Пора возвращаться домой

Не то чтобы я мог сейчас чётко и быстро соображать — после таких-то шокирующих новостей. Да и вообще соображать хоть как-нибудь. Я просто растерянно стою посреди улицы, не замечая ни ледяного ветра, ни чего-либо вообще, и глупо смотрю на то, как у Сириуса мелко дрожат руки — то ли от холода, то ли от нервов, так сразу и не поймёшь.  Наверное, я просто сошёл с ума. Таких вещей же не может быть на самом деле, правда? О том, что шок не особенно глубокий, а магия — ничем кроме настоящей книжной магии такие штуки быть не могут, — не вызывает у меня ни суеверного ужаса, ни даже лёгкого беспокойства, я стараюсь не думать. Не это заставляет меня нервничать, но ведь что-то же заставляет. Или, может, я просто уже разучился удивляться. Сириус, который незаметно для меня уже стал обратно человеком, откровенно пользуется моим состоянием. Он не находит ничего лучше, чем просто пойти прямо на меня. И мне приходится отступать назад шаг за шагом, не видя, что за спиной; что он направляет меня куда-то конкретно, я понимаю, только запнувшись о крыльцо «моего» дома и едва не рухнув на спину. Интересно, что может быть не до конца понятно в словах «я туда не вернусь»? В конце концов мне приходится упереться спиной в дверь — мешок за спиной немного мешается. Надеюсь, Сириус не в курсе, что дверь открывается вовнутрь, и ему не придёт в голову толкнуть створку. Она, правда, заперта на ключ, но раз в дело вступает магия… Волшебная палочка должна уметь решать такие проблемы. Иначе она будет практически бесполезна. Впрочем, есть ещё вариант: он может попытаться открыть дверь самостоятельно, и тогда я попросту убегу. Хотя и прямо сейчас мог бы убежать — вопрос вообще не в этом. Просто очень интересно, что будет дальше и что ему вообще может быть от меня надо, потому я и остаюсь на месте, напряжённо выжидая. Даже странно, что это не сон. На меня и родственникам наплевать с высокой колокольни, не может быть, чтобы постороннему человеку было хоть какое-то дело. Сириус подходит ещё на полшага, и я невольно отодвигаюсь в сторону, всё ещё прижимаясь к двери. Мешок глухо, но довольно громко скребёт по створке. Ещё, кстати, проблема — я вот ни на секунду не уверен, что нас не слышно из дома. Если дядя проснётся… А впрочем, чёрт с ним. Пускай просыпается, если хочет. Меня это больше не касается никаким образом. Кстати, несмотря на все мои опасения, Сириус пока ничего не делает — только стоит и смотрит. Вот только смотрит он будто сквозь меня, изо всех сил вслушиваясь в окружающие нас звуки. Если я хоть что-то понимаю, это значит, что как минимум прямо сейчас мне ничего не грозит. Если он вообще собирался что-нибудь сделать со мной — этого я до сих пор не понял. И не пойму пока — до устранения какой-то большой внешней опасности, от которой…  Вот эта мысль становится для меня открытием. Он пытается защитить меня! Знать бы ещё, почему. Или хотя бы от чего — я, может, и сам смог бы, справлялся же как-то всё это время. Впрочем, если опасность исходит от кого-то другого, кто тоже владеет подобными трюками, у меня ничего не получится.  — Я настаиваю, зайди в дом, — повторяет Сириус. — Мне бы не хотелось давить, учитывая твою и без того безрадостную обстановку… Но так нужно. Я объясню, зачем, и пойду с тобой. Это ненадолго, и я готов взять на себя ответственность в случае, если на тебя… Ответственность. Ну надо же — человек, выглядящий как напуганный до дрожи бомж, может быть ответственным… Я вздрагиваю и трясу головой. Откуда в ней такие идиотские мысли? Он, кажется, боится не чего-то, а за меня, и язвить как минимум некрасиво. Что-то со мной такое странное происходит. — Не надо, — коротко отзываюсь я. И какого хрена я вообще собираюсь его послушаться? Решимость уйти с каждой минутой тает, как лёд, и через какое-то время от неё совсем ничего не останется. — Я зайду. Но ты прямо сейчас начнёшь рассказывать мне, что происходит. Иначе я просто сбегу. У меня есть преимущество — я живу… жил здесь и знаю дом лучше тебя. Сириус открывает рот, чтобы возразить, но быстро скисает и только молча кивает в ответ — видно, понял, что я не шучу. Так-то! — Но дверь ты откроешь ключом, — добавляет он после небольшой паузы. — Боюсь, я всё ещё не могу привлекать к себе лишнее внимание. Во всяком случае, пока. А что мне ещё остаётся, собственно говоря. Шагая с крыльца в сторону, я могу только выразительно вздохнуть. Он ведь это специально сказал, да? Он же наверняка видел, как и куда я выбросил ключ, когда выходил, и теперь просто издевается, заставляя лезть руками в холодные мокрые пожухлые листья и тонкие ветки, весьма ощутимо царапающие лицо — спасибо, что не колючие, иначе я бы разозлился. Впрочем, я и без того злюсь. Пока это чувство вполне себе контролируется, но ведь теперь у меня попросту нет ограничителей, из-за которых я мог бы постараться держать себя в руках. Появись прямо сейчас на пороге дядя, я бы только рассмеялся ему в лицо. Я уже даже близок к тому, чтобы мои губы сами по себе растянулись в широкой торжествующей ухмылке, когда наконец натыкаюсь пальцами на холодный металл. Есть! Увидев, как я поднимаюсь с колен и отряхиваю от грязи штаны, Сириус, как мне кажется, слегка расслабляется. Во всяком случае, он перестаёт выглядеть совсем дико и теперь становится просто диковатым. Отчего-то этот факт возмущает меня. — Ты давай, рассказывай, не тяни, — ворчу я, пока забираюсь обратно на крыльцо, подхожу к двери и вставляю ключ в замочную скважину. — У нас договор, помнишь? — Давай хотя бы зайдём внутрь, — мрачно поправляет он, напряжённо смотря на мои руки и ключ. — Но если вкратце — тебя хотят убить. Ты этой информации ждал, когда заставил меня рассказать, верно? Я замираю на пороге. Не только из-за того, что он мне сейчас сказал — я честно собирался ответить ещё секунду назад, но в этот момент дверь наконец открывается до конца, и у лестницы я вижу красного от злости дядю. Но осекаюсь я просто потому, что привык это делать. Я его не боюсь. Это так приятно — избавиться от страха, долгое время отравлявшего тебе жизнь. — Ты куда собрался, урод? — негромко, но агрессивно спрашивает дядя, и я буквально спиной чувствую, как напрягается Сириус. Я оборачиваюсь и взглядом показываю ему, что не стоит обращать внимания на такую ерунду. Не уверен, что это было понятно, но всё-таки Сириус молчит и не делает ничего из того, что мог бы — уже хорошо.  Когда первое впечатление проходит, Сириус наконец вспоминает о какой-то там своей цели. Он хватает меня за руку, — надо заметить, весьма грубо, — и тащит в гостиную, ступая на цыпочках. Дядя шагает следом, но отчего-то молчит и не пытается нас остановить. Забавно, выходит, что и на него можно найти управу, что ли? Посреди гостиной Сириус останавливается, уже сохраняя просто каменное спокойствие. — Нам придётся действовать очень быстро, поэтому просто смотри. Вот это — волшебная палочка. В твоём доме живёт одна пренеприятная крыса, а ещё я знаю заклинание компаса, которое мы с твоим отцом… — он осекается и прикрывает рот ладонью, но сразу же продолжает: — усовершенствовали так, что теперь оно показывает не север, а любую нужную цель. Надеюсь, нам повезёт настолько, чтобы не пришлось обыскивать весь дом. Информация про отца заставляет моё сердце на мгновение замереть. Но времени осознавать хоть что-либо совершенно нет, поэтому я откладываю это до лучших времён и молча во все глаза смотрю на происходящее. Сириус делает изящный пасс палочкой и располагает её на ладони, шепча что-то вроде «покажи мне». Сначала я думаю, что  это ерунда. Но потом кусок дерева начинает вращаться на его ладони, останавливаясь и продолжая движение — вдоль стен комнаты, будто по её периметру кто-то бежит. Сириус явно понимает в происходящем больше, чем я. Иначе бы мы тут застряли. А ещё мои чувства далеки от штиля, и сдерживать их становится всё сложнее. — Петрификус Тоталус! — выкрикивает он странные слова, перехватывая палочку и зажимая её в руке, между пальцев. — Акцио! Чёртова крыса… Акцио! АКЦИО!!!  Судя по всему, последняя попытка наконец удаётся. Потому что из-за плинтуса, в некоторых местах прилегающего неплотно, неведомая сила выковыривает маленькое жирное и грязное тельце и по воздуху несёт его в руки к Сириусу. Где-то в эту минуту я начинаю думать, что действительно сошёл с ума. Но добивает меня отчего-то то, как извивающаяся крыса, оказавшись совсем близко, исхитряется укусить Сириуса за палец до крови и падает на пол. И тогда чувства наконец затапливают меня, и я кричу — что-то бессмысленное и бессвязное, может, даже не слова; вот только внутри вместо обычного ощущения горячего, скребущего горло потока — огромная неотвратимая волна. Какое-то время я сопротивляюсь ей, пытаясь выдохнуть и остыть, но волна, это внутреннее цунами, сбивает меня с ног, и в голове не остаётся ни одной мысли. Зато я становлюсь волной сам — и тогда уже, не в состоянии бороться с моей силой, всё падает и сминается на моём пути.  Та моя часть, которая ещё способна осознать происходящее, больше вообще не пытается соображать — только отмечает события как снимки. Красивая посуда в шкафу за стеклянными дверцами превращается в ничто в одно мгновение. Жалобно хрюкает телевизор в гостиной, за моей спиной. Люстра раскачивается, как если бы на ней сидело с десяток обезьян. Тётя и дядя, уже растерявшие воинственный настрой, жмутся в угол между двумя стенами, будто надеясь, что это их спасёт. За окном воет сигнализация, добавляя всему происходящему лёгкий налёт апокалипсиса. Бежевая крыса с алыми пятнами вокруг рта встаёт на задние лапки и отчего-то быстро увеличивается в размерах. Удивиться последнему, возможно, стоило бы, но сделать это я попросту не успеваю. Чья-то большая тяжёлая рука больно дёргает меня за плечо, и в следующий миг комната растворяется в пространстве. 

***

Как-то очень давно я прочитал, что основная опасность цунами не в высоте самой волны, а в длине нагона. Так вот сейчас, кажется, накрыло буквально всё, что могло накрыть; правда, результаты своего разрушительного воздействия я так и не успел увидеть, но явно ничего хорошего там не случилось. Судя по тому, как меня трясёт от слабости, в перспективе ближайшего будущего хорошее тоже ждать не стоит. Слабость — это то, что мне сейчас точно не требуется. Надо передохнуть хотя бы немного, но вряд ли я смогу расслабиться. Как бы это сказать, чтобы никого не обидеть… Сначала хотелось бы понять, что за хрень в последнее время сосредоточена, кажется, исключительно вокруг меня, а потом уже можно будет выдохнуть. Надеюсь, что будет можно. Ноги дрожат будь здоров, и ещё слегка подташнивает, будто после карусели. Я сажусь прямо на пол в незнакомом тёмном узком коридоре и прислоняюсь спиной к стене, не фокусируя внимание на пыли, паутине, странных вещах и картинах и нечитаемом пристальном взгляде Сириуса. Сейчас это вообще не важно. Ну, может, кроме последнего, но тут я и сам бы не сказал, чего именно от него жду.  Он стоит рядом со мной, оперевшись плечом на стену, и смотрит так внимательно, будто если закроет глаза, я исчезну. — Я всё там разрушил? — спокойно спрашиваю я. Исправить-то уже ничего нельзя, поэтому смысла нервничать будто бы и нет ни малейшего. — Честно говоря, да, — осторожно отвечает Сириус. — Но это ерунда, ты не волнуйся. Кто-нибудь починит — там сейчас, наверное, такие толпы людей с палочками… Эта фраза невольно заставляет меня очнуться. Точно, пока есть возможность, надо хоть что-нибудь узнать — а то потом, в нормальной обстановке, он отговорится любой ерундой и ничего мне не расскажет. — Из-за чего толпы? Сириус уязвлённо закусывает губу. — Ты обещал мне всё рассказать, — напоминаю я. — Был вынужден пообещать, иначе бы ты не согласился. Выходит, мы оба друг друга шантажировали, — поправляет он и тут же переводит тему: — Может, хотя бы в гостиную пойдём? Это мне показалось, или он тоже понятия не имеет, что происходит? Было бы смешно, конечно. Я ещё тогда, на площадке, подумал, что он некоторые вещи будто наугад говорит… Да кому тут врать, ничего я тогда не подумал, это уже позже паззл сложился. И то только наполовину. — Нет, спасибо. Мне и тут хорошо. А вот этого ответа Сириус явно не ожидал. Потому что он начинает выглядеть ещё растеряннее и как-то так, будто сейчас начнёт извиняться. Глупости какие-то. — А я тебе какао сделаю. Будешь? С козырей заходит, однако. Какао я очень люблю. Но лучше бы вместо этого долбаного какао рассказал, что он за хрень такая и что именно он сделал после того, как я это обнаружил. Потому как очки у меня, конечно, разбиты, но я не настолько плохо вижу, чтобы принять это место за «родной» дом или процесс перемещения в него за мирную поездку. — Просто расскажи мне, что происходит. Почему это так сложно? А он мнётся. Неужели там что-то постыдное или секретное настолько, чтобы и от информации он пытался меня уберечь? Ерунда какая. — Потому что тебе стёрли память, — наконец говорит Сириус. — И я не знаю, можно ли тебе знать обо всём этом. Пока Снейп не разрешит. — Кто это — Снейп? — О, — усмехается он. — Вы ещё познакомитесь. Скорее всего, в самое ближайшее время. Жуткий тип, честно говоря. Всё это уже начинает мне надоедать. Если какие-то вещи касаются по большей степени меня, неужели не очевидно, что в первую очередь знать о них должен я, а не кто-нибудь ещё? И тем более не все вокруг кроме меня самого. — Но есть что-нибудь, что ты можешь мне рассказать? — упорно повторяю я. — Хоть что-нибудь? — Могу, — вздыхает Сириус. — Только, серьёзно, пойдём в гостиную. У меня спина уже болит вот так стоять.