Полувзгядами и полусловами

Ханджи была умной женщиной. Она сразу заметила, когда Леви оторвал свой взгляд от неё и направил на хрупкую фигуру девочки-хохотушки с солнцем в глазах. Он смотрел так, как никогда ни на кого не смотрел — жадно, с ярким восхищением и щемящей нежностью. Влюбленно. Ханджи знала этот взгляд, Ханджи смотрела таким же в широкую спину мужчины, который однажды случайно не стал её. Изменить этого было уже нельзя. У Леви было по-другому. Леви был влюблён. Так сильно и искрене, до острой боли под рёбрами (там, где у него принципиально не было сердца) и холодной ненависти к миру. Это была болезненая любовь. Для самого Леви. Ханджи видела. Заметила ещё когда чужой тяжёлый взгляд прикипел к юркой фигурке девочки-хохотушки, рассекающей небо так, словно она в небе и родилась (будто летнее солнце, случайно упавшее на землю и потерявшееся прямо здесь — на пыльных дорогах и провонявших смрадом смерти картофельных (и не только) полях), а грубые ладони так и не потянулись ухватить тонкие запястья, не притянули ближе, не брали что желали, и не касались даже. Леви всегда получал, что хотел. Леви не умел проигрывать и отступать. Это было константой его жизни, неоспоримым и нерушимым правилом. Было. Теперь он открыто признавал поражение и отступал. Отступал как можно дальше, чтобы ненароком не задеть хрупкую картофельную девочку, переломив своей неосторожностью её пополам. Он был влюблён и боялся сломать это. Боялся, что смерть, вечно таскающая по пятам, наткнётся вдруг на маленькую охотницу, потушит её смех, оборвёт и без того ломкую жизнь, а потом просто заберёт с собой. Как забирала всех, кто шёл с ним рука об руку. Ханджи впервые видела его таким — человечным. Это было страшно. Страшнее, чем Титаны и война за выживание, хуже, чем в очередной раз возвращаться ни с чем и мёртвыми товарищами за спиной. Но она не могла ничем помочь, и от этого становилось порой так тошно. Любовь — сильная и чистая, та, которую называют «настоящей», и та, которая навечно, на всю жизнь и посмертие — приходит с болью и страхом, с испытаниями для собственного сердца, с единственными вопросами на сухих измученных устах — «надо ли?» и «сможешь?» («потянешь на всю жизнь-то?»). Ханджи знала это, лучше других знала. Ханджи не потянула (ошиблась, оступилась как-то, а сил удержать и удержаться не хватило). У Леви всё по-другому. Он сильнее, уверенее, твёрже. Сможет. Ханджи хороший друг, чтобы верить в него до глубины души и последнего вздоха. Как и должна. Ханджи умная и влюбленная женщина. Нет ей места в чужой кровати, на белых и неизменно холодных простынях. Она не приходит больше в душный кабинет с бутылкой вина и не смеет совсем отдаваться чужому мужчине. Леви смотрит мимо неё, Ханджи следит за его взглядом и улыбается. Она замечает первую и настоящую влюбленность в чужих солнечных глазах раньше, чем Леви осознаёт свои чувства.