Самое дорогое

- О… Рицка? Снова ты ко мне? – женщина в медицинской униформе тепло улыбнулась мальчику как давнему знакомому, - Но насколько я помню, курс твоей терапии окончен? - Здравствуйте, Кацуко-сенсей, - тот привычно шмыгнул в кабинет и устроился на диванчике, оставляя право всё объяснить своему сопровождающему. - Вы, полагаю, родственник? – Кацуко посмотрела на молодого мужчину без особого радушия, но с определённой заинтересованностью. - Опекун, - расплывчато пояснил тот, - Меня беспокоят сны Рицки. Кошмары. - Вероятно, Аояги-кун доверяет вам, если рассказывает о своих снах… - взгляд психотерапевта стал ещё более изучающим и цепким: скользнул по волосам мужчины, чуть задержался на его губах, а затем долго, до неприличного долго Кацуко рассматривала бинты на его шее. - Сейчас я единственный, кому он может доверять. Так уж вышло. И… сенсей, тут ещё одно дело. Вероятно, мне тоже нужна помощь. Могу я получить консультацию? - Какого рода ваша проблема? – она подозрительно сощурилась. - Даже не знаю, с чего начать… - опекун Рицки развёл руками и обезоруживающе улыбнулся, - Это будет долгая история. И трагичная. Но, смею надеяться, со счастливым концом. - Обычно ко мне приходят не для того чтобы просто рассказывать истории, - подозрительность на лице Кацуко сменилась откровенной неприязнью, - Простите, но… я впервые вас вижу. Рицка ни разу не упоминал, что у него есть опекун. Да и зачем он – при живых, дееспособных родителях? Кто вы, молодой человек? И в какой связи состоите с моим клиентом? - Ох… это и правда трудно объяснить. Моё имя Агацума Соби. Я в самом деле не родственник Рицке, но именно я забочусь о нём в последнее время. - Сейчас я вызову полицию, Агацума Соби, - в голосе неприветливого психотерапевта появился угрожающий холодок, - Всё это очень странно и подозрительно, и я обязана… - Разумеется, вы обязаны, - перебил её молодой человек, - Вы обязаны были вызвать полицию, ещё когда Рицка впервые пришёл к вам избитым. Разве не странно, что ребёнок прячет под пластырем синяки и порезы? Разве не подозрительно? Это делала его живая и вполне дееспособная мать – с вашего молчаливого согласия. Потому что вы ничего не предприняли, чтобы помочь своему клиенту избежать домашнего насилия. Зато я – предпринял. И не смейте обесценивать мой вклад в то, что Рицка теперь цел, здоров и доволен жизнью. Кацуко-сенсей, я не хотел быть резким. Просто… не спешите с выводами. Ситуация и правда непростая. Но я очень надеюсь, что вы поможете нам. Я готов сделать для Рицки что угодно – однако не способен дать того, чего и сам лишён. Неловкая пауза. Кацуко размышляла. - Хорошо. Я приму вас сегодня. Ожидайте, - и скрылась за дверями своего кабинета. Беседа получилась напряжённой и долгой. Рассказывая о себе, Соби старательно подбирал слова: нет, не нужно знать простым смертным о таинственных волшебниках, сражающихся друг с другом без какой-либо внятной цели. Не нужно знать, что их, незаметно живущих среди обычных людей, превеликое множество – и каждый с рождения раб своего Имени. Судьба одних служить, других – принимать служение, но с точки зрения клинического психолога они все по определению НЕнормальны. Потому что не оперирует наука такими понятиями как «судьба». Но до чего же трудно подбирать равноценные синонимы, чтоб рассказ обрёл хоть какой-то смысл! - И всё же, я не совсем понимаю ваши мотивы, - Кацуко-сенсей сидела напротив в очень зажатой позе, красноречиво выражающей её недоверие, - Вы утверждаете, что взяли на воспитание чужого ребёнка просто… из сострадания? - Это было бы слишком простым ответом. Да, мне искренне жаль Рицку – до моего вмешательства он жил сиротой при живых родителях. О нём никто не заботился в должной мере. Я знаю, о чём говорю: я тоже сирота. Мой опекун… я до сих пор не понимаю, зачем он взялся меня воспитывать, если не готов был обеспечить тем минимумом любви и принятия, которых достоин каждый ребёнок. - Заботясь о Рицке, вы будто бы пытаетесь исправить эту несправедливость. Верно? Вы хотите дать ему то, в чём сами остро нуждались – но не получали. - Да, но… это тоже не главное. У Рицки есть брат. - Вы хотели сказать «был»? Если мне не изменяет память, Аояги Сеймей погиб около года назад. - «Был». Хорошо, «был». И мы были близки. - О какого рода близости вы говорите? Вы были друзьями? - Не совсем. - Любовниками? - Нет. Скажем так: мы были связаны узами, которые крепче дружеских, любовных или семейных. Это в самом деле трудно объяснить… я принадлежал ему. Как вещь или домашний питомец. Соби опасался, что подобное признание шокирует доктора – но если она и была удивлена, то не подала вида: - Вы испытываете потребность… принадлежать? Какое точное определение: испытывать потребность принадлежать – это и значит быть Бойцом. - Это ненормально, доктор? - Учитывая особенности вашей травмы – это как раз-таки вполне типично. Нарушение привязанности свойственно сиротам. Оно может проявляться по-разному: некоторые избегают глубоких чувств, другие же бросаются в них с головой. Называя себя чужой вещью, вы выражаете потребность в любви. Но, похоже, ваш… э-э-э… партнёр игнорировал эту потребность так же, как и опекун? - Увы. Однако рядом с Сеймеем я всегда чувствовал, что нужен. Согласитесь – это больше, чем ничего. - Нужен в качестве вещи?.. Агацума-сан, вы были правы: ваш рассказ полон неподдельного драматизма. Но при чём тут Рицка? Какую роль вы отводите ему в своей истории? - А вот это и есть самое важное. Это – причина моего сегодняшнего визита сюда. Я и сам хочу понять, что должен чувствовать к Рицке. Что должен сделать для него. Что должен ему дать. - Вы постоянно повторяете слово «должен». Заметили? Кому вы должны? Сеймею, его покойному брату? - Я не знаю! Возможно, раньше знал. А теперь… просто механически выполняю взятые на себя обязательства. И стараюсь, по крайней мере, не быть со своим подопечным ни холодным, ни грубым, ни безучастным. - Слишком много «не» и «ни». Попробуйте перефразировать. - Ох… ладно. Я стараюсь удовлетворять эмоциональные потребности Рицки. Но боюсь, что моих усилий недостаточно. - Агацума-сан, можете мне не верить… но что-то подобное я очень часто слышу и от других приёмных родителей. Воспитание чужого ребёнка – огромный труд. Подвижничество! Обеспечивать одни лишь бытовые потребности детей было бы проще, а вот ещё и любить их, быть ласковым и мудрым наставником – да, тяжело. Не всем под силу. Сегодня я говорила с Рицкой: мне не показалось, что он нуждается в терапии. Он умиротворён и счастлив. Значит, с ролью приёмного отца вы справляетесь более чем удовлетворительно. - Но как же его сны? - Рицка сказал, что сегодня ночью не видел никаких снов. Повторяю: ему не нужна терапия. А вот вам – нужна. Надеюсь увидеть вас снова, Агацума Соби. Я бессильна изменить что-либо в вашем прошлом – но смогу помочь расстаться с грузом травмы, чтобы дальше вы могли идти по жизни налегке. - Я приду, - согласился он, ощущая непривычное воодушевление. Это так странно и приятно – слышать от кого-то, что «более чем удовлетворительно» справляешься со своими обязанностями. Вот бы Сеймей хоть раз похвалил своего пса, хоть раз, хоть за что-нибудь!.. Одно его доброе слово исцелило бы тот надлом, что саднит внутри и никак не заживает. Всемогущий Хозяин, обладающий властью над жизнью и смертью – что ему стоило бы… Но нет: слишком уж расточительно – тратить добрые слова на собак.