***
— А можно так сильно не стискивать мое тело? — недовольно бурчу я, нервно расправляя плечи, сжатые его тьмой. — Это не я, — в прошелестевшем голосе я слышу наглую веселость. — Теперь ты все на свою силу будешь скидывать? В первый раз ты отлично ее контролировал, — продолжаю тихо ворчать я, то и дело потирая словно стянутую кожу на руках. — Разве не ты хотел поскорее познакомиться с ней поближе? — иронизирует он, и я чувствую, как спину сдавливают сильнее, — выпрямись, ходи красиво. — Какой же ты все-таки придурок. Я слышу отзвуки его смеха, вижу, как сотрясается моя тень, имеющая его силуэт, но не имею ничего против. Лучше так, чем его пронизывающий взгляд и попытки разобраться во мне. Наш разговор о моей семье, от которого он отступил, остался висеть между нами, ожидающий своего часа, и я хватаюсь за любую возможность оттянуть его как можно дальше. Пусть ему будет весело со мной. Он может иронизировать и подшучивать надо мной сколько угодно, это гораздо лучше, чем чувствовать себя жалким в его глазах. Я уверен, что он проходил через куда более тяжелые испытания, чем я. И, в отличие от меня, ему некому было рассказать о своих тяготах. У меня хотя бы была милосердная. А кто у него? Теперь все по-другому. У него есть я. И я хочу быть сильным для него. Хочу помочь, а не затянуть глубже в дебри моей неудачной жизни. И даже мимолетные мысли, напоминающие мне, что я лишь игрушка в руках демона, не вызывают прежнего ужаса, не могут изменить моего мнения. С ним хочется дышать. Жить по-настоящему, а не притворяться живым. Пусть не долго, зато это мой выбор. И он кажется правильным. Осенний ветер, сотрясающий пожелтевшие листья на деревьях, практически не ощущается. Его тьма настолько плотно обвивает меня, что я совсем не чувствую холода. Хотя это и доставляет неудобство, я скорее взволнован, чем раздражен. Впервые я воспринимаю его тьму как нечто отдельное от него. Ощущаю ее плотность, жесткость, пытаюсь уловить настроение, как бы глупо это ни звучало. Я уже давно заметил, как легко она может менять температуру в комнате, поддаваясь настроению своего хозяина. Когда демон говорит о неприятных ему вещах, обдает холодом, словно его сила отталкивает меня. А сегодня, когда он попытался расспросить меня об отношениях с другими Хранителями, впервые его тьма потеплела, словно старалась разговорить меня вместе с ним. И каждый раз, когда он перемещал меня с ее помощью, в очередной раз спасая от Имени, его тьма казалась мне очень мягкой. Думаю, это одна из тех вещей, что он не может рассказать мне. И я рад, что смог сам догадаться, хотя и сержусь на себя, что ничего не замечал раньше, пока он сам не намекнул мне. Мне становится все интереснее, какая подпитка у его силы, можно ли сравнить ее с силой моего Имени? Если бы мы с ним были заодно, поддерживало ли оно меня так же, как тьма своего демона?.. А если тот ослабит свой контроль, попытаются ли его тени избавиться от меня? Например, сдавить горло, лишив меня кислорода... Я одергиваю себя от ненужных мыслей, вновь концентрируясь на обвившей меня тьме. У меня осталось меньше недели до возвращения отца, если он не объявится раньше. За это время мне нужно подружиться с ней. Во что бы то ни стало. — Не молчи, — напоминает о себе демон, — говори со мной. — Не мешай, — шикаю я, прислушиваясь, как теплеет пленка его тьмы, реагируя на его слова. Или на настроение? А может, мне просто кажется? — Если у тебя есть вопросы, просто задай их, — шепчет он, — я отвечу по мере возможности. — Ты же можешь убить меня сейчас? — спрашиваю неожиданно для себя самого. Я буквально чувствую, как он напрягается. Как предостерегающе холодеет на моей коже его тьма. — Могу, — отвечает он ровно после недолгой паузы. — Тогда почему не убьешь? Ты ведь можешь забрать мою силу и избавиться от тела. Или держать меня в заложниках и питаться ей, как я питаюсь твоей тьмой. Ты ведь создал во мне резерв, почему сам не можешь сделать так же? Укусить меня? — Если бы мог, так бы и поступил, — от его слов знобит сердце, пусть шелест голоса и звучит виновато. Он замолкает, словно уже пожалел о предложенном опросе. Некоторое время я просто иду в сторону университета, стараясь уловить новые оттенки поведения тьмы, что наконец ослабила свою хватку. Но у меня не получается. Я не знаю, от чего мне более неприятно. От того, что он заставляет себя, или из-за того, что я вновь вспоминаю об истоках наших странных отношений. Контракт. Я бы мог перевести тему. Более чем уверен, он обрадуется, если я так и поступлю. Но мне необходимо знать. Даже если правда болезненна. — Почему я могу пользоваться твоей силой, а ты моей — нет? — Потому что я имею право делиться ей. А Имя принадлежит исключительно тебе. Ты ведь чувствуешь, что оно — отдельное существо? Его нельзя приручить извне. — Зато можно приручить носителя, — досаду в моем ответе скрыть не удается. — Да, — только и отвечает демон, — Винсент, я не могу рассказать тебе больше. Я не отвечаю. Больше знать мне пока и не нужно. Только вот я готов поспорить с его словами. Имя не принадлежит мне. Это я ему принадлежу. И как только демон оставит меня одного, оно снова начнет предъявлять свои права. — Лучше было помолчать, правда? — наконец усмехаюсь я, и его тьма снова теплеет. Пожалуй, перепады температуры — это все, что мне удается улавливать. — Ты прелесть, Винсент. Улыбка в его шепоте немного разряжает мрачную атмосферу. Оставшуюся дорогу до университета я трачу на попытки не думать о том, что случилось бы со мной, если бы демон мог забрать Имя без моего согласия.***
— Винс! — Я слышу знакомый голос и тут же оборачиваюсь к своему однокурснику. На меня лукаво глядят карие глаза, а в голове тут же шипит демон: — Знаешь его? Я не отвечаю, только киваю Мэтту. Мы пересекались несколько раз, но я всегда ясно давал понять, что не собираюсь устраиваться в компанию, куда он всегда так отчаянно пытался меня затащить. — Я уж думал, ты бросить решил, чувак, — смеется он, но я только напряженно мотаю головой. — Поговори с ним, — неожиданно шепчет демон, отчего я вздрагиваю. — Чел, ты в порядке? Знобит? — улыбка слетает с губ парня, он делает шаг ко мне, и я встревоженно отшатываюсь. — Твое Имя под контролем, не будь букой, — подначивает демон, — скажи что-нибудь, ты ведешь себя как минимум странно. Мне жаль, что демон не стоит рядом со мной в своей физической оболочке, потому что сейчас мне хочется хорошенько надавать ему. Думаю, он сам прекрасно это понимает, потому что слышу его вредное хихиканье. — Да, я болел, — наконец отвечаю я, нервно прокашливаюсь и натягиваю на губы подобие улыбки, — и еще не очень хорошо себя чувствую. Так что, Мэтт, я сейчас не очень расположен... — Оно и видно, — иронизирует демон, только усиливая мое желание сорваться на него. — Ты помнишь мое имя! — даже несмотря на мое подозрительное поведение, Мэтт тут же меняет тему, ничуть не выглядя смущенным. — Да это достижение! Нужно рассказать ребятам! — Да ты, оказывается, популярен. Игнорировать демона тяжело. Я усиленно концентрируюсь на знакомом, чтобы окончательно не потерять нить разговора. — Ты думал, что я не помню твое имя?.. — выдавливаю я медленно, мигом сбивая всю спесь с Мэтта. — Не, просто ты всегда такой нелюдимый, знаешь, как волк-одиночка, — смеется Мэтт и весело машет мне рукой, постепенно отдаляясь, — сорян, чел, не в обиду сказано. Но это круто! Ты должен потусить с нами на выходных! Я киваю Мэтту в ответ, смотря ему вслед. Чувство совершенно новое. Я всегда отталкивал их. Я так наловчился избегать разговоров, что в итоге привык к их отсутствию. У меня нет друзей, нет близких, только семья, где я заперт, как в клетке, обреченный быть Хранителем. Что-то от разговора с Мэттом оседает на сердце горькой корочкой. Я так хотел быть обычным. Нормальным. Но это ведь невозможно. Даже если я избавлюсь и от Имени, и от демона, как мне избавиться от воспоминаний? Или они исчезнут вместе с Именем?.. Но тогда исчезну и я сам. Кто я без своих воспоминаний? Смогу ли я оценить возможность быть человеком, если она когда-нибудь мне выпадет?.. — Возможно, я был не прав. С ним можешь не общаться. Он наглее меня. — Да заткнешься ты когда-нибудь? — приглушенно шиплю я, отворачиваясь к стене, чтобы никто не заметил, что я веду себя как сумасшедший, разговаривая сам с собой. — Я не могу. — Винсент? — Не заставляй меня, — приказываю я тихо, — не надо. Еще рано. Еще так рано что-то менять, а он постоянно толкает меня к переменам. Неужели он не понимает? Я не могу быть таким же ловким в общении, как и он. Имя еще при мне, оно показывается каждый раз, стоит мне ослабить оборону. Один неверный шаг, и Хранители узнают. Они поймут. Я не хочу привыкать. Не хочу пробовать. Мне страшно. В жизни всегда все идет не так, как хочется. Как хочется не существует. Такого не бывает. И я не исключение. Тьма тепло сжимает мою кожу, скорее мягко, чем жестко. — Я не заставляю тебя, а учу. — Тогда не нужно учить меня! Демон, ты... такое ощущение, что ты не относишься ни к чему серьезно. Это же важно, важно как никогда не привлекать к себе лишнего внимания, а ты!.. А он дает мне шанс за шансом. Дразнит возможностями, как будто мне от этого хорошо. Мечтать — одно. А делать — совершенно другое. Я никогда не был готов действовать и бороться по-настоящему. — Я крайне серьезен, — спокойно возражает демон, — но не вижу смысла сдерживать себя, когда можно сделать послабление. Ты слишком напряжен. Хотя бы иногда делай то, что хочется. Тьма словно массирует мои напряженные мышцы в такт его словам, пытается расслабить меня, отвлечь от тревожных мыслей своей теплотой. — Слушай меня, — настойчиво просит он, — почувствуй человеческую жизнь. Стань ближе к ним, и ты поймешь гораздо больше, чем я когда-нибудь смогу тебе рассказать. — Ты поэтому не такой, как остальная чернь? — шепчу я обессиленно, поддаваясь его голосу. — Возможно, — отвечает он тихо, — тебе не нужно бояться. У тебя есть я. Именно это меня и пугает.***
— Как вы знаете, философия средневековья — это теологический взгляд на мир. Разъяснение божественных религиозных догматов, толкование текстов, которые принимались за божественное откровение. Люди отыскали своего бога и стремились подкрепить свою веру точным определением его сущности и деяний. Кто мне напомнит, что составляло учение одного из первых представителей средневековой философии, Блаженный Августин? — Мне ужасно скучно. Как ты его слушаешь? Я молчу, стараясь сосредоточиться на лекции, но навязчивый шелест его голоса не позволяет мне, отчего я рассерженно хмурюсь, краем глаза улавливая встрепенувшуюся рыженькую девушку, что при вопросе лектора тут же устремила вверх руку. Кажется, ее звали Джессикой. — Слушай, я и так пропустил кучу лекций, не понимаю еще, как меня не отчислили. Можно я поучусь? — ядовито шиплю я, наблюдая за стареньким профессором, который тут же обратился к Джессике: — Прошу вас, мисс Браун. — Он считал Бога отдельной личностью, пусть и бестелесной. В его учениях он утверждал, что душа вечна, она создана Богом и переходит от матери к ребенку. В то же время и у Бога есть душа, которую можно понять. — Она ошибается. — Да тише ты! — шикаю я уже громче, отчего профессор и добрая половина аудитории удивленно поворачивают ко мне головы. Никто даже не шепчется, только изумленно смотрят на самого тихого и недружелюбного студента, который ведет себя слишком странно. Мне мгновенно становится неудобно сидеть, а к лицу приливает жар. — Мистер Тейлор, — кажется, профессор удивлен не меньше учащихся, — вас что-то беспокоит? — Скажи ему, что Августин никогда не совмещал идею о создании души Богом и ее переходе от матери. Он всю жизнь колебался. Я не знаю, почему слушаюсь демона. Возможно, мне настолько неловко, что я готов сделать все что угодно, только бы поскорее отвести от себя лишнее внимание и взгляды, но я смело повторяю все, что он мне говорит, хотя сам не до конца понимаю, о чем идет речь, а вот слушающий меня профессор, судя по его просиявшему лицу, прекрасно понимает. Я читал раньше о Блаженном Августине, но запомнил немногое. Он верил в бессмысленность борьбы с социальным неравенством. Не знаю, можно ли считать мое положение в семье социальным неравенством, но меня слишком задели его умозаключения. Но кое-что я запомнил. — Скажите, мистер Тейлор, что Августин считал злом? На этот вопрос я отвечаю уже без помощи демона. — Зло не материально, оно не является чем-то определенным. Зло — это отсутствие добра. Я говорю это тихо, больше для себя, чем в угоду профессору. На секунду все мне кажется постановочным, словно высшие силы вмешались, чтобы подтвердить мои собственные сомнения. Демон проявляет ко мне доброту, пусть и из личных побуждений. Можно ли считать его абсолютным злом? Нет. — Аврелий бы сейчас поаплодировал тебе, — шелестит в моей голове его голос. Он звучит мягко, осторожно, словно мои мысли способны влиять на него. А может, я просто окончательно схожу с ума, надумывая то, чего нет. — Превосходно, мистер Тейлор, — профессор доброжелательно улыбается и обводит ясным взглядом аудиторию. — Если вы собираетесь пропускать такое же количество лекций, как и мистер Тейлор, я бы предпочел, чтобы вы обладали таким же уровнем знаний. Все глаза на меня! — Аврелий?.. — настороженно спрашиваю я, отвлекаясь от профессора. — Мне не нравилось называть его Августином, — поясняет демон насмешливо, а у меня голова кружится от его откровений, — да и ему тоже. — Ты общался с Блаженным Августином?.. — потрясенно шепчу я. — Аврелий, — самодовольно поправляет демон, — скажу тебе больше, он был Хранителем. В ушах звенит от услышанного. Не может быть. Если бы такая известная фигура в истории была Хранителем, об этом бы точно упомянули в Истории Хранителей, да и в любой другой книге, которые отец заставлял меня штудировать. Но больше меня поражает не это. Демон не просто знал Хранителя, а общался с ним. Демон, который с таким трудом ко мне привыкает, кто ненавидит Хранителей с такой же силой, как и они его, который готов свернуть шею своему врагу. Или их связывало нечто большее? В груди неприятно зудит. — Значит, я не первый?.. — он осекается, видимо, поняв, что сболтнул лишнего. — Ты — первый, кто станет моим хозяином, — быстро откликается он. Его шипение звучит взволнованно, что нервирует меня еще больше. Я осторожно оглядываю аудиторию, проверяя, что интерес однокурсников ко мне потерян, и никто не наблюдает за мной. Убедившись, что все переключились на профессора, я как можно тише продолжаю: — Ты — демон. Августин был Хранителем. Вы не могли... общаться. — Аврелий был другим, — поясняет демон осторожно, — Винсент, ты очень многого не знаешь. — И рассказать мне ты ничего, конечно, не можешь? — Пока нет. Его голос такой ласковый. Успокаивающий. Но я не могу перестать думать. Мысли крутятся в моей голове, словно шестеренки часового механизма, ритмично и неумолимо. Демон жил в нашем мире со времен средневековья, а возможно, и раньше. Общался с Хранителем, о существовании которого никто никогда не упоминал. Он не простой демон, каким казался мне в последнее время. Он могущественное, бессмертное существо, пережившее гораздо больше, чем мне когда-нибудь удастся даже представить. Он близок к людям, он знает жизнь и прекрасно умеет выживать. Чего бы ему это ни стоило. Ощущение, что я попался в капкан, охватывает меня с новой силой. Он ведь прекрасно умеет лгать. Манипулировать. А я ему верю. Я все равно хочу ему верить. — Ты убил его?.. — наконец спрашиваю я. — Нет. Пожалуйста, потерпи еще немного. Потерпеть, пока он не окажется у меня в подчинении и не сможет говорить со мной о чем угодно? А действительно ли этот контракт сработает именно так, как демон его описывает? Я напряженно наблюдаю за активно жестикулирующим при своем монологе профессором, но не слышу ни единого слова. А мне не все ли равно, что произойдет? Если я получу желанное избавление? Или мне тяжело от того, что мои желания меняются? Потому что сейчас я гораздо больше хочу провести с демоном отведенное мне время. Я не хочу думать. Не хочу застревать в сомнениях. Я хочу остаться с тьмой, пусть от нее сейчас и веет холодом. — Винсент... — вновь напоминает о себе демон, и я вижу, как моя тень, имеющая его силуэт, осторожно дотрагивается до моей лежащей на парте руки. От странной картинки колет пальцы, пусть я и не чувствую прикосновения. Но могу представить, с какой нежностью он это делает. — Да. Я потерплю, — едва слышно отзываюсь я, но он прерывает меня. — Нет, я... Твой Зов, он... настойчивый. Только сейчас я замечаю неудобство в его голосе, и перед глазами тут же встает его болезненное выражение лица. Ему больно, а он все равно откликается. Вероятно, ему хочется оттолкнуть меня, а он водит тенью по моей руке, через силу становясь ближе. — Это плохо?.. — волна жара проходит по телу, а в горле пересыхает. — Очень больно? — Это хорошая боль. Ты умница. От его слов и радостно, и грустно.***
По окончании первой лекции, когда мои мысли утихомирились, демон вновь становится самим собой. Он ерничает, оставляет язвительные шуточки и еще несколько лекций неустанно поправляет профессоров, комментируя их монологи своей правдой, которую он видел воочию, только уже не прибавляет к ним своего личного опыта. Он активно участвует в моей повседневной жизни, а мне кажется, что так было всегда. Удивительное чувство целостности не оставило и следа от моего мрачного одиночества. Просто теперь мне кажется, что моя жизнь правильная. Быть с ним правильно. С ним не скучно. Он разбавляет мою жизнь так естественно и ненавязчиво, что снова оставаться одному не хочется. Еще несколько раз ко мне подходили знакомые, среди которых был и Мэтт, но тот больше не старался подбить меня на непривычное общение. Сперва я старался сделать так, как он сказал, но в итоге, как оказалось, мне не нравится говорить с другими людьми, зато нравится с демоном. Отрицать очевидного уже нет смысла. Мне нравится сам демон. Даже не просто нравится. Думаю, я влюблен в него.