Call me fighter

Джирайя сморщил нос от скользнувшего по нему солнечного луча и резко распахнул глаза, вскакивая на месте и испуганно оглядываясь по сторонам. Лишь когда до его слуха донеслось мерное дыхание девушки, когда он остановился на ней взглядом, постепенно осознавая, где находится — только тогда он плюхнулся обратно на стул, проводя кончиками пальцев по ладони ученицы. Всего лишь сон. Мужчина устало выдохнул и провел рукой по лбу, вытирая покрытую испариной кожу, оглядывая больничную палату Ами, из которой практически не выходил с момента победы на войне, окончившейся пару недель тому назад. Дыхание сбилось от тяжелого сновидения, и он откинулся на спинку кресла. Стоило ему лишь на мгновение прикрыть глаза, как перед взором тут же всплывало поле боя. На тот момент счет времени перестал быть значимым, лишь шиноби, погибающие один за другим, резали глаза, подобно заточенному ножу. Даже когда вся армия оказалась в ловушке замкнутых стен, когда бомбы хвостатых нависли над ним, словно топор палача — он не испугался. Было обидно, что он так и не смог оставить после себя ничего хорошего в этом мире, неприятно, что ничего дельного так и не принес на эту землю, но после смерти ученицы ему, по большому счету, не было ни до кого дела. За исключением, разве что, Наруто да Цунаде. И когда он уже приготовился к неминуемой гибели, оказалось, что все его старания, все его поиски и странствия не были напрасными. Словами не передать, какую смешанную гамму эмоций он испытал, когда в центре того бушующего урагана увидел Ами, его некогда совсем еще юную, неопытную ученицу, которая и кунай то в руках держала неуверенно. Он заметил ее раньше большинства, так как стоял далеко от эпицентра событий, но еще намного раньше — почувствовал. Увидел столб чакры, накрывающий взрывы, в центре которого сражалась самая невыносимая и упрямая куноичи из всех, кого он когда-либо знал. Она стояла лицом к пламени, упорно выставляя перед собой руки, открывала уста в сильнейшем крике, который заглушался невероятным шумом и свистом. Что он тогда ощутил? Да черт его знает. Гордость за то, что является ее учителем. Облегчение от того, что вновь видит ее силуэт. Злость и желание стереть с лица земли гору Мьебоку со всеми ее обитателями: не смотря на все уважение, не смотря на все, что они для него сделали — они не имели права так поступать с ней. Не имели права распоряжаться чужими душами и жизнями, даже если была война. Он напряжен вздохнул. Сразу догадался, где она могла пребывать все это время, но так же и понял, что она не осталась бы там, если бы сама того не хотела. Глупая, глупая девчонка. А затем ее сражение на передовой. Боже, как он ей восхищался! Как пропускал удар за ударом, но не мог не пытаться прорваться к ней сквозь корни пресловутого цветка, не мог не наблюдать, как горят ее глаза, как метаются вокруг волосы, словно у воительницы из древних времен. Даже когда вечное Цукуеми стало утягивать его, он знал — она справится. Всегда справлялась. Знал, но и подумать не мог, что цена будет слишком высока. Когда он увидел ее, лежащую на влажной, холодной земле, увидел, как она сжимает пальцами кулон, шепча Цунаде что-то о его смерти, когда увидел, как из губ течет тонкая струйка крови — лишь тогда он эгоистично захотел вернуться обратно в вечный мир грез. Это было подло, но он все прокручивал и прокручивал в голове идеальный мир, где в его жизни не было никого, кроме нее. Он просто следовал за ней. Следовал везде, куда бы она ни пошла. Слушал ее мелодичный смех, наблюдал, как активно она жестикулирует руками, рассказывая что-то невероятно интересное ей. В том идеальном мире они много гуляли, бродили по тропинкам, неизведанным лесам на границах Великих стран, составляли карты и маршруты. Но самое главное — в том мире она полностью принадлежала ему. Смотрела своим слегка прищуренным взглядом, не боялась касаться его, не боялась открываться раз за разом все сильнее и сильнее. Была такой светлой, такой улыбчиво-счастливой, что он понимал — в мире его вечных грез не было месту ее горю. Не было месту потери близких, страху, ненависти и презрения к себе. Но реальный мир пробудил его резко и безоговорочно. Джирайя помнил, как он молил ее, сидя на холодной земле. Молил ее, Рикудо, Ками-саму, лишь бы все было не так. Лишь бы не столь жестоко. Не тогда, когда он не успел сказать ей, что она значила для него намного больше, чем он сам мог предположить. Не тогда, когда и ему, и ей, стало уже абсолютно все равно на косые взгляды стоящих вокруг шиноби, ведь когда мир находится одной ногой в могиле — границы и рамки стираются настолько, что и подумать страшно. Он молил, молил, и еще раз молил. Кричал на Цунаде. Отталкивал Наруто от ее тела. Посылал к черту Какаши, не отпуская руку от ее сердца, пока не почувствовал самыми кончиками пальцев еле заметное постукивание. Тогда он подумал, что ему показалось. Тогда он подумал, что сходит с ума, но сердцебиение продолжало и продолжало отдавать самую тягостно-сладкую мелодию его жизни, пока она не сделала первый еле заметный вдох. Лишь тогда он разжал судорожные объятия, передавая ее в руки Цунаде и остальных медиков. И сейчас, сидя у ее койки вторую неделю подряд, он не мог не чувствовать, как покой медленно, но уверенно заполняет его душу изнутри. Затапливает каждую уставшую клеточку тела, каждый миллиметр сознания, теплым солнечным светом впиваясь в продрогшее за последний год сердце, наконец, возвращая ему прежнюю любовь к жизни. И не только к ней. Мужчина чуть сжал ладонь ученицы. Она все еще не приходила в себя, но Цунаде уверяла, что это лишь вопрос времени. Ее организм привык к постоянному адреналину, к кипящей энергии внутри и потратить такое огромное ее количество за раз, конечно, было бы для нее смертельным, если бы не тот кулон с его чакрой. Отшельник слегка потянулся, разминая затекшие после длительного сидения конечности, последний раз погладил девушку за запястье и уже намеревался встать, как ощутил, что ее пальцы слегка дернулись, сжимая его руку. Он застыл на месте, ощущая, как тело внезапно сковало каким-то странным спазмом настолько, что он еле нашел в себе силы поднять взор на Ами. Она медленно разлепила глаза, чуть сонно моргая, кидая на мужчину заспанный взгляд и тут же вскакивая на месте. В палате повисла звенящая тишина. Мужчина глядел на нее, чувствуя, как грудь пронзает неприятная боль от того, что он банально забывает о необходимости дышать. Глаза ученицы были все еще сонные, но вполне себе осознанные, они цепко рассматривали отшельника, жадно скользя по нему взглядом, будто бы девушка боялась, что он в любой момент может испариться, и нужно успеть впитать каждую его черточку в себя, пока этого не произошло. Но он никуда не исчезал, потому Ами неловко дернулась, когда он чуть сильнее сжал ее ладонь. Джирайя ощутил, что не может сдержать глупой улыбки, но наблюдать за девушкой, вот так вот сидящей перед ним, в одной легкой больничной рубашке, с оголенными ключицами, выпирающими плечами и подрагивающими ресницами — было выше его сил. Ами нервно вздохнула, потому что стоило ее взгляду скользнуть по мужчине, она поняла, что ей хочется так много сказать, так много узнать о его жизни за последний год, но в горле застревают непроизнесенные слова, потому что оба понимают: они не ждали этого. Не надеялись выжить в этой войне, а тем более не надеялись, что выживут оба. Неловкость, окутавшая их, была намного сильнее, чем, вероятно, в момент их самого первого поцелуя. Старые проблемы казались совсем детскими, и сейчас они молча смотрели друг на друга, понимая, что оба до ужаса разбиты и опустошены, без малейшего представления о том, как дальше жить. — Мы… Мы победили? — сорвался тихий вопрос с губ девушки, и мужчина, не доверяя своему голосу, молча кивнул, позволив улыбке расползтись еще сильнее, потому что несмотря на все, это первый вопрос, который посетил девушку. Уж кто бы сомневался. Отшельник чувствует, как сильно дрожат его руки от желания сгрести ее в охапку, оттого он на всякий случай встает со стула, убирая их поглубже в карманы — Ами выглядит совсем обессиленной, почти прозрачной, того и гляди поломается от его неловких движений, но он знает — это все только на первый взгляд. Но перестраховаться лишним явно не будет. Он вопросительно взирает на Ами, ожидая от нее следующего шага, а она все так же бездумно смотрит на него, едва вздрагивая, когда окружающую тишину разрезает пение какой-то особо звонкой птицы за окном. Только тогда девушка мотает головой, словно в попытке прогнать наваждение, и аккуратно откидывает с себя одеяло, не замечая, как нервно сглатывает наставник от вида ее оголенных ног. «Черт возьми, старый извращенец, не смей думать об этом сейчас» — корит он себя, а сам не отрывает взгляда от того, как Ами неуверенно ставит ступни на пол, тут же благодарно кивая отшельнику, когда тот в мгновение ока оказывается подле нее, подставляя локоть для опоры. Но она, вопреки ожиданиям, не чувствует всепоглощающей слабости. Легкое головокружение, и она оступается, а мысленно Джирайя благодарит всех богов, потому что это дает ему возможность подхватить ее, едва касаясь кожи, но чувствуя невероятное счастье даже от этого. Ами смущенно приоткрывает рот, тут же отстраняясь, подходя к раскрытому окну и с упоением вдыхая свежий воздух. Она ощущает затылком дыхание отшельника за собой, чувствует, как он водит руками вдоль ее тела, не решаясь прикоснуться. Наверное, боится? Ами ощущает дрожь во всем теле, больше всего на свете боясь преодолеть несколько сантиметров между ними. И тогда она понимает: он не касается ее не потому, что боится сам, а потому, что боится она. А еще девушка осознает, что они оба все так же молчат. Ами судорожно впивается пальцами в подоконник, понимая, что она чувствует себя совершенно беспомощной, потому что привыкла жить мчась к чему-то. Вечная спешка, ожидание смерти, войны — неужели ничего этого больше нет? Это кажется слишком странно, оттого голова вновь идет кругом, но девушка упорно стоит на своих ногах, до нервного постукивания в зубах боясь поверить, что все окружающее — правда. Чертова трусиха. И она этого не скрывает, ведь между ними все всегда было спонтанно, отрывчато, так, что никто из них не успевал в полной мере обдумать произошедшего, а что сейчас? Сейчас уже нельзя будет скинуть на банальное желание тепла чужого тела. Сейчас миллиметры между ее спиной и его грудью кажется пропастью для обоих, но Ами понимает, что он ждет. Ждет, надеется, как всегда уступает ей именно тогда, когда это нужно больше всего. И ей не хочется ничего решать, ей не хочется сейчас думать ни о том, что она выжила, ни о том, что война окончена, ей хочется, чтобы наставник, как и всегда, решил все за нее. Но он медлит, и она глубоко вздыхает — знает, почему. Потому что хотя бы раз в жизни именно она должна сократить это расстояние между ними. Хотя бы раз в жизни он хочет быть уверенным, что это не игра и не секундный порыв, а ее, именно ее желание и ничье больше. И Ами ощущает, как кожа покрывается мурашками от страха, ладони потеют и ей так сильно, больше всего на свете хочется ощутить его тепло, что ей просто не верится, что все происходящее реально. Не верится, что после стольких лет — ее история привела ее сюда. Девушка на мгновение смыкает веки, лишь на мгновение, чтобы сделать еле заметный шаг назад, падая на грудь отшельника и слыша облегченный вздох с его стороны. И от этого вздоха расползется свет в душе, потому что хоть раз в жизни девушка не испугалась, и она понимает, что он благодарит ее. Все так же молча, легким поглаживанием носа по макушке. Ами чувствует успокаивающееся сердцебиение наставника, кольцо его рук плотно обхватывает ее, чтобы затем медленно поползти вниз. Девушка чуть нервно ведет плечом, чувствуя, что совершенно отвыкла от таких прикосновений, и оборачивается на него, наконец, встречаясь с глазами. И то, что Ами видит в этих глазах, сначала заставляет ее возмущенно выдохнуть, а затем, отчего-то, сомкнуть бедра. В голове внезапно вспыхивает лишь одна мысль: она даже представить себе не могла, что можно так сильно скучать по человеку. Отшельник не останавливает своих движений, продолжая впиваться в девушку глазами. Не отрывая требовательного взора, прижимает ее к стене, задирая больничную рубашку, оголяя ноги, живот, сминая ткань одежды так, словно действительно намеревался взять ее прямо здесь. И Ами на секунду замирает, путаясь в своих мыслях, потому что совершенно точно понимает, что ее должно это злить, на крайний случай, возмущать, но уж точно не вызывать желание позволять ему продолжить. — Не… — выдыхает девушка куда-то ему в шею. — Не здесь, Джирайя. У Ами кружится голова, от нехватки воздуха, от горячих губ, которые покрывают торопливыми поцелуями обнаженные участки тела, все, до которых могут дотянуться его уста. Девушка чувствует, что в душе начинает разгораться пожар, злость, страх и обида. Все те эмоции, которым она не давал воли во время войны, полное неверие в происходящее — и мир резко сужается до одной точки, что горько-сладко щиплет в районе сердца. — Я жил с уверенностью в том, что ты мертва, почти целый год. Как ты думаешь, для меня имеет значение, где мы находимся? — Нас могут увидеть, — эти слова прозвучали настолько жалко на фоне бушующего пожара в ее глазах, что закричи сейчас Ами на Джирайю, он бы ни на толику ей не поверил, что она против. — Я всегда любил играть с огнем, ты знаешь, — горячо зашептал ей на ухо мужчина, закидывая ноги девушки себе на поясницу, приподнимая ее за бедра и прижимая ее к стене, но через мгновение замирая в нерешительности. — Прости, я… Я не хочу, чтобы это опять произошло в спешке. Он извиняется, но Ами смотрит в его глаза и видит, что там нет ни капли смущения или неуверенности. Она понимает, что даже если бы они сейчас были посреди поля боя, даже, если бы оба истекали кровью, он бы все равно, наплевав на все, взял бы ее даже без согласия. Слова о каких-то чувствах, предначертаниях и обещаниях стирались под эйфорией осознания, что ты выжил. Потому животные инстинкты, желание доказать, что ты жив, что ты ощущаешь себя каждой клеточкой тела, неоспоримо берут верх. — Потом успеешь извиниться. — Это значит, что ты не против? — насмешливо взглянул на нее мужчина, и девушка в наказание прикусила его ключицу, все равно сгорая от стыда, когда он просунул руку между их телами. Едва заметное движение, словно у фокусника, и он ныряет под белье, шипя от удовольствия, плавно вводя в нее палец и удовлетворенно хмыкая, словно удивляясь от ее внезапной влаги внутри. — Ами, сочту это за комплимент. — Еще хоть слово… — И что ты мне сделаешь, м? Он откинулся назад, рассматривая растрепанную, похудевшую девушку, с очаровательным румянцем на щеках, говорящим скорее о возбуждении, чем о стыде. Мужчина понимал, что потом, вероятно, ему будет стыдно за свой поступок. Он видит сейчас перед собой свою ученицу, скорее уже ту, кто стала ближе всех, но ему не хочется кричать о любви или плакать в ее плечо, нет. Ему хочется вжимать ее в эту гребаную стену и брать так грубо, как он этого хочет. Почему? Да потому что они оба живы, черт возьми! Может, для начала стоило прояснить все между ними раз и навсегда, может, стоило хоть раз повести себя благородно, но он не хотел притворяться. Только не сейчас. Сейчас, он будет вести себя, вероятно, как животное, но ей ведь это нравится? Девушка нетерпеливо скрестила ноги за его спиной, чуть сильнее насаживаясь на палец, и он коварно оскалился. Ему нравилось дразнить ее. Он мечтал о встречи с ней, мечтал о ее тепле, мечтал обо всем этом так долго, что это превратилось в наваждение, и после всего, что им обоим пришлось пережить, иметь возможность прижимать ее к стене больничной палаты, боясь быть пойманным Цунаде, как мальчишка, ему до безумия нравилось. Нравилось, что она так отзывчиво прижимается к нему. Нравилось, что она закусывает губы не то в смущении, не то в сладостном предвкушении, и ему захотелось растянуть этот момент подольше, ощущая, наконец, безграничную власть над ней. Пожалуй, это был единственный момент, где он мог бы претендовать на власть. По крайней мере, он так думал. До того мгновения, когда она сжала рукой его член сквозь ткань легких брюк, выбивая весь воздух из его легких, хмурясь за его наглые комментарии. — Тебе сказать, что я сделаю? — она чуть сощурилась, но ее глаза все равно выдавали искры веселья. Отшельник на мгновение застыл от понимания того, что ей нравились даже его неуместные комментарии, и это заставляло его почувствовать себя именно там, где он должен быть. Потому он в ответ погрузил в нее второй палец, понимая, что сколько бы она не старалась строить из себя опытную и уверенную девчонку, здесь ей не выиграть. Он положил большой палец на клитор, начав медленно массировать его, продолжая входить в нее пальцами, и Ами разжала руку, резко вдыхая воздух и хватаясь обеими руками за его плечи. — Что ты говорила? — он ухмыльнулся, чуть касаясь языком ее губ, призывая раскрыть, но девушка лишь сильнее обхватила его ногами, откидываясь назад с громким стоном, теряясь в ощущениях. — Что ты там планировала сделать? — Замолчи, — по слогам прошипела девушка, кода пальцы мужчины нашли чувствительную точку. — Тише, Ами, иначе на твои стоны сбежится половина больницы, а я ведь еще даже не начинал… — Если ты сейчас же не заткнешься, я клянусь, что выкину тебя из окна прямо в эту секунду. — Уверена? — ухмыльнулся он, чувствуя, как она начинает внутри сжиматься. — Мне кажется, ты сейчас немного занята. — Ты, — выдохнула она, чуть приподнимаясь на его руках и сама насаживаясь на пальцы мужчины, захлебываясь в ощущениях, и чувствуя, как теряется в пространстве. — Невозможный. Джирайя на секунду посерьезнел, почему-то ловя себя на страхе, что все окружающее его — лишь очередной сон, и он сейчас проснется посреди войны, не зная, жива ли его ученица, а вокруг будут сотни мертвых тел. — Мне тебя не хватало, — он потерся носом о ее ухо, шепча это, и девушка тихо заскулила от адского контраста приятных, влажных ощущений и нежных слов наставника, кончая и цепляясь в его тело руками и ногами. Мужчина, слегка колеблясь, разжал руки, намереваясь поставить девушку на пол, но стоило ему лишь начать отпускать ученицу, как она слегка обиженно зашипела. — Я думала, у вас хватит смелости закончить начатое, Джирайя-сенсей, — прошептала девушка, глядя ему в глаза из-под спадающих на лицо волос, заставляя мужчину вновь подхватить ее и опасно приблизить лицо, еле слышно зарычав. — Когда ты набралась столько наглости хамить мне, несносная девчонка? — Вероятно, с того самого момента, как вы стали меня тренировать, — блеснула глазами девушка. — Не играй с огнем, мы в больнице, в конце концов. — Вы только что делали то, о чем даже говорить в больнице стыдно, а теперь вас это останавливает? — запрокинула голову назад девушка, сильнее обхватывая ногами торс мужчины и буквально пьянея от собственной наглости. Она не была такой, не привыкла быть, но кто ее остановит теперь? После всего, что случилось, она желала хоть на мгновение позволить себе быть той, кем хотелось побыть именно сейчас. Мужчина немного ошарашено уставился на девушку, взвешивая все за и против, а затем, плюнув на весь мир за его спиной, впился в девушку поцелуем, сминая ее губы своими, судорожно развязывая пояс кимоно в попытке хоть немного приспустить штаны, путаясь в ткани и вызывая недовольное цоканье у девушки. — Или может, — продолжала подначивать она. — Дело совсем не в этом? — О чем ты? — удивленно спросил отшельник, на секунду замерев, но тут же несдержанно потершись возбуждением между ее ног. — Черт тебя дери, не играй со мной, девчонка. — Да так, ни о чем, — хмыкнула девушка, но тут же протяжно захрипела, когда мужчина слегка сжал ее горло. Захрипела и, к своему стыду, ощутила, как влага стала покрывать ее бедра от таких движений наставника, разгорячая в ней желание дразнить его еще дольше, растягивая момент. — Что ты имела в виду? — поднял он потемневший взгляд на нее, понижая голос до хриплого шепота. — Да не медли ты уже, — Ами на мгновение зашипела, кидая недовольный взгляд на наставника, который уперся головкой ко входу, заставляя ту несдержанно заскулить и опасно сверкнуть глазами. — Или возраст уже не позволяет, Джирайя-сенсей? Мужчина на мгновение подавился воздухом от такого комментария ученицы, наблюдая, как радужка практически полностью исчезает за расширившимся от возбуждения зрачком девушки. Он рыкнул и через мгновение толкнулся внутрь, вжимая девушку в стену и вызывая у нее нечленораздельный возглас, а сам не сдерживая восхищенный стон. Узкая. — Г-глубоко, — едва ли не задохнулась от неожиданности девушка, уперев ладони в плечи мужчины, который отстранился лишь на мгновение, чтобы вновь ворваться в нее одним резким движением. — Джирайя, слиш… Слишком глубоко. — Что ты говоришь? — Джирайя, — зашипела она, когда он вновь толкнулся в нее до предела, задевая каждую чувствительную точку, заставляя девушку закатить глаза, сжимаясь от того, какие болезненно-приятные ощущения ее наполняли. — Прости, наверное, с возрастом слух ухудшился, — ухмыльнулся он, ускоряясь, с довольным видом наблюдая, как девушка впивается в его плечи, закусывает губы и несдержанно стонет от его движений. — Я еще накажу тебя за это, будь уверена, но позже. Она откинулась назад, позволяя ему покрывать поцелуями ее шею, ключицы и грудь, и тихо постанывала с каждым его толчком. Ему не хотелось сдерживаться, хотелось быть грубым, доказывая свои права на нее. Он корил себя за то, что они были вместе лишь второй раз, и каждый этот раз был впопыхах, рваными движениями, будто бы в страхе, что у них опять не хватит времени. Корил, что хотел бы уложить ее на кровать у себя дома, доставляя ей удовольствие на протяжении нескольких часов, но в итоге все, на что у него хватало терпения, это вжимать ее в стены то тут, то там, грубо входя в нее. Он на секунду замедлился, вызывая у девушки удивленный вздох, и словил себя на мысли, что до безумия боится. Боится, как и в тот раз, что она исчезнет на следующий день, и именно поэтому она так отчаянно вжимается в него, прося о большем. Именно поэтому, среди ее страсти и возбуждения, он, как и в тот раз, видит глубоко залегшую грусть, которую, видимо, уже ничем не искоренить. — Почему ты так смотришь на меня? — он подал тихий голос, перехватывая ее ноги, поглаживая бедра, так словно, каждое его движение могло изменить ход событий в одну или иную сторону. — Как? — Будто бы собираешься сбежать от меня. — Не говори глупости, я… — Если ты по какой-то причине решила, что я теперь тебя отпущу саму хоть на одну миссию, то ты глубоко ошибаешься, — он продолжил размеренно двигаться, прекращая врываться в ее тело хаотичными толчками, и аккуратно касаясь ее губ, нежно проводя носом по щеке и замечая, как глаза девушки наполняются влагой. — Перестань так делать, — прошептала она, чуть всхлипывая. Резкие, грубые эмоции, желание физической близости, чтобы доказать самим себе, что они все еще в способности ощущать — отошли на второй план вместе с непонятной эйфорией, уступая место ноющему чувству, даже стыду за такое дикое выражение эмоций. Мысли потихоньку отрезвлялись, а слишком терпкие слова отшельника проникали под кожу, заставляя девушку покрываться мурашками. Страх произошедшего, физические раны и душевные травмы, море крови и люди, погибающие на ее руках — все это так явно показалось на памяти, что девушка замотала головой, упираясь в грудь наставника. — Перестань так смотреть на меня. Перестань смотреть так, словно я самое лучшее, что есть в этом мире. — Ами, я хочу так смотреть, потому что весь мир сейчас — ничто для меня. Мой мир — это палата, в которой ты очнулась, в которой начался отсчет жизни, которую появилась возможность прожить заново. Я не хочу просто удовлетворять свою похоть и унимать боль за счет твоего тела, я хочу… — Тебе не обязательно пытаться это как-то доказать, я это и так знаю, Джирайя, — она провела ладонью по его лицу, задерживая пальчики на подбородке. — Я и так это знаю. — Не оставляй меня, Ами, только не снова. Девушка растерянно открыла рот, намереваясь что-то ответить, но ее губы дрогнули, и она отвела взгляд, не в силах ни соврать, ни пообещать то, что потом не сможет выполнить. — Прошу, не останавливайся, — еле слышно прошептала девушка, и отшельник ощутил, что эта девушка больше никогда не позволит надеть на себя ошейник. Слишком долго она играла чужую роль, слишком долго притворялась той, кем на самом деле не была. Слишком долго являлась марионеткой в чужих руках и солдатом, выполняющим чужую волю, чужие обещания и приказы. И именно в эту секунду он понял, что никакие слова, никакие клятвы и просьбы не заставят ее остаться, пока она сама не будет готова к этому. Она была свободной, и эта воля — единственное, что она могла выбирать. Отсутствие границ и рамок — все, что у нее осталось после многочисленных потерь, и он был бы полным эгоистом, попытавшись лишить ее этого. Он чуть приподнял ее, удобнее устраивая у стенки, судорожно продолжая целовать, и чувствуя, как девушка поддается ему, раскрываясь с какой-то непривычной нежностью. За дверью послышался шорох, и мужчина ощутил, как ученица уперла лицо в его плечо, лишь сильнее обхватив его плечи, прижимая к себе. — Кажется, нас кто-то увидел, — тихо рассмеялся отшельник, продолжая толкаться внутрь нее и чувствуя, что девушка уже на грани. — Ох, если бы мне было до этого дело… Все это было слишком странно для обоих. Мужчина откинулся, глядя ей в глаза и не понимая, как страстный секс мог перерасти во что-то столь глубокое, что нельзя было передать ни словами, ни даже подумать было страшно. Она смотрела на него, пока ее брови взметались вверх, а губы ловили каждую каплю свежего воздуха, но он видел лишь бесконечный тоннель ее глаз, манящих за собой, затягивающих, словно воронка, и у него не было сил ей сопротивляться. Да он и не хотел. Отшельник склонился над ней, все же ускоряясь и слыша, как она шепчет ему что-то на ухо, наверное, что-то невероятно неприличное. Она тяжело задышала, сминая пальцами ткань его кимоно, ловя в последний момент его губы для глубокого поцелуя, позволяя оргазму утащить их обоих, даря какие-то абсолютно новые ощущения.

***

— В целом все показатели в норме, но чакра еще не восстановилась. Сенсор в моей команде сказал, что все должно наладиться, просто должно пройти время. В конце концов, она потратила слишком много своей жизненной энергии в том поединке, но вы же знаете, что Узумаки живучие, как тараканы. Ее чакра постепенно пополняется, так что думаю, где-то через месяц, ох… — запнулась на полуслове Шизуне, густо краснея и поспешно отводя взгляд. — Что через месяц? — слегка раздраженно спросила Цунаде, не понимая, что могло сбить ее подопечную на таком важном диалоге. — Ну, м-м, — промямлила девушка, явно забыв, что вообще хотела сказать. — Да что с тобой, Шизуне? — рявкнула Хокаге, тут же проследив за взглядом ирьенина и ощутив, как ее лицо начинает вытягиваться от удивления и возмущения. Она смотрела в небольшое стеклянное окошко, находившееся на уровне глаз, что вело в палату к ее ученице. И это окошко давало ей обзор ровно на стену у кровати. На стену, напротив которой она видела спину своего друга, чей торс обвивали женские ноги, а в плечи впивались столь знакомые, покрытые шрамами руки. Цунаде ощутила, как стремительно краснеет ее лицо, когда даже сквозь закрытую дверь услышала тихие стоны и слова, которые уж точно не ожидала услышать от Ами, тем более в сторону Джирайи. А затем она увидела, как мужчина чуть сместил свои руки, плавными движениями толкаясь в девушку. Она поспешно отвела взгляд, прижимая холодные пальцы к щекам и встречаясь с точно таким же взглядом Шизуне. — Она только в себя пришла, а он уже… Чертовы кролики, — прошипела Пятая, вызвав смешок у девушки. — Скажи всем, чтобы очистили коридор и под страхом моей расправы никого не впускай сюда. Она цокнула языком, щелкнув задвижкой на окошке, перекрывая себе взор на действо в палате и злясь на то, что ей придется прикрывать несдержанность друга. Отшельник нервно провел рукой по волосам, мельком оглядывая свой внешний вид, когда прикрыл за собой дверь палаты девушки. Он повертел головой по сторонам, тут же натыкаясь на недовольный взгляд Цунаде, которая сидела в нескольких метрах от него дальше по коридору, постукивая ногой. — Цуна, — нервно усмехнулся он. — Ами очнулась. — Я прекрасно слышала, Джирайя, как она очнулась, — недовольно шикнула женщина, прищуривая глаза на наспех завязанную одежду отшельника и тут же подлетая к нему, отвешивая увесистый подзатыльник. — Ты вообще в своем уме?! Она же еще совсем слаба. — Я бы так не сказал, — ухмыльнулся мужчина, еле уворачиваясь от замахнувшейся на него подруги, а затем, совершенно внезапно, обхватывая Цунаде руками, притягивая к себе в объятия, слегка приподнимая над полом и кружа. Пятая застыла, позволяя ему еще пару мгновений покружить себя на месте, смотря на него ошарашенным взглядом, и сама не сдерживая улыбку от того, как блестят глаза у друга. Она даже забыла отчитать его за такое панибратское отношение к ней, как Хокаге, когда за дверью послышался небольшой шум, и отшельник молниеносно влетел в палату к девушке. Створки окна медленно пошатывались от влетевшего в палату сквозняка. Сбежала. Цунаде начала возмущенно хватать ртом воздух. Намереваясь обвинить друга во всех смертных грехах. Еще бы, сбежать после такого напора отшельника, когда она только пришла в себя, но мужчина стиснул колотившие его грудь кулачки Пятой, заставляя посмотреть на себя. — Я догадываюсь, куда она пошла. Все в порядке. Просто верь мне, хорошо?

***

Ами брела по пустынной улочке Конохи, накинув поверх больничной рубашки оставленное хаори Джирайи. Тело приятно покалывало от недавних ощущений, и даже не смотря на то, что в душе зарождался неприятный червячок презрения к себе за такое действие — Ами не чувствовала ни капли стыда. Наоборот, понимала, что это было необходимо им обоим для того, чтобы выплеснуть все скопившиеся эмоции. Есть способ лучше, чем такой? Ами усмехнулась своим мыслям. Едва ли. Девушка взбирается на пригорок, чтобы тут же замереть от сковывающего ужаса. Ей казалось, до кладбища еще должен был лежать целый луг, а сейчас он весь вскопан, покрытый свежими надгробиями. Весь чертов луг усыпан телами шиноби, отдавших свои жизни в этой войне с мертвыми. Почему же мир так жесток? Девушка дрожит от слегка пронизывающего ветра, делает шаг в сторону свежевскопанной земли и чувствует такое отчаяние, что ноги чуть ли не подкашиваются. Она ощущает спиной чье-то молчаливое присутствие и тихо размыкает уста, когда чужая ладонь ложится на ее плечо. — Столько людей, — хриплый голос срывается с губ. — Неужели так много? — Не думаю, что это то, о чем тебе сейчас стоит думать. — Как я могу об этом не думать? — Ты что, сбежала из больницы? — Не переводи тему. — Как он тебя отпустил? — Я сказала, не переводи тему, Какаши! — внезапно срывается на крик девушка, заставляя парня за спиной вздрогнуть и тут же прижать ее к груди, словно в попытке защитить от самой же себя. — Прости. Прости, я не хотела… — Ничего страшного, это нормально. Все в порядке, слышишь? Девушка впивается носом в его гольф, замечая, что парень без столь привычного жилета, и запах Хатаке вновь горьким напоминанием о войне врывается в ее сознание. Девушка упирается лбом в его плечо, чувствуя, как копирующий ниндзя размеренно дышит, обхватывая ее руками, в попытке защитить от пронзающего ветра. — Я не хочу давать тебе надежду. — Я ее и не прошу. И они стоят долго, пытаясь вложить в это затянувшееся молчание всю поддержку, на которую способны в данной ситуации. И Ами только в этот момент понимает, что такое «друзья». Понимает, и от этого понимания становится чуть легче на душе. — Я почему-то не мог долго забыть то видение, которое показывала нам Кагуя. Твоя идеальная жизнь. — Ты уверен, что хочешь об этом говорить? — Иначе я не затевал бы этот разговор. Но что-то не давало мне покоя долгое время. Я приходил к тебе в палату, конечно, когда Джирайя-сан позволял, — он тихо рассмеялся, даже не скрывая сквозившей в его смехе грусти. — Наблюдал и пытался понять, что у тебя в голове. Пытался понять, почему твой мир был именно таким. — И понял? — Кажется, да. — И почему же? — Потому что мир твоей мечты — тот, в котором счастливы все. В котором счастлив я, потому что мои друзья детства живы, и я не корю себя в их смерти. В котором Наруто не познал презрение деревни, потому что его семья была жива. В котором Шикамару и Куренай заливисто смеются, ведь Асума жив. И лишь после того, как ты убедилась, что все остальные счастливы, лишь после того, как ты увидела улыбки на лицах всех твоих близких, лишь затем ты позволила побыть счастливой и себе. — Я не понимаю… — Я просто хочу поблагодарить тебя. — За что? — Благодаря тому гендзюцу я понял кое-что важное для себя. Понял, что в этом мире у меня есть много живых друзей, ради которых стоит жить. Ради которых стоит стараться так же сильно, как ты старалась на протяжении всей своей жизни. — Я явно не самый лучший пример для этого. — Пойдем со мной. Ами удивленно поднимает глаза, глядя в спину удаляющегося Хатаке, и лишь сейчас замечает, что у того в руке букет цветов. Она молча следует за ним, гадая, куда он ее приведет, а затем они упираются в каменное надгробие. «Нохара Рин» — гласит слегка затертая надпись. — Когда я впервые тебя увидел, еще в тот день, во время сражения с Дейдарой, ты отчего-то напомнила мне ее. Я сам не знал, в чем причина, но чем больше я тебя узнавал, тем ваше сходство казалось мне все очевиднее. Я не мог не замечать этого. Но иногда нужно уметь отпускать, и пока ты не появилась в моей жизни — я этого не умел. — Какаши, тебе нужно научиться отпускать не только погибший людей, но и себя. Хатаке смотрит на нее пронзительным взглядом, словно девушка сказала глупую, очевидную вещь, но Ами это ничуть не смущает. Она встречается с его взглядом и видит, насколько стоящий перед ней человек сломлен. Он вздрагивает, медленно опускаясь перед ней на колени. — Я совершил так много ошибок в жизни, так много, Ами. Из-за которых ты пошла по неверному пути, — он тихо шепчет, и девушка не может выдержать боли и извинений в его взгляде, прижимает его голову к своей груди и ощущает влагу сквозь тонкую ткань больничной рубашки. Ей хочется провалиться сквозь землю, потому что она не считает, что он должен извиняться перед ней, не считает, что может быть достойна слез столь сильного шиноби, но продолжает мягко поглаживать его по голове, путаясь пальцами в жестких волосах. Джирайя стоит в тени деревьев, наблюдая за ученицей и ее бывшим капитаном. Знал же, что она первым делом отправится на кладбище, но не знал, что там будет и он. Ревность еле заметным уколом задевает сердце, но мужчина лишь мотает головой. Так, как раньше, уже не будет. Они с ней — они оба не будут прежними, уже нет глупой неуверенности в происходящем между ними. Нет постоянных переживаний «а вдруг». Нет страха, что связь между ними — неправильна. Джирайя, наконец, не чувствует себя желторотым юнцом, который хочет отобрать девушку у Хатаке. Он уверен в каждом ее движении, уверен в каждом действии Ами, и знает, что может и имеет право подойти к ней прямо сейчас. Но именно это доверие и останавливает его. Пусть девчонка делает то, что считает нужным. Хатаке размеренно дышит девушке в солнечное сплетение, чуть щекоча горячим дыханием влажный клочок кожи. Он поднимается, едва пошатываясь, но не чувствуя стыда перед девушкой, потому что она смотрит теплым, поддерживающим взглядом, словно говоря, что это все нормально. Какаши не мигает, долго глядя в ее глаза, слишком долго для того, чтобы это было простым взглядом, и поднимает пальцы к маске, стягивая ее уверенным движением и медленно склоняясь над ней, но тут же останавливается под ее аккуратным, но уверенным движением упершейся в грудь ладони. — Прошу… — тихо шепчет он, прикрыв глаза. — Всего один, последний поцелуй. — Какаши, — она поднимает ладонь, кладя на его щеку, и чуть грустно улыбается, заставляя посмотреть на себя. — Отпустить — значит отпустить полностью, сжигая все мосты и не оставляя себе ни одного малейшего сомнения или повода, чтобы вернуться. Не пытайся убедить себя и меня в том, чего на самом деле не чувствуешь. Вина и попытки исправить какие-то свои древние ошибки — не повод скрывать их за выдуманной любовью. — Но ты не права, это не так, — горячо шепчет парень, хватая девушку за руки, прижимая пальцы к губам, в глубине души чувствуя жгучий страх, что она может быть права. — Я слишком долго лгала самой себе о том, что чувствую, и чего нет. Поверь, я знаю, что это самое тяжелое и обманчивое, что может быть в душе. Просто присмотрись вокруг получше, хорошо? Ты не один, у тебя есть друзья, есть близкие, которые ценят тебя и любят. — Присмотреться вокруг? — Какаши-сенсей! — слышится звонкий голос Сакуры откуда-то из леса, и тихое бурчание Наруто на фоне. — Вы же обещали больше не опаздывать на тренировки! Хатаке на мгновение застывает, вслушиваясь в то, как удаляются шаги учеников в поисках своей учителя, а затем переводит удивленный взгляд на девушку, получая от той легкий кивок. Он опускает взгляд на их сцепленные руки, чувствуя, что просто не может разрушить этот последний рубеж для себя, но Ами помогает ему. Поднимается на цыпочки, приближается к лицу парня, под его завороженный взгляд, а затем склоняет его голову, касаясь лба легким поцелуем. — Какаши, для тебя всегда будет место в моей жизни и моем сердце. И взор Хатаке светлеет. Кажется, даже облака, скрывавшие осеннее солнце, уходят с горизонта, позволяя лучам прогревать землю вновь. Парень еле заметно улыбается одними глазами, отчего-то чувствуя, словно какой-то долгий, многолетний груз, который он носил в душе, постепенно растворяется, уступая место едва заметному теплу, начало которому положила стоящая перед ним девушка. Он кивает головой, кидая напоследок взгляд на могилу Рин, а затем исчезает в кронах деревьев, направляясь искать своих учеников. Ами провожает его взглядом, радуясь от того, что хотя бы у ее бывшему командира все будет хорошо, но затем внезапная мысль омрачает ее сознание, тут же отзываясь сползшей с лица улыбкой, и это не может не расстраивать издалека наблюдавшего за ней Джирайю. Он смотрит, как она засовывает руки в карманы и двигается по кладбищу дальше, вчитываясь в имена на надгробиях, словно ища кого-то. Он следует за ней незримой тенью, не желая тревожить ее, пока не сочтет нужным. Но вот Ами останавливается напротив одного камня, и отшельник резко выдыхает, чувствуя боль в сердце за ученицу. Девушка присаживается на колени перед камнем, слегка шевеля пальцами и позволяя чакре выскользнуть из руки небольшим потоком, формируясь в голубую бабочку. Она взмахивает несколько раз крыльями, поднимаясь в воздух и садясь на каменную плиту с надписью «Акимичи Чоуджи». Черт возьми, опоздал. Мужчине хотелось бы предугадать ее действия, но отчего-то именно в этот раз он оплошал. Старался оградить ее от лишних переживаний, даже сейчас спешил к ней изо всех ног, но не успел подхватить ученицу, которая рухнула на колени перед могилой, громко зарыдав. Он оказался рядом секундой позже, мысленно проклиная себя за то, что не успел во время, поднимая девушку с прохладной земли, усаживая на колени и прижимая к себе. Она могла была быть той, к кому остальные приходят выворачивать душу наизнанку, признаваться в грехах и изливать свои переживания, но он знал, что кроме него — Ами никому не могла позволить видеть ее такой. Как же, черт возьми, она могла стоять несколько минут назад рядом с Хатаке, выражать такую силу и уверенность вперемешку со всеобъемлющей поддержкой, а сейчас ломаться от имени мальчишки на холодной плите? — Ты не виновата, Ами, ты не виновата, слышишь? — Я могла его просто остановить. Могла покинуть поле боя до того, как он даже достиг бы меня, но предпочла убить, понимаешь? Забрала жизнь у ребенка, который еще не познал этого мира. Не познал любви, не познал женской ласки, еще не вкусил настоящую суть жизни, и уже никогда не сможет этого сделать просто потому, что мне не хватило сил до конца следовать своим идеалам. — Это не так, девочка, ты неправа, — он положил подбородок ей на макушку, едва гладя ее спину и молясь о том, чтобы никто сюда не пришел. Понимал, что она не переживет, если кто-то увидит ее в таком состоянии. Несгибаемую Ами, сейчас дрожащую всем телом, рыдающую в его кимоно. — Это была не ты, ты меня слышишь? Орочимару отравлял твой разум, манипулировал тобой, заставлял поверить в то, что ты искренне этого хочешь, но он уже мертв. — Но это и была я. Мужчина подхватил горячее, влажное от слез лицо девушки в ладони, заставляя посмотреть на себя. — Это была не ты. А Змей уже поплатился за содеянное, и он больше никогда, слышишь, никогда не сделает тебе ничего плохого. — Он говорил, что лишь раскрывал мои истинные намерения. Говорил, что просто потакал скрытым желаниям, но все остальное было моих рук дело и… — Черт возьми, Ами, посмотри на меня! Ты — не он. Ты человек, который на протяжении последних лет только и делал, что шел вразрез своим истинным желаниям и мечтам, чтобы помочь миру, который тебя отвергал. — И я сама стала ненавидеть этот мир. Если бы я только не была не такой слабой. — Прекрати так говорить. Ты не была слабой. Ты несла на себе груз, с которым справился бы далеко не каждый. Ты жертвовала своей душой, чтобы не выпустить наружу этого монстра. — Но я не справилась. — Ты отлично справилась, Ами, — он схватил пальцами за ее подбородок, вновь поднмая ее опустившийся взгляд. — Но я потеряла в процессе саму себя. Я не имею права жить после того, что натворила. Это я должна была погибнуть на войне, а не все, кто лежат сейчас на том захоронении. — Что ты такое несешь? Ты спасла тысячи людей, появившись на войне. Ты спасла намного, намного больше, чем погубила. — Так нельзя говорить, черт возьми! — Ами, ты добилась невероятных результатов, несмотря на то, что мы пророчили тебе несчастливое будущее. — Оно таким и было. — Но ведь не всегда? — он едва заметно улыбнулся, втирая очередную скатившуюся слезу большим пальцем, растирая ее по нижнем губе девушки. — Разве не было в твоей жизни моментов, за которые стоит держаться? — Они были связаны лишь с тобой, потому что ты единственный, кто верил в меня до последнего. — И не зря, ведь так? Ты переплюнула меня по силе, обучившись режиму отшельника. И я хочу, чтобы ты знала, что как твой учитель, я безумно тобой горжусь. Девушка едва заметно повела плечом, вспоминая видение Кагуи. — Мне никогда не переплюнуть тебя по силе. — Не говори глупости, девчонка. Ты, за компанию с Наруто, Саске и Сакурой считаешься героиней войны. — Я не героиня, — устало помотала головой девушка. — Но… — Я не героиня, Джирайя! Как ты не понимаешь? Я убивала людей десятками, наслаждаясь их смертью и своей силой. Нельзя после этого просто прийти на войну, и искупить это своей помощью, нельзя. Я не вправе считать человеческие жизни, за единицы измерения. Одна отнятая жизнь не равна одной спасенной, тут так не работает. — Но ты не можешь просто закрыть глаза на все, что ты сделала, оставив лишь ошибки. Все оступаются. — Но не все наслаждаются этим. — Ами… — Это неправильно. Моя жизнь здесь и нахождение — неестественны. — Что за глупости? — Я была смертельно ранена два раза. Два раза, черт возьми! И два раза, по какой-то нелепой случайности меня спасали, но никто не спрашивал, хочу ли я этого, — Ами вздрогнула, вспоминая разговор с братом, и понизила голос до тихого шепота. — Я хотела уйти, мне казалось, была готова к этому, но открыла глаза все еще по эту сторону жизни и я не понимаю, зачем. Не понимаю, почему. Лучше бы выжил кто-то другой. Лучше бы вернули Асуму, или Чоуджи, да кто угодно был бы достойнее меня. — Перестань, прошу… — Я не хотела этого… — Ты не хотела возвращаться, зная, что здесь буду я? Он вдруг окинул ее каким-то серьезным взглядом, и Ами ощутила, как дрожат ее губы. Он был прав. Конечно, он был прав, и она покорно склонила голову, позволяя ему притянуть ее к себе, прижимая и укачивая, как непослушного ребенка. Он был прав, но какой в этом был толк? — Я всю жизнь гналась за чем-то, за силой, за мастерством, за Наруто. Все время ставила себе планки, прыгая до них, все выше и выше. Жила только целью и смыслом жизни отыгрывать какую-то роль, защищать кого-то, оберегать. А сейчас все перевернулось с ног на голову, и не нужно просыпаться по ночам в ожидании войны, нападения другой деревни или того, что Наруто влипнет в очередную неприятность. Столько лет, столько гребаных лет я направляла свою жизнь в русло высшей миссии, и сейчас, внезапно открыв глаз в мирное время, когда никому не нужна моя помощь и защита, я понимаю, что не умею жить по-другому. Нужно учиться жить заново, жить для себя, не пытаясь спасти весь мир, но я так не умею, Джирайя. Не умею, понимаешь? Быть сосудом, солдатом, безликой тенью — это мне под силу. Я привыкла всегда быть настороже, жить так, словно в любой момент мне вонзят нож в спину. Мне было проще, когда я была лишь исполнительным шиноби. А сейчас, когда, наконец, появилась возможность быть самой собой, я вдруг понимаю, что не знаю, кто я. Кто я на самом деле. Я так давно не позволяла себе быть самой собой… Наверное с той ночи, когда я…. Когда мы… — Я понимаю, Ами, я все понимаю. Но прошу, просто дай себе шанс. Нет, не так. Дай мне шанс на то, чтобы показать тебе то, кем ты являешься. Показать тебе то, кто ты на самом деле. Показать, как прекрасна твоя душа, — он немного помолчал, глядя на ее пустой взгляд и не понимая, как так вышло. Война окончена, жизни спасены, она должна радоваться, но ее взгляд до такой степени безжизненный, будто бы она все еще осталась где-то там, на границе между жизнью и смертью. — Пошли домой, Ами. Но девушка лишь грустно покачала головой, внезапно ловя порыв ветра, жадно втягивая его носом, и в ее глазах на какое-то мгновение появился блеск, когда она взглянула куда-то за горизонт. — Я… Я не понимаю, почему, Ами? — Коноха — не мой дом, Джирайя. И никогда им не был. Это твой дом, Наруто, Цунаде, Какаши, но не мой. — Но у нас есть шанс начать все сначала, Ами. У тебя есть шанс. — Неужели ты и вправду считаешь, что я хоть когда-нибудь отмоюсь от этой крови на руках? Мужчина услышал неприкрытое отчаяние и уверенность в своих словах, и с досадой понял, что не может ничего сделать. Даже не так, понял, что примет любое решение девушки, потому что она этого заслужила. Потому что даже ему не под силу заставить ее взглянуть на мир по-другому, ведь чем больше он будет насильно искажать ее мировоззрение, старясь подстроить под свое — тем сильнее она будет угасать. Но она и так слишком долго смотрела на окружающий ее мир через призму навязанных кем-то взглядов: его, Цунаде, Орочимару, Пейна. Слишком долго для того, чтобы он мог посметь вновь посягнуть на это. — И что ты собираешься делать? — Не знаю, — небольшое пожатие плечами говорило скорее о нежелании продолжать эту тему, нежели о том, что она действительно не была уверена в дальнейших шагах. — Этот мир все еще остается для меня загадкой, хоть, как оказалось, и является моим домом. Есть множество людей, чьи семьи я погубила, и я хочу попытаться исправить это. Хотя бы немного отплатить за свои грехи. Мужчина прижался лбом к ее виску, зарываясь носом в тонкие, спадающие пряди и горячо зашептал, пытаясь удержать, пытаясь не допустить этого еще раз. — Ты не обязана этого делать, Ами. Прошу, оставь это чувство вины, только не после всего, что тебе довелось пережить. — Но что, если так правильно? Не у всех счастливая судьба, но я не могу не идти вперед, когда она зовет меня. — Но это же… Это же глупо, Ами. — В колыбельной, которую мне пела мама, было так же. — Это просто колыбельная, она не предписывает тебе то, кем быть. — В моем роду иначе не бывает. Ты помнишь те слова? — Я помню лишь последние строчки. Вот тьма отползает под гнетом, и вдруг, Идем мы с тобой под венец. Уже не сломать меня, преданный друг, Зови меня, лучше, боец. — Так почему же не взять их за основу, Ами? — Потому что это то, чем заканчивается песня, эти слова нельзя вырвать и поставить туда, куда хочется, — Значит, это обещание? — Обещание? — «Идем мы с тобой под венец?» Девушка внезапно хлопнула глазами, смущенно отворачиваясь. — Это не для меня, Джирайя. Тихий вздох. — Я знаю.

***

Девушка стоит у ворот Конохи, наконец, полностью выздоровев и вернув прежнюю чакру и жизненные силы, так бездумно отобранные и потраченные на войне, и набрасывает на себя плащ. Окидывает на прощание взглядом скалу с Хокаге и выбитым свежим лицом Хатаке. Ами усмехается: вспоминает, как тот бесновался, когда его утвердили на эту должность. Копирующий ниндзя не привык отсиживаться в стороне, но если деревня того требует — он подчиняется. И несмотря на то, что официально Какаши уже стал Хокаге, основными делами все еще занималась Цунаде, постепенно посвящая Хатаке в тонкости работы. Ами размяла руки и вдохнула носом прохладный воздух, в Конохе поздняя осень ощущалась не так явственно, но температура существенно понижалась. Девушка вновь со щемящим сердцем окинула взором Лист. Последний месяц прошел для нее размеренно, наверное, так, как она и представляла себе когда-то идеальную жизнь. Ами сама себя выписала из больницы в тот же день, когда очнулась, клятвенно обещая Цунаде, что будет наведываться через день для осмотра, а Джирайя под страхом смерти пообещал Пятой, что лично будет за этим следить. Мужчина проводил ее к себе домой, они шли рядом, едва соприкасаясь локтями, не произнося ни слова. Каждый думал о своем и им действительно было, о чем подумать. Они так же молча попрощались, сжимая друг друга в аккуратных, неловких объятиях и разошлись. Но когда время перевалило за полночь, Ами внезапно вскочила на своей кровати, понимая, что у нее не хватает больше сил бездумно пялиться в потолок своей пустой, темной, холодной квартиры, которая напоминала лишь о ее бесконечных ночных кошмарах. Тогда Ами вскочила, накидывая на себя первую попавшуюся кофту, и, путаясь в ее длинном подоле, босиком побрела по улице, а затем, не сдержавшись, побежала. И на одном из поворотов столкнулась с Джирайей. Они глупо смотрели друг на друга, наверное, добрых две минуты, пока он не припечатал ее к стене соседнего магазина, под еле заметные протесты девушки. Вероятно, если бы не патрулирующие улицы шиноби, девушка бы вспоминала ту ночь со стыдом и угрызениями совести. Так что Джирайя, лишь услышав чутким слухом чужие голоса, легко подхватил девушку и понес домой. К себе. Чтобы сделать все, наконец, так, как нужно. Может, и не совсем так, как нужно и можно. И даже совсем не так, как она вообще хоть раз задумывалась, покрываясь восхитительным румянцем каждый раз, когда он напоминал ей об этом. Тогда Ами впервые за все время таяла под его руками так, что он даже не знал, что эта стойкая куноичи может быть столь чувствительной. А потом они долго молчали, глядя друг другу в глаза, время от времени вычерчивая непонятные узоры на коже, словно боясь перестать касаться. Время от времени склонялись, оставляя легкие поцелуи на теле друг друга. В эту ночь слова им были не нужны. Они заснули лишь на рассвете, в объятиях друга, переплетаясь руками и ногами так, словно во сне их мог кто-то разлучить. Но тарабанящий стук в дверь спустя всего пару часов заставил обоих неуютно поежиться. — Если это опять Хатаке… — рыкнул мужчина, пытаясь вылезти из объятий спящей девушки, а затем психуя на все это, просто вставая вместе с девушкой, сонно повисшей на его теле, оборачивая их обоих одеялом и таким образом идя встречать незваного гостя. Кого бы там не принесло в такую рань, в данный момент ему было абсолютно плевать, что о нем подумают. Мужчина одним рывком отворил дверь, встречаясь сонным взглядом с обеспокоенными голубыми глазами. И еще несколькими парами глаз, что пару секунд в исступлении глазели на растрепанного мужчину, у которого на руках висела спящая девушка, закутанная в одеяло, а потом все дружно потупили взгляд. — С каких пор моя квартира стала достоянием общественности? — рявкнул мужчина, забывая про спящую Ами, которая тут же подскочила у него на руках, сонно разлепляя глаза и оглядывая прибывшую компании. Скалящаяся во все зубы Темари, без зазрения совести рассматривающая полуобнаженную подругу и точно такого же саннина, Наруто, который хватал ртом воздух, так же бездумно пялясь на открытую спину девушки, удивленно замечая сотни шрамов на ней. Сакура и Шикамару, вероятно, единственные, кто тактично отвел взгляд, не желая смущать мужчину еще больше. Но того, казалось, в этой ситуации абсолютно ничего не смущало. Зато раздражения на его лице было хоть отбавляй. — Эро-сеннин… Мы узнали, что Ами выписали из больницы и хотели прийти к ней утром, но не нашли и я начал переживать, хотел… Хотел спросить, где она находится… Отшельник несколько раз непонимающе моргнул, усмехаясь уголками губ, но затем отвешивая подзатыльник парню. — Прекращай пялиться на нее, мальчишка! — он посильнее укутал девушку в одеяло, чувствуя, как она тихо смеется ему в плечо. — Черт с вами, заходите. Это утро Ами, да и Джирайя, запомнят, вероятно, как самое счастливое из всех. Впервые кухня отшельника была наполнена громкими рассказами Наруто и звонким, дружным смехом остальных. Отшельник удивленно взирал на балаган, происходящий в его доме, и не мог понять, неужели это та же самая квартира, в которой он напивался до беспамятства и разносил мебель, когда узнал о смерти ученицы? Неужели это та же самая квартира, в которой еще до этого он проводит одинокие, холодные вечера, пытаясь отыскать девушку, поселившуюся у него в сердце? Но сейчас Ами что-то готовила у плиты, изредка кидая теплые взгляды на компанию, встречаясь с каждым из них взглядом, и думала о том, что безмерно счастлива. А отшельник мог лишь смотреть за ней, не отрываясь от ее прищуренных, улыбающихся глаз, и думать о том, что он, наконец-то, живет. Так продолжалось, и весь следующий месяц. Первую неделю девушка упорно уходила к себе домой под вечер, но неизменно возвращалась к наставнику после полуночи. Каждый раз пыталась себе что-то доказать, пока однажды, плюнув на все, не осталась у него на весь день и всю ночь. И больше отшельник ее к себе не отпускал. Зато он ощущал дикий голод стоило ему лишь увидеть девушку, где бы то ни было: в ванной комнате, на кухне или балконе. После того, как она лишь один раз, изрядно выпив, призналась ему, горячо шепча на ухо, в том, что ей до безумия нравится его приставания, в чем он, честно признать, очень сильно сомневался по началу — лишь тогда он плюнул на все предрассудки и переживания, что она может о нем подумать. Да и что она, к черту, может подумать, если Ами именно тот человек, который всегда желал видеть его настоящим. И именно тогда стал брать ее везде. В перерывах между постоянными разговорами по душам, в перерывах между помощью Цунаде с реконструкцией деревни, в перерывах между редкими, но затяжными взглядами девушки куда-то вдаль. Он срывался так часто, что она узнала о таких вещах, о которых раньше даже не задумывалась. Например, она узнала, что дразнить и подначивать мужчину дольше пяти секунд у нее не получается, потому что тогда у нее больше не оставалось сил, так как она оказывалась полностью в его власти. Так же она сложила в голове классификацию множества поверхностей в его квартире, да и не только в ней, честно говоря: от пола до кровати, от тумбы до столешницы, от оконного стекла до спинки шкафа. Не говоря уже о внезапных открытиях того, что привычные способности шиноби могут использоваться совершенно не по назначению. Где и как он научился использовать технику теневого клонирования не для поя боя — девушка не знала, и знать не хотела, но вспоминать было стыдно до сих пор. Хоть и приятно. Он корил себя за это, но не мог насытить девушкой, и от осознания, что она может покинуть его в любую секунду — он разгорячался еще больше. Они оба чувствовали себя глупыми подростками, которые упиваются первой детской влюбленностью, зажимаясь по углам резиденции Хокаге, в укромных местах баров и на вечерних улочках. Но они оба пропустили этот период в жизни, оттого хотелось восполнить его сполна. Но больше, чем утопать в касаниях и теплоте друг друга — им нравилось разговаривать. Говорили они так много, что иногда у девушки под вечер пропадал голос от того, потому что она просто не могла остановиться. Они говорили, наверное, на все темы, упуская разве что войну и планы на будущее. Два эти вопроса были непосредственно связаны, и Ами не хотела думать о завтрашнем дне, а отшельник просто понимал, что хочет растянуть эти чудесные дни как можно дольше. Чакра девушки постепенно приходила в норму, и Джирайя должен был радоваться этому, но не мог, как бы ни старался. Мужчина постоянно ловил девушку на том, что она все чаще и чаще всматривается в горизонт, словно что-то неумолимо ее зовет, и она не в силах сопротивляться этому зову. Поэтому в последнюю ночь, перед отъездом, девушка даже не пришла к нему. Не потому, что не хотела, а по той простой причине, что если бы она позволила наставнику заключить ее в объятия этой ночью. Если бы проснулась, охваченная плотным кольцом его сильных, теплых рук — она бы осталась в Конохе раз, и навсегда, не в силах оставить место, в котором ее душа хотела быть больше всего. — Э-эй, Ами! Ты что это, хотела улизнуть до назначенного времени, не попрощавшись с нами? — Конечно, нет, — еле заметно улыбнулась девушка в сторону Наруто и прищурила глаза. — Больно ты довольный, неужели так радует мой уход? — Я соскучился по нормальному питанию под твоим присмотром, — бробурчал он, чуть грустно улыбнувшись. Ами выглянула за спину юного солнца Конохи, замечая там Цунаде и Хатаке с Сакурой. Не пришел. Девушка еле заметно выдохнула, что не укрылось от цепкого взгляда Цунаде, которая предпочла промолчать. Черт знает, что за отношения связывают их, но она в них больше не вмешивается. Видела ли она когда-нибудь этих двоих столь счастливыми в своем искреннем наслаждении жизнью? Наверное, нет. Тогда кто она такая, чтобы препятствовать этому. После войны все цепляются за то небольшое тепло, которое у них осталось — и Джирайя с Ами не были исключением, и кто им что скажет? Единственное, чего Пятая совершенно не понимала, так это непреодолимого желания ученицы покинуть Коноху. Видела же, что девушка чувствовала себя здесь хорошо, была счастлива рядом с Наруто, которого вознамерилась оберегать пуще прежнего и воспитывать, словно тот уже не был семнадцатилетним лбом, а еще малым и неотесанным мальчишкой. Видела, как деревня прониклась к девушке столь ожидаемым, хоть и совсем запоздалым уважением, но, даже несмотря на это, ее грехи никто не забудет. От этого было больнее всего, но Ами это понимала и принимала, оттого и не могла находиться в Листе. Желала исправить какие-то накопившиеся у нее в голове ошибки, но кто ее остановит? Цунаде надеялась, что Джирайе удастся, но не вышло и у него. И она не винила его. Не винила, что он не пришел, что не смог попрощаться с ней после всего, потому что к такому нельзя быть готовым. Ами так же не винила Джирайю. В конце концов, он был с ней эти недели даже зная, что она, так или иначе уйдет. Был рядом, поддерживал, смешил и окружал ее такой заботой, что душа плавилась и таяла от одного взгляда в его глаза. И именно это и положило начало ее поисков. Ами кинула последний пронзительный взгляд вглубь Конохи, высматривая такую привычную светлую макушку, но солнце, полностью поднявшееся над горизонтом, оповестило ее о том, что пора в путь. Девушка последний раз прикрыла глаза, вдыхая полной грудью, и затем повернулась к провожавшим ее. — Ами, прошу, не пропадай с горизонта, ладно? Ты знаешь, что я даю тебе своего рода миссию, но если ты понадобишься мне здесь… — То я прибуду незамедлительно, бывшая Хокаге-сама, — шутливо кивнула девушка. — Обещай, что подумаешь над моим предложением. — Нет, и даже не надейтесь. — Но… — Цунаде-сама, — Ами чуть улыбнулась. — Это не мое. Пятая на мгновение вытянулась в лице, тут же понимающе кивая. Видимо, пришла пора прекратить заставлять Ами делать то, чего она не хочет. Ее ученица жила вечными тренировками, сражениями и осознанием, что жизнь висит на волоске. И пост Хокаге — не то, на что она хотела бы тратить годы своей жизни, которых могло остаться катастрофически мало. Может, однажды. Но лишь тогда, когда она сама будет к этому готова. — Все равно, пиши почаще, хорошо? — Обещаю, — Ами положила голову на плечо Пятой, которая ее сжала в крепких объятиях, чувствуя расползающееся внутри тепло. На душе было хорошо. — Спасибо вам за все, Цунаде-сама. Вы сделали для меня даже больше, чем могли. — Помнишь, твой День рождения, когда ты рассказала обо всем Гааре, и он подарил тебе эти кастеты? — Конечно, почему вы спрашиваете? — Я тогда так накричала на тебя, — закусила губу от неловкости Цунаде под тихий смех Ами. — До сих пор стыдно за тот случай. — Вы постоянно на меня кричали, — хитро прищурилась девушка, отстраняясь от наставницы. — Но это не мешало вам стать мне… Впрочем, вы и так знаете. — Конечно, знаю. — Мне будет тебя не хватать, — не сдержанно говорит Наруто, разрушая семейный момент под недовольное шиканье Ами. — Не забывай писать мне, и обязательно передавай от меня привет Гааре, если будешь в тех краях. — А ты не забрасывай тренировки и свое обучение, будь так добр. И если узнаю, что ты питаешься как попало — вернусь и вправлю мозги, будь уверен. — Значит, буду питаться как попало, — хитро прищурился мальчишка, ловя удивленный взгляд девушки. — Возвращайся поскорее, ладно? — Я постараюсь, Наруто. — Я уже могу называть тебя «тетя Ами»? — сверкнул глазами тот, не успевая увернуться от подзатыльника девушки. — Ладно тебе, я же пошутил. К Ами неловко подошла Харуно. Милая, нежная Сакура, такая же легкая и воздушная, как цветок вишневого дерева, но столь же мощная и сильная, как его корни. Привыкшая стоять за спинами своих сокомандников, наконец, раскрывшаяся, как прекрасный бутон. — Спасибо тебе за все, — девушка неловко обняла Ами своими аккуратными, бархатными руками медика. — Если тебе нужна будет помощь, — прошептала Ами ей на ухо, хитро кивая в сторону Хатаке. — Пиши мне обязательно, спрашивай, иначе это чурбан сделает все неправильно. — К-какая помощь? — лицо Сакуры стало в тон своих же волос, когда ее руки задрожали от неловкости. — Если она понадобится, ты обязательно поймешь, — не сдержавшись, тихо рассмеялась девушка над смущением Харуно. Какаши удивленно моргнул в сторону шепчущихся девушек, понимая, что эта картина ему смутно знакома. Перед глазами тут же встала Суна и прощание с Казекаге, после нападения на него. Первая встреча с Ами, ее краснеющее лицо от горячего шепота Темари на ухо и точно такие же, хитрые взгляды в его сторону. Если бы он только знал тогда… Если бы хоть немного раскрыл глаза, то может, все сложилось бы иначе. Впрочем, глядя на счастливые искорки в глазах Ами, когда она смотрела на отшельника, он с досадой понимал, что не в его моральных принципах идти против такого искреннего счастья. Даже, если оно и принадлежит другому. Но, несмотря ни на что, щемящая боль в сердце, появляющаяся раньше при одном только взгляде на девушку, пропала. Осталась грусть, небольшое сожаление, вероятно даже желание лишний раз соприкоснуться с ней хотя бы руками. Но не прежняя боль. И это не то что бы сильно радовало, но давало надежду на светлое будущее им обоим. Ами закончила настойчиво поучать Сакуру и подмигнула Хатаке, который, не сдержавшись, сократил расстояние между ними и порывисто обнял. Наверное, совсем не так, как раньше. Без прежних болезненно дрожащих рук и мандража в глазах. Так, чтобы и Ами наконец увидела в нем если и не готовность, то хотя бы желание двигаться дальше. — Спасибо тебе за все, Ами. Спасибо, что отпустила меня. — Не за что, Какаши. Это не моя заслуга, а твоя. — Ты помнишь, что я говорил тебе на войне? — Я думала, мы все решили… — Да, конечно. Я лишь хотел сказать, что ты и вправду сможешь прийти ко мне, когда захочешь, — он чуть помолчал, в последний раз еле заметно касаясь кончиком носа ее волос, вдыхая тонкий аромат и выдыхая. — Как друг. Девушка улыбается ему в плечо, стискивая его в ответ, и удовлетворенно прикрывает глаза. Сколько же воды утекло, как долго она мечтала об этом человеке, и как сейчас ей легко от того, что в этот раз он сам делает шаг назад, расцепляя объятия. Ами машет всем в последний раз, поправляя плотный плащ и закидывая рюкзак на плечо. Что ж, впереди неизвестность, встреча с теми, чьих близких она однажды погубила, исправление собственных ошибок и поиски себя. Долгие, тяжелые — это она могла сказать наверняка, но рано или поздно, она была уверенна, что ее тернистый путь вновь приведет сюда, где эти самые поиски и закончатся. Ворота Конохи скрылись за горизонтом, и девушка подумала о том, что первым дело обязательно наведается в деревню скрытого Тумана, затем в Камень, а затем, скорее всего, в Суну. Ее там ждали. Нервное одергивание плаща, и пальцы привычным жестом тянутся к груди, пытаясь словить колыхающийся кулон, но рука хватает воздух, с досадой сжимаясь. Ами останавливается, кидая грустный взгляд вниз. Где-то в глубине души вспыхивает разочарование от того, что кулона больше нет — с ним была связана большая часть ее жизни здесь, если не вся жизнь. Все, что у нее сейчас есть, все ее былое упорство, все прежние мечты и силы внутри на то, чтобы двигаться к цели — все это ей подарил наставник одним мимолетным поцелуем, показав то, о чем она раньше и не догадывалась. Связи. И почему до той ночи она и знать не знала о том, что для человека, для обычного человека, подверженного слабостям и страхам — связи между людьми, воспоминания чьих-то прикосновений и тепла может являться самым важным на этой земле. Знала ли она в ночь их первого, ни к чему не обязывающего поцелуя, к чему это приведет? Конечно, нет. Не знала даже, что из всех ее многочисленных знакомых, намного менее многочисленных друзей и близких — именно связь с наставником останется единственной, поддерживающей в ней огонек жизни и надежды. В груди расползлось привычное тепло, и сердце сделало несколько шумных ударов прежде, чем вновь принять прежний темп. Девушка потупила взгляд, усмехаясь себе под нос одними уголками губ. Кто бы мог подумать, что запах корицы станет для нее катализатором самых дорогих, припрятанных глубоко в душе воспоминаний. Воспоминаний, которые станут ей светилом во время ближайших странствий и скитаний. Воспоминаний, которые станут той самой связью, той самой тонкой, алой нитью, зовущей обратно, к семье, связывающей ее и Коноху, которая однажды может даже сможет стать ей домом. Но это все после, а пока… — Вы забываете, что во мне теперь кусочек вашей чакры, Джирайя-сенсей, — тихий шелест, и из тени деревьев показывается высокий, крепкий силуэт, не вызывающий ничего иного, кроме желания стать частью и раствориться в этом стане до атомов. — Я снова лишь сенсей? Девушка грустно смотрит на него. И он продолжает. — Тебе не хватает его? — легкий кивок в район груди девушки, и Ами с досадой опускает взгляд — руку, пытающуюся сжать кулон, она так и не убрала. — Верно, привыкла крутить что-то между пальцами, а сейчас нечего, — взгляд из-под опущенных ресниц. — Я уже думала, что вы не придете прощаться. — Разве я мог? — Не знаю. Повисла неловкая тишина, и девушка сжала край ткани, нервно сминая, не зная, что прощаться может быть так неловко. — Мне, правда, нужно идти. — Я знаю, — она вскинула взгляд, смотря, как тепло он улыбается, и поняла, что наставник, как и всегда, полностью понимает и чувствует ее мысли. — Не думала чем-то заменить кулон? — Честно говоря, нет. Дело было не в самом украшении, а… — она запнулась. — А в том, что он был от вас. Так что не думаю, что есть, чем заменить. — У меня есть одна идея. Девушка удивленно посмотрела на него, видя, как он хитро прищуривает глаза. — После таких ваших слов я не помню ни одного случая, когда я не жалела бы о том, что ввязалась в вашу авантюру. Мужчина лишь рассмеялся тихим, гортанным смехом, вызывая у девушки мурашки по телу и осознание, что еще несколько лишних минут с ним, и она не сможет заставить себя уйти. — Джирайя-сенсей, — тихо прошептала она, и мужчина тут же прекратил смеяться, понимающе смотря на нее. Он притянул ее к себе за руку, аккуратно заправляя прядь волос за ухо, и поднимая ее небольшую ладошку для поцелуя. — Может, это сможет заменить тебе кулон, — в его пальцах что-то блеснуло в лучах солнца, и он аккуратно надел аккуратное серебряное колечко в небольшим голубым камнем в тон ее прошлому кулону. — Я недавно наведывался в ту пещеру и решил прихватить с собой еще один такой кристаллик. Конечно, это не та реликвия, обычный камешек, но внешне и не отличить. — Кольцо.? — Это не вопрос, и я не прошу тебя отвечать что-то на это, хорошо? Девушка неуверенно кивнула, покрываясь очаровательным румянцем, и мужчина позволил себе полюбоваться ею, впитывая каждою черточку ее лица, которое больше не скрывала маска. — Ты уверена, что не хочешь, чтобы я шел с тобой? Ами отрицательно мотнула головой, улыбаясь одними уголками губ. — Я должна разобрать в себе и в том, где мое место. Слишком много всего произошло, Джирайя-сенсей. Моя жизнь менялась слишком часто за последние годы, слишком кардинально даже для такого странного мира. Я потратила годы в поисках настоящей себя, но теперь мне нужно начинать все сначала. — Ты не думаешь, что я мог бы помочь тебе в этих поисках? — Это не то, в чем можно помочь. — Потому что ты не уверенна во мне? — его голос внезапно охрип, и девушка удивленно подняла на него взгляд, кладя руку на щеку, оглаживая морщинки вокруг глаз. — Что, если когда ты вернешься, в твоей жизни не будет мне места? — Именно моя уверенность в тебе, — она заставила его посмотреть ей в глаза. — Именно моя уверенность в нас и стала якорем в этих поисках. Стала именно той точкой отсчета, с которой начинается моя жизнь. — Асэми… — Не называй меня так, — девушка чуть смущенно тупит взгляд, вспоминая, как мужчина называл ее этим именем каждое утро, которое она просыпалась в его объятиях. — Ты для меня всегда останешься утренней красотой, — прошептал он, потираясь щекой о ее ладонь. — И, конечно же, несносной девчонкой. — Джирайя-сенсей, — зашипела та, когда он отвесил ей щелчок по носу. — Помни, что мои годы неумолимо бегут. — Как бы там ни было, но теперь, — она постукала пальцем по лбу в районе печати. — Наши счеты, вероятно, сравнялись. Он лишь горько усмехнулся на это заявление. — Джирайя-сенсей. — Да? — Вы помните, где находится та поляна? — Как я мог забыть? — нервно дернулся он, немного отчаянно проводя по лицу рукой, чувствуя, что счет их встречи уже идет на секунды. — Я бы хотела встретиться с вами там. — Когда? — Однажды, — она еле заметно улыбнулась. — Меня это не устраивает, Ами, когда? — он впился в нее требовательным взглядом, сжимая хрупкие плечи ученицы, давая понять, что не позволит ей оставить его без конкретного ответа. — На мой… — она неловко подняла глаза, словно боясь произнести это вслух. Одно дело — размытая неизвестность, другое — давать кому-то обещания и надежды. Девушка внезапно вскинула взгляд, понимая, что дает эту надежду совершенно не мужчине, а себе. Ставит рамки и цель, чтобы в очередной раз не сбежать. Чтобы знать, что бы ни случилось, к каким решениям она не пришла за время своих странствий — она всегда сможет прийти в то место и знать, что наконец будет не одна. — На мой День рождения. Он на секунду задумался. — Так долго? — хрипло прошептал он. — Мне необходимо искупить то, что я совершила. — Хорошо, — он устало выдохнул, прислонив лоб к ее лбу, прямо в районе печати и с тоской всматриваясь в ее глаза. — Каких-то полгода, верно? — Верно. Ами резко выдохнула, чувствуя, что еще пару мгновений, и темная воронка его глаз утащит ее за собой. Девушка поднялась на цыпочки и легко коснулась поцелуем его лба, пытаясь вложить в это все, что было у нее на душе. И судя по тому, как на собранном лице наставника мгновенно заиграла светлая улыбка, она поняла — у нее это вышло. Ами сделала несколько шагов в сторону дороги, в последний момент оборачиваясь на оклик наставника. — Так ты ответишь мне? Девушка покрутила на пальце кольцо, щурясь бликам солнца, которые откидывал маленький кристаллик. — Вы сказали, что это не вопрос, — хитро прищурилась девушка. — И все же? — Да. Она развернулась и пошла дальше, чувствуя, как наставник за ее спиной замер. — Ами! — не унимался тот, вмиг растеряв всю напускную уверенность. — Девчонка, это значит, что ты мне ответишь или… Или это и есть твой ответ? Девушка лишь обернулась, звонко рассмеявшись, и пожала плечами, на мгновение встретившись с глазами наставника. А затем продолжила свой путь. Мужчина резко выдохнул, чувствуя, как и у него на губах расползается улыбка. Всего каких-то полгода.