Пошлое прошлое

Иногда Агата радовалась тому, что у неё была прекрасная память и она запоминала важные вещи до мелких деталей. Она помнила детство, ценные жизненные моменты и прочие события, которые забыть хотелось бы меньше всего. В другое время она ненавидела себя за эту самую память, потому что частенько в голове всплывали такие картинки, от которых хотелось провалиться под землю от стыда. Стоять в квартире у Алекса и вспоминать близость с ним же было грубейшей ошибкой. Потому что он рядом, но к нему даже прикоснуться нельзя, не говоря уже о чём-то большем. Дыхание сбилось, сердце остановилось, а глаза широко распахнулись, когда Алекс вошёл в комнату и посмотрел на Агату так, словно всё понял. Будто бы читал её воспоминания и смотрел их вместе с ней. А вот этого Харрис точно не хотелось... — А почему ты вообще до сих пор не в постели? «Боже, фантазия, прошу, прекрати!» Агате хотелось стонать от бессилия. Чёрт её дёрнул согласиться на эту авантюру в виде совместного проживания. Можно было бы найти выход. Придумать что угодно, в конце концов, поваляться в больнице пару дней. Но хотелось ли ей? — Я просто... Заметила знакомые вещи, не смогла пройти мимо, — Агата улыбнулась, заметив, как опешил от этой откровенности Алекс. Она стала такая закрытая, что эти её воспоминания об их прошлой жизни очень сильно его подкупали. Потому что он почти поверил, что Харрис всё забыла. По крайней мере, вид она делала именно такой. Словно и не было между ними ничего, а сейчас они друг другу не больше, чем студентка и преподаватель. Но она помнила. И то, что перестала скрывать это, было прекрасно. — Ложись, — он кивнул на кровать, — тебе все ещё нужно больше отдыхать, восстанавливать силы. Давай, каттен, иначе я уложу тебя в кроватку собственными руками. Ладно. Это точно будет сложнее, чем она предполагала. Потому что фантазия в его присутствии словно издевалась над ней. Словно он сам копался в её голове, подкидывая все эти сексуальные дурацкие мысли. Их отношения в прошлом были слишком пошлыми, чтобы мыслить как-то иначе. Они занимались сексом чаще, чем разговаривали или даже ужинали. Часто, грубо, громко — так, как не забывается. Даже после разрыва отношений. Даже после предательства. — Слушай, может, не стоило? — она опустила глаза в пол, потому что говорить это, глядя ему в глаза, всё ещё было невыносимо. — О чём ты? О, конечно, делать вид, что не понимаешь, нужно именно сейчас. Идиотизм. Просто он хотел отложить этот разговор хоть немного. Тянуть время идиотскими вопросами, словно это может его спасти. Но... Если она уйдет. Его уже ничего не спасёт. — Ну, об этом, — она обвела руками комнату. — Мы договорились, что не будем вспоминать наше прошлое и будем вести себя как... — Так, словно ты не значишь для меня слишком много. Так, словно ты только лишь моя студентка, я помню, — нахмурился Алекс, тут же почувствовав лёгкий укол раздражения. — Но я ведь и правда не значу, — горькая усмешка, заигравшая на пухлых губах. — Так к чему это всё? Мы ведь вообще не ведём себя так, как договаривались. Мы расстались, что было давно, зачем это всё сейчас? Скажи мне, зачем? — Да потому что я всё ещё люблю тебя, дура ты! Неужели ты правда не понимаешь? Алекс взорвался. Начал кричать, нелепо махая рукой. Сжал пальцами переносицу, как от сильной усталости, перевёл дыхание, как только заметил в зелёных глазах слёзы. Чёрт. Не нужно было кричать. Его вспыльчивость никогда не доводила до добра. Её с трудом отпустили из больницы к нему, потому что он заверил врачей, что будет заботиться о ней, а сам начал орать и доводить до слёз. Забота высшего уровня. — Ты? Любишь? Да ну?! — Агата закричала сквозь слёзы, и Алекс запаниковал, как бы ей снова не стало хуже. — А ты хоть когда-нибудь любил меня? Хоть кого-то, кроме себя, любил? — Ты знаешь, что любил! — Я не знаю... — прошептала она чересчур обессиленно. — В том и дело, что я не знаю. Всё, что было между нами, — секс. А это не любовь, понимаешь? Я любила тебя, по-настоящему любила, но не ты меня. Постоянно пропадал где-то, уходил к друзьям, никогда не звал меня с собой. Приходил, только когда тебе было удобно, и уходил тогда же. Ты никогда не любил меня, Алекс... А я любила. — А сейчас? — он подошёл близко, почти вплотную, взяв её лицо в ладони и заглянув в красные от слёз глаза. Ему нужно было знать правду. Необходимо. — А сейчас любишь? — Люблю, — она кивнула. Не было больше смысла скрывать. — Но я не прощу тебе предательство. Не смогу, понимаешь? — Какое, к чертям, предательство? Он правда не понимал. Пытался понять, все три года пытался, но не понимал. О каком предательстве речь? Да, он идиот. Да, вёл себя как скотина. Да, осознал это слишком поздно. Но предательство... — А то ты не понимаешь! — она снова закричала, сбрасывая его руки, и сделала шаг назад, чуть пошатнувшись от головокружения. — Я прекрасно знаю, что я у тебя была не одна такая. К кому ты приезжал, чтобы удовлетворить себя. Я знаю, что ты ездил к друзьям, где были другие бабы, и что спал с ними, тоже знаю! Я верила тебе, весь год, что мы были вместе, я любила тебя так слепо, что ничего не замечала! Но потом... Та девушка из твоей компании, Миранда, кажется. Она рассказала мне всё. Всю правду о тебе, ясно? — Твою мать... Он закрыл лицо руками, выдохнув. Такой бред. Просто такой идиотский бред. Тупее разве можно было придумать? Не одна такая... Спал с ними... — Что, не думал, что я узнаю правду? — она горько усмехнулась и отошла к кровати, присев на краешек, потому что головокружение было слишком сильным. Нильсен сел рядом, но прогонять его не было никаких сил. Алекс стёр тыльной стороной ладони влажные дорожки с бледных щёк Агаты и приподнял её лицо, умоляя посмотреть ему в глаза. — Я тебе честно скажу, что даже не помню, кто такая Миранда. И вовсе не потому, что я трахал без разбора всё, что движется, как ты думаешь. Я попросту не видел никого, кроме тебя. Мне было плевать на всех, и сейчас тоже плевать. Да, я вёл себя как идиот, пропадая и уходя к друзьям, я сейчас это понимаю и за это прошу прощения. Но я никогда не изменял тебе, слышишь? Я любил тебя так, что мне становилось страшно. Не знал, как правильно, как быть хорошим парнем. Я никого и никогда не любил так сильно, понимаешь? — Почему я должна тебе верить? — прошептала Агата сквозь слёзы. Он изменился. Правда. От прежнего Александра не осталось и следа. Повзрослел, поумнел, стал разумнее. На фоне того, что она видела теперь, Алекс из прошлого был просто мальчишкой. Взбалмошным, эмоциональным. — А зачем мне врать? Я знаю, что я был подонком, но не конченым уродом, Агата. И ты это знаешь. Агата знала. Глубоко в душе, подсознательно, но знала, что это была ложь. Наглая, глупая ложь. Но она поверила ей, потому что порядком устала тогда от этих странных отношений. А в итоге обрела ещё большую боль. Агата знала, что Алекс не врал. Потому что невозможно соврать с таким выражением лица, когда смотришь прямо в душу, а на глаза наворачиваются слёзы. Он говорил искренне, и она это знала. И ждала этого все три года, если уж совсем честно. Ждала, что он объявится, будет признаваться в любви и расскажет всю правду. Потому что расстались они так глупо, не поговорив даже. И только спустя три года, уже будучи совершенно другими людьми, решились на разговор. Но только как жить теперь, никто из них не понимал. Алексу хотелось сдохнуть. Выйти на крышу многоэтажки и ступить вниз, только бы не видеть страдания его маленькой девочки. Такой глупой и наивной. Такой неуклюжей, но нежной и до ужаса милой. Агате хотелось выть. От боли, от бессилия. Свернуться в клубочек, поджав колени к груди, и выть так громко, чтобы вся боль уходила, только бы не чувствовать, что ему тоже плохо. Такому родному, самому лучшему. Дураку, но такому прекрасному. Они молчали. Долго. Никто не знал, что ещё говорить. Бросаться с поцелуями? Едва ли это будет уместно. Поговорить о погоде? После признаний в любви и такого эмоционального разговора болтать не хотелось и вовсе. Обниматься? Хорошо бы, да только это совсем не про них. Они — остались в прошлом. Те страстные, глупые, влюблённые и ненормальные. Те, кто любил до боли в рёбрах; те, кто потерял всё по собственной глупости. Сейчас они — раздельно. Она — загнанный в угол котёнок, которому нужно переварить правду. Он — взрослый мужчина, который медленно сгорает изнутри от боли и одиночества. Им нечего делать рядом друг с другом. Они разные. Но... — Ложись, пожалуйста, — негромким шёпотом произнёс Александр, указав на кровать. — Тебе нужно отдыхать, чтобы поправиться. Пожалуйста, просто ложись, и, может, поспишь? Она кивнула. Ссориться больше не было сил, да и желания тоже. Внутренности вытянули, взболтали миксером и вернули обратно, заставив дальше жить так. Обещали, что сложно не будет. Надо только привыкнуть. — Тебе нужно поесть, — он продолжил, когда она легла и укрылась тёплым одеялом, почувствовав какое-то облегчение от такого уюта. — Я приготовлю твои любимые блинчики. Твои любимые. И снова о прошлом. Так тихо и легко, словно он ещё вчера их готовил ей утром, подавая завтрак в постель. — Спасибо тебе, — хрипло, тихо, словно каждое слово отдавалось тупой болью. Ну, почти так и было. Она знала, за что благодарила его. За то, что он закрыл тему и перевёл всё в нормальное русло. Это было необходимо им обоим в тот момент. Успокоиться. Проанализировать. Подумать. Пережить это. Пойти дальше. Начать заново. — Может, дашь мне что-нибудь почитать? Алекс нахмурился. Конечно, ей не стоило бы. Потому что нужно спать и ни о чём не думать, но... Но он просто не мог отказать Агате. Поэтому кивнул. И через минуту притащил ей книгу из гостиной. «P.S. I love you», которую покупал, чтобы подарить ей на годовщину. Не успел, правда: пришлось расстаться. Такое подходящее время вручить её именно сейчас... — Это твоя, кстати. Просто не было повода подарить. — Какой сейчас повод? «Я наконец-то признался, что до сих пор люблю тебя. По самые уши, знаешь?» — День сегодня солнечный. Пусть поводом станет это...

***

Он готовил блинчики, пока она читала книгу, обливаясь слезами. Её всегда подкупала такая искренняя и чистая любовь. Вот бывает же... Агата верила в любовь. В настоящую, что до боли и до сумасшедшего счастья. Поэтому плакала на всех фильмах и книгах, стоило героям хоть немного проявить свои чувства. — И по какому поводу сырость? Алекс вошёл в спальню с подносом еды, увидев заплаканную Агату, лежавшую на кровати. Книга покоилась рядом, на тумбочке. — Она без него не может! А он... Умер, и письма... А она плачет, а потом... — Сделал подарок на свою голову, — Нильсен вздохнул, присев на кровать рядом с Агатой. — Отставить слёзы. Тебе нужно поесть, давай. — Он же так ее любил, почему жизнь настолько несправедлива? — Я бы тоже хотел узнать ответ на этот вопрос, — прошептал Алекс, заправляя локон волос Агате за ушко. От такого нежного прикосновения она вздрогнула и замерла, понимая, что он находится слишком близко. Катастрофически близко... Пара сантиметров. Такое крохотное расстояние, но такое огромное, словно внизу пропасть, и приходится стоять по разные стороны, чтобы не упасть. Но они падают. Потому что плевать уже.