Полувзгядами и полусловами

Любить кого-то странно. Непривычно, волнующе и немного горько. Или такой бывает только первая влюбленность? (Будет прекрасно если так. Говорят же, первая любовь — сладко-горькая, счастливая-счастливая да болючая-болючая. А ещё запоминается навечно). «Быстрее бы прошла» — думает Саша, прилипая взглядами к юркой фигуре капитана, который непонятно какими судьбами шатается по душным казармам. Женским. А раньше ведь и носу не казывал. — «Чего только потерял? Тиран чёртов». Хмурится, переступает с ноги на ногу, высказывая своё недовольство тихим сопением, да жмётся к холодной стенке. Отбой был полчаса назад, с патруля отпустили почти сразу, а в душевых было полно народу. И вот когда она уже развалилась на прохладных простынях, млея и проваливаясь в сон, пришел этот…начальник, проводить непонятные махинации. «Чего надо-то?» — мысленно стонала Саша, желая поскорее вернуться в царство морфея, и также мысленно просила. — «Проваливай уже. Нет здесь ничего». Но драгоценное начальство не спешило внимать её мольбам, а продолжало спокойно себе расхаживать между койками и нарушать местное спокойствие. Саша не выдержала через секунду, ткнула острым локтём Имир под рёбра и тихонько спросила:       — Чего ищет-то?       — Говорят, кто-то догадался что-то умыкнуть из лаборатории майора. Вот теперь проверяют каждого, — так же тихонько отозвалась подруга, а стоящая рядом Криста испуганно пискнула.       — Умыкнуть у майора Ханджи?! Саша перевела на неё озадаченный взгляд — (что там такого, в этой лаборатории, что аж страху наводит?) — пока Имир отделывалась согласным хмыканьем. (Она вообще-то там была, в лаборатории, всмысле, и ничего такого не увидела. Если честно, у бабушки в старых сенях поинтересней было, чем вот это вот всё. Ханджи, правда, не адекватней бабули будет). Потом снова прилипла глазами к широким плечам, лохматому затылку и ровной спине. Вздохнула. Красивый. Очень. Саше на самом-то деле не с чем сравнивать — в красоте она не разбиралась, в мужской — особенно. Охотников не учат заглядываться на смазливые лица, охотники считают успехи по шрамам и удачным охотам. Тот, кто ни разу не умер против медведя, прокормит семью. А что ещё для счастья надо как не сытая жизнь? Правильно, ничего. Капитан Леви, к слову, не проиграл ещё ни одного боя. Ни разу. Сражения на войне же можно считать за удачную охоту? (Хорошо, если так. Тогда капитан — завидный муж. Такого привести домой будет радостью, отец будет гордиться, мать счастлива. Хорошо будет). В горле потух печальный вздох.       — Браус, — раздался над головой мрачный голос. Саша моргнула, встречаясь с тяжелым взглядом жутких глаз. Вздрогнула испуганно, окончательно вжимаясь в холодную каменную стену, но рта не раскрыла. То ли от страха, то ли ожидая ударов. (Если капитан подбирается ближе трёх шагов — будет бить. Истина истин). Успела только подумать — «страшно».       — Браус, — снова позвал Леви. Саша икнула и тихонько пропищала:       — Да, сэр?       — Отлипни оттуда, — тоном нетерпящем возражений, бросил тот и пригвоздил к полу взглядом похлеще предыдущего. Саша растерянно моргнула, послушно сделала шаг вперед, буквально отдираясь от стены. Замерла, настороженно и с непониманием поглядывая на статную фигуру. Должно быть, сейчас отчитывать будет, изверг. «Я же не могла замарать стену?» — испугалась Саша; а за что её ещё можно было ругать? Правильно, только за нарушение эстетических взглядов начальства на чистоту. Но капитан совершенно не торопился извергать уничижительные речи на чью-то лохматую голову, только зыркнул жутко. А потом и вовсе развернулся и пошел прочь. «Пронесло?» — запоздало выдохнула, когда в казарме вновь закипела жизнь. — «Правда пронесло?»       — А стенка-то холодная, — хитро шепнула на ухо Имир. Саша посмотрела на неё, ловя глазами лукавую улыбку. В груди кольнуло. Любить кого-то, и вправду, сложно. Хоть бы такой была только первая влюбленность. Хоть бы.