The sweets of sadness.

Сегодня Танака, не проснулся по будильнику, проспал. Оно и логично, учитывая то, как он сильно хотел вчера уснуть. Даже выпил немного снотворного, ибо он дико боялся, что все вчерашние события не сон. Со вздохом, он встал с кровати и направился в ванную, принять душ, да и заодно посмотреть время на кухне. Все еще сонный он взял будильник с тумбочки, и пробежал глазами по стрелкам, все ещё не соображая, что время гораздо больше пяти утра. Восемь часов утра и тринадцать минут. Гандаму нужно было, где то секунд десять, чтобы понять, что он опаздывает. Уже кажется, окончательно проснувшись, парень в панике одевался и завтракал, ибо он проспал на два часа, а его рабочий день начинается где-то в семь утра, если он правильно помнит. Закинув в рот последний кусочек утреннего печенья, и наспех покормив хомяков, которые не привыкли к такой торопливости и суете. Танака сделал глоток кофе и, наспех надев плащ , выскользнул из дома, предварительно заперев квартиру. Быстрым шагом, наверное, даже бегом он дошел до больницы Лилии Святой. Открыв широкую дверь, и попав в холл больницы, его опять ударил по лицу поток теплого воздуха. Немного сморщившись, он проскользнул в раздевалку, повесив плащ, и поправив шарф, он опять же полу-бегом добрался до своего кабинета и, проскользнув внутрь, начал заниматься привычной рабочей рутиной. Ну, заполнять психологический портрет пациента, и проверять тесты, которые те у него делают. Но тут его глаза наткнулись на папку, которая была в самом низу, тоненькая, и небрежно положенная. Имя на этой папке было именем человека, который в последнее время, а точнее со вчера, владел его мыслями. «Казуичи Сода, 17 лет» Немного постояв в растерянности, Танака вздохнул, и взял папку в руки, открыл с мурашками на спине, и сев за стул начал читать. «Психологический портрет: По словам Казуичи его мать умерла при родах, или что-то подобное, ибо провести беседу с отцом не удалось. Казуичи был регулярно под физическим насилием, моральным, а также у нас есть подозрения, что отец домогался до сына. В школе был подвержен унижениям со стороны одноклассников, учитывая то, что отец регулярно избивал его, то он, скорее всего, думал, что это нормально, и что так происходит в каждой семье. Но позже узнав это в 13 лет, он, наконец, понял, что отец обращался с ним ужасно, лишь потому, что, мать Казуичи, умерла при родах, хотя могла вполне сделать аборт. Также от самого Казуичи мы узнали, что отец сначала пытался быть хорошим отцом, ну, он им собственно и был до тех пор, пока Казуичи не исполнилось 6. После он опять вспомнил о матери Казуичи, и начал изливать свою злобу, чувство несправедливости, и горечь. В тринадцать он напоил отца и, связав, сбежал. За это его не судили. На вопросы об отце отвечает уклончиво, и крайне неточно. Скорее всего, врет, но допрашивать его не имеет смысла. Так как ему не составит труда солгать, а отца мы спросить не сможем, ибо невменяем он уже почти десяток, а наверное, даже и больше лет». Гандам пробежался глазами по странице, и нашел внизу пометку. «Бывший пациент М.Крикова, отстранен». Закрыв папку, Танака положил её на стол и, вздохнул, и услышал шаги. Тяжелые, звучные шаги, идущие к нему. Мысленно прочитав, наверное, уже молитв сорок, услышал скрип двери. В кабинет заглянула заведующая левым крылом, Эмилия. Хихикнув, она зашла в кабинет и, закрыв за собой дверь, улыбнулась. -Я тебя уже обыскалась, чуть в правое крыло не пошла. -Гандам облегченно вздохнул, перекрутив у себя в голове, уже все наихудшие варианты, для чего к нему зашла Милка. Кивнув головой, в знак того, что он её слушает, Танака встал со стула, и выпроводил, что-то щебечущую Эмилию, и встретив по дороге своего пациента, 7-ребенка, и его маму. Открыв перед ними двери, Танака кивнул сам себе, опять что-то считая в своей голове. Проведя с ребенком беседу, о том, что ему ну, никак нельзя оскорблять людей без причины. Мальчик дико злился, шипел, смотрел на Гандама исподлобья, но слушал его, понимая, что если не будет делать сего, то его мамочка, скорее всего его накажет. К концу приема, он подошел к Танаке и прошептал: Хомяки классные, хоть ты и нудила. -После чего махнул рукой и сказал тихое «Спасибо». Наконец, освободившись, он со скоростью пули понесся к раздевалке, дабы быстрее одеться, и наконец, попасть к….. Соде?.. Да, именно к Казуичи. За последние пару дней тот очень сильно сблизился с Казуичи. Выскочив из холла на улицу, от резкой перемены температуры защипало нос, а глаза заслезились. Но, не обращая внимания на это все, Танака быстрым шагом шел в сторону другой больницы, где лежал Казуичи. Наконец, подойдя к двери, Танака согнулся, дабы хоть немного отдышаться от своей беготни. Спустя две минуты, наконец, вдохнув полной грудью, Танака открыл дверь, ведущую в холл больницы и, зайдя, собственно туда. Гандам получил по лицу потоком теплого воздуха, а в замерзшие ноздри вдарил тяжелый запах медицинских приспособлений, и веществ, по типу медицинского спирта и, бинтов. Чихнув, от резких запахов, Гандам пошел к стойке, к невысокому мужчине, дабы записать то, что он приходил к Казуичи. Поставив подпись, он кивнул и, положив ручку обратно на стол, он пошел на второй этаж. Там лежат пациенты с переломами и ушибами и вывихами. Подойдя к нужной палате, Танака открыл дверь и, проскользнув в палату, он практически сразу был схвачен за затылок, и притянут к чьему-то плечу. Казуичи прижал его к себе, пламенно обнимая, в то время как Гандаму пришлось согнуться, чтобы тоже неловко приобнять Соду. Это конечно очень приятно, но у Гандама очень много вопросов к механику, ибо он хочет разобраться. В себе. В своих чувствах к Казуичи, в его чувствах к нему, в этой всей ахинее, под названием «Любовь». Наконец выбравшись из объятий Казуичи, Танака сел на кровать, и похлопав по месту напротив него, подзывая Соду и, слегка улыбаясь, чтобы ни спугнуть того. Когда Сода сел, ощущая, как в животе закручивается ледяной ком страха, он сказал лишь три слова, но заставил Гандама развеять сомнения. -Я люблю тебя. -Гандам опять поражается простоте Казуичи, хотя эта черта ему очень нравится, резко контрастируя с его характером и нравами. Танака берет Соду за подбородок, смотря тому в глаза, и слегка улыбнувшись, поцеловал его, переживая целый фонтан эмоций, от безумной радости, до экстаза, прижимая к себе Казуичи, и ощущая от него, то самое родное тепло