Взмолился так горячо и искренне, как редко молился за все долгие годы своего жречества. Гаррет услышал в своей голове одобрительный шепот: не эхо даже, а эхо эха, и понял, что молитвы его услышаны. И тогда он произнес слово. Поначалу ничего не происходило. Гаррет сам бы посчитал, что ничего не вышло, если бы не пронзивший все его тело разряд силы. Он знал, что магия сработала. Минуты текли одна за одной, толпа на трибунах начала приходить в нетерпение. Людское недовольство бежал по рядам взволнованным ропотом. Но вот на небе появилась темная точка, и с каждой секундой она лишь увеличивалась. Вскоре стали слышны взмахи огромных крыльев, и зрители пораскрывали от удивления рты. Гаррет задохнулся от восхищенья. Ему предстояло сразиться с этим существом, воплощающим в себе мощь огненной стихии, однако сотворено оно по образу и подобию Богов, а Гаррет всегда считал, что Боги Империи прекрасны. До этого в Тевинтере никто не убивал дракона в одиночку. В Тевинтере, если на то пошло, редко убивали драконов. Но сам Думат избрал жертву и устами Гаррета призвал её на Землю Испытаний. Дракон тяжело опустился на песок арены, взметнул клубы пыли, взревел. От чудовищного рева земля задрожала под ногами. Гаррет увидел зубы в распахнутой пасти: огромные, длинные, острые, почерневшие от копоти, в один укус способные перекусить пополам коня, что уж говорить о человеке. Желтые глаза с вертикальным зрачком смотрели почти осмысленно. Он был огромен, словно гора, а шкура блестела в лучах заходящего солнца, будто золото. И Гаррет предпочел не медлить ни секунды, чтобы не дать страху сковать все его существо. Он рванул вперед, стремительный и быстрый, взмахнув посохом, послав молнию дракону в глаза. Чудовище взревело, больше от ярости, чем от боли, привстало на задние лапы, заметав по земле тяжелым, увенчанным шипом хвостом. Гаррет снова произнес заклинание: на этот раз он послал в дракона огромную глыбу льда. Но вот из пасти полыхнул огонь, и лед растаял. Капли, не долетев до земли, обратились в пар. Дракон бросился на него столь же стремительно. Гаррет едва успел отбежать в сторону. Он коснулся земли посохом, и по его слову земля под драконьими лапами разошлась, заставив чудовище замедлиться, но не остановив. Дракон махнул хвостом, и острый шип на хвосте задел плечо Гаррета. Мазь не дала потечь крови, но плечо все равно обожгло болью, словно кто-то раскаленную кочергу к нему приложил, и Гаррет выдохнул сквозь стиснутые зубы. Его замешательства хватило, чтобы дракон вырвался из земляной ловушки. Золотые глаза налились кровью, и Гаррет понял: надо заканчивать побыстрее, иначе разъяренное чудовище разорвет его на части. Дракон снова выдохнул огонь. На этот раз Гаррет не успевал уклониться. Все, что он мог сделать ― выставить щит. И все равно воздух вокруг стал нестерпимо горячим, опалил Гаррету легкие. Он чувствовал, как сгорают от жара его волосы, борода и брови. Но на коже благодаря мази не осталось ни одного ожога, а магия спасла ему жизнь. Песок вокруг него спекся до состояния стекла. Пока чудовище набирало воздух для нового залпа пламени, Гаррет подал знак жрецам Думата. Тускло блеснули в лучах солнца костяные клинки, и эльфы-рабы попадали один за другим, напоив своей кровью магические знаки. Гаррет почувствовал прилив силы. Ритуал подпитал не только его магию, но и его тело. Он снова взмахнул посохом, и огромные каменные колья стремительно выросли из-под земли вокруг дракона. Они не смогли пробить чешую даже на его крыльях, но существо от неожиданности заметалось, попятилось, и сгусток пламени, еще секунду назад готовый вырваться навстречу Гаррету, затерялся в драконьих недрах. Вновь посланная молния, только в этот раз более сильная, заставила чудовище взреветь и вытянуть шею. Обнажить уязвимое, покрытое тонкой кожей горло. Гаррет, не медля ни секунды, призвал воздушное лезвие. Почти черная чуть маслянистая кровь хлынула из разреза водопадом, напоив раскаленный песок. Дракон бился в агонии, но был уже не страшен: его туша повисла на земляных кольях, разметав огромные крылья, и хвост со страшным шипом дергался еле-еле. Наконец он затих, и людской океан возликовал, празднуя победу Гаррета. Тот же, не замечая никого вокруг, словно все эти рукоплескания и поздравительные выкрики предназначались не ему, смотрел лишь на архонта. На того, кто лично отправил собственного брата в изгнание, воспротивившись его женитьбе. Архонт милостиво склонил голову в едва заметном поклоне. И Гаррету этого было достаточно. Пока ― достаточно. Труды его ещё не закончены. *** Ему пришлось лично вырвать огромные зубы из драконьей пасти, помогая себе лишь толикой магии, ибо любой металл в этом ритуале свел бы на нет все его усилия. А после Гаррет понес эти зубы к полю, что за Минратосом. Поле было посвящено Думату, и Гаррет уже проводил здесь празднества в недавний Фуналис. Ныне поле было пустынным: даже траву, обычно росшую в изобилии, он приказал всю выполоть, оставив лишь черную плодородную землю. На гладких камнях Имперского тракта его уже ждали два быка, запряженные в костяной плуг. Гаррету предстояло собственноручно вспахать поле перед ним. Он пошел за плугом неспешно, едва заметно усмехаясь себе под нос. Толпа вокруг поля все собиралась, казалось, сюда стекается весь город. И Гаррет не знал, привлекает ли их возможность увидеть, как творится невиданная доселе магия, или же им просто хочется посмотреть на Верховного Жреца, который тащится за плугом, как последний сопорати. Быть может, все сразу. Но с плугом он работал легко и уверенно: сказывалась юность, проведенная в изгнании. Отец, уняв свою магистерскую гордость, никогда не гнушался работой в полях. Гаррет же этот труд всегда был ненавистен. Только сейчас он понял, что это ― тоже ритуал. Великий ритуал, связанный с самой Землей, которая дает всем живущим на ней силу и жизнь, и даже Боги чтят его. Наконец поле было вспахано. Гаррет, читая про себя молитвы, засеял его драконьими зубами, как подсказал ему Думат во сне. Зубы падали и тут же исчезали в растревоженной черной земле, словно их и не было. И в самом конце он окропил поле своей кровью. Голова у Гаррета кружилась от усталости и голода, но отдыхать было ещё рано. Осталось совсем немного, лишь самое простое. Он встал на колени там, где его предки возвели Думату алтарь. Фигурка дракона сохранилась еще с незапамятных времен: грубо сработанная из камня, в которой драконьи очертания едва-едва узнавались. Гаррет погрузился в молитвы, глядя на неё. Толпа вокруг молчала. Каждый тевинтерец знал, что Думат покровительствует тишине и ненавидит пустые разговоры. Гневить Бога жители города не желали. К тому же это поле всегда было особенным. С тех пор, как его посвятили Думату, в любую погоду, даже в дни, когда над всем Тевинтером свирепствовали суровые ветра, оно оставалось тихим. Казалось, сама природа замирала здесь: не пели птицы, не резвились звери, сам воздух утихал. Лишь росла по весне и желтела по осени трава, не тронутая ветром. Из молитвы Гаррета вывел вздох, прокатившийся по толпе. Он обернулся и увидел, как прорастают рядами посеянные им драконьи зубы. Показались головы, увенчанные острыми, почти драконьими рогами, широкие плечи, сильные руки. Вскоре перед Гарретом предстало его будущее воинство: мужчины и женщины, высокие, могучие, с кожей серой, словно камень. В руках каждый из них сжимал длинное копье. Гаррет поднялся на ноги. Его воины тут же склонились пред ним, и этот жест сказал Тевинтеру больше, чем все предыдущие годы Гарретова безупречного жречества. Он услышал в своей голове едва различимый одобрительный шёпот, позволяющий. ― Тевинтер! ― могучий голос Гаррета, прорвав тишину, царившую на поле, показался людям громовым раскатом. ― Вот ваше воинство, которое защитит Империю от южных варваров! Восславьте же Думата, пославшего вам свое благословение! И люди послушались его. Гаррет видел, как шевелятся их губы, как неровно вздымаются от волнения их грудные клетки. К алтарю Думата выстроилась очередь из желающих принести дар Богу, и сердце Гаррета полнилось радостью от этого зрелища. Никогда еще тевинтерцы не верили в Думата так сильно и не почитали его так крепко, даже во времена священных празднеств. Гаррет нашел взглядом архонта, который прибыл сюда же, на поле, в своем изукрашенном золотом паланкине. Взгляды их встретились: темные, как оникс, глаза старика и золотые глаза мужчины, так похожие на драконьи. Гаррет позволил себе улыбку, и с наслаждением заметил, как напрягся от этой улыбки архонт, как он вцепился в подлокотники своего паланкина длинными иссушенными пальцами. У Тевинтера действительно теперь была армия, сильнее которой еще никто не видывал. Вот только подчинялась она исключительно Гаррету.