All the Young Dudes

У Римуса не было брата — по крайней мере, он не знал, был ли у него брат. Наверное, его мама могла заново выйти замуж и родить несколько хорошеньких не-волшебных не-монстров. Ему казалось, что это совсем не его дело; он принял свою участь давным-давно. Джеймс тоже был единственным ребёнком в семье, и это, возможно, в какой-то степени объясняло его высокомерие и уверенность в себе. Сириус говорил о родителях Поттера так, будто они святые, но они явно избаловали своего сына. У Питера была старшая сестра, которая уже закончила Хогвартс. Она училась на Пуффендуе, и Питер не особо много о ней говорил. Она поступила в магловский университет, что, по всей видимости, считалось верхом неприличия. Наверное, поэтому никто не мог по-настоящему понять того, что происходило между двумя братьями Блэк, и никто не воспринимал это всерьёз. Всё началось утром следующего дня после распределения. За завтраком Регулус получил подарок от своих родителей — новенького красивого филина. Это стало наградой за поступление на правильный факультет. Мародёры узнали об этом благодаря Северусу, который злорадно прочитал письмо от их родителей вслух, да так громко, чтобы было слышно за столом Гриффиндора. Сириус продолжал пялиться в свою кашу, не поддаваясь на провокации, но Римус увидел, что щёки Регулуса полыхают, и он пытается выхватить письмо из рук Снейпа. — Родители снова конфисковали твою сову? — прямолинейно спросил Питер. Сириус резко кивнул. — Сказали, что я получу её обратно, когда вспомню свои обязанности перед семьёй и начну вести себя как «истинный Блэк». Плевать, мне не нужна сова. — А что конкретно предполагают твои обязанности перед семьёй? — громко начал рассуждать Джеймс, чтобы его услышали за столом Слизерина. — Расхаживать по замку с такими придурками, как Нюниус и Мальсибер? Жениться на своей двоюродной сестре? Сириус наконец поднял на Джеймса взгляд, и его лицо стало благодарным и озорным одновременно. — О да, — серьёзно ответил он так же громко, как Джеймс. Снейп, Регулус и большинство слизеринцев, которые их слушали и до этого смеялись, теперь затихли, презрительно глядя на гриффиндорцев. Питер слегка поёрзал. — Кровосмешение и идиотизм — ключевые компоненты моего семейного наследия. И конечно же издевательства над детьми младше себя, ложь, заговоры и подкупы, чтобы добиться власти… — Что ж, друг, прости, что говорю это тебе, — со смехом ответил Джеймс, — но мне кажется, ты совсем не похож на члена семьи Блэк. — Батюшки, — рука Сириуса взметнулась к сердцу в притворном удивлении. — Кто же я тогда такой?! — Это же очевидно, — пожал плечами Джеймс. — Ты — мародёр! Сириус засмеялся, как и многие гриффиндорцы, сидящие поблизости. Римус увидел, что Северус тянется за своей палочкой, и быстро выхватил свою, готовый дать отпор и быстро вспоминая все проклятия, которые знал, чтобы как можно быстрее его остановить. Но Регулус пихнул Снейпа локтем и пробормотал: «Всё нормально». Римус был уверен, что он единственный гриффиндорец, кто это услышал. — Пойдёмте, — поджал губы Северус. — Нам лучше убраться подальше от этой грязи, если мы не хотим, чтобы завтрак полез наружу. Джеймс с Сириусом только громче засмеялись. Снейп вылетел из зала, Мальсибер и новый первогодка Барти Крауч у него на хвосте. Регулус задержался, нервно переводя взгляд со своих новых друзей на брата и обратно. Новый филин сидел у него на локте, поглядывая вокруг равнодушным снисходительным взглядом. Регулус сделал шаг в сторону Сириуса. — Ты можешь брать его, если хочешь, — тихо сказал он. — Я просил её ничего мне не присылать, но ты же её знаешь. — Да, — фыркнул Сириус. — Я знаю. Они оба смотрели друг на друга какое-то время, и Римус не мог понять, пытались они переглядеть друг друга или найти слова, чтобы сказать что-то трудное. — Слушай, прости, ладно… Ты же знал, что я попаду в Сли… — начал Регулус, но Сириус быстро перебил его, вскакивая с места. — Мне не нужен твой филин, — скованно сказал он, глядя сквозь брата. — Если мне нужно будет отправить письмо, я просто возьму сову Джеймса. С этими словами он прошёл мимо Регулуса и направился к выходу. Джеймс, Римус и Питер поспешно поднялись и последовали за ним. Римус незаметно оглянулся на Регулуса, который побледнел и выглядел так, будто ему холодно. После этого Римус особо не думал о Регулусе — линия между братьями была начерчена, и их обязанность как мародёров была поддержать Сириуса. Кроме того, они были крайне заняты, когда снова начались занятия. На этот раз Римус ответственно подошёл к учебе в полную противоположность своему поведению в прошлом сентябре. Он с интересом читал учебники, отвечал на вопросы учителей на уроках и выполнял домашнее задание, как только его задавали. Он стал образцовым учеником по всем предметам, кроме зельеварения. Он так и не забыл того, что прочитал в прошлом году о людях с его проблемой. Дела у них шли не очень хорошо, когда они выпускались из школы. Те глупцы, которые регистрировались в реестре, сразу же были исключены из претендентов на практически любую приличную волшебную должность. Ему придётся стать лучшим из лучших, и даже этого может быть недостаточно, но у него ещё шесть лет впереди, чтобы приложить все усилия. Его учебное вдохновение также подкреплял ещё один компонент — Сириус. Ну, вообще-то, Сириус и Джеймс, но главным образом Сириус. Римус не то чтобы сомневался, что Сириус считает его своим другом — но он всерьёз сомневался в том, что Сириус относится к нему как к равному. Тот возмущённо отрицал все убеждения семьи Блэк о чистоте крови, но при этом нередко бросал едкие комментарии о семейном проклятии сквибов, которое, кажется, преследовало семью Питера. Это всегда происходило у Питера за спиной, и Римус боялся думать, что Сириус говорил о нём. Ещё в первый семестр своего обучения в Хогвартсе Римус быстро понял, что если ты «полукровка», то тебе доверяют меньше, чем остальным волшебникам. Например, слизеринцы недолюбливали всех учеников с какой бы то ни было магловской историей, поэтому Марлин Маккиннон, чей отец был маглом, для личной защиты раньше всех в их группе в совершенстве овладела проклятием натравливания призрачных летучих мышей. Лили Эванс не грозили нападки, когда Снейп был неподалеку, но было видно, что большинство учеников считают её выскочкой, учитывая обстоятельства её рождения. Сириус никогда не говорил ничего подобного, но у Римуса было чувство, что превосходные достижения в учёбе являются для Сириуса подтверждением, что его магия каким-то образом лучше. И Римус остро хотел доказать, что это не так. Это стало для него самого сюрпризом: никогда раньше в нём не было духа соревнования. Но, с другой стороны, раньше у него никогда не было возможности посоревноваться. Конечно, для Римуса всегда будет существовать одно непреодолимое препятствие, и в сентябре 1972 года оно выпало на конец месяца. Римус как всегда боялся наступления полнолуния, и за несколько дней не забыл упомянуть, что чувствует себя нехорошо, чтобы подготовить своих друзей к предстоящему отсутствию. На самом деле он никогда не чувствовал себя лучше. Несмотря на то, что трансформации ухудшились, и ему требовалось больше дней на восстановление, Римус отметил, что с ростом луны он также набирал силу. Он всегда был зверски голоден, его восприятие обострялось, его магия становилась тяжёлой и густой, словно сироп на языке, и он почти не спал. Вместо этого он проводил ночи за книгами, пытаясь не обращать внимания на приглушённые перешёптывания Сириуса и Джеймса на соседней кровати. Он вовремя пришёл в больничное крыло, и мадам Помфри с Макгонагалл как всегда проводили его до укрытия под Гремучей Ивой. Они в молчании дошли до места назначения, но, как только Римуса заперли в хижине, он услышал, что женщины заговорили по пути назад к замку. Они, видимо, не осознавали, что он их слышит — что его слух лучше, чем у большинства людей, особенно в ночь полнолуния. Мадам Помфри жаловалась на лечение Римуса во время летних каникул. — Весь покрыт ранами! Я не могу закрыть глаза и позволить ему вернуться туда, Минерва! Это противоречит всем моим убеждениям как целителя. — Я понимаю, Поппи, — резко ответила Макгонагалл. — Это довольно сложный вопрос — когда мать Римуса отдала его под опеку магловских органов, она всё очень усложнила… Действовать нужно очень и очень осторожно. Я обязательно поговорю с Дамблдором. — Он такой тихий ребёнок, всё держит в себе, никогда не жалуется, даже когда ему наверняка безумно больно… Больше Римус ничего не услышал, они отошли слишком далеко по туннелю, и его собственные крики заглушили все остальные звуки. *** Утром Римус пришёл в себя, хватая ртом воздух, будто бы родившись заново. На его теле не было ни единого сантиметра, который бы не болел — голова гудела, в глаза будто воткнулись десятки иголок; шея и плечи, по ощущениям, превратились в рваную резину; дышать было тяжело. Каждый вздох простреливал болью всё тело, и он сильно потел, даже несмотря на то, что воздух был довольно прохладным. На животе красовалась глубокая царапина, при виде которой ему хотелось блевать. Он уже потерял много крови, но она всё никак не останавливалась, густая и красная как вино. Он полудополз-полудотащил себя через комнату до коробки с экстренным набором препаратов, спрятанным под дощатым полом. Он достал марлю, потратив на это всю оставшуюся энергию, и изо всех сил прижал её к тёмной ране. Он вскрикнул от боли, но продолжил прижимать. Его дыхание стало быстрым и поверхностным, хотя даже такое причиняло боль. Закружилась голова, захотелось свернуться в комок и уснуть. Нельзя, яростно одёргивал он себя, не спи или сдохнешь, идиот. Тогда сдохни, — вдруг раздался тихий голос на краю сознания. — Так будет гораздо проще. Для тебя. И для всех, — Римус покачал головой. Это был очень добрый и мягкий голос — будто мамин. Он сжал зубы и прижал марлю к ране сильнее. Страдая, он задумался: а что, если этот голос прав. Может, он цепляется за жизнь, которая никогда его не хотела, которая и не стоила того, чтобы её проживать? Что, если он действительно умрёт? Что, если он просто закроет глаза? Может быть, лучше сделать это раньше, чем позже. Он закрыл глаза, тихо выдыхая. — Римус? — вежливый стук мадам Помфри в дверь раздался как всегда вовремя. Он его проигнорировал, у него совсем не осталось сил. Он положил голову на тёмные доски пола и ослабил давление на рану. Он так устал. — Римус! — дверь распахнулась, и внезапно медсестра очутилась рядом с ним на коленях. — Уйдите, — пробормотал он, не открывая глаз. — Отпустите меня. — Ну уж нет, молодой человек, — сказала мадам Помфри — с таким пылом, что несмотря на своё жалкое состояние, Римус засмеялся, но тут же скривился, машинально прижимая руку к груди. Ведьма-медсестра направила палочку на его открытую рану и залатала в считанные секунды. Затем она проверила место, за которое он схватился. — Сломано ребро, — пробормотала она. — Бедняжка, — она снова взмахнула палочкой, Римус почувствовал странный хруст в грудной клетке — и боль вдруг ушла. Он открыл глаза и посмотрел на неё. Она старательно укутывала его пледом. — Так-так, — прошептала Помфри, хотя они были совершенно одни. — Что это ты удумал — так меня пугать, а? — её голос был таким тёплым, а пальцы такими ласковыми. Очень осторожно она обняла его. — Мы не можем тебя потерять, Римус. Пока я в Хогвартсе, этого не случится. — Больно, — прошептал Римус. Она обняла его крепче, и что-то щёлкнуло у него внутри. Впервые за очень долгое время Римус заплакал. И это было не просто несколько всхлипов; пока милая, добрая медсестра держала его у себя на руках, он обнимал её в ответ и рыдал как младенец. *** Ему пришлось провести в больничном крыле целых два дня. Царапина на его животе стала не единственной проблемой той ночи, пусть и самой худшей. Заклинаний мадам Помфри хватило, чтобы остановить кровотечение достаточно надолго, чтобы вытащить его из хижины, но ему были нужны покой и тишина. Она регулярно давала ему снотворные зелья, и он выпивал их до дна без малейшей жалобы, предпочитая оставаться без сознания. Мародёры заходили, пытаясь навестить его, но по просьбе Римуса мадам Помфри им отказала. Она отпустила его только поздним утром пятницы. — Я напишу объяснительную для учителей, они не будут ждать тебя на уроках. Сейчас ты пойдёшь прямо в свою спальню и сразу ляжешь, понятно? Возвращался в башню он медленно, выбрав более длинный путь, чем обычно, и думая о своей Карте — он обязан снова начать над ней работать, он вычитал кое-что очень интересное — о каких-то Гомункуловых чарах. Добравшись до спальни, Римус заполз на свою кровать, закрыл занавески и улёгся на спину. Лучи солнца пробивались сквозь щели в ткани, освещая галактики пылинок. Было достаточно тепло для сентября, и кто-то оставил окна открытыми нараспашку, впуская в комнату свежий воздух. Ветерок колыхал занавески, то вдувая их внутрь, то выдувая наружу. Он сонно наблюдал за этим какое-то время — внутрь и наружу, будто он находился внутри лёгкого. — Люпин! — резкий голос разбил его спокойствие вдребезги. Сириус раскрыл занавески, заливая небольшое пространство светом, Римус зажмурился. — Архг, чего? — застонал он, прикрывая глаза. — Прости, — Сириус нервно потёр руку. — В чём дело? — Римус, мне нужно тебе кое-что рассказать. Несколько длинных секунд они молчали. Римус лежал на кровати, слишком уставший, чтобы сидеть прямо. Он вздохнул. — Ну? — Джеймс! — отчаянно воскликнул Сириус. — Он… он хочет с тобой поговорить. — …Что? — Это… чёрт, это сложно сказать, Люпин… — О чём ты вообще? — Он знает! Джеймс знает! И он хочет тебя спросить! Римус резко сел прямо, его желудок сделал сальто. — Он… он что? Знает что? — О твоём… ну, знаешь. Куда ты уходишь. Каждое полнолуние. Римус уставился на Сириуса. Он не знал, что ему делать. — …Ты знал. — Я знал, — подтвердил Сириус. — Как давно? — С Рождества. Я… я не хотел ничего говорить. Не хотел усложнять тебе жизнь. Римус не мог вымолвить ни слова. Сириус нетерпеливо покачал головой. — Но Джеймс тоже догадался, этот придурок, и теперь он решил, что мы все должны спросить тебя прямо. Мне правда очень жаль, я пытался его отговорить, но ты же знаешь, какой он упрямый. — Ага, — выдавил Римус, слишком резко наклоняясь вперёд. Он уронил голову на свои руки. Вот и всё. Он вот-вот всё потеряет, всё, что хоть что-то для него значит. — Всё хорошо… я думаю, всё будет хорошо, — сказал Сириус. — Как? — Римус поднял голову, горя от ужаса. — Можно уже собирать вещи. — Нет! Не надо. Слушай, он просто хочет поговорить с тобой, он не хочет идти к Дамблдору или что-то ещё, разве это ничего не значит? Но Римус уже поднялся с кровати, открыл свой чемодан и начал кидать туда свои вещи. Ему наверняка придётся уехать сразу же; наверняка ему даже не дадут собраться. Разрешат ли оставить волшебную палочку? Он к ней очень прикипел, да и принадлежала она его отцу, значит, была его по праву. Возможно, разрешат, если он пообещает, что будет накладывать с её помощью лишь чары для чтения? — Римус! — Сириус схватил его за плечо. Он дёрнулся, но только потому, что ожидал боли. Тёмные голубые глаза Сириуса вперились в него, и он попытался отвести взгляд. — Послушай меня, — очень спокойно сказал Сириус. — Просто подожди, ладно? Просто подожди и посмотри, что скажет Джеймс — он твой друг. Мы мародёры, все мы! — Чушь собачья, — Римус отпихнул его. — Это просто чушь собачья. Вы двое мародёры, ты и он. Мы с Питером всего лишь ваши питомцы из жалости, — он схватил свою пижаму с края кровати и закинул в чемодан. — Я не настолько идиот, Блэк. Наверное, мне и правда лучше вернуться туда, где мне и место. Это был первый раз, когда Сириус не мог ничего ответить. Но опять же, это был первый раз, когда Римус так много ему высказал. Его губы дёрнулись раз или два, будто он хотел что-то сказать, но не мог. Римус продолжил собирать вещи. — Просто подожди, — хрипло сказал Сириус, выходя из комнаты. — Просто подожди и послушай, что он скажет.