Самое дорогое

- Это и есть моя могила? – Сеймей мрачно усмехнулся и закурил. Странно слышать нечто подобное от живого человека. Но – да, они стояли перед плитой, на которой было написано: «Аояги Сеймей». Плита была бетонной, шершавой и самой дешёвой – фальшивые похороны организованы за казённый счёт, так как родители «покойника» отказались платить. - Ненавижу кладбища, - продолжил Сеймей, так и не дождавшись ответа, - Не понимаю смысла всех этих ритуалов… после того как человек умирает, он становится просто большим куском мяса. Так зачем с ним церемониться? - О, да, - поддержал его Соби, не скрывая иронии - Уж ты-то наверняка нашёл бы ему лучшее применение, чем ритуальное закапывание в землю. Труп, например, можно сжечь в здании младшей школы. Это был удар ниже пояса – Соби осознавал, на какой тонкий лёд ступает, но сдержаться не смог. Сейчас Жертва вычудит что-нибудь неподражаемо жестокое. И поделом псине… но нет: Сеймей просто любовался своей могилой со странным возбуждением в глазах, курил и молчал, будто не расслышал едкую реплику. - Я расскажу тебе о ритуалах, - Соби решил заполнить собой затянувшуюся паузу, - Веришь или нет, но я ни разу не навещал могилы своих родителей. Не потому что не хотел. Потому что меня заперли на много лет в интернате Семи Лун. Когда я говорил сенсею, что скучаю по своей семье, тот отвечал: «Хочешь, чтоб я отвёл тебя к ним в гости? А я могу. Я вырою большую яму и сброшу тебя туда. И ты будешь мёртвый – как они. Холодный и мёртвый». Теперь я даже не помню их лиц… ни маминого, ни папиного. И я понятия не имею, где они похоронены. Это больно, Сей. Больно – не помнить, не знать… Люди совершают все эти странные глупые похоронные ритуалы, чтобы оставить для себя чуточку памяти. Чтоб было место, где можно оплакать свои потери. Ты, конечно, не понимаешь… но разве ты хоть кого-нибудь в своей жизни любил? Молчание в ответ. Тем лучше. Вопрос, собственно, ответа и не требовал. Сеймею не нужна семья. Только слуги. Подданные его королевства. Безликие тени, выполняющие приказы. Он болен? Нет. Это не лечится. - Сей… почему мы здесь? Откуда такой холодный ветер в конце апреля? Вымораживает просто для костей. Но что за нелепость – размышлять о костях, стоя посреди кладбища… - Я вот подумал, - подал наконец голос Аояги, - Ведь пустая могила – это нехорошо, правда? Неправильно. Её нужно наполнить. Так холодно, что, кажется, сейчас на ресницах выступит иней. - Э, сделай-ка морду попроще! – Возлюбленный хохотнул, сверкая бесноватыми огоньками в зрачках, - Не бойся, не тебя я собираюсь сюда закопать. Помнишь, ты говорил, что готов совершить убийство… ради меня? - Ради вас с братом, - шепнул Соби, ощущая как губы немеют и не слушаются, скованные холодом. - Так сделай это, - приказал Сеймей совершенно будничным тоном. Три слова. Ноль эмоций. Только глазищи сверкают, - Но сначала приведи её ко мне. Привези, принеси… короче, сам придумаешь, как именно доставить Микадо сюда, к этой могиле. А я буду ждать здесь. - Не… - Соби пытался что-то возразить, но не находил слов. - Что, прости? – Сеймей затушил окурок о плиту с собственным именем, - Ты против? Мне подыскать для этой работы кое-кого другого? - Не… так быстро. Я не знаю, где сейчас находится Безлунная. Где живёт, где бывает… наша встреча была случайной. Чтобы найти её снова, понадобится время. - Бесполезная псина. Слышать это было неприятно. С эпитетом «пёс» Соби уже смирился. В конце концов, Минами-сенсей называл его ещё более презрительными и унизительными кличками. А вот признать себя бесполезным Соби не хотел, не мог. Кто как не он ухаживал за хозяином, пока тот, сломленный, долгие месяцы не был в состоянии сам о себе позаботиться? Благодаря кому Beloved сейчас здесь? Строит какие-то планы… Да ещё вчера он сидел в апатии, вонял как бомж и выглядел… ну да, тоже как бомж. Сегодня же прямо с утра ему отчего-то резко стало лучше. Сообщив Соби, что идёт прогуляться, Сеймей вышел примерно на час. Вернулся порумяневший, довольный собой и со странной просьбой: он хотел узнать, где «похоронен». Соби оставалось только согласиться – но при условии, что Жертва плотно позавтракает. Сам он вместе с Рицкой уже успел поесть, оставив хозяину самый большой кусок омлета. - Теперь ясно, кого ты больше любишь, - мальчик ревниво покосился на внушительную порцию брата. Он был сыт – просто по привычке капризничал. - Я люблю вас обоих. Вы моя семья, - ответил Соби, - Просто Сеймею нужно сейчас как можно лучше питаться, чтобы быстрее выздороветь. Подобные разговоры в этом доме никого не смущали. Рицка так долго был лишён нормальной семьи, нормальной заботы, что сейчас постоянно нарывался на ласку. Добрые слова, которые он слышал, мимолётные прикосновения, были для мальчика подтверждением того, что им дорожат. И подтверждать это приходилось каждый день, каждый час. Рицка отчаянно хотел, чтобы его любили. Говорили ему о любви. А Соби… Соби вынужден был подчиняться. Да, за последнее время он очень привязался к мальчишке. И даже в глубине души считал его кем-то вроде сына. Но хозяин может быть лишь один. Кто из Аояги дороже Агацуме на самом деле, не стоит даже обсуждения – только Рицке об этом знать не обязательно. Недолюбленный ребёнок хочет любви – это так естественно! Пресытившийся же всеобщим обожанием юноша в ней совершенно не нуждается. Сеймей согласен даже на ненависть – он сам об этом говорил. Пусть ненавидят, лишь бы были верны и покорны… Но что за ирония!.. Соби каждой клеточкой своего большого сердца любил того, кто не способен это оценить. И лишь изображал привязанность к тому, кто мог бы ответить на искренние чувства настоящей безусловной любовью. Рицка всегда был и остаётся для Соби сокровищем, которое нужно сохранить любой ценой – не для себя. Для Сеймея. Для своего Хозяина, своего короля… «Ну и нездоровые же взаимоотношения в нашей семейке!» Смутное, едва уловимое, но тревожащее чувство: а в самом ли деле так было всегда? Кем был для него Рицка до того мига, как Фудзивара Токино отнял заклинанием у каждого из своих противников что-то самое дорогое? Рицка… что же было раньше… Соби смутно припоминал, как ждал мальчика у ворот школы. И как потом они гуляли в осеннем парке, давя ногами хрустящие сухие листья. И потом… ничего. Будто из тетради памяти вырван лист, на котором было написано то самое – важное, драгоценное. То, что стоило бы всеми силами сохранить. «Кто ты, Рицка? Кто ты для меня?..»