Пародия на роман в стихах "Евгений Онегин"

I Друзья, сей труд не претендует На красоту любимых строк, Что столь прелестно повествуют О том, как заведя в краях оброк И применив весь опыт Смита В деревне, что была забыта, Вернулся в вотчину Евгений, Чей ненасытный злобный гений Судьбу невинных погубил. Рассказ сей не о муках Тани, Которой выпали страданья Любви, что наш герой убил. Не о терзаниях и духа По поводу кончины друга. II И не о взглядах поколенья, Чьи охладевшие сердца Любви не знают поклоненье. Не про детей, что не в отца Не чтят ни доблести, ни чести, Да по уши погрязли в лести. Рассказ сей будет о любви Двух очень странных визави. Тут возмущается читатель: Чего резину нам тянуть? Не легче ль сразу намекнуть, Что автор наш большой мечтатель, Поэта замысел убив, Придумал новый глупый миф. III Пора признать, что между строк В романе не найти признанья О том, что наш Онегин мог О Ленском пребывать в мечтаньях. Но если разом допустить, Что наш Онегин мог вкусить Плоды запретных чувств к поэту Тогда прочтите притчу эту! Рассказ – фантазии полет. В нем нет от были ничего Помимо имени сего. Позвольте вам представить plot, В котором славный наш герой, По Ленскому вздыхал порой. IV Проходят скучно в доме дни. Зима. Метель метет в округе. И будучи весь день одни, Они мечтают друг о друге. Онегин все грустит в деревне, А Ленский, как положено издревле, Его приходит навещать, Чтоб оды пылкие вещать. И в креслах пышных у камина Друзья садятся говорить Да шутки пошлые травить, Чтоб не грустна была судьбина, Которая в столь сложный час Свела их вместе без прикрас. V Морозы за окном серчали – Володя дольше стал гостить. И не было друзьям печали, Когда б ни рок имел место быть. В сенях мы встретим вновь героев, Так сильно полюбили коих. С Евгением прекрасно ладя, Владимир в гости на ночь глядя Наведался однажды в зиму К приятелю тех мрачных дней, Кому читал стихи о ней, С тоской, присущей пилигриму, Рисуя Ольгины черты, Полны что чудной красоты. VI Вступив, стащил пальто лениво Прекрасный ученик Баяна. - Онегин, будто видя диво, Глядел на лик сей без изъяна. И вдруг искрою пробежала Да грубо сердце болью сжало: То чувство, что неумолимо Не попадает сердца мимо. Прекрасный сей поэт, Гермесом поцелованный Да очень мило скованный, Страсть выявил на свет. И тут Онегин осознал: Под чары Вовы он попал. VII На Ленском был костюм из шелка Оттенка нежного листвы. Чуть на глаза сдвигалась челка, И глаз смотрел как из фаты. И много бантиков и рюшей, И воротов, обшитых плюшем, По телу ручейком струясь, Стан обводили, точно вязь. Он был прекрасен в сей обновке! Румян и свеж, как летний бриз - Заморский девичий каприз! Но чужды юноше уловки Обвороженья страстных чар, Что боги подарили в дар. VIII - Ну, здравствуй, друг любимый Ленский! - И вам, Евгений, не хворать! - Гляжу, на вас костюм имперский - В таком в полку б погарцевать! - Ну, полноте вам, друг мой милый. Вы гляньте, ну откуда ж силы На бой вы в теле сем нашли?! - Вы правы: платья б вам пошли. Вы начитались всяких Кантов, О чести позабыв совсем. - Онегин, вам обязан всем! Таков был диалог двух франтов При встрече томной при свечах Да с бешеным огнем в очах. IX Мы встретим их теперь в гостиной За рюмкой красного вина, Разнеженных беседой длинной И охмелевших уж сполна. Владимир томно оды молвит. А наш герой все чаще ловит Себя на мысли страшной той, Что Ленский ведь не друг простой, А что-то большее ему: Словно глоток он сладкой воли, Знакомой путнику до боли! - И он проникнулся к нему Присущей любящим тоскою, Что сердцу не дает покоя. X Владимир Ленский между тем Стихи про Азию слагает. Про шаха Персии гарем С заметной страстью он читает. Читает бард наш о султанах, Сахары пышных караванах, Про нестерпимый зной пустынь, Про аромат созревших дынь, В тени привала доносимый. Про азиатский шелк кудрей Султана статных дочерей. Про страсти жар невыносимый. Про тишь томительных ночей И драгоценный блеск очей. XI Служитель муз прекрасный сей Слагает стих о зное страшном; Об отдыхе в тени ветвей Деревец, и о танце страстном; Дам в роскоши одежд Что дарят множество надежд Одной ресниц густых игрою; О том, как подчинившись зною, Что сети всюду раскидал, Ныряли в сильных чувств пучины, И женщины все, и мужчины. О счастье, что Аллах им дал. Героев речи сьи всерьез Вмиг переносят в царство грез! XII Пиит сьи оды посвящает Красе восточных томных див, Но, глупый, сам не понимает, Как в лицедействе сам красив. Он говорит о вздохах страсти, И сам при этом слаще сласти! Диктует он о силе чар, Не знающей угрозы кар. Он декламирует умело О вольных нравах басурман, Что чувств испробовав дурман, Любви внимают чутко, смело. А наш Онегин лишь бледнеет Да чувств раскрыть не смеет. XIII Вестует Ленский о востоке, О пряной Азии любви. И слушая такие строки, В разгорячившейся крови Евгения проснулась жажда Вкусить плоды ее однажды, Зов предков утолив навек, Ведь он всего лишь человек. И как другим, ему не чужды Мечтанья, страсть и ослепленье, По запрещенному томленья, Терзающие душу нужды, Желанье странное того, Что Ленский будет лишь его... XIV Не зная о желаньях друга, Наш юный друг был чудно смел: Подобострастно, как прислуга, У ног Евгения присел, Со страстью повествуя оды. Как озера лихие воды, Блестели Ленского глаза, Закрученные, как лоза, Сползали по плечам кудряшки. Шелка сверкали серебром. Пленительны и сладки, как ром, Шептали губы. Цветные бляшки Переливались на камзоле: Он пребывал в мечтах об Оле. XV И разлились по телу реки Той страсти со стихов страниц. Прикрыл Онегин сонно веки, Сквозь изгородь густых ресниц Глядел он с негой на поэта, И видел его в зное лета Среди зыбучих тех песков, В шелка закутанным покров, С златыми серьгами в ушах, Жемчужной россыпью у шеи, Да в нитках бус, что точно змеи, И блеском заводным в глазах. Владимир миражом в пустыни Явился в образе рабыни. XVI Жар охватил чело все друга: Печальный отрок был так мил! Походка столь легка, упруга, А волосы как кашемир! У кресла властно развалившись, Как кот, у ног клубком скрутившись, Сидел покорно близь Евгения Источник адского томления, Что франту разум помутило: На части душу рвал тот пыл, В глазах туман видений плыл. А дело к ночи уже было, И ясно было как пить дать: Судьбы им уж не избежать! XVII В чаду мечтаний об утехе, С бессмыслием и пустотой в очах, Похожих смутно на прорехи, Как обреченный Ленский чах. И нежные его ладоши К ласканьям были так пригожи, Что стоило ему коснуться друга, Как тот вдруг вздрогнув от испуга, Отчаянно отпрянул прочь. А Ленский словно не заметил: Без умысла в любимцы метил. Соблазну подчиняла ночь, Раскинув мрака одеяло, И духота к любви склоняла... XVIII По шее капельки катались, На коже разыгрались блики. Ладони шелком прикасались К коленям сонного владыки. Онегин, не стерпев томленья От Ленского прикосновенья, Порывисто прильнул к пииту, Подставив градскую элиту, Он страстно в губы друга впился. Прижав Владимира к себе, Своей доверившись судьбе, Он негой терпкою упился. Наш Ленский бойко отозвался И в плен Евгения в миг сдался. XVIII О, мой читатель благосклонный! Коль не устал ты под конец Сей оды скучной, монотонной, Чей автор, точно бог-кузнец, Слогов различных твердый лед В образчик строф стиха кует, - Покорно благодарствую! Без помыслов я барствую, Слоном не чту блоху… Но так прекрасны они вместе, Хоть в ямбе, хоть и в анапесте! Героев подвожу к греху Своей игрою рифм паршивой. А разве страсть была фальшивой? XIX Шел снег неслышно за окном, Сугробы резво расстилая, Сверкали звезды серебром, В округе вьюга выла злая. Рычала на пригорке рысь. Вдогонку месяцу неслись По небу сизых туч громады. Сосулек свесились каскады С домишек хлипких крыш. Но в теплом доме да в уюте, Где слуги все несут на блюде (Про франтов начитались мы ж! Порой бывает им завидно), Невзгод природы плохо видно. XX Не зная холода касанья, Не ведая, что злой мороз Сковал весь мир лобзаньем, Герои были в мире грез. В гостиной светлой, у камина, Пестрела странная картина: В порыве нежности и злости Сжимал, что захрустели кости, В своих объятьях оробелых Наш Петербуржский непоседа Фигурку стройную соседа. И в ласках грубых, неумелых Без лишних слов и без нытья Забылись полностью друзья. XXI Кто скажет, что любовь разумна? И кто ж венец дает слепцу? Кто страсти следует бездумно? Бег от любви - ход по кольцу, Конец с началом где едины. Любви пути неисповедимы! Друзья, сраженные Амуром, Хоть пребывали в духе хмуром, Любовным чарам были чутки, И покорились воле свыше, Клича разума не слыша. Жестоки у судьбины шутки! Онегин с Ленским осознали: Они в капкан любви попали. XXII Толкнул Онегин Вову грубо, Одним движеньем повалил На покрывало душегуба, Что сердце страстью поглотил. Сорвался с кресла сам кометой, Прижался грудью разогретой К трепещущей груди пиита. Камзол с него сорвал сердито. Свою рубашку расстегнув, Губами пылко вжавшись в губы, Чтоб с треском ударялись зубы, Да с тяжестию продохнув, Онегин Ленскому признался, Что от любви к нему терзался. XXIII Откроюсь, Ленский знал давно: Онегин полон к нему ласки. Певец да впрочем все равно Отдался б другу без опаски. Ох, неразборчива ж любовь! За то прольется чья-то кровь. Но не до дум друзьям-соседям, Уподобившимся вдруг детям В сим безрассудстве оголтелом. Как пушки будучи на взводе, Забылись в страсти хороводе. Вжавшись в Ленского всем телом, Онегин слился с другом в схватке, Но не на поле, а в кроватке… XXIV Ну, замолкаю лучше я! И так сказала много слишком. Все это – выдумка моя, Уж не сочтите то излишком. Люблю «онегинские строфы», Не знающие эпистрофы, Но рифму чуткую, живую, Не повторить уж мне какую. И напоследок я скажу: Как подо льдом найдя ятовь, Намек узрела на любовь Я в сем романе. Попрошу Несильно тапками бросать За то, что смею так писать!