All the Young Dudes

После дня рождения Римуса время, казалось, пошло в несколько раз быстрее. Дни стали длиннее, и весна ворвалась в замок, заливая его солнечным светом и свежим воздухом после долгой зимы. Экзамены нависли над ними грозовой тучей, и Римус наконец преодолел свою тревожность касательно чтения в местах общественного пользования, проводя больше и больше времени в библиотеке. Вместо того, чтобы планировать новые розыгрыши и проделки, мародёры посвящали вечера отработке заклинаний и проверке друг друга на знание ингредиентов для зелий. Сириус и Джеймс относились к экзаменам очень серьёзно; для них это было соревнование. Хотя они оба отрицали бы это, у Римуса было чувство, что они защищали свою чистокровную честь — ведь от них все ожидали большего, и такое отношение к чистокровным семьям царило в школе даже среди учителей. Римуса это не волновало: даже если он не получал отличные оценки по всем предметам, всё равно справлялся лучше, чем когда-либо раньше. Он был даже рад, что у него нет семьи, которая давила бы на него. А вот давление на Питера становилось очень явным. Он был совсем не плохим учеником — даже преуспевающим в травоведении и астрономии, зачастую обходя даже Джеймса. Но он был нервным, и это обычно влияло на его работу, делало движения его палочки резкими, а заклинания — нечёткими. Питер не особо много говорил о своей семье, но получал от неё много писем, и Римус заметил, что Джеймс ходил на цыпочках вокруг этой темы. — Как много нам нужно сдать в этом году? — отчаянно спрашивал их круглолицый друг минимум четыре раза в день. — Питер, успокойся, — говорил ему Джеймс. — Всё у тебя будет в порядке; ты можешь всю теорию пересказать задом наперёд, тебе лишь нужно перенести теорию на практику. — Я не виню его в том, что он немного дёргается, — прошептал Сириус Римусу, когда двое других были вне зоны слышимости. — В семье Петтигрю было как минимум двенадцать сквибов — и это только в этом веке. — Сквибов? — Волшебников без магии, — терпеливо объяснил Сириус. — Знаешь, как в семьях маглов иногда рождаются волшебники? В обратную сторону это тоже работает — никто особо не любит об этом говорить. У моего пра-пра-дяди даже была эта сумасшедшая теория, что маглы подменяют наших детей на своих, чтобы проникнуть в волшебный мир. Естественно, у него были не все дома. — Понятно, — ответил Римус, делая вид, что понял всё, о чём говорил Сириус. — Из-за этого магия Питера такая… нестабильная? — Не знаю, — пожал плечами Сириус. — Может быть. Я не знаю, могут ли они действительно доказать, что предрасположенность к сквибам — это семейное. Но это причина, по которой Петтигрю больше не состоят в священных двадцати восьми. Римус тяжело вздохнул, даря Сириусу свой самый саркастичный взгляд: — Ты же знаешь, что я понятия не имею, что это такое. Сириус ухмыльнулся. — Откуда мне знать, Люпин, ты столько читаешь в последнее время. Приятно знать, что ещё остались какие-то вещи, которые я знаю, а ты нет. Римус фыркнул в ответ, снова глядя на свою работу. Сириус быстро продолжил, будто не хотел потерять его внимание. — Священные двадцать восемь — это самые чистокровные из чистокровных семей. Самые последние оставшиеся «незапятнанные» семьи. Римус снова бросил на Сириуса злобный взгляд. Тот поднял руки и поспешил объяснить: — Их слова, не мои! Ты знаешь, я не верю во всю эту херню про чистоту крови. — Ну да, — Римус поднял бровь. — Но что-то мне подсказывает, что семья Блэк первая в этом списке. — Вообще-то, — ответил Сириус с сияющими от смеха глазами, — первые — Абботы. Список по алфавиту. Римус застонал и вернулся к повторению зельеварения. *** Вообще, экзамены были не самым страшным из того, о чём Римусу стоило беспокоиться. Он был относительно уверен, что справится вполне сносно — он даже проверил экзаменационные правила (пять ярдов длиной) и убедился, что использование чар Скрибоклара для исправления почерка было не запрещено при условии, что учащийся может наложить чары самостоятельно. Римус использовал их с ноября, так что его это никак не волновало. Две вещи волновали Римуса больше, чем сдача экзаменов. Во-первых, его донимала угрюмая мысль, что ему придётся возвращаться в приют Святого Эдмунда в июне. Хотя он не был там всего несколько месяцев, разница между приютом и Хогвартсом казалась такой огромной, как разница между чёрно-белым кино и цветным. Пока другие ученики с радостью ждали предстоящих долгих и жарких каникул, когда они смогут отправиться за границу, расслабиться и выспаться, Римусу казалось, что его ждёт изгнание. Им было запрещено колдовать за пределами Хогвартса до семнадцати лет, а это означало, что Римус не только потеряет связь со своими друзьями, но и больше не сможет читать. Для него лето зияло впереди — пустое и одинокое, поделённое длинными болезненными ночами в подвале. И тут свою уродливую шерстяную морду показывала вторая проблема Римуса. Как и предсказывала мадам Помфри, когда Римусу исполнилось двенадцать, его трансформации стали гораздо, гораздо хуже. Этому не было объяснения ни в одной из прочитанной им книг, кроме ничего не проясняющих слов о подростковом возрасте и половом созревании. Если раньше он мог отделаться несколькими укусами и парой царапин — будто от игривого щенка, который не хотел и не мог по-настоящему навредить — то теперь он приходил в себя с глубокими яростными ранами, которые не прекращали кровоточить, пока Помфри не приходила к нему на помощь. Агония самого процесса обращения достигла практически невыносимого уровня, и зачастую его часами тошнило перед полным восходом луны. Вдобавок ко всему, Римусу приходилось дольше оставаться в больничном крыле, и ему становилось труднее и труднее объяснять причины своего отсутствия. Его друзья начали вслух рассуждать о причинах его загадочной болезни — иногда они предполагали, что он притворяется, чтобы не ходить на уроки, иногда дразнили, что он заразный. По крайней мере, в приюте у него не было друзей, которых волновало бы его отсутствие каждый месяц. Сириус тоже совершенно не радовался приближению летних каникул. Он становился непривычно тихим каждый раз, когда кто-нибудь упоминал эти каникулы, его взгляд затуманивался, краска покидала лицо. Джеймс пригласил их всех остаться у него в гостях, на сколько они захотят, — но Сириус всё равно был расстроен. — Ты же знаешь, что они никогда не пустят меня, — вздыхал он. — Не вешай нос, — Джеймс закинул руку ему на плечи. Они вдвоём сидели на большом диване в общей комнате, Питер сидел в кресле и пытался превратить банан в тапок. У него ничего не получалось. Римус лежал на животе на ковре перед камином. У него на спине была большая рана, которая никак не срасталась даже после всех стараний мадам Помфри, и теперь это была единственная поза, в которой ему не было больно. Однако Сириус был непреклонно настроен нос не поднимать. — Но ведь они не отпустят. Грёбаная свадьба Беллатрикс в июне, и, можешь быть уверен, меня заставят присутствовать от начала до конца. — Нас туда тоже пригласили, — вдруг заговорил Питер, поднимая взгляд от своего тапка, который оставался ярко-жёлтым и неприятно мягким. — Наверняка мы там увидимся. — Ага, здорово, — выдохнул Сириус так сильно, что его длинные волосы взметнулись. — Если до этого меня не превратят в жабу. Или не запрут в портрете на всё лето — они однажды сделали такое с Андромедой. С тех пор она никогда не была прежней, теперь ненавидит все волшебные картины. — После свадьбы, — сказал Джеймс, тактично пытаясь увести нить разговора от обсуждения семьи Блэк, — мы что-нибудь придумаем. Мы совершим побег, если придётся, я клянусь. Сириус улыбнулся Джеймсу, и Джеймс улыбнулся Сириусу. Язык их тел идеально отражал друг друга, и Римус почувствовал укол одиночества. Он знал, что в семье у Сириуса гораздо больше проблем, чем то, что он там белая ворона, ведь в сентябре Сириус показал ему свои шрамы, но для Римуса они были совершенно привычным и нормальным делом. Надзирательница иногда била его, если он выступал, и он часто получал указкой от своих магловских учителей — и у него не было причин думать, что домашняя жизнь Сириуса должна чем-то отличаться. Джеймс, конечно же, знал больше, чем он. Римус это знал, потому что это была единственная тема, на которую Джеймс не шутил с Сириусом — семья. Эти двое очень много разговаривали по ночам — Римус не единожды слышал, как Сириус плакал. Из-за этого ему хотелось наложить свои собственные заглушающие чары; он ненавидел звуки плача и редко ревел сам. — Ты тоже, Люпин, — позвал Джеймс. — Хм? — Римус оторвался от своих мыслей. Он осторожно выгнул спину и постарался не скривиться, когда боль молнией прошила его позвоночник. — Ты должен приехать и остаться на лето. У нас полно места, и мама не против. — Не могу, — Римус покачал головой, снова опуская взгляд в книгу. Его спина горела огнём. — Надзирательница меня не отпустит. Законная опекунша и всё такое, магловские законы. — Найдем, как это обойти, — уверенно ответил Джеймс. — Вы двое приедете, ладно? Я это устрою. Римус улыбнулся, но понимал, что Джеймс ничего не сможет сделать. Полнолуния выпадали на конец каждого месяца, как обычно, у него не будет даже свободной недели в конце лета. Да и к тому же Надзирательница ему правда не позволит. — Мне кажется, у меня получилось! — внезапно воскликнул Питер, поднимая свой ярко-жёлтый тапок вверх. — Молодец, Пит, — скучающе сказал Сириус. — Примерь, чтобы посмотреть, подходит или нет. Римус сел прямо, больше не в силах терпеть эту боль. Когда он выпрямился, почувствовал тёплую струю крови, пробежавшую по спине и собравшуюся в поясе его брюк. Испугавшись, он быстро поднялся на ноги. — Фу-у-у! — вскрикнул Питер, вытаскивая из тапка ногу, покрытую склизкой банановой кашей. Джеймс взорвался смехом, очки на его носу перекосились: — Он же пошутил, Пит! Тебе пора перестать творить всякую чушь, только потому что мы тебе говорим. — С тобой всё нормально, Люпин? — вдруг спросил Сириус. Римус топтался на месте. Ему срочно нужно было попасть в больничное крыло, но он понятия не имел, как это объяснить. — Да, просто… я, наверное, пойду, прогуляюсь. — Куда? Уже почти отбой, — у Сириуса загорелись глаза. — Что ты запланировал? — Нет, нет, ничего… я просто хочу… — Мы тоже пойдём! — Джеймс тоже поднялся. — Я возьму мантию. — Нет! — вскрикнул Римус. Они все застыли, даже Питер, который был занят тем, что выковыривал остатки банана между пальцами. — Я… — Римус запнулся. — Мне нехорошо. Я просто пойду к мадам Помфри, вот и всё. — Ладно, как скажешь, — Джеймс примирительно поднял руки. — Успокойся. Хочешь, мы тебя проводим? — Я пойду, — быстро сказал Сириус. Он поднялся с дивана и взял Римуса за локоть, утаскивая его к выходу из комнаты, пока остальные не успели ничего сказать. — Сириус… — начал Римус, как только они вышли в пустой коридор. — Всё нормально, Люпин. Я просто провожу тебя туда. Я не пойду с тобой внутрь, ничего такого. Римус непонимающе на него посмотрел, затем кивнул и пошёл так быстро, как только позволила больная спина. Теперь он достаточно хорошо знал Сириуса, чтобы понять, что переубедить его не удастся. Питер мог поддаться страху и убежать обратно. Джеймс мог уважительно отнестись к его желаниям. Но Сириус… Сириусу всегда нужно было додавить. — Ты в порядке? — спросил он, внимательно оглядывая его. — Ты идёшь как-то странно. — Мне нехорошо, — повторил Римус сквозь сжатые зубы. Он надеялся, что Сириус просто решит, что он злится на него, и не поймёт, что это была злость от боли. — Окей, — покладисто ответил тот. Они продолжили идти в тишине. Когда наконец дошли до больничного крыла, остановились, неловко замешкавшись в коридоре на несколько секунд. Яростные янтарные глаза Римуса встретились с холодными голубыми глазами напротив, будто бросая вызов задать вопрос. — Надеюсь, тебе станет лучше, — лишь сказал Сириус. — Можно мы навестим тебя завтра, если ты не вернёшься? — Наверное, — с опаской разрешил Римус. Он попытался пожать плечами и скривился. Лицо Сириуса не дрогнуло. — Береги себя, Люпин, — тихо сказал он, развернулся и поспешил обратно по коридору. Римус смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за углом. У него было странное чувство, что Сириус обернётся в конце коридора. Когда тот не обернулся, Римус был странно разочарован, хотя мог бы знать заранее — Сириуса Блэка нельзя назвать предсказуемым. Он вздрогнул — то ли из-за набирающей обороты боли, то ли ещё почему-то и открыл дверь в больничное крыло.