— Что с твоими глазами? — надрывным голосом спросил Какаши, получив удивленный взгляд от девушки. И лишь спустя пару секунд, к ней пришло запоздалое понимание, что тот имеет в виду. Ами встретилась глазами со своим капитаном, ощущая, как неприятный холодок проходится по спине. И том взгляде всего за одну секунду она смогла разглядеть все то, что боялась увидеть больше всего. Месяца, потраченные на попытки завоевать доверие и признание, стали рушиться на глазах, оставляя после себя лишь сплошное отчаяние и ненависть.
Она ощущала.
Ощущала, что видит все под непривычным углом, а это говорило лишь об одном: Орочимару не упустил своего шанса разрушить то, к чему она стремилась годами.
Холодный взгляд Какаши неприятно резанул, и девушка начала лихорадочно думать, что ей сказать. Груда камней сдавливала ребра, и дышать с каждым вздохом становилось все тяжелее.
— Что… Что все это значит? — удивленно спросил Наруто, переводя взгляд со странно выглядевшей подруги на капитана, и девушка мысленно поблагодарила богов за то, что он такой несообразительный.
— Не может быть, — сделал шаг назад Какаши, и его лицо исказила гримаса отчаяния. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сделать глубокий вдох и выдох и кинуть на девушку уже совершенно иной взгляд. — Я думал, что ты, как никто другой должен знать это взгляд, Наруто. Знаешь, я долго размышлял над этим всем после того, как Саске покинул деревню и тогда так и не нашел ответа на свои вопросы. На кой черт приспешникам Орочимару было приходить за Учихой тогда, три года назад, если их господин мертв? Зачем им тренировать его? Ведь изначально они делали это все лишь с одной целью: взрастить новый сосуд для своего Хозяина. А раз уж их деятельность не прекратилась, значит, и хозяин не умирал.
На этих словах Сакура ахнула, приложив руку ко рту, когда до нее, наконец, стал доходить смысл слов сенсея, и впилась неверящим взглядом в Ами. Наруто в недоумении переводил взгляд с наставника на девушку, все еще порываясь ей помочь, пока Какаши не произнес следующую фразу.
— А это значит, что Орочимару переиграл всех нас и подыскал себе новый сосуд.
«Черт возьми, — пронеслось в мыслях девушки. — Только не сейчас… Почему это должно было случиться именно сейчас?!»
Наруто, прежде протягивающий руку для того, чтобы помочь ей избавиться от камней, вдруг медленно стал убирать ее обратно.
— Наруто… — позвала Ами севшим голосом, надеясь, что это все лишь глупая шутка. — Наруто, нет. Это не то, что вы думаете.
Она пыталась успокоиться и прийти в себя, вернув глазам прежний вид, но полное отсутствие контроля над ситуацией не давали ей этого сделать.
-Не то, что мы думаем? — холодным тоном сказал Какаши, опускаясь перед ней на корточки, и в его взгляде промелькнуло необъятное количество боли. — Надо же… А я ведь искренне верил тебе, Ами. Или же мне стоит называть тебя Теки*, Орочимару? Черт возьми, мне тошно даже от одного твоего имени, что за недобрый бог заставил тебя так издеваться над всеми и выбрать такое ироничное прозвище?
Мысли девушки носились с бешеной скоростью, и она никак не могла собрать их вместе. Боль, расходившаяся от открытой раны, не давала логично обдумать ситуацию, а отсутствие чистого воздуха в легких отрезало доступные пути на то, чтобы спокойно говорить. Все произошло слишком спонтанно для того, чтобы она могла продумать объяснения, и, казалось, ее команда искренне верила в слова Какаши.
— Пожалуйста, помогите мне выбраться отсюда, и я вам все объясню, — голос предательски дрогнул, и девушка увидела то, чего никогда прежде не видела в глазах Наруто — они будто потускнели, и он поспешно отвел взгляд.
— Наруто, прошу тебя, помоги мне! — сорвавшись, крикнула девушка.
— Это правда? — поникшим голосом спросил джинчурики.
Ами опустила голову, не в силах ничего вымолвить. Что она могла сказать? Какие слова заставили бы ей поверить, когда их глаза уже видели лишь то, что хотели видеть? Была бы ситуация немного иной, если бы ее тело не горело от боли и вырывающейся наружу чакры, она смогла бы все объяснить, смогла бы заставить их выслушать. По крайней мере, ей хотелось так думать. Груда камней, придавливающая девушку, немного пошатнулась, обрушив еще пару камней на ее тело, и она зашипела от боли.
— В мире шиноби тех, кто не подчиняется правилам, называют мусором, но те, кто не заботится о своих товарищах, куда хуже мусора. Мне казалось, что ниже этого нельзя опуститься, но ты пробил свое дно, Орочимару. Столь искусно играть чужую роль, чтобы потом ударить со спины и предать? Снимаю шляпу перед тобой.
Наруто, движимый яростью, рванул было к девушке, но рука Какаши остановила его.
— Как ты мог?! Зачем тебе нужен Саске, отпусти его и делай что хочешь! — сорвался на крик Узумаки, брыкающийся в руках сдерживавшего его Хатаке. — Ты так долго втирался в доверие ко всем, зачем?
— Это я! Наруто, посмотри на меня, черт возьми! Посмотри! Мы же ходили вместе на миссии, мы бились рука об руку. Сакура, я спасала тебе жизнь и не раз! Как вы можете считать меня предателем? Что за черт с вами происходит, я думала, мы одна команда!
— Ты лживая сволочь, я верил тебе! Я считал тебя своим другом! — казалось, мальчишка сейчас расплачется от переполнявших его эмоций, но глаза девушка потемнели от еле сдерживаемого гнева и отчаяния, что медленно, но уверенно, затапливали ее изнутри.
Она не понимала. Не понимала, как после всего, через что они вместе прошли, у них оставалась хоть толика сомнения в ее преданности Конохе. Как после всего, чем ей пришлось пожертвовать ради них, эти люди не давали ей и шанса на то, чтобы доказать правду.
И тот, кто был предан больше всего — будет предан и сам, теми, кому отдал всю свою душу.
— Да как ты смеешь обвинять меня в этом?! Как ты смеешь строить из себя умника, который знает все? Ты понятия не имеешь о том, что мне пришлось испытать, и если бы ты хоть на секунду попробовал быть менее эгоистичным и перестал думать только о Саске, то ты бы заметил, что от твоего рвения страдают все вокруг. Ты слепой идиот, который следует своим неуместным принципам, не замечая ничего вокруг. Ты ничего не знаешь. Вы, все вы, ничего не знаете! Если бы ты хоть раз поинтересовался об этом, если бы хоть раз обратил внимание… Но нет же, у тебя куча своих личных проблем и я не виню тебя в этом. Но это не дает тебе права обвинять меня в чужих грехах.
В голове так некстати всплыли слова Орочимару, которые он сказал ей еще в один из самых первых дней пребывания здесь.
«Даже те, в ком ты по какой-то причине видишь своих друзей, и пальцем не шелохнут ради твоего спасения, запомни мои слова»
— Ты закончила? Черт, даже не могу обращаться к тебе так, как следовало бы. Должен признать, что у тебя, Орочимару, очень хорошо получалось играть роль невинной овечки. Но ты расслабился. Слишком расслабился и даже не заметил, что я долго за тобой наблюдал, почуяв неладное. Что-то в тебе было не так с самого начала. И вся эта ситуация с нашей миссией, теперь все как на ладони. Кто-то должен был быть настолько близко к Хокаге, чтобы знать, что сейчас все команды на заданиях. Да и слишком уж подозрительно они все в один день сорвались, получив внезапные миссии то тут, то там. Ты знал. Знал, что пошлют именно нас, но для чего? Нужно было выманить джинчурики из деревни? Господи, неужели столько лет… Столько гребаных лет? Это так? Ответь мне хоть раз честно, это так?!
— Да, но вы не видите всей картины! — выдохнула Ами, ощущая соленые слезы на губах.
— Не вижу всей картины… — эхом повторил за ней капитан, вспоминая эти же слова, сказанные утром отшельником. — Именно так. Все вокруг такие умные, и лишь один я слеп и не вижу всей картины, так ведь?
Ами вновь перевела взгляд на Наруто в попытке достучаться до того, кто протягивал руку помощи всем, без разбора.
— Почему ты пытаешься увидеть свет в каждом, кто даже этого не достоин? Почему так слепо гоняешься за своим мнимым другом, который предал тебя, который пытался убить тебя и твоих друзей?! Почему он этого стоит, а я нет?
— Не смей говорить о нем, ты ничего не знаешь! Ты понятия не имеешь, что он пережил. Его жизнь была пропитана болью с самого детства.
— А с чего ты взял, что моя не была?!
— С того… С того, что ты чудовище.
Ами горько посмотрела на него, чувствуя, как разочарование захлестывает ее с новой силой.
— Значит ты, со всем своим пониманием, был готов утешить любое чудовище в мире, кроме меня? Да послушайте же вы! — из последних сил выкрикнула девушка, не зная, как еще можно достучаться до своей команды. В таких экстремальных условиях чакра девушки не хотела слушаться и подчиняться, клокоча, как просыпающийся внутри вулкан. Она пыталась сделать хоть что-то, чтобы выбраться, но стрессовая ситуация не позволяла сконцентрировать и каплю чакры в какой-либо из частей своего тела.
— Нет. Я больше не хочу слышать ни одного слова из твоих лживых уст. Ни одного фальшивого оправдания. И не позволю другим, — послышался глухой, предательски дрогнувший голос Какаши.
На этих словах парень сложил несколько печатей, и его лицо озарила яркая вспышка чидори. Копирующий ниндзя был разбит. Он не понимал, почему его судьба так сильно издевалась над ним, уничтожая всех близких ему людей одного за другим, в конце концов, заставив полюбить ту, которая выдавала себя за совершенно иного человека. Ревность, обида и злость, пошатнувшие его сердце ранним утром, не позволяли ему увидеть самого очевидного. И, если бы он остановился и лишь на мгновение успокоил свой разум, чтобы попытаться переосмыслить ситуацию, то он бы, конечно, понял, что во всей этой ситуации слишком много пробелов. Однако, накопившееся за последнее время напряжение, путаница в своих же чувствах и постоянные подозрения в сторону Ами стали решающим фактором.
Девушка уставилась пустым молящим взглядом в его глаза и не увидела там и капли сожаления.
«Сколько боли я выдержала, чтобы попасть в Коноху. Сколько страданий мне пришлось пережить, чтобы иметь возможность стоять бок о бок с этой троицей. Сколько раз я видела смерть Хатаке во снах и презирала себя за то, что ничем не могу помочь. Я ненавидела саму суть своего существования, просыпаясь по утрам, и несколько лет именно этот человек был причиной того, что я заставляла идти себя дальше. Я не хотела признания от вас, была готова принять то, то никогда не стану вам другом. Но нож в спину от тех, кого стремился оберегать больше всего в жизни?»
Копирующий ниндзя сделал шаг в сторону девушки, затем еще один и занес руку для смертельного удара. Где-то на фоне вскрикнула Сакура, намереваясь остановить своего сенсея, и краем глаза Ами заметила, как Наруто придержал ее за плечо в неуверенном жесте.
«Наруто… Мне так хотелось защищать тебя. Мне так хотелось помочь тебе справиться с одиночеством, которое я видела в своих снах. Почему же? Почему же ты, со всей присущей тебе добротой и желанием помочь, не разглядел, какая дыра зияет у меня в душе? Когда вы, люди, которых я хотела считать своими друзьями, превратились в ложных пророков? Почему так случилось?»
Время вокруг замедлилось и, казалось, почти застыло. Окружающее ее пространство будто бы сплющилось, давя на девушку несколькими тысячами атмосфер. Жар в груди вспыхнул полыхающим пожаром, и Ами ощутила, как активизировался ее Бьякуго, дабы защитить девушку от своей же чакры. Она смотрела в глаза Какаши, в глаза человека, которого хотела достичь, а со временем, кому хотела стать близким другом. И не чувствовала ничего, кроме чистой ярости.
«Я напрасно терпела всю эту боль», — прошелестел голос внутри. Кому он принадлежал? Может быть, ей самой?
— Я напрасно… Напрасно терпела эту боль, — еле двигая пересохшими от частого дыхания губами, произнесла девушка.
«Я ненавижу их всех, они предали меня», — вторило чье-то гулкое эхо в голове.
— Я ненавижу их… Они… Предали меня, — внезапно осознала девушка, ощущая, как ненависть ослепляет ее.
«Я…»
— Хочу их уничтожить, — оскалилась Ами как раз в тот момент, когда Какаши почти достиг ее лица. Прогремел взрыв, и камни, придавливающие девушку, разлетелись вокруг, едва не задев Сакуру и Наруто.
— Какаши-сенсей! — одновременно крикнули они, пытаясь разглядеть в поднявшейся пыли своего учителя.
Небольшой кратер, сформировавшийся вокруг девушки, до смешного сильно напоминал тот, который она создала в небольшом городе в первый день своего прибытия в этот мир. И сейчас, как и тогда, Ами сидела посреди него на коленях, и, схватившись за голову, кричала. Хатаке, не успевший во время увернуться от ударной волны, сейчас откашливался и с таким непривычным ему страхом смотрел на картину, разворачивающуюся внутри воронки. На лбу девушки по прежнему горела печать Бьякуго, а все ее тело окутывала ярко синяя чакра. Она действительно была похожа на огонь, скапливаясь и рассеиваясь, проходясь волнами энергии по поверхности земли, как живое существо. Из ее тела то тут, то там появлялись, вспыхивали и исчезали яркие полосы, будто бы созданные из ее же чакры. Они неконтролируемо метались, заслоняя собой большой радиус, как полноценные конечности девушки.
Внезапно Ами выпрямилась и захохотала. Воздух вокруг стал сгущаться, будто бы перед молнией, и спустя несколько секунд в воздухе действительно начали вспыхивать искры электричества, скапливаясь вокруг нее в привычные глазу клинки. Какаши сглотнул пыль, осевшую в горле неприятным комом, и дрожащей рукой полез в сумку с кунаями, наблюдая, как семь клинков из чакры окончательно сформировались, загоревшись каким-то адским пламенем. Девушка тяжело дышала, а из ее рта капала кровь.
Картина выглядела действительно устрашающей. С ее стороны веяло нескрываемой яростью и ненавистью, а окружающая аура так сильно давила на парня, что ему впервые в жизни захотелось сбежать подальше с поля боя. В этот момент Ами подняла взгляд и медленно перевела его на парня.
Она больше не улыбалась.
Она больше не смеялась.
Она была совсем не похожа на прежнюю подругу. Нет, внешность осталась та же, за исключением тех ужасающих глаз, просто… Просто в этом взгляде почти не было ничего человечного, вот и все.
Хатаке встал на трясущихся ногах и кинул взгляд назад, убеждаясь, что его ученики достаточно далеко от эпицентра событий.
— Что же ты такое, — прошептал он себе под нос и уже был готов сражаться и стоять до последнего столько, сколько потребуется, лишь бы убить эту тварь, как тут позади девушки, как из ниоткуда, возникла темная тень.
Какаши сделал шаг назад, ощущая, как неприятно засаднил его глаз, чего не было уже много лет. Та темная тень выступила вперед, будто бы даже не замечая мощи, которая исходила от Ами, и копирующий ниндзя еле разглядел среди слоев пыли красные облака на его плаще.
Хатаке увидел, как опасно сверкнули глаза девушки, вторя своим клинкам, и мгновением позже голубые лезвия полетели в его сторону, впрочем, так и не достигнув своей цели. Парень в маске, стоявший сзади девушки, положил руку ей на плечо, и через секунду на их месте осталось лишь облако пыли, будто бы растворив стоящих там людей в воздухе. Клинки растворились практически перед самым носом Хатаке, который несколько напряженных секунд всматривался перед собой и лишь потом позволил себе выдохнуть.
«Значит, Акацуки? Неужели Орочимару так и не покидал ту организацию?»
***
Девушка выгнулась от боли, ощущая, как печать медленно возвращается на место, а по телу расходятся раны. Она чувствовала, как нечто вязкое затапливает ее подсознание, а она барахтается в этом всем, не имея возможности выбраться. Голова будто бы разрывалась на две части и все, что она ощущала, был бесконечно длинный темный коридор, который утягивал ее вглубь. Ей хотелось сопротивляться, но еще недавно вспыхнувшая ярость клокотала у нее в груди, будто заманивая в свою хищную пасть, без остановки вторя внутреннему голосу о том, что ее предали.
«Предали»
Это слово внезапно вспыхнуло у нее перед глазами прописным символом, отпечатавшись каленым железом прямо на корке сознания вечным клеймом. В голове метались сотни вопросов, но самым ярким было непонимание: за что?
Девушка всхлипнула и с силой сжала зубы, мечась в лихорадке, когда кто-то положил прохладную ладонь на ее лоб.
— Хорошая работа, Пейн, но у нее жар. Девчонка нужна нам живой и здоровой, пусть Конан ее подлечит.
— Что за черт здесь творится? Ты не предупреждал о том, что ее чакра не поддается контролю. Она все еще не успокоилась, — подал голос рыжеволосый парень.
— И не успокоится, пока не выжжет ее заживо. Позаботьтесь о ней, а так же о том, чтобы она не разнесла здесь все к чертям, когда очнется. И обязательно введите ее в краткий курс дела. Думаю, остальным не стоит рассказывать всей правды, пусть считают, что она обычный шиноби-отступник из Конохи, вот только чертового Итачи обдурить будет не так то просто. И, Пейн, она ничего не должна знать обо мне. По крайней мере, пока.
— С чего ты взял, что она не уйдет сразу же, как очнется?
Парень в маске удовлетворенно хмыкнул, кидая взгляд на мечущуюся девушку.
— Уйдет? Нет-нет, ей станут интересны наши идеи. Я знаю это. Видел боль в этих глазах, когда ее капитан занес над ней руку для смертельного удара. Как иронично, Шаринган Какаши, неужто, ты так и не изменился?
— О чем ты?
— Да так, не важно. Поверь, она будет только рада, что мы дадим ей возможность остаться. Отвергнутая всеми, не понятая и не принятая. Преданная близким человеком. Она захочет осуществить наш план больше, чем кто-либо еще. Так что мы поможем ей, а она нам.
— Именно поэтому ты следил за ней?
— Ты же знаешь, что я бы не заинтересовался этой девчонкой, если бы не чертов Кабуто. Он вырос столь одаренным, что вскоре наверняка переплюнет своего наставника.
Брюнет склонился над девушкой, с интересом разглядывая медленно проступающий узор вокруг ее глаз.
— Что нас ждет, когда она проснется? Кто это будет? Кем она станет после всего? — подал голос рыжеволосый парень.
— О, этого не знает никто, все зависит от нее самой. Никому не были известны истинные мысли Орочимару, даже его ученику. Но судя по тому, что я видел, она не сдастся так легко. И все же, ее сердце наполнено болью, как и твое, Пейн, как и сердце каждого в этой организации. В конце концов, все мы преследуем личные мотивы, находясь в Акацуки, верно? Кем она станет? Вероятно, улучшенной версией самой себя, наконец, дав волю тому, что скрывала внутри.
— А Орочимару?
— Мне доподлинно неизвестно, как работает его техника, но Кабуто дал понять, что либо он ее полностью подчинит себе, либо… Они станут единым целым.
— Как это вообще возможно?
— Вот и посмотрим.
— Но если твои слова о ней были верны, почему подобный срыв не случился раньше? Почему она терпела гнет деревни так долго?
— Разве она не напоминает тебе его? — ответил вопросом на вопрос брюнет.
— Кого?
— Того, чьими устами ты сейчас молвишь.
— Не смей упоминать о Яхико, ты не имеешь право на это.
— Но, согласись, что они похожи. Уверен, она бросилась бы точно так же на кунай, в слепом желании спасти кого-то. Думаешь, я не видел твоих глаз, когда ты смотрел на нее? Не видел сожаления, которое промелькнуло в них, когда она пыталась спасти своих друзей, не обращая внимания на передрягу, в коей оказалась сама?
— Я, кажется, сказал… Не смей говорить о нем!
— Как скажешь, Пейн, как скажешь. Добрый вечер, Конан.
Девушка, зашедшая в темное помещение, чуть заметно кивнула в знак приветствия и достала бинты из широких подолов своего плаща. По легкому мановению руки Конан, из ее тела отделился стоп листов, тут же окутывая лежащую девушку путами, чтобы та прекратила дергаться.
— Когда она будет в состоянии двигаться? — спросил холодный голос склонившегося парня в маске.
— Ее тело — один сплошной кусок мяса, пока трудно что-то говорить. Кто ее так?
— Она сама.
— Сама?
— Да, ее чакра.
— Ясно.
Девушка тихо возилась с раненой, которая без конца что-то бормотала, пытаясь вырваться из обрамляющих ее листов и дергая руки в защитном жесте. Иногда с ее уст срывались тихие всхлипы и неразборчивые шептания, когда она будто бы в интуитивном жесте пыталась поднести руку к груди. Внезапно ладонь Конан обдало странным теплом, и она в неопределенном жесте вскинула пальцы, оглаживая поверхность необычного украшения девушки на груди.
— Это кажется мне знакомым, — прошептала она, когда парень в маске оставил их наедине с Пейном. — Посмотри, такая энергия, будто бы что-то родное, но давно забытое.
— Не говори глупостей, обычная безделушка, Конан. Заканчивай тут побыстрее, у нас много дел.
Девушка пожала плечами, кинув последний взгляд на кулон, и опустила руку, накладывая финальные повязки.
***
Тихая паскудная боль крепкой судорогой пробралась под ребра девушки в последний раз и медленно уползла куда-то вглубь зализывать раны, оставив после себя непривычное чувство ледянящей пустоты и безразличия. Это было странно. Воспоминания свернулись в один сплошной комок, путаясь между собой и не давая возможности понять хоть что-то в своих мыслях. Неприятный гул в груди стал нарастать, будто бы где-то там внутри вырвали все живое, что было, потому удары сердца отдавались слишком громким эхом. Сердца? А было ли у нее сердце, или оно ушло вместе со всем тем, что вырвали из нее заживо?
Хатаке.
Эта фамилия все же выскользнула из цельного свертка памяти, неприятно резанув в голове, и девушка ощутила злость, что показалась вдруг слаще меда. Хатаке самолично вырвал ее сердце из груди, впиваясь в него своими проклятыми пальцами, блестящими от чидори. И что с ней стало теперь? Кем она стала? Кем сделал ее Какаши?
Она не понимала, а попытки вникнуть в это причиняли щемящее чувство в груди, которого она больше не хотела чувствовать. Больше никогда и ни за что.
— Ты очнулась? — послышался незнакомый женский голос, и девушка слегка разлепила пересохшие губы, чтобы ответить.
— Очевидно, да, — тихий хрип лишь отдаленно напоминал о прежнем громком и шутливом тоне Ами.
— Ты помнишь, что с тобой произошло?
— Не уверена, что помню все достаточно четко.
— Мы забрали тебя…
— Я не сказала, что хочу знать.
— Немного невежливо с твоей стороны обращаться так к тем, кто спас тебе жизнь.
— Я не просила никого об этом!
Ами резко распахнула глаза, заставляя девушку чуть вскрикнуть и отшатнуться от кровати, подле которой просидела последние сутки. По спине Конан пробежал холодок. Это было неприятно, даже ужасающе-неприятно. Едва заметные в неровном огне свечей зрачки блеснули в сторону гостей и остановились на Пейне, внимательно его рассматривая. Бледный фиолетовый узор обрамлял ее веки, что в купе с ярко-желтыми, светящимися в темноте глазами, как у хищника, делал ее похожей на змею. Парень смотрел на нее немигающим взглядом, излучая мощную и немного жуткую энергию, и затем разомкнул уста, чтобы начать говорить.
— Ты знаешь, как тебя зовут?
— Сначала представьтесь вы.
— Как пожелаешь. Меня зовут Пейн, это Конан. Мы основатели Акацуки.
— Почему бы мне не убить вас прямо сейчас?
— Немного самонадеянно с твоей стороны.
— Ты так думаешь?
— Знаю. Но, скажи на милость, зачем тебе нас убивать?
— Потому что… — она запнулась на полуслове, будто бы забыв то, что хотела сказать. — Потому что вы…
— Потому что мы что?
Девушка вскинула оценивающий взгляд на парня со странными глазами и поняла, что они смутно ей знакомы. И все же, почему она должна желать им смерти? Они спасли ей жизнь, судя по ощущениям, залечили раны и, похоже, не собираются убивать. Она попыталась сосредоточиться на своих воспоминаниях и ощущениях, с долей удивления осознавая, будто бы не чувствует ничего. И это было приятно. После стольких лет постоянных переживаний, страхов и сомнений — полный штиль в душе казался блаженной наградой.
— Так как тебя зовут?
— Ами.
—
Друг? Весьма… Иронично, для той, кого пыталась убить своя же деревня.
— Зачем вы спасли мне жизнь?
— Мы давно наблюдаем и знаем о тебе многое.
— Многое?
— Да, даже о Змее внутри.
— Змее? — девушка удивленно моргнула, будто бы не понимая, о чем речь.
— Да, об Орочимару.
Ами села, облокотившись спиной на холодную каменную стену, и опустила взгляд на свои руки, рассматривая их, словно в первый раз. Она не чувствовала внутри никого. Не чувствовала ни Орочимару, ни чего-то еще, будто бы там была пустота. Воспоминания и мысли до сих пор не могли прийти в порядок, словно два кружащих вокруг друг друга потока, то сливаясь, то вновь разъединяясь.
— Разве ты не помнишь? — подал тихий голос Пейн, пытаясь как можно точнее определить для себя, кто перед ним сидит.
— Я не знаю. Все слишком смешалось. Не могу понять… Я не могу понять, кто я.
— И что ты ощущаешь?
Девушка прикрыла веки, и ее тело тут же окутало голубоватое свечение чакры.
— Я ощущаю злость.
Парень слегка довольно хмыкнул.
— Ты знаешь, в чем истинная суть Акацуки? Знаешь, какова наша цель?
— Зачем мне это знать?
— Допустим, н
езачем. И что ты планируешь делать дальше? Вот сейчас ты выйдешь отсюда, и что потом?
— Я пойду до… Домой…
Девушка опять вскинула взгляд на сидящего перед ней парня, чье лицо не выражало ни одной эмоции, и немного сжалась. У нее не было дома. У нее не было никого. Она еще раз взглянула на свои руки, понимая, что самая важная мысль ускользала от нее с того самого момента, как она очнулась.
«Кто же я?»
На секунду воздух выбило из легких, и вместо него туда полилась раскаленная сталь, наполняя ее тело, и заставляя Конан в углу удивленно выдохнуть.
«Кто я на самом деле? Кем я теперь стала? Я не чувствую ничего внутри, что могло бы мне дать ответ на это»
— Наверняка, ты сейчас напугана…
— Я не напугана! — внезапно прорычала девушка, опасно сужая глаза и откидывая приближенные к ней предметы небольшим потоком чакры. — Я… Я просто не чувствую.
— Чего не чувствуешь?
— Ничего, — она удивленно уставилась перед собой в одну точку. — Я совершенно ничего не чувствую.
— Ами, они тебя предали. Твои друзья пытались тебя убить. Но мы так не поступим, мы так никогда не поступаем.
— И что с того? На кой черт вы мне?
— А чего тебе на самом деле хочется?
Ами в третий раз опустила взгляд на свои руки, сжимая и разжимая кулаки, поднимая пальцы и направляя их в сторону пламени свечи, рассматривая, как вены голубым огнем проступают на свету, чуть поблескивая сочившейся чакрой внутри. В голове внезапно вспыхнула боль, подставляя ее взору картинки сражений. Война. Вторая мировая война шиноби, сотни смертей, реки крови, в которых она утопает по колено. Близкие друзья лежат холодными трупами на руках, заставляя без конца сглатывать ставший в горле ком от слез. Затем воспоминания переносятся, неприятно сливаясь воедино с ее собственными. Но девушка этого уже не различает.
Коноха.
Ей кажется, что это то место, где она выросла, где проводила эксперименты и добивалась своих планов и результатов.
«Черт возьми, все смешалось»
Место, где она хотела обрести свой дом и стать частью системы, но так и не стала. Место, где она отдала свое сердце, а взамен из нее вырвали душу.
«Неужели я и вправду больше ничего не чувствую? Неужели я больше похожа на пустую оболочку? Я ощущаю каждой клеточкой тела горечь от того, что меня предали, но все, что клокочет у меня в душе — лишь черная масляная злость»
— Чего мне на самом деле хочется? — эхом повторила девушка, поднимая холодный взгляд на пламя, и поднося к нему руку, понимая, что оно не согреет ее нутро. Больше ничего не согреет, кроме мести. — Мне хочется, чтобы они ощутили то же, что чувствовала я. Знали, каково это — не иметь возможности ничего исправить в своей судьбе, как сильно бы ты не старался. Почувствовали, каково это, когда тебя вдруг презирают за то, кем ты являешься на самом деле.
— Предначертанного не изменишь, но мы можем изменить сами законы этого мира. Здесь никто тебя не осудит ни за твое прошлое, ни за твое настоящее. Мы все были преданы и оставлены на произвол судьбы, и наша цель — изменить этот мир. Вопрос лишь в том, готова ли ты, Ами?
Девушка вскинула глаза, ощущая, как приятный жар разливается в ее груди. Этот штиль в душе стал именно тем, чего ей не хватало все это время. Ей вдруг захотелось разнести здесь все к чертовой матери, чтобы сбросить все, что накопилось в душе. Сбросить всю накопившуюся боль, страхи, презрение и ненависть деревни, друзей, врагов, любимых. Все то, что она тащила в одиночку на своей спине. Все то, что разрывало ее душу изнутри на части, пробираясь ночными кошмарами, заполняя реальность сомнениями. Теперь она знает, что реально. Теперь она нашла свою истинную цель.
Пейн выудил из карманов своего плаща кольцо, протягивая его девушке, которая, немного помедлив, приняла его, с безразличием покрутив в руках.
— «Жемчужина»?
— Может, и жемчужина. Но также этот символ может иметь другое значение.
Ами только хотела спросить, о каком значении идет речь, как в голове прозвучал голос, смутно напоминающий ее собственный.
«Черный король»
— Черный король в сеги, верно?
— Верно. Когда-то это кольцо носил Сасори, теперь у него нет владельца. Думаю, оно подходит тебе, как нельзя кстати,
Ами.
Прохладный металл блеснул в свете догорающей свечи, и девушка покрутила украшение между пальцев, позволив себе на мгновение прикрыть глаза и выдохнуть, вложив этот выдох ту боль, что лежала последними отголосками в ее душе. Кольцо мягко скользнуло на большой палец левой руки, будто бы ставя некую точку, очертив границу до и после.
«Значит, черный король?»
