Сборник "Сны-видения": всего понемногу.

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Какие его губы на вкус?        Всегда ли он так сосредоточен и холоден?        Бывают ли моменты, когда губы трогает улыбка? Или же издёвки по поводу роста преследуют до сих пор?        Может, оттого Ёнхун и не спешит знакомиться с парнем, что день за днём приходит в клуб, заказывает парочку безалкогольных коктейлей, а потом выходит на площадку, где неизменно оказывается в центре, среди танцующих лучше всех.        Может, потому Ёнхун любит этот клуб за то, что в центре всегда оказываются лучшие, а не те, что понаглее, как в других.        Он наблюдает издалека, прикидывает, кто он, о чём думает, где работает или учится, но всё это лишь домыслы и пустые фантазии.        Потому что в мыслях Ёнхун уверен, что за каменным спокойствием кроется вулкан страстей. В том, что объект наблюдения нетрадиционной ориентации, Ёнхун понял ещё в самом начале, хотя парень не горланил об этом на весь клуб и не позволял себя лапать, но Ёнхун привык высчитывать таких, как он сам.        Он немного завидует бармену, который наливает коктейль, слыша срывающееся дыхание после серии танцев нон-стоп. Чёрт возьми, он готов душу продать за то, чтобы знать имя этого невысокого и гибкого парня.        — Эй, Хванун, как насчёт батла?        Хванун. Так вот какое имя носит его мокрая фантазия.        Ёнхун давно уже вышел из того возраста, когда сны неконтролируемо валятся на его уставшее тело. Но с Хвануном это не работает. ВОТ НИКАК!        Во сне ему слышится сбившееся дыхание, вкус лёгкой ухмылки и обдающий кипятком взгляд с поволокой. И будь он проклят, если не жаждет новых снов, чтобы увидеть поджимающиеся мышцы живота, ходящую ходуном грудную клетку, предоргазменую дрожь и бесстыдность разведённых бёдер.        До безумия хочется окольцевать поцелуями тонкие запястья и получить в ответ восторженный взгляд, которому Ёнхун поддастся, даже если сманит в болотную топь.        Хванун вряд ли догадывается, как будоражат его черты и движения, приковывая взгляд. Как жаждут прикасаться к нему, изучая язык тела. А если бы знал, выписал бы запретительный лист, а то и упёк бы за решётку.        — Охрана, драка в коридоре, ведущему к уборным.        — Принял.        Ёнхун встряхивается, отправляясь разнимать очередных драчунов, решивших, что алкоголя в их крови достаточно для подвигов. Драка оказывается нешуточная, и вдвоём с напарником растащить четверых дерущихся оказывается не так-то просто. Они с напарником оказываются втянуты в потасовку, где кулаки не промахиваются, а носки ботинок находят цель будто по системе наведения. Разнять свалку выходит только подоспевшей парочке охранников, которых прислал менеджер.        Драчунов выставляют прочь из клуба и вносят в чёрный список, который тут же отзывается уведомлением в телефоне. Напарнику досталось больше, и над ним хлопочет бармен, который в своё время дошёл до интернатуры, но по каким-то своим причинам забросил учёбу.        Ёнхун же направляется в уборную и выкручивает кран, подставляя под холодную воду саднящие руки, а потом ополаскивает разбитое лицо, разглядывая полученные рассечения и прикидывая, смогут ли девочки из подтанцовки загримировать его до конца смены или же придётся светить лейкопластырями.        — На сегодня свободен, шеф вызвал сменщиков. Если будет трещать голова, выпей таблеток и отоспись дня два, пусть лицо подзаживёт, а там девочки заштукатурят, — менеджер почти спокоен, но от Ёнхуна не ускользает, что стёкла очков треснули — значит, и ему прилетело.        — Понял.        Отоспаться неплохо, давно как-то не выходило, всё брал дополнительные смены, чтобы наконец приобрести давнюю мечту — гитару. А теперь есть повод и в деньгах не потерять и отдохнуть. А разбитое лицо — не такая уж и большая плата, если по правде.        Есть что-то завораживающее в том, как по белому фаянсу стекает смешанная с водой кровь. Он смотрит, как жидкость закручивается и ныряет в сток, и не сразу понимает, что рядом кто-то стоит. А когда понимает, его обдаёт жаром раскалённой магмы от искреннего беспокойства в глазах напротив.        — Больно?        — Чего греха таить, неприятно.        — Возьмите, — Хванун протягивает ему платок, но из-за того, что Ёнхун застывает, просто прикладывает его к глубокой ссадине на скуле.        Невинное прикосновение не способно утолить тактильный голод, но Ёнхун боится прикрыть глаза, чтобы не упустить, чтобы запомнить все переливы эмоций и чувств в чужом мягком взгляде, совершенно не похожем на тот, которым Хванун удостаивает соперников на танцполе.        Они так и стоят, и Ёнхуну чертовски хочется продлить это мгновение, даже если после этого наступит конец жизни на земле.        — Вы всегда так смотрите…        — Как? — Ёнхун не спрашивает, почему «всегда». Знает ответ, и по лицу Хвануна понимает, что тот не настолько замкнут в себе, чтобы не видеть, как из вечера в вечер на него пялятся.        — Будто я главная ценность вселенной.        Ёнхуну нечего сказать, он лишь растерянно пожимает плечами и опускает взгляд, не в силах смотреть на беснующуюся бездну в тёмных глазах напротив. Словно внутри Хвануна не просто вулкан, а целая цепь, замкнутая в круг. Он попал в ловушку и не знает выхода, но если признаться честно, и не жаждет его отыскать.        — По кофе? — без особой надежды спрашивает Ёнхун.        — Лучше уж сразу завтрак в постель, — хитро улыбается Хванун и закусывает губу.