Call me fighter

Крылья сусано плотным полотном накрыли команду, заставляя всех судорожно выдохнуть: казалось, смерть дышала в спину. Ами рыкнула, раздосадовано стукнув по крепкой броне, упираясь лбом в обжигающую чакру Саске, молясь, чтобы все происходящее оказалось сном. Этого не могло быть. Ситуация казалась до безобразия глупой, хотя стоило лишь немного пораскинуть мозгами и можно было тут же догадаться, но на поле битвы на это банально не было времени. Это ведь Мадара. Вряд ли тот, кого считали богом шиноби, вынашивал такие же идеалистичные намерения, как Обито, такие же светлые, радужные мечты. Калейдоскоп событий кружился столь стремительно, что девушка почувствовала резкий упадок сил, опускаясь на колени и опустошая содержимое желудка, не в силах сдержать рвотный позыв. Спины коснулись легкие, аккуратные движения, очерчивая линию лопаток, поддерживая за плечи в попытках облегчить неприятные ощущения. — Все будет хорошо, слышишь? — тихий голос Какаши прозвучал над ухом, и девушка вымучено кивнула, чувствуя, что сил нет от слова совсем. Видимо, режим отшельника закончился, ожидая подзарядки, и Ами ощутила, как перед глазами все поплыло, прежде, чем Какаши подхватил ее, не давая встретиться носом с землей. Хотелось сказать что-то в протест, уж не привыкла она к такой заботе, но язык отказывался слушаться, и Ами уткнулась носом в его жилет, вдыхая запах гари и пота, мыча что-то нечленораздельное. Было неприятно, и девушка ощутила обжигающие слезы на глазах. Не он. От этих мыслей стало тошно от себя, от своего существования и прогнившей души. Почему она такая неблагодарная тварь? Почему даже сейчас, когда Хатаке столь заботливо, еле прикасаясь к волосам, поглаживает ее, когда даже у нее не хватает сил на то, чтобы встать, сцепить зубы и двигаться дальше — почему она просто не может принимать эту помощь, как должное? Она вновь что-то пробормотала ему в жилет, еле отрываясь от чужого тела, чувствуя, как пересохшие губы не хотят слушаться, а глаза пощипывает от пыли и грязи, что застилает их мутной пеленой. Небольшие пальцы, еле скрываемые тканью прожженной перчатки, никак не могли сравниться с широкой и грубой ладонью, покрытой мозолями настолько, что каждое прикосновение к ее коже зачастую оставляло еле заметный царапающий след. И она не могла. Не могла, черт возьми, не чувствовать отторжение к этим ледяным пальцам, пусть это сейчас было и единственное тепло, которое у нее было. Захотелось зарыдать. Громко, несдержанно, падая на колени перед Хатаке, извиняясь за все, что натворила, а больше всего за то, что не смогла подарить ему и каплю той любви, которая все еще тлела в ее сердце к другому человеку. Такой неправильной, аморальной, грубой и несдержанной, врывающейся в ее сознание каждый раз ураганом, сметая на своем пути абсолютно все остальное, оставляя после себя лишь руины из стыда и совести за поступки, которые не должна была свершать по отношению к своему наставнику. Девушка перекатилась на спину, выскальзывая из чужих объятий и бездумно впиваясь взглядом в мерцающий купол, переливающийся фиолетовым небосводом. Неужели она снова проиграла? Неужели снова предала чужие надежды, оставляя после себя тысячи спящих сладким вечным сном солдат? Перед глазами вспыхнули картины того, как на поле битвы прибыли Каге, существенно улучшая позицию на поле битвы. Как Ами стыдливо прятала глаза от Цунаде, которая при виде живой ученицы задрожала, еле сдерживая себя в руках, чтобы не раскиснуть прямо посреди боя. Что она могла сказать ей? Извините, что заставила вас так долго нести на себе груз вины? Извините, что вы не спали сутками, ненавидя себя за то, что собственноручно вонзили руку мне меж ребер? Извините за то, что я появилась в вашей жизни, перевернув ее с ног на голову? И еще много-много-много раз извините. Затем взор девушки столкнулся с глазами Гаары. Тот, как всегда, ничего не выражал. Но так было лишь на первый взгляд, ведь Ами знала его достаточно хорошо, чтобы заметить — тонкие пальцы рук, сжимающие его накидку, были верным признаком крайней степени нервов, а дергающийся кадык оповещал о том, что Казекаге еле сдерживает слезы. Гаара, милый Гаара. Такой юный, такой обиженный жизнью, но, не смотря ни на что, нашедший в себе силы противостоять предрешенной за него судьбе. В отличие от нее. «Совсем еще мальчишка» — подумалось той, но затем взор сам собой упал на исполосованное ранами лицо, порванную повязку и прожженный сотнями потерь взгляд. Мальчишка? Нет, главнокомандующий боевых подразделений, вот, кем был ее брат. Хотя, после всех ее деяний, после всех поступков — захочет ли он вновь смотреть ей в глаза с прежним теплом? Легкий кивок головы Казекаге, и у девушки перехватило дыхание, заставив уголки губ дрогнуть в улыбке. Как она могла забыть, что бессонные ночи, проведенные в его компании, научили их понимать друг друга. Не читать мысли, не видеть насквозь, нет. Такая привилегия была доступна лишь одному человеку в ее жизни, который, даже не спрашивая разрешения, через тернии пробрался к ее душе, собственнически расположившись там, читая ее, как открытую книгу. Хотя нет, скорее, даже так, словно он сам ее и написал, словно знал каждую строчку, фразу и переживание — наперед. Конечно, с Гаарой такого не было. Не было, да и не нужно было. Но все же, он кивнул, едва размыкая уста, и девушка, даже сквозь больше расстояние, крики, пыль и дым, заполонившие все вокруг — смогла прочитать: — Ты всегда будешь моей сестрой. Крики, слезы, кровь бывших знакомых и врагов, текущая по рукам, отчего-то больше не водили ее в исступление. Даже появление Мадары, даже его предательство не удивило. Все, что она могла — лишь хладнокровно смотреть в его глаза, каждой клеточкой тела давая понять, что он не тронет Наруто, что он — проигравший и поверженный. Затем несколько минут, выпавших из ее памяти, когда Ами держала тело Узумаки на руках, впиваясь пальцами в его шею, пытаясь прощупать хоть какой-то пульс. Сакура, чьи слезы брызгали на лицо, орошая свежие царапины, но тело девушки скрутило таким спазмом, что она беспомощно хватала ртом воздух, не чувствуя ни времени ни пространства, а затем ее глаза заполонила тьма. Очнулась она лишь тогда, когда Наруто, внезапно пришедший себя, тормошил ее за плечо, настойчиво пытаясь рассказать что-то о Мудреце Шести путей. И тогда у нее, действительно, появилась надежда. Но сейчас все шло совсем не так. Сейчас же Ами посмотрела в потолок и медленно разлепила веки, чувствуя, как учащается дыхание бывшей сокомандницы с каждой секундой. — Что мы будем делать? Как мы справимся?! Харуно начинала медленно, но уверенно впадать в истерику, и все, что Ами оставалось в этой ситуации, это хорошенько встряхнуть ту за плечи. Однако ирьенин трепыхалась в ее руках, как безвольная кукла, отчего девушка ощутила, как в ней вскипает злость. — Сакура, возьми себя в руки, черт тебя дери! — Но… — Мы не справимся здесь без тебя. — Но я самая бесполезная здесь, — куноичи понуро опустила плечи, и Ами удивленно застыла, глядя на нее. — Посмотри на меня, — она схватила ее за подбородок, заставляя поднять глаза. — Видишь эту печать у меня на лбу? Я никогда в жизни не смогла бы освоить эту технику, если бы Цунаде-сама не подстроила Бьякуго под меня, а ты смогла накопить чакру в такие короткие сроки, да еще и пользуешься ей на войне. А люди, чьи жизни ты спасла с помощью Кацую? Каждый выживший человек — твоя заслуга, если бы не ты, если бы мы потеряли всех этих людей, то сражаться было бы некому. Да, сейчас мы в западне, и да, мы вряд ли выберемся отсюда живыми, но мы должны постараться, чтобы жили все остальные. Мы не продержимся здесь долго без тебя, ведь ниндзя-медик самый важный член команды. Верно, Какаши? — Д… Да, конечно, Ами права, — тут же спохватился Хатаке, который проклинал себя за то, что даже в такой тяжелой ситуации не мог не любоваться тем, как горели глаза Ами, как она медленно, но уверенно поддерживала его ученицу, которая отчего-то смущенно отвела глаза после его слов. Он не мог не восхищаться тем, как, несмотря на все, что девушке довелось пережить, она до сих пор находит в себе силы для поддержки остальных. — Так что не вешай нос, Сакура, — девушка устало подмигнула ей. — В конце концов, с тобой сильнейший Учиха и Узумаки, и они защитят тебя любой ценой, если понадобится. Ами кинула чуть раздраженный взгляд на Саске, который тихо хмыкнул на ее слова, и предупредительно прищурила глаза. А затем услышала, как тихо охнул сзади Наруто, и поняла, что слова о клане звучали слишком двояко, не желая откладываться в сознании правдой. Вероятно, потому что слишком часто истина менялась перед ее носом, и каждый раз было страшно верить в очередные слова, даже если на этот раз сомневаться повода не было. — Ами, — она ощутила руку у себя на плече и обернулась на голос Наруто. — Все было так сумбурно, и я так и не успел тебя спросить, это правда? — Что, правда? — Ты сказала моему отцу, что… — Да. Да, это так, но я… — она не успела ничего договорить, лишь удивленно охнула, как джинчурики резко повис у нее на шее, стискивая в чуть неумелых объятиях, заставляя уголки губ Ами дрогнуть в легкой улыбке. — Спасибо. Спасибо тебе за все, я так счастлив, что я не один. Счастлив, что у меня кто-то есть, и мне так жаль, что… — Все в порядке, Наруто, — Ами опустила руки на спину парня, аккуратно прижимая к себе и чувствуя, как тот уперся лбом в ее плечо, и слегка потрепала его по волосам. — Но чтобы так было и дальше, нам нужно постараться, верно? Узумаки отстранился от девушки, еле заметно моргая, чтобы сбросить только успевшую скопиться влагу. Сейчас было не до радостных объятий и воссоединения, сейчас счет шел на секунды, и им нужно было срочно что-то предпринимать. — Что ж, — Наруто привычным жестом взлохматил волосы, ударяя кулаком в ладонь, как делал всегда, когда был в чем-то уверен. — Вы со мной? Все лишь тихо усмехнулись на это заявление, и джинчурики удовлетворенно хмыкнул, когда Саске с Сакурой стали по обе стороны от него. — Ами, ты тоже часть седьмой команды, — подал голос Какаши, стоя чуть поодаль с девушкой, кладя руку ей на плечо и чуть сжимая пальцы, чтобы не позволить руке предательски скользнуть на ее лицо. — Я стою лишь позади них, ты знаешь. Так было всегда, и я хочу, чтобы так и оставалось. — Но… — Посмотри на них. Несмотря на то, что мы находимся на грани уничтожения, они счастливы, что, наконец, вместе. Вот это седьмая команда, и я тоже была ее частью. Раньше. Но сейчас это не так важно. — А если мы выживем? — вдруг спросил Какаши, окидывая девушку нервным взглядом, скользя пальцами с плеча девушки на локоть и слегка сжимая, заставляя посмотреть на себя. — Если мы выживем, что ты будешь делать? — Я не думала об этом, — уклончиво ответила девушка, слишком явно кривя душой, потому что она на самом деле думала. Думала о том, что подобным мыслям нет места в ее сознании, потому что она не планировала выжить здесь. — Может, самое время подумать? — Какаши, я… — Если война закончится, и мы победим… — Об этом слишком рано говорить, — резче, чем хотела, ответила девушка, пытаясь вырваться из цепкой хватки парня, но тот лишь сильнее сжал ее руку. — Я просто хочу, чтобы ты знала, что всегда сможешь прийти ко мне. Девушка удивленно выдохнула, на мгновение расслабляясь, и Какаши воспринял это, как разрешение. Он скользнул второй рукой по спутанным волосам девушки, оглаживая ее щеку тыльной стороной ладони, и девушка на мгновение прикрыла глаза, опуская взгляд. Хатаке делал это аккуратно, нежно, но как-то слегка сбивчиво и неуверенно. Совершенно не так, как делал это он. Ами сцепила зубы от этих мыслей. Она ничего не могла с собой поделать, ей, правда, хотелось бы облегчить боль копирующего ниндзя хоть как-то. Она чувствовала, как он колеблется, как ждет от нее хоть какого-то действия, хотя бы еле заметного кивка. Но девушка не могла пошевелиться. Джирайя так не делал. Джирайя никогда не колебался, он делал это властно, выражая несдержанное желание обладать ею, сокращая расстояние между ними одним движением, придерживая девушку пальцами за подбородок. Черт возьми, если они оба, вероятно, не доживут до рассвета, почему она не может позволить ему этого? Почему не может ответить ему таким же теплом хотя бы на мгновение? Почему, даже спустя столько времени, ей не хочется предавать его светлую память, позволяя чужим рукам и губам касаться ее, словно это было самым грязным и подлым, что вообще существовало в ее жизни? — Спасибо, Какаши, — Ами подняла взгляд, глядя на растерянного Хатаке, в чьих глазах на мгновение промелькнуло отчаяние. — Спасибо, но давай сначала выиграем в этой войне, прежде, чем что-то решать. — Пообещай, что подумаешь. Ами уже было развернулась, сжимая кулаки от досады. — Я не могу тебе этого пообещать. — Но почему? — Потому что я не даю обещания, которые потом не смогу выполнить. Какаши резко выдохнул, прикрывая глаза. В конце концов, она действительно была права: они были на войне, и сейчас не было месту обещаниям, которые в последствии принесут лишь боль. Просто во время сражения девушки, когда ему удалось на мгновение выцепить ее взглядом, его пронзила мысль, которая не давала ему покоя и до сих пор. Если она так долго скрывала свое присутствие и факт того, что она выжила даже от него, может, у Какаши все еще был шанс? Но Ами была права, для начала, нужно было не просто победить в этой войне, но еще и выжить. Дальше все побежало еще быстрее, не давая ни секунды лишнего вздоха, сжимая глотку мертвой хваткой. Слишком сумбурное сражение, мощь Мадары, и сотни тел, бездушно висящих, словно омертвевшие мумии, глядящие перед собой мутным взглядом. Почти достигнутая, такая желанная и близкая победа, ускользает прямо из-под носа, как у неопытных геннинов. На замену же приходит чистая, не покрытая какими-либо ограничителями и фильтрами, сила. Сама суть и естество этого мира, и Ами ощущает: воздух не просто выбивается из легких, он вытягивается по капельке, мучительно медленно, а кровь стынет в жилах от вида длинноволосой девы. Мимо воли вспоминается старинный манускрипт, читаемый ею в пыльной темной библиотеке, под недовольные причитания Итачи. Манускрипт, некогда поставивший точку в метаниях девушки и начав новую ветвь ее поисков настоящего места в мире, оказавшимся родным домом. Кагуя шествует медленно, размеренно, не принимая ни одного из выжившей шестерки за достойного соперника. Она даже не замечает их. Не замечает, когда сражается, не замечает, даже когда внезапно видит в Наруто с Саске своих сыновей. Глаза, окруженные вздувшимися жилами и венами, смотрят дальше, глубже, в самую душу, отчего хочется стыдливо прикрыться руками, словно рассматривают нагое тело. Но они сражаются. Сражаются из последних сил, сплевывая кровь, смешанную со слюной, вытирая глаза, перевязывая раны, которые пропитывают одежду, обжигая кожу так, словно они только что вылезли из горячих источников. Кожа покрылась бесконечным количеством гематом, и Ами могла с уверенностью сказать, что из всех ребер целыми осталось лишь пара штук, не говоря уж о кровавом месиве, которое творилось у нее внутри. В очередной раз девушка упала на колени, в одном из миров Кагуи, чувствуя экстремально сильное притяжение, и возвела глаза к кислотному небу, благодаря Цунаде за поставленную печать Бьякуго, что с явным запозданием, адской болью и из последних сил, но, все же, залечивала ее травмы. Обито пал. Пал, дав им шанс, став глазами Какаши, и Ами с легкой гордостью смотрела на командира, думая о парне, который так долго скрывал от нее свою личность под глупой маской. Манипулировал, заставлял подчиняться и быть той, кем ее хотели видеть остальные, но сейчас, глядя в горящий шаринган Хатаке, девушка чувствовала жалость, да легкую обиду. Уж такой она была всегда, и вновь изменить своим принципам, озлобиться на кого-то до скрежещущей обиды под нутром — окончательно стерло бы в порошок ее личность. Очередной мир, ослабленная Богиня, и Ами, стоящая непробиваемой стеной у нее на пути. Стоящая, потому что знает — теперь под ее защитой не только солнце Конохи, но и ее луна. Знает, чтобы выжили остальные, ни один волосок с головы Узумаки и Учихи упасть не должны, просто не имеют права. Кагуя сузила глаза, активируя бьякуган, и Ами накрыло чувство, словно по внутренней стороне кожи проходятся холодными, липкими пальцами, скользя по венам и ловко обхватывая ее сердце, заставляя смотреть в глаза. И Ами глядела в них, понимая, что не может оторваться. Глядела, чувствуя, как каждую ее мысль, каждое воспоминание вытягивают из самых глубин души, как длинную кинопленку, но ничего не могла поделать. — Ты, — она вдруг посмотрела на прикрывавшую двух парней девушку. — Ты не похожа на них. Ты… Не отсюда, — ее глаза расширились от удивления. Она опустила руку, и сковывающая боль, отдающая ноющими спазмами, внезапно отступила, давая доступ к спасительному кислороду. — Мы с тобой ведь очень похожи. Обе были влюблены в людей, которые попытались нас убить, испугавшись истинной силы, но в итоге были повержены сами. Повисла тишина, прерываемая лишь непонятным шумом неподалеку и тяжелыми попытками отдышаться со стороны Ами. — Повержены? О чем ты говоришь? — поднял прищуренный взор Узумаки, сбиваясь с толку от слов женщины и кидая подозрительный взгляд на Ами. — Она убила того, кого любила? — О, милый наивный мальчик… Ты так похож на моего старшего сына, он тоже вечно шел на поводу у своих эмоций, не вглядываясь в саму суть. Но ты не понял меня, я сказала тот, в кого она была влюблена, а не тот, кого любила. — Да какая к черту разница, слова не имеют никакого значения. — Они не имеют никакого значения, пока не подразумевают под собой никакого смысла. Но когда ты вкладываешь в них что-то, слова — превращаются в мощнейшее оружие. — Хватит заговаривать мне зубы, твои речи бессмысленны, я их не понимаю, — зло проговорил Наруто. — Любовь, влюбленность, да о чем ты вообще толкуешь? Это одно и тоже, чертова ведьма! — Я говорю, что влюбленность — это хорошее чувство, которое в итоге может принести лишь боль. Но любовь — это нечто совсем иное. Я любила своих детей больше жизни, а она — любила своего учителя, как отца, я ведь права? Любовь бывает разной, но именно она принесла нам смысл жизни. Они не поймут, моя дорогая. Не поймут, что значит — быть для этого мира чужой, быть преданной теми, кого хотел защищать больше всего на свете. Они не знают о связях с этим миром, — на этих словах девушка чуть пошатнулась, услышав до боли знакомое слово. — Но, так или иначе, мы бы никогда в жизни не смогли убить тех, кого искренно любили, верно? — Но ты же сказала, что она уничтожила того, кого любила. — Молчать, глупый мальчишка! Ты слишком юн и неопытен. Тебе не понять, о чем я говорю. Все ваши души уже давным-давно потеряны, они не знают, не понимают, но вот она… Я говорила о нем, — она указала на Какаши. — И она его не любила. Вы, вы все опять доказываете, что абсолютно не понимаете истинную суть. Я же сказала, неужели вы, мелкие наследники людского рода, как всегда ничего не видите? Она бы не смогла бы убить того, кого искренне любила, как и я не смогла убить своих детей, даже когда они попытались меня уничтожить. Но предательства от того, кому когда-то хотела отдать свое сердце, — она перевела взгляд на Какаши. — Мы обе не простили. Мы пришли на эту землю, чтобы нести мир, добро и свет. Чтобы избавить его от жертв и войны. Но это мир, он… Он не заслуживает наших стараний. Эти люди остались такими же эгоистичными и жестокими даже спустя сотни лет. — Это не так! — выкрикнула девушка. — Ты хочешь сказать, что не он, — она указала рукой на Хатаке. — Превратил тебя в чудовище? Не он выпустил наружу всех демонов, которых ты столько лет так тщательно скрывала? Никто из них не поймет тебя лучше, чем я. Но позволь дать тебе шанс. Позволь показать, каким может быть мир, каким они его заслуживают. Я тебе покажу, и ты родишься заново, поверь. Этим миром незаслуженно правят те, кто не ведают настоящей боли, кто не ведает, каково это — быть преданными кому-то, а затем быть преданными кем-то. Иди со мной, и я покажу тебе настоящее мироздание. Иди со мной, и я сделаю так, что вся твоя боль канет в небытие. — Мои демоны — лишь моя вина и ничья больше, ты просто пытаешься оправдать себя. У каждого есть выбор. Женщина лишь грустно улыбнулась. — Я тоже так думала. Выбор? Я покажу тебе, какой выбор у тебя есть. Внезапно пряди ее волос метнулись в сторону седьмой команды и обвили плотным кольцом каждого. — Отпусти их! — выкрикнула девушка, оставшаяся единственной на свободе. Пальцы призывно дернулись, заставляя окутать тело чакрой, с угрозой впиваясь взглядом в парящую перед ней Кагую. — Я ничего с ними не сделаю, лишь хочу показать тебе кое-что. — Я не поведусь на твои россказни, — остановилась в напряженной позе девушка, готовая броситься в любой момент в атаку. — Мир, без зла и эгоизма, — словно не слыша ее слов, промолвила женщина. — Мир, где люди и земля не пропитаны грехами прошлых поколений. — Мне не нужна твоя сладкая ложь! — Ты так думаешь? — глаз на ее лбу распахнулся, и все ощутили, будто их утягивает какая-то воронка. — Это гендзюцу, не поддавайтесь! — крикнул где-то на фоне Какаши, но было уже поздно. Ами заторможено моргнула, внезапно прикрывая лицо рукой. Яркий свет ударил в глаза, которые после длительного сражения слишком долго фокусировались на столь знакомой скале, что седьмой команде потребовалось несколько минут, чтобы осознать: гендзюцу привело их в Коноху. Девушка напряженно обернулась. О чем вещала Кагуя? Что за мир без зла и эгоизма, что за… Детский смех пронзил ее слух, и девушка дернулась, проследив взглядом по двум темноволосым ребятишкам, бежавшим рука об руку, о чем-то тихо хохоча между собой. Они переглянулись, вытащив из-за пазухи слегка помятый букет васильков, и остановились, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Это вам, Ами-сан, — мальчишка протянул цветы какой-то девушке. Ами потребовалось несколько затяжных мгновений, чтобы понять — это было она. Стояла вот так вот, посреди улицы, улыбаясь милым детям, что весело рассмеялись на то, как она потрепала их по голове, и умчались дальше по улице. Девушка впилась глазами в саму себя, заглатывая каждую деталь, заворожено, даже с каким-то голодом взирая на серый жилет АНБУ и висящую на поясе маску. Здесь она на пару лет старше. Здесь под ее глазами не залегли глубокие тени, на щеке нет шрама, а во взгляде такой свет… — Сестренка, ты, как всегда, ни письма, ни хотя бы орла из своих вечных миссий ни пришлешь. И как только он терпит такое, ты же дома неделями не бываешь… — Кушина… — Он же мужчина, в конце концов, хоть и совсем изменился, как вы ну… Сошлись. У Минато до сих пор дергается глаз, когда вспоминает, как застал вас вместе в кабинете Хокаге, ох и шума тогда было, ты помнишь? — заливисто засмеялась та. — Так вот о чем это я. Он хоть и перестал распутствовать, но когда ты столь надолго лишаешь его физического наслажд… — Кушина! — Ладно тебе, раскричалась тут. И вообще, почему я узнаю о твоем повышении самая последняя, и от кого?! От продавщицы сладостей на соседней улице! Да-да, той самой, которой лет, наверное, больше, чем самой Конохе. Да-да, именно та самая, которая уже несколько лет, как ничего не слышит! Но даже она знает о том, что ты теперь занимаешь почетное место в элитном отряде Хокаге, — Кушина громко ругалась на всю улицу, тут же отвешивая увесистый подзатыльник стоящей напротив нее девушке под шипение той. Ами сделала медленный шаг в их сторону, наблюдая, как лицо той, другой Ами, покрывает сначала легкое недовольство, но затем улыбка все же скользит по ее губам. — Прости, не хотела беспокоить. — Ох, и не поздоровится тебе в следующий раз, — запричитала женщина, тут же отвлекаясь на проходящую мимо знакомую, под недовольное покачивание головой младшей сестры. — Эй! Ами-и! — послышался столь знакомый голос, и стоящая в центре Конохи девушка обернулась, натыкаясь взглядом на Наруто. — Ты ведь помнишь, что у меня сегодня дома намечается вечеринка? И даже не отнекивайся, не прокатит, это же в твою честь, даттебайо! В этот раз у тебя не выйдет улизнуть, ведь Какаши-сенсей и Обито-сан обещали лично за этим проследить. Ами перевела взгляд на устало выдохнувшую другую Ами, а затем вновь вернулась взором к Узумаки. Он стоял в компании своих друзей, что призывно махали руками той, другой Ами. Махали, улыбались, о чем-то смеялись и шутили. Так, словно они были знакомы много лет. Так, словно им действительно хотелось устроить вечеринку в ее честь. За спиной послышалась возня, и Ами обернулась. Седьмая команда стояла позади нее, скованная невидимыми путами, напряженно наблюдая за иллюзией, не в силах ни отвести взгляд ни вырваться из гендзюцу. Мимо проходили люди, здоровались с другой Ами, поздравляя ее с новой должностью. Ами все смотрела и смотрела, все ярче ощущая тепло летнего солнца, все яснее чувствуя приятный ветерок, наполненный ароматом цветов, все явственнее ощущая грунтовую дорогу под босыми ногами. Но это была лишь иллюзия. Шиноби Конохи, которые смотрели на нее с почтением — ложь. Друзья Наруто, которых она мечтала видеть и своими друзьями — ложь. Какаши, с живыми друзьями, порывисто обнимая ее и шепча о том, что с такой самоотдачей Ами однажды точно дослужится до поста Хокаге — ложь. Живая семья, сестра, окружавшая ее заботой — снова ложь. Ами вскинула взгляд на ту, другую Ами, что смотрела в небо. Захотелось развеять это. Захотелось замотать головой, потому что сил выдерживать мир, наполненный ее мечтами и сломанными надеждами — становилось невыносимо. Ами, как сквозь стену, слышала крики седьмой команды позади, просьбы не поддаваться этой иллюзии, и девушка протянула руку в их сторону, едва касаясь пальцами раскрытой ладони Какаши, как вдруг голос, послышавшийся за ее спиной, заставил ее остановиться. Хатаке расширил глаза от ужаса, тут же крича о том, что это все неправда. Крича, что этот мир иллюзорен и исковеркан, но ей уже было все равно. Потому что легкая, привычно родная хрипотца в том голосе готова была заставить ее наплевать на весь мир, лишь бы вновь увидеть хозяина этого голоса. — Опять ты никому не рассказываешь о своих достижениях, принцесска, — Джирайя отвесил другой Ами шутливый щелчок по носу, как в старые времена. — Ты знаешь, я не люблю хвастаться, — потерла шею девушка, окидывая уставшим взглядом мужчину. — Когда-то я обязательно выкину эти дурацкие мысли из твоей светлой головы, — он положил руку ей на плечо, как делал всегда, желая поддержать, и тихо хмыкнул. Ами судорожно дотронулась ладонью до руки в месте прикосновения, больше всего на свете желая оказаться на месте той, другой Ами. — Ты, наконец, можешь мною гордиться, — сжала край маски АНБУ девушка, чуть нервно ведя плечом, когда наставник задержал на нем руку, настойчиво сжимая ее. Он посмотрел на нее каким-то внезапно серьезным взглядом. — Я всегда тобой гордился. Ами, реальная Ами ощутила, как по ее лицу предательски сбежала слеза, как затряслись губы, и она, невзирая на мольбы седьмой команды, напротив, сделал еще один шаг к стоящим перед ней, не в силах оторвать завороженного взгляда. — Сенсей, — прошептала девушка, чувствуя на губах солоноватый привкус слез, прикладывая пальцы к губам, лишь бы не разреветься прямо тут, в попытках впитать в себя каждую черточку его лица. Мужчина потрепал ее по волосам, в привычном до боли жесте, а затем притянул к себе, зарываясь носом в пряди, вдыхая запах и удовлетворенно выдыхая, прошептал. — Я скучал. Вот так вот просто, при всех. Не шутливо флиртуя с ней, не учтиво поглаживая так, как позволено трогать наставнику свою ученицу, а как мужчина обнимает свою женщину, обладая ей целиком и полностью. Настоящей Ами хотелось повернуть голову и проверить, а как в том мире, в том идеальном светлом мире отнеслись бы остальные к такому. Но она не могла оторвать взгляда от этой картины. Мимо шли люди, обволакивая стоявшую посреди улицы пару и, застывшую в паре метров от них, девушку. Шли, не обращая на них никакого внимания. Отшельник сместил руку на шею девушки, пару секунд поглаживая пальцами, затем поднимая их выше, проводя по месту, где должен быть шрам, а после, склоняясь над ней, безапелляционно притягивая к себе и целуя. Ами коснулась руками губ, делая еще один шаг к ним, подходя почти вплотную, не слыша, и даже не думаю о седьмой команде. Не видя, как Наруто открывает и закрывает рот. — Эро… Эро-сеннин… Не видя, как удивленно переглядываются Сакура с Саске, и как болезненно сжимается Какаши от столь откровенной картины. Ами не вслушивается в то, как Узумаки кричит что-то, пытаясь вразумить. Ами не замечает, как последнее, что видит седьмая команда прежде, чем их утягивает из иллюзии — скользнувшая рука отшельника на талию девушки. Ами чувствует, как реальность тащит за собой, но отчаянно упирается. Из внешнего мира слышатся крики, размытые голоса и невнятные образы, но Ами смотрит, смотрит, смотрит. Со стороны слышится раздосадованный голос другого Наруто, и Ами еле находит в себе силы, чтобы оторваться и повернуть взгляд на парня, чье лицо кипит возмущением. — Эро-сеннин, я же просил не делать это при мне! — обиженно дуется он под синхронных хохот друзей. — Она же моя родственница, хорошая подруга, а вы… Но мужчина лишь ухмыляется в губы девушки на такое замечание ученика, перехватывая ее под бедра, развратно врывается языком в ее рот, заставляя покраснеть не только ее саму, но и половину людей с улицы, глазеющих на них во все глаза. Ему нравится подтверждать свой статус писателя порнографии. И Ами почему-то понимает, что знает это. Знает, какие отношения их связывают в том мире. Знает, что на них не косятся и не шепчут в спину, словно нет между ними пары десятков лет, словно нет между ними никаких запретов, законов и убийственной разницы в статусе. Словно в этом идеальном мире нет вообще никаких правил, ярлыков и клеймен, выжигаемых на спине. Вновь слышится какой-то шум из внешнего мира, и Ами прикрывает глаза: ее зовут. Пусть тот Наруто никогда не примет ее со всеми ранами и шрамами на душе, пусть тот мир так и останется погрязшим в ненависти и презрении к ней, в разврате и зависти, в осуждении и недоверии, но тот мир — реальный. Каким бы серым он не был — но он был настоящим. А эта слепая, пересахаренная ложь — заставит душу вывернуться наизнанку, искажая самое святое, что в ней осталось. Две ладони накрыли Кагую в попытке запечатать, и она дернулась из последних сил, пытаясь улизнуть, но Сакура опередила ее, нанося мощный удар сверху. Глаза Ами начали проясняться, унося мутную пелену сладкой иллюзии в небытие, и девушка удовлетворенно выдохнула, глядя на то, как они медленными шагами двигаются к победе. Кагуя зашипела, пытаясь использовать привычную технику перемещения, но внезапно встречаясь взглядом с Ами. — Я дала тебе шанс на то, чтобы жить в идеальном мире! Почему?! Почему ты отказываешься от него?! — Потому что ты ошиблась насчет меня. — Ошиблась в чем? — Я родом из этого мира, языческая дрянь. Кагуя наполовину погрузилась в темную воронку, практически ускользая от двух раскрытых ладоней, но Ами дернулась, пропуская последние отголоски чакры через свой организм, позволяя золотым цепям окутать тело богини, не давая ей сдвинуться с места. Наруто завороженно выдохнул, позволив себе всего на секунду отвлечься, а затем, синхронно с Саске, приложить ладонь к телу Кагуи. Деваться было некуда, и она это знала. Встретилась злобным, загнанным взглядом с Ами, которая победоносно улыбалась, и сузила глаза. — Тогда я заберу у тебя самое дорогое, — еле слышно прошептала та, но этого хватило, чтобы Ами резко расширила глаза, медленно мотая головой. Они же победили, что еще нужно? Рука Кагуи дернулась в стальной хватке печати, и из нее мигом выскользнул стержень, направляясь прямиком в Наруто. Не было времени, чтобы думать, не было времени, чтобы решать. Хотелось убедить себя, что это лишь ради спасения человечества. Лишь ради того, чтобы Наруто мог сложить печати и вернуть всех из Цукуеми, но нет. Это было только ради Наруто. Хотелось посожалеть о чем-то, попричитать, поразмыслить над смыслом своего существования и о том, выполнила ли она свою цель, но Ами оставалось лишь надеяться, что выполнила. Девушка метнулась взором к Саске, и тот, отчего-то сразу все понял. Лишь удивленно вытянулся в лице, неверяще мотая головой, будто бы спрашивая разрешения. А затем он посмотрел на нее внезапно таким серьезным, взрослым взглядом, что Ами не смогла не разглядеть в его взоре Итачи. Казалось, для некоторых людей нет иного способа измениться, кроме как осознать что-то важное для себя. Он молил глазами, непонимающе всматривался в нее, но едва получив еле заметный кивок от Ами — активировал риннеган. Мгновение, и он переместился на место Наруто. Стержень едва успел коснуться его кожи, как Учиха, тратя последние силы и чакру, переместился вновь, на сей раз меняясь местами с Ами. Казалось, не прошло и секунды, но для Ами промелькнула целая жизнь. Вот теперь-то ее долг выполнен. Вдох, и стержень прошел насквозь, до смешного напоминая предыдущее серьезное ранение от Цунаде. Выдох, и Саске рухнул на пол, еле дыша от упадка сил. Вдох, и Наруто встретился с ней взглядом. Точка. Незримая точка, и мир начал расплываться, потому что она сама потратила последнюю чакру, иссушивая себя на технику Узумаки — цепи, чтобы сдержать Кагую. Бьякуго сыграл хорошую службу, не давая отключиться сразу же от потери крови, но чакры больше не было, потому он неохотно, но безропотно сползся обратно в печать на лбу. На кой ей теперь нужна эта печать? Мир размылся, как взмокшая бумага, по которой проводят бледной акварелью, и Ами ощутила, как ее берут на руки, ощутила чьи-то слезы у себя на лице, и, наконец, ощутила, как они перенеслись в родной мир. Добрые глаза Хагоромо смотрят с сожалением, благодарят. И девушке на мгновение обидно из-за замкнутого круга. Рану залечить чакры хватило, но это была последняя капля. Ами прикоснулась пальцами к груди — ее огонек мерцал, отбивая последние минуты жизни. Негромкие разговоры и тихий голос Хаширамы. — Я рад, что у моей внучки была такая преданная ученица. Звучные всхлипы, вероятно, Сакуры, и лаконичный голос Тобирамы. — Ты достойная куноичи. Нервное постукивание катаной, и Хирузен все же решает подать голос. — Прости, что превратил тебя в оружие Конохи. Слезы Наруто, хруст его костяшек, когда тот со злости бьет по земле, и успокаивающий голос Минато. — Спасибо, что защищала моего сына. Легкий шелест, сопровождающий одновременно о двух вещах: Хокаге вернулись в свой мир после окончания техники призыва, и Цукуеми было разрушено. Саске смотрит на Ами долго, внимательно, требовательно, так, словно она обязана прочитать его мысли прежде, чем он задаст вопрос вслух. — Почему ты это сделала? Ты знаешь Наруто даже меньше, чем я его, почему так поступила? Тишина заполоняет небольшую воронку, и все устремляют взоры на девушку. Хагоромо хмурится — знает, какая тьма засела в нутре у мальчишки, знает, что этот вопрос переломный, ключевой для его выбора, для чаши весов, на которую склонится его потерянная душа. Но Ами лишь тихо улыбается, смотря на Учиху и отчего-то вновь видя в нем его старшего брата. — Потому что это его путь ниндзя, — она тихо хмыкает. — У него есть мечта — стать Хокаге и я хочу, чтобы она исполнилась. — Но у тебя тоже были мечты, черт тебя дери! — истерично кричит Наруто, падая перед ней на колени. Ами лежит на холодной земле, смотря на то, как Сакура дрожит от переполнявших эмоций, глядя на то, как глаза Саске светлеют, словно ее ответ что-то перемкнул внутри него, и на то, как Какаши отворачивается от нее, не в силах вновь лицезреть ее смерть. Ами сжимает кулон в руке, поднося к глазам, и удовлетворенно выдыхает. — Моя мечта исполнилась. В выжженную воронку прибывают люди. Шиноби, солдаты, медики, все, кто пришли на этот бой. Все, кто только что проснулись от сладкого мира грез, не веря, что мир взял себе матч-реванш. Не веря, что они выиграли. Тихий вскрик заставляет Ами зажмурить глаза: она надеялась, что ее сердце перестанет биться раньше, чем придется встретиться с Цунаде. Она не желает открывать веки. Тихо молится про себя, чтобы эта темная воронка утащила как можно скорее, но у судьбы на нее другие планы, и Ами ощущает тонкую, еле заметную струю чакры, которая тянется к ней. Это Цунаде с Сакурой положили на нее свои руки, и девушка, правда, хочет поблагодарить, но лишь вымученно улыбается, глядя, как все бледнее и бледнее становится свет вокруг их рук, постепенно исчезая полностью. Ами понимает, чакры у обеих не осталось. Пятая сжимает ворот ее одежды, мимолетным движением окидывая ее внешний вид, отчего сдерживаемая истерика начинает выплескиваться наружу потоками. «Протектор, кимоно, хаори — насколько же ты, глупая-глупая Ами, сильно его любишь? Насколько огромно твое сердце и душа, если ты все еще находишь внутри место этому светлому чувству»? Руки не слушаются, и Цунаде пытается остановить кровоточащие раны привычным способом, вручную, прикладывая какие-то оборванные тряпки, но они тут же пропитываются вновь, заставляя ту чертыхаться. Пятая склоняется над девушкой, пытаясь расслышать ее тихий шепот, но до сознания, до спутанного недавним Цукуеми и горем сознания доходят лишь обрывки фраз. Обрывки мольбы оставить все, как есть. — Ами, я потеряла тебя один раз и не собираюсь терять снова, — она упорно впилась руками в ее разодранную грудь, пытаясь выудить из себя хоть немного чакры, но все впустую. — Цунаде-сама, вы меня не потеряете. И Джирайю-сенсея тоже никогда не потеряете, — Ами судорожно закашлялась, ощущая, как кровь наполняет ее легкие. — Потому что мы всегда будем здесь. Она с большим усилием подняла руку, еле касаясь женщины в районе сердца. Цунаде было совсем не до глупого неразборчивого шептания девушки, она старалась сосредоточиться, старалась из последних сил, но этих сил уже попросту не было. — Какого черта ты несешь о Джирайе? Конечно, я никогда вас не потеряю, обоих. Не смей говорить так, будто бы ты собираешься покидать меня. Не смей, — слезы начали капать с ее глаз, попадая на открытую рану девушки. — Возьмите его, — девушка дернула кулон, весь испачканный в крови, но у нее не хватило сил, чтобы снять его. — Нет. — Прошу… — Ами, черт возьми, ты выживешь и сама отдашь его ему! Взгляд девушки, казалось, стал более осознанным, и она немигающим взором уставилась на наставницу, чувствуя, как с каждым вздохом дышать становится тяжелее. — Отдам? — Не думала же ты, что так легко сможешь избавиться от меня, несносная девчонка? — сбитое дыхание, говорившее о длительном беге, а может, и о нехватке сил и потери почти всей своей чакры, судорожно опаляло потресканые сухие губы мужчины, и Ами вначале еле разобрала эти слова, прежде, чем скользнуть взглядом по его лицу. Запекшаяся кровь у уголка рта, видавший виды протектор с надписью «шиноби», и глаза, наполненные ужасным страхом. Раскаленный воздух опалил легкие, и девушка на мгновение усмехнулась: она уже мертва? Но дикая, адская боль, видимо, считала по другому, пройдясь по всему телу, заостряя свое внимание на шее и плечах, и девушка поняла — нет. Хотелось кричать, плакать, смеяться и все одновременно, какова же ее чертова судьба-шутница. В голове стоял лишь один вопрос. Как? Как, к черту, он выжил? Она же помнит, как из спины торчали стержни Пейна, помнит, как смыкались его веки, и как пропало сердцебиение. Помнит, как чакра в груди дрогнула, расплываясь по телу искрящейся болью от потери наставника. Но спустя мгновение этот вопрос сник под давлением воспоминаний. Нагато. Конечно, он бы не смог простить себе того, что сотворил с душой девушки, пусть и под руководством Обито, но все же. Не смог бы, и потому попытался подарить ей шанс на то, чтобы вернуть свою душу и вернуться самой. Не это ли говорила ей Конан, когда Ами, ничего не слыша из-за сводящего с ума шепота в голове, надрывно кричала в Амегакуре? Не это ли пыталась сказать Цунаде, когда ее рука торчала насквозь в животе девушки? Обида на секунду захлестнула ее сознание. Почти целый год она жила с мыслью, что он мертв, как же так? Ами со злостью захрипела, дергаясь от бессилия. Столько дней потрачено впустую, столько невысказанных слов, столько накопившейся за это время боли. Неужели никто не додумался отправиться на гору Мьебоку? Неужели никто, черт возьми, из жаб, не знал об этом? Внезапное понимание всколыхнуло ее сознание, заставив в очередной раз подумать о том, насколько же сильно этот мир ее ненавидит. Ами прикрыла глаза. Конечно, знал. Просто это было ее миссией, а понимание того, что Джирайя жив — сделало бы ее невыполнимой. Она стала слишком слабой и подверженной связям, чтобы понять: если бы она знала, что в этом мире ее еще держит хоть что-то — она бы не смогла победить. Не в этот раз. В голове так не вовремя вспомнились ее слова, которые она однажды сказала Джирайе в приступе не то злости, не то отчаяния.  — Моей миссией является лишь сдерживание Змея внутри и защита тех, кого когда-то мечтала видеть друзьями. Именно так, как вы и сказали в нашу первую встречу. Я старалась быть кем-то другим, правда старалась, но сейчас понимаю, что не хочу ни к кому привязываться. Это делает меня слабой, а быть слабой — противоречит моей миссии. Я не хочу… Не хочу этих связей, — отрезала девушка, глядя в упор на мужчину. — Никаких. Ни с кем. И девушка поняла, что как бы наставник не спорил с ней, но это было истинной правдой. Правдой для войны, в которой нужно победить абсолютно любой ценой. Ами дернулась в сторону отшельника, протяжно захрипев от боли, желая что-то сказать, но голос не слушался, а губы шевелились, не произнося ни звука. Она встретилась с ним глазами, и этого хватило для того, чтобы все эмоции, что скапливались в ней годами — захлестнули ее с чрезмерной силой. Мужчина глядел на ученицу, и ему казалось, словно не было этих месяцев без нее. Он так сильно погряз в своем горе от ее потери, что даже не обращал внимания на чакру, что твердила ему обратное, звала к ней, но он лишь сильнее закрывался от этого, не желая потакать своей больной надежде. Растрепанные, слегка неровно покромсанные волосы, словно она остригала их наспех, сеточка столь выделяющихся морщинок вокруг глаз, так неестественно выглядевшая для ее возраста, будто бы говорила о том, что его ученица прошла не одну войну, а целую сотню. А впрочем, он понимал, что с ее искалеченной душой это так и было. Внезапно стало душно и жарко, а ноги словно вросли в землю, налившись каким-то сверхтяжелым свинцом. Сделать хотя бы шаг к ней было страшно, не говоря уже о том, чтобы сделать лишний вдох. А Ами наоборот, смотрела на него, и ей казалось, что наставник затерялся где-то между ее ночных кошмаров и светлых фантазий, так давно, словно она видела его в последний раз несколько десятков жизней назад. Словно гора Мьебоку разделила ее жизнь, скорее, существование, на одну вечность и последующую после нее вторую. Девушка вновь дергается, не сдерживая желание прикоснуться к наставнику, пытаясь убедиться, что это не сон или видение, навеянное ее больным подсознанием. Или может, она давным-давно уже находится под вечным Цукуеми? Но отшельник практически опережает мысли девушки, что вертятся небольшим ураганом в голове. Он не хотел смотреть на рану, не хотел думать ни о чем, пальцы заранее трясутся от заполняющего сознания стыда за свой поступок, но тело двигается само собой, какими-то механическими движениями. И тогда, глядя на ее дрожащие ресницы и блестящие глаза, видя, как жадно она хватает ртом воздух и как впивается в него взглядом, ему захотелось закричать о том, что она, черт возьми, самый важный для него человек. Но сил хватает лишь на то, чтобы рухнуть на колени перед ней, чуть ли не наваливаясь на нее телом, в спешке убирая пряди волос с лица и накрывая ее губы несдержанным поцелуем. Все происходящее вокруг отходит на второй план, и он, правда, злится на то, что позволяет себе это. Руки дрожат, губы трясутся в немом крике, вкус крови мешается с текущими по ее щекам слезами, и это на мгновение его отрезвляет, давая возможность ему отстраниться. Он ловит спиной разные взгляды: от щемящего сердцем Пятой, до дрожащего Хатаке, от ошарашенного Наруто, до теплого, понимающего Темари. И он вновь чувствует жгучий стыд, но понимает, что не может оторваться от нее и накрывает ее губы снова, поглаживая щеку, словно извиняясь за это, и ощущает, как девушка даже не отвечает на поцелуй, лишь рыдает, подставляясь его рукам и губам. Ее, да и его мир сужается до этих прикосновений, и Ами впервые думает о том, что боится смерти. Только не сейчас. Только не тогда, когда его сухие уста так судорожно накрывают ее. Ами хотелось сказать что-то, чтобы ее запомнили, как несгибаемого солдата, как шиноби, который выполнил свой долг, но сил хватило только на тихий, хриплый смех. Хотелось сказать слишком много, но слова становились костью в горле, по какой-то странной причине не желая быть озвученными. Девушке казалось, что именно в такие моменты люди и должны признаваться в чувствах, говорить заветные слова, не покрытые пеленой страха и неуверенности, но Ами, отчего-то, не могла сказать ничего нужного. — Вы проиграли пари. — Что? — мужчина на секунду опешил, но тут же пришел в себя, дрожащими руками убирая прилипшие пряди его волос с ее губ. — Мы поспорили с вами, Джирайя-сенесей, и вы поставили на то, что умрете раньше меня. Так вот, вы проиграли. — Я никогда не проигрываю, черт возьми. — Не в этот раз. — Еще хоть раз скажешь подобное, и я… — Накажете? — вымученно улыбнулась девушка, и отшельник на секунду замер, не понимая, как она может лукавить в такой ситуации. — Отшлепаю, — выдохнул он, вызывая у девушки хриплый смех. Джирайя глядел в ее глаза, видел, как они поблескивают в предрассветной мгле и не мог не думать о том, насколько Ами прекрасна. Все так же прекрасна, как и после той ночи. Все так же прекрасна, как сама утренняя красота. По спине прошелся неприятный холодок. Сейчас эти мысли были не к месту, но он судорожно впился в девушку взглядом, не в силах оторвать в мгновение ока заиндевевшие пальцы от ее одежды. Вокруг стояло с полсотни человек: шиноби из разных деревень, пятерка Каге, названные братья и сестра девушки из Суны, седьмая команда, Какаши. А Джирайя склонялся над ученицей, отчего-то чувствуя горечь и стыд за то, что позволил себе такую вольность, как поцелуй. Раньше это были лишь слухи, но что люди скажут о нем теперь? А о ней? Тот вариант, что Ами может просто не дожить до этого, он даже не рассматривал. Знал, что пойдет за ней на тот свет, что продаст собственную душу, лишь бы она была жива. Он подцепил пальцами кулон на ее груди, весь испачканный в крови, грязи и пепле, и сжал его в руке, молясь, чтобы не было слишком поздно. Послышался негромкий хруст, и он разжал ладонь, на котором в свете восходящего солнца поблескивали сотни полупрозрачных осколков, которые тут же подхватил ветер, поднимая в воздух. На раскрытой ладони, покрытой рубцами и мозолями, еле заметно мигал голубой огонек, и девушке на мгновение показалось, что она чувствует сердцебиение, исходящее из него. Глаза на секунду заслонил столь знакомый свет, обдавая приятным теплом, и Ами улыбнулась уголками губ. Так вот, что за свет вел ее все это время. Вот, что за юркий светлячок освещал ей путь, даря надежду даже тогда, когда она брела во тьме, не видя ей конца и края. — Что это? — еле шевеля пересохшими губами, тихо произнесла девушка. — Тише-тише, молчи. — Я хочу знать… — Это моя чакра, — он перевернул ладонь, опуская ее на грудь девушки, и Ами с силой закашлялась от резкого жара в месте соприкосновения. Пекло так, словно в сердце вонзили сотни игл, тут же проходясь по всем мышцам, органам, да и вообще по каждому живому миллиметру тела. — Мне больно. — Я знаю, потерпи немного. — Но Фукасаку сказал, что это кристалл с горы Мьебоку, и что он создан из природной энергии. — Верно, как и кулон Хаширамы. Но, тем не менее, Первый носил его всю жизнь, и тот потихоньку впитывал его чакру, наполняясь ей до краев, потому он и помогал Наруто обуздать Кураму. Точно так же и с этим, спустя годы ношения при себе, он наполнился моей чакрой. Чакра поддавалась неохотно, все время намеревалась куда-то ускользнуть, а то, что гигантское количество энергии сосредоточилось в одной, еле заметной капле света — грозило закончиться плохо для всех, кто находился вблизи, но в данный момент мужчину это не волновало. Его волновал лишь замедляющийся стук сердца девушки и ее постепенно мутнеющие глаза, которые перестали фокусироваться на чем-то конкретном пару минут назад. Джирайя не знал, что делает. Не знал, сработает ли это. Но стоило ему лишь увидеть Ами, лежащую на коленях Цунаде, и словно издалека ощутить, что в груди ученицы потухает огонек чакры, а значит, и жизни — он словно почувствовал, что должен делать. Разбивать украшение было жалко, особенно зная, сколько оно значило для девушки, но в тот момент он об этом даже не думал. Лишь делал то, что подсказывало ему чутье. Ами смотрела слегка потерянным взглядом куда-то за плечо Джирайи, пытаясь остановить взор на витающих вокруг них осколках кулона, что, будто бы по мановению какой-то волшебной силы, стали чуть светиться, превращаясь в голубых светлячков. Джирайя чуть склонил голову, наблюдая, как девушка медленно смыкает и размыкает веки, смотря куда-то поверх него, и лишь спустя мгновение увидел, как несколько светлячков прошмыгнули мимо него, заворачиваясь в каком-то причудливом танце. — Ты помнишь ту поляну? — тихо спросил он, чуть поглаживая ее щеку, и подбирая подушечками пальцев скатившуюся слезу. — Как наяву, — еле слышно прошептала девушка, чувствуя, что силы покидают ее. — Почему светлячки? Почему они появились из кулона? — Наверное, это олицетворение, — он вдруг на секунду запнулся, словно делая для себя какое-то открытие. — Олицетворение самого прекрасного воспоминания в моей жизни. — Но кристалл уже был у меня на тот момент, значит… — Значит, это было самым прекрасным воспоминанием в нашей жизни. Ами перевела взгляд на лицо наставника, пытаясь сфокусировать на нем взор и глядя, как он склоняется к ней все ниже и ниже, прижимает к себе, укачивает, что-то тихо шепча ей на ухо, но она понимает, что звук доходит до нее, словно через глухую стену. Перед глазами начало медленно светлеть. — Мне больно, — вновь прошептала она, чувствуя, как сознание покидает ее. — Так и должно быть, наверное. Ведь я делаю это просто потому, что мне кажется это правильным, — он помолчал, через мгновение понимая, что девушка не реагирует. — Ами? Свет под его рукой расползся, все еще просвечиваясь под ее кожей, будто бы растекаясь чистым звездным светом по венам, а затем стал медленно потухать. — Ами, черт возьми! — он дернул ее тело за плечи, встряхивая, слегка похлопывая по щекам, а затем, прикладывая дрожащие пальцы к ее шее в попытках прощупать пульс, чтобы через секунду неестественно дернуться, прижимая ее к себе. — Нет-нет-нет, это должно было сработать, открой глаза, глупая девчонка! Цунаде прижала руку к груди, не веря в то, что происходит. Все это казалось слишком сюрреалистично и все тихо склонили головы, пытаясь выразить этим свою поддержку. Казалось, они победили, война окончена, тогда какого черта даже после этого есть жертвы? Отшельник не отпускал девушку, вцепившись в нее, бездумно мотая головой, словно отрицая окружающий мир. Повисла звенящая тишина, казалось, даже ветер перестал тревожить воздух, давая всем возможность опустить взгляд, не в силах вынести вида того, как наставник прощается с ученицей. — Я обязательно отведу тебя на ту поляну, слышишь? — бормотал он, касаясь губами ее уха так, словно все вокруг могут слышать его слова, если он не будет так близко к ней. Так, словно он говорил что-то столь личное, столь интимное, что никто другой просто не имел права слышать этого. Он стал медленно раскачиваться с ней из стороны в сторону, прижимаясь лбом к ее виску. — Отведу тебя туда, и укрою от всего мира, хочешь? Хочешь, Ами? Сделаю все, что скажешь, только не оставляй меня. Там не будет никого. Какаши не будет бросать свои ревнивые взгляды, Цунаде не будет донимать расспросами, никого не будет, Ами, да? Только мы вдвоем. Его плечи затряслись, и он вжал в себя девушку, кладя подбородок ей на волосы, слегка елозя по ее макушке, чувствуя, как слезы застилают лицо. — Джирайя, хватит… — подала тихий голос Цунаде, даже не смотря в его сторону, не находя в себе сил поднять взгляд. — Будем смотреть с тобой на звезды, как в ту ночь, и ни до кого нам не будет дела. — Джирайя… — А хочешь, Ами, мы отправимся с тобой путешествовать по миру? Побываем везде, где только скажешь. Я буду следовать за тобой, хоть на край земли, только, — он согнулся над ней, чувствуя, что больше не может сдержать вой отчаяния. — Только прошу, не покидай меня. — Прошу тебя, Джирайя, оставь. Все кончено, слышишь? Она… — Не-ет! — донесся до нее душераздирающий крик, и она дернулась, сжавшись, и без сил рухнула на колени перед ученицей. Хотелось выть так же, а может, даже громче, но из уст не могла вырваться ни звука, ни вздоха, ничего. Оставалось лишь смотреть на то, как Джирайя все прижимает и прижимает свою руку к ее груди, словно не веря, что под пальцами больше не бьется ее сердце. Ее ли сердце? Нет. Это было чем-то намного большим, намного более важным для него. Она понимала, вместе с тем, как ее глаза сомкнулись последний раз — перестало биться не только ее, но и его сердце.

***

Яркий свет резанул по глазам, и Ами зажмурилась, не желая размыкать веки. Тело окутывало странное, немного неестественное чувство невесомости, словно она почти ничего не весила. — Тави? — послышался вкрадчивый, удивленный голос, и девушка тут же разомкнула глаза, несколько минут щурясь, чтобы затем выцепить взглядом, казалось, давно забытый, но такой родной силуэт. — Роб… — секунда, и она кинулась ему на шею, нервно стискивая в объятиях, упираясь носом в плечо и бормоча слова извинений. — Тише-тише. Все в порядке, — он сжал девушку в руках, слегка ошарашено поглаживая по спине, явно не понимая, что вообще происходит. — Где мы? Что это за место? Почему я… Почему ты здесь? Они находились в светлой комнате, наполненной нечеткими, почти что прозрачными силуэтами, не имеющими ни формы ни осязания. Так, словно все вокруг парило в каком-то густом воздухе, а они находились по центру всего этого. Несмотря на то, что под ногами ощущалась плотная поверхность, ни потолка, ни стен, ничего иного видно не было и подавно. — Мне тоже это интересно, — начал оглядываться по сторонам парень, кидая подозрительный взгляд на девушку. — Я ведь… Я ведь был там, понимаешь? По ту сторону, с нашими родителями, а тут… — С твоими родителями, — прямо посмотрела на него Ами, заметив, как тот дернулся и кинул долгий, пронзительный взгляд на девушку. — Откуда ты знаешь? — Это очень долгая история. — Но если ты здесь, если я тебя вижу, значит… — Значит, так, — чуть улыбнулась девушка. — Но что случилось? Как… как это произошло, ты ведь еще, — его голос внезапно охрип. — Ты ведь еще такая юная… — Роб, моя жизнь кардинально поменялось после того, как ты погиб. — Я помню свою смерть лишь отрывками, Тави… Девушка дернулась, внезапно осознав, что почти забыла, как ее звали большую часть своей жизни. В калейдоскопе быстро сменяющихся лет, она даже почти забыла тот злополучный день, когда она впервые потеряла кого-то столь близкого. Впервые ощутила чью-то кровь на своих ладонях, зная, что это ее рук дела. — Я уже и забыла это имя, — неловко взъерошила волос девушка. — Столько воды утекло. — Ты мне расскажешь? — Я думаю, у нас впереди еще много времени, — чуть грустно сказала девушка, сжимая ткань одежды напротив груди. Неужели, это конец? Неужели в этот раз даже тот свет ее не спас? — Я так не думаю. — Что ты имеешь в виду? — Раз мы оба здесь, я бы сказал, что это что-то вроде… Хм, безвременья между жизнью и смертью? Глупо, верно, но все же. — Думала, ты не веришь в это, — тихо рассмеялась девушка, ловя странный взгляд брата. — Что-то не так? — Ты… Ты изменилась, — его голос чуть надломился. — Сколько тебе лет? — Двадцать пять лет. — Значит, с моей смерти прошло? — Четыре с половиной года. — Но разве… — Это, правда, долгая история. — Тогда я готов тебя слушать, — тепло улыбнулся брат, кидая ей прищур теплых, ореховых глаз. И Ами рассказала. Это было странно, удивительно, местами тяжело. Временами она срывалась на тихий шепот, временами вскакивала с места, начиная наматывать круги вокруг Роба, а иногда заливалась истеричным плачем. Выворачивать душу наизнанку, вспоминать все, каждую крупицу, каждый день ее жизни с самого начала было слишком тяжело. Настолько, что она себе и представить не могла. Ей казалось, что все это она давно переболела. Казалось, что один небольшой рассказ, одно небольшое воспоминание ничего не сможет сделать, но стоило ей начать повествование с самого первого дня, Ами поняла: она еще никому прежде не рассказывала свою историю от начала до конца. Ами говорила о вере в людей и их предательстве, рассказывала о своих поисках, вопросах, которые так и остались без ответа. О попытках найти свое место в жизни, попытках стать хотя бы маленькой деталью в большом, слаженном механизме того мира, но она словно каждый раз оказывалась лишним элементом, который не подходил ни к одному месту: ни Суне, ни Конохе, ни даже чертовым Акацуки. Ами все рассказывала и рассказывала, чувствуя стыд и злость к самой себе за разные поступки, начиная от лжи, которая преследовала ее всю ее жизнь, заканчивая тем, как она уповалась чужими смертями, думая, что свершает благое дело. — Боже, Роб, как же я ошибалась… — Это ничего, слышишь? Ничего, — он уложил ее голову к себе на колени, гладя ее по волосам. Так, как делал это в ее детстве, когда она в очередной раз разбивала коленку или встречалась с новыми трудностями. — Он тоже так делал. — Как? — Гладил по волосам. Иногда я просила его остаться у меня дома на ночь, после особо тяжелых миссий или тренировок. Боялась, что если вновь останусь одна, то сойду с ума. — И он оставался? — Лишь до того момента, пока я не усну. Чертов праведник, никогда не позволял себе больше, и на рассвете я всегда просыпалась одна. — Он делал так, как считал правильным. — Я знаю, но… — Но все же ты засыпала, когда он гладил тебя по волосам. — Верно, — она немного помолчала. — Что меня ждет там, по ту сторону? — Там? — он на мгновение поднял глаза вверх, словно задумываясь о том, как правильно это сказать. — Там тебя ждет покой. — Покой… — эхом повторила девушка. — Я так долго мечтала об этом, ты знаешь? — Знаю, милая, знаю, — он слегка потрепал ее по волосам, прищуривая глаза и чуть грустно улыбаясь. — Скажи мне, Роб, я принесла хоть что-то хорошее в этот мир? Исполнила свой долг? Среди тысяч путей и развилок, среди постоянных ошибок и неудач, я столько раз оступалась — нашла ли я свой смысл жизни? Выполнила ли свое предназначение? — Ами, — он чуть раздосадовано выдохнул. — Как думаешь, почему мы здесь? — Я… Я не знаю. — Все последние годы ты провела в ненависти к себе, в чувстве стыда за мою смерть, но ведь в этом не было твоей вины. — Это не так, если бы я хоть немного постаралась… — Ами! — он встал с места, попутно хватая сестру за плечи и встряхивая. — Ты не виновата в этом. — Почему ты мне это говоришь? — Потому что это то, что гложило тебя все это время. То, что заставляло бояться саму себя, не давало жить спокойно, наслаждаясь своей жизнью. Потому что моя смерть — стала твоим первым шагом во тьму, но у тебя есть шанс это исправить. Есть шанс взглянуть на этот мир с чистой душой, не скованной оковами вины за мою смерть, которая все опускала и опускала тебя глубже в твою бездну. — О чем ты? — Может, ты уже и выполнила свое предназначение, может, уже и нашла свою судьбу, а может и нет. Этого никто не знает и не узнает. — Я не понимаю твоих слов, Роб! Хватит говорить загадками, я устала от всего этого. — Только тебе решать, что делать дальше. — В каком… — запнулась девушка. — В каком смысле? — Ты можешь уйти со мной. К родителям, к тем, кого ты уже потеряла. Но если тебя что-то держит в том мире, то ты можешь вернуться. — Что за вздор? Это глупость, перед человеком не должен стоять такой выбор, иначе все будут выбирать жизнь, это ведь… — Ты бы выбрала вернуться? — Конечно, я ведь… — Ами на мгновение замолчала, хмурясь, и вскидывая внезапно горький взгляд на брата. — Нет. — Ну вот видишь. — Но почему… Я не понимаю, это кажется очевидным, но почему я не хочу возвращаться? — Потому что ты знаешь, что если уйдешь со мной — это конец. Тебе больше не нужно принимать решения, не нужно за что-то бороться, не нужно ни о чем переживать. Смерть — есть смерть. — Значит, я хочу с тобой, — она сделала уверенный шаг в сторону брата, вскидывая голову, чтобы словить его неверящий взгляд. — Разве у там тебя не осталось людей, которые для тебя важны? — Роб, я… Я устала. Устала от чертовой жизни, я не хочу. Я больше не хочу всего этого, понимаешь? — Конечно, понимаю, но я слишком отчетливо вижу в твоем взгляде сомнения. — Это слишком сложно, — она улыбнулась одними кончиками губ. — Сложно и странно. Кажется, что стоит сделать всего один шаг и меня ждет долгожданное спокойствие. То, к чему я так долго стремилась, но… Отчего-то кажется, что этот шаг будет длиться вечность. Отчего-то кажется, что между мной и этим коротким шагом стоит стена. — И что ты думаешь? — Думаю, что я абсолютно не знаю, что мне делать. Я ведь… Я ведь когда-то мечтала, понимаешь? Когда-то хотела исследовать весь мир, хотела побывать во всех великих странах, познакомиться с сотнями сильнейших шиноби, выжать из этой жизни и из моей силы максимум. А вышло так, что моя сила и существование выжали все из меня. Я так сильно мечтала обо всем этом, о друзьях, о признании доверии людей, с таким нервным ожиданием и замиранием сердца. Кажется, это было вечность назад. Кажется, я давным-давно забыла, каково это — мечтать. Потому мне уже нет там места. Нет места в мире, который я хотела покинуть сотни тысяч раз, потому что больше не могла видеть, как жизнь медленным потоком выскальзывает из меня под гнетом обстоятельств. Я не знаю, что мне делать, Роб… — Но ведь верный ответ ты уже знаешь. Здесь, — он легонько тыкнул двумя пальцами в ее лоб, а затем сместил их на грудь, в районе сердца. — И, что самое важное, здесь. — Но что, если я сделаю неверный выбор? — А ты не выбирай. Просто закрой глаза и иди вперед. Не думай ни о чем, не решай ничего, не жалей и не взвешивай. Просто иди и слушай свое сердце. Слушай его, верь ему, чувствуй его. И оно обязательно укажет тебе верный путь.