Пора возвращаться домой

О том, как и почему Снейп согласился, я думаю долго. В смысле — нет, разумеется, меня полностью устраивает такой вариант событий, и даже Гарри вроде бы искренне заинтересован, но… Где-то здесь есть подвох, потому как, объективно говоря, Снейпу нахрен не сдалось лезть с нами туда, где, по его словам, так опасно. Не придя ни к чему конкретному ни во время переодевания, ни после того, как во флаконы с зельем опускаются волоски, и жижа во всех трёх пузырьках начинает кипеть и менять цвет, я останавливаюсь на варианте, что ему просто скучно. В конце концов, сегодня суббота, а о жизни Северуса Снейпа я знаю даже меньше, чем, к примеру, о маггловском способе разведения лам. Гарри смотрит на пузырьки во все глаза. Я пытался объяснить ему, как это работает, даром что сам когда-то это зелье и варил, и пил, но выходит отвратительно. Снейп слушает мои путаные объяснения с такой ехидной усмешкой, что хочется немедленно покинуть собственную кухню, и в конце концов я сдаюсь и кивком передаю ему право рассказчика. Пусть умничает — мальчику от этого больше пользы, чем вреда. — Оборотное зелье, — поясняет он. — Превращает внешне в другого человека на определённое время. Обычные действуют час, с моим у нас будет чуть больше двух. Зелье полностью меняет внешность, увеличивает или уменьшает — по необходимости — рост и пропорции тела, но с изменением голоса мне пока ничего не удалось сделать. Не думаю, что для нас это критично — вряд ли в Косом переулке много кто знает наши голоса. — Наши? — с огромным опозданием уточняю я. — Ты тоже пойдёшь? — Нет, оставлю вас двоих, без знаний о происходящем, в одном из центров магического сообщества, — без тени улыбки сообщает Снейп. — Ты не настолько мне не нравишься, Блэк. Пей давай. Я принимаю из его рук прохладный флакон, где уже перестала пузыриться визуально приятная тёмно-синяя жидкость. У Снейпа в руках остаются две: очень светлая, бежевая, и вроде бы фиолетовая — трудно понять оттенок. Он берёт вторую, а первую протягивает мальчику. Мы уже собираемся поднести флаконы к губам, как Гарри останавливает нас быстрым жестом. — Оно ведь не причинит вреда никому из вас? — серьёзно уточняет мальчик. — Потому что если да, то я бы попросил вас его не пить. Снейп, кажется, снова собирается съязвить. Или скорчить рожу — скривить губы, нахмурить брови, всё вот это вот, что он обычно делает в отношении тех, кто ему очевидно не нравится. Но вместо этого на его лице проступает тень искреннего удивления, и в итоге он ничего не говорит. — Не навредит, не беспокойся, — отвечаю за него я. — Мне доводилось его пить, самый максимум ущерба, который возможно получить — мерзкий привкус во рту. Некоторые люди не слишком приятны на вкус. — Звучит так, будто ты собрался их есть, — шутит Гарри, безо всяких препираний берёт свой пузырёк и одним глотком выпивает содержимое. Только сейчас я понимаю, что про вред себе он даже не заикнулся.

***

Снейп оказывается адреналиновым наркоманом. Ну или я просто преувеличиваю риски — но так я о них толком ничего не знаю, кроме его слов. Мы аппарируем, но не в лавку волшебных палочек, а в здоровенный пыльный книжный магазин. Случись это летом, мы проторчали бы в очереди часа полтора, но в конце сентября здесь совсем никого нет. Продавец, скучающий со свежей газетой за прилавком, заметно оживляется при нашем появлении. Так что в итоге мы оказываемся нагружены стопками учебников и какой-то увесистой книгой по зельям — Снейп тихонько заявляет, что, раз уж имеет возможность, постарается получить всю возможную пользу из этой проблемы. Пользу он явно собирается извлекать долго и упорно, потому что в следующих лавках мы приобретаем котёл, гору разных письменных принадлежностей, какие-то склянки и коробочки с ингредиентами. Весит это добро немало, так что я в который раз радуюсь, что владею магией — всегда можно произнести короткое заклинание и избавить себя если не от объёма вещей, то хотя бы от веса. — Странно, что можно аппарировать прямо в магазин, — негромко замечаю я, когда мы наконец оказываемся в лавке волшебных палочек, куда и собирались изначально. — А кражи? Это ведь ускоряет процесс до смешного. — А антиворовские чары люди, по-твоему, для красоты придумали? Я моментально начинаю чувствовать себя неотёсанным магглом. Ей-богу, это не Гарри нужно учиться, а мне. Может, тоже начать с третьего курса — судя по всему, лишним не будет, мозги совсем заржавели. Тем временем мы подходим к прилавку в самой середине помещения. На нём стоит табличка «перерыв 15 минут» — отчего-то меня смешит, что в магических магазинах такое тоже используется. Слава Мерлину, время у нас ещё есть, поэтому мы ждём. Ждать на самом деле не так уж и тяжело. Особенно для Гарри, который всего этого не помнит, а потому с самого начала мероприятия только и делает, что смотрит на всё вокруг. От вопросов, правда, почему-то воздерживается — но вот сейчас мне видно, что его распирает от желания спросить. Я ободряюще подмигиваю ему. Вопросы, особенно искренние, это просто прекрасно. Это значит, что человеку действительно интересно. — А почему палочку можно получить только в одиннадцать? — наконец спрашивает мой крестник. — Магия же проявляет себя с рождения, да? — Ну, таковы правила, — задумчиво отвечает Снейп. — Когда-то очень давно в магических семьях родители могли купить детям палочки хоть в два года и обучать их чему пожелают — школы тогда были не слишком популярны. В какой-то момент это стало очень опасной затеей для магического сообщества: волшебная палочка ведь направляет магию, можно сказать, собирает её в единый поток. Соответственно, вред, который может нанести злой или напуганный ребёнок, с помощью палочки возрастает в разы. Я имею в виду, это было опасно всегда, если не учишь ребёнка думать прежде, чем делать. А в то время как раз обострились конфликты с магглами, так что поводов было хоть отбавляй… В общем, после введения Статута о секретности, палочки подбирались детям только после появления их в школе. — И не было проблем? — удивляется Гарри. Мне ужасно интересно, поэтому я молча киваю, показывая, что поддерживаю его вопрос. Вот если бы так историю магии преподавали, я бы, может, на неё даже ходил… — Были, конечно. За закон голосовало большинство семей, которым ужасно надоело отмахиваться от попыток их убить просто за выход на улицу, и даже ограничение на использование волшебных палочек — не единственное, кстати — они, скрипя зубами, приняли в обмен на собственную безопасность. Но оставалось ещё меньшинство. Им не нравилось, что ограничивают именно их, а не воинственно настроенных магглов, хотя вина за конфликт действительно лежала на обеих сторонах. — Понимаю и тех, и других, — вставляю я. — Да и договориться всегда непросто, особенно если никто этого не хочет. А что было дальше? — Ну, случилась война. Тогда Косой переулок ещё не существовал в привычном виде, поэтому приобрести палочку просто так — как мы сейчас — было практически невозможно. Они всегда делались под заказ, а ещё в Британии этим занималось всего две семьи — как можно понять, процесс был полностью индивидуальный, если палочка и создавалась не для конкретного человека, об этом лучше всего было не говорить. Одна семья без проблем поддержала Статут и запрет. Но вторая сослалась на то, что волшебные палочки производятся и используются с пелёнок членами сообщества едва ли не с первых минут существования человечества, поэтому жить без этого аксессуара аж до одиннадцати лет они никому позволить не могут. Я ловлю себя на мысли, что слушаю, затаив дыхание. Судя по глазам Гарри, он тоже. И откуда только Снейп всё это знает? Может, в книге прочитал? Мне, правда, ни разу в жизни не попадалась подобная литература, но ведь это как будто ни о чем не говорит. — И в результате этой войны вторая семья была полностью уничтожена, — заканчивает Снейп. — У меня недостаточно информации, чтобы сказать, как и почему. Зато у потомка первой семьи мы находимся сейчас, поэтому выводы о здравии этой стороны спора можно сделать однозначные. Раздаётся лёгкий стук. Мы поворачиваемся одновременно. Владелец лавки, мистер Олливандер, стоит в проходе, держа в руках вазу с сушёными цветами — наверное, задел её, когда проходил мимо. Впрочем, он мог и подслушать — я, как большой любитель разного рода информации, отлично его понимаю. — Вы очень много знаете об этом, — с неожиданной ноткой гордости в голосе говорит он, внимательным взглядом изучая чужое лицо Снейпа. — Но мне всё равно есть что добавить к вашему увлекательному экскурсу. Первым, кто заговорил об ограничении на использование волшебных палочек, был как раз Джерейнт Олливандер — как вы можете догадаться, один из моих пращуров. У него был на это очень грустный повод. В квартале, где тогда жила их семья, не принято было приказывать детям, с кем им можно общаться, поэтому все играли и росли вместе — и маги, и магглы. Пока одному из магглов не показалось, что близнецы, дети Джерейнта, каким-то образом обидели его сына. На тот момент антимагические настроения в обществе крепли стремительно, поэтому он не стал разбираться в причинах детского конфликта и просто напал на детей. — И что случилось потом? — дрожащим голосом спрашивает Гарри, на которого пауза оказывает просто сокрушительное воздействие. — У них были палочки, да? — Были, — очень тихо соглашается мастер. — И они ими воспользовались. А, как правильно сказал ваш друг, палочка служит для того, чтобы собирать природную магию в один направленный поток. Скажем, солнце не убивает само по себе, находясь в небе, но стоит вам взять увеличительное стекло и даже случайно направить его в цель под нужным углом… В общем, детям было по шесть лет, они ещё не знали ровным счётом никаких заклинаний, но маггл погиб. И это, в целом, стало последней каплей как для магического сообщества, так и для немагического. Олливандерам пришлось бежать, бросив фамильный дом, а тогдашний, ещё весьма малочисленный Аврорат с ног сбивался, стирая память всем магглам без разбору. Остальное понятно. На этом он наклоняется к Гарри, изучая его взглядом. Мальчик вздрагивает, но остаётся на месте и ничего не говорит. В конце концов Олливандер улыбается ему и снимает с ближайшей полки тёмный футляр: — Будем считать, что я решил вашу загадку, не напрягаясь. Попробуйте эту. Красное дерево и перо феникса. Гарри стоит, не решаясь что-нибудь сделать. Обмен историческими фактами не напугал его, но явно довольно сильно обескуражил. — Попробуй сделать вот так, — я достаю свою палочку и показываю нужный жест, — и сказать Accipere flores! — это довольно простое заклинание, никак не взаимодействующее с окружающей средой, так что разнести магазин или навредить кому-то ты сможешь только при очень большом желании. Если что, я буду рядом. Гарри тянется к коробке, но очень медленно и неохотно. И я замечаю, как у него мелко дрожат пальцы. Не я один, кстати. — Вам не стоит бояться ей пользоваться. Палочка только выбирает волшебника, но управлять им не может. Позволю себе заметить, сэр, что вы пользуетесь неподходящей палочкой, — безо всякого перерыва Олливандер поворачивается ко мне. — Рекомендую вам её заменить. Я оборачиваюсь на Снейпа почти панически. Тот стоит рядом с Гарри, уже разглядывающим узоры на рукоятке своего нового приобретения, с интересом наблюдает за нашим диалогом и в ответ на мой взгляд только коротко кивает. Что-то здесь не так, но что именно — спрашивать не время и не место, поэтому я только обречённо говорю: — Да, я потерял свою палочку. Уже довольно давно. Он моментально теряет ко мне интерес и быстрым шагом идёт вдоль своих стеллажей, что-то бормоча себе под нос. И уже оттуда спрашивает: — А какая была ваша предыдущая, не помните? — Кизил и сердечная жила дракона, — отзываюсь я прежде, чем нахожу в голове мысль, что, может, стоило бы соврать. — Одиннадцать дюймов. — Необычно. Сильная, но при этом яркая, удобная и подстраивающаяся под любые изменения, — голос Олливандера звучит ужасно глухо отсюда. — Она хорошо подходила вам раньше? Потому что сейчас, мне кажется, не подошла бы. Что-то изменилось с тех пор, не так ли? Я толком не знаю, что на это ответить, поэтому молча жду. Через какое-то время мастер выходит обратно к прилавку, неся в руках стопку футляров, и открывает все, выкладывая их в ряд на столешнице. Это действие всколыхивает во мне полузабытые ощущения — мне почти одиннадцать, мы в очередной раз поссорились с мамой прямо на пороге «Флориш и Блоттс», но вернуться домой без палочки нельзя, и поэтому мы оба, красные от злости, стоим перед горкой футляров… Я перебираю предложенные палочки. Забавно, что взрослым волшебникам их не надо даже брать в руки, что бы там ни говорили. Просто коснуться — и палочка сама скажет, хочет ли она остаться с этим хозяином. Но пока ни одна не хочет. Это неудивительно. Возможно, тюрьма сломала меня сильнее, чем я думал. Остаётся последняя палочка. Ни на что не надеясь, я прикасаюсь к ней пальцами — и чувствую слабую вибрацию, будто палочка ожила в моих руках. Это ощущение такое необычное — в прошлый раз я просто знал, что палочка мне подходит, и ничего подобного не происходило. Потому оно и выбивает меня из колеи. Олливандер внимательно вглядывается в моё лицо, так что смену эмоций не пропускает. — Интересно. Кипарис и хвост саламандры, — говорит он будто в пустоту, глядя сквозь меня. — Знаете, она лежала у меня довольно долго. Не могла найти своего владельца. Я кладу палочку во внутренний карман куртки и зачем-то беру длинный узкий футляр, когда Снейп расплачивается и осторожно сграбастывает нас с Гарри за предплечья, собираясь аппарировать обратно в дом на Гриммо. На удивление, руки у него тёплые — я чувствую это даже через мантию. Мысли текут так медленно и в то же время хаотично, что это открытие вспыхивает искрой и моментально смешивается с тысячей других ощущений и слов. Я молчу. Не знаю, почему я молчу. — До свидания! — говорит Гарри, единственный из нас вспомнивший про правила приличия. — Удачи, мистер Поттер, — безмятежно улыбается старик — и, прежде чем я успеваю испугаться за наше прикрытие, старая лавка волшебных палочек исчезает в пространстве, сменяясь знакомой гостиной.