Душа

Эш проснулся только поздним днем и едва смог пошевелиться. Все тело сковало от сидячего положения, но больше всего болела голова. Буквально раскалывалась от боли. Застонав, он высунул из-под одеяла голову и наконец разлепил глаза, чтобы размотать одеяло, в которое укутался, словно в кокон. Перед лицом магическим образом возник стакан с водой и блистер с таблетками. Выгнув бровь, он принял подарки небес и пробурчал тихое «спасибо». Лекарство и вправду помогло. — Чисть зубы и пошли завтракать, — мягкий голос Эйджи обволакивал, заставляя подчиниться. Он послушно встал и резко обернулся, когда осознал, что ему это не почудилось. Удивленный подобной реакцией Эйджи склонил голову на бок и неловко улыбнулся. — Чего ты? На завтрак у тебя салат с креветками и авокадо. Давай быстрее, — тот повернулся в сторону кухни, не обратив должного внимания на его удивление. «Так это был не сон…» — проскочила мысль, когда удивление сменилось радостным чувством, что все наконец на своих местах. Однако, несмотря на это, он все же понаблюдал за хозяюшкой на кухне еще пару мгновений, и только после убеждения, что тот не исчезнет, приступил к водным процедурам. — Эш, прости, я не нашел похожей на твою любимую горчицу. Но думаю, это подойдет, — засмеялся японец и поставил блюдце на стол. Салат и сэндвичи стояли вместе с традиционным мисо-супом, рисом, натто*, запеченной рыбой и цукемоно*, создавая причудливую композицию их предпочтений в еде. Быстрый душ — и Эш вошел на кухню с полотенцем на плечах, еле дыша от спертого дыхания. Прокашлявшись, он вальяжно сел за стол. — Итадакимас*, — экзотичное когда-то для слуха слово стало очередным напоминанием, что они и вправду вместе. — А ты так и не вырос, старший братик, — усмехнулся он и принялся за еду. — И все так же ешь вашу вонючую рыбу и натто. — Заткнись и ешь. И будто ты вырос за это время, — пробурчал Эйджи, смешивая бобы с рисом и заливая соусом. — А как же? Плюс полтора дюйма, — он не смог сдержать улыбку. — Что? Серьезно? Да как так-то? Вырастешь гигантом и в ванну не будешь помещаться, — Эйджи показал язык и надулся, но все-таки радовался, хоть и поглядывал на него исподлобья. — Я что, настолько красив, что ты не можешь оторвать глаз? — нагло хмыкнул он и положил руку на стол, придерживая голову. — Ах, «Я помню чудное мгновенье, Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты».* Или лучше… «Видели все на свете Мои глаза — и вернулись К вам, белые хризантемы»*, — с довольной улыбкой, проговорил Эш, наблюдая за сменой эмоций на бледном лице. — Пушкин и Иссё? Ты серьезно? Да еще и хокку* на японском, — шок спокойно читался на открытом, как книга Эйджи. Как и легкий румянец зависти. — Не думал же ты, что я только стрелять и красть умею. — Да, но…— трель звонка их прервала. На экране Эйджи высветилось: Ибе-сан — Ал… — Эйджи! Эш! Он жив! Он в Японии! В Токио! Живет в…! — шквал громких криков чуть не разорвал перепонку, однако в этот момент Эйджи спас Эш: — Ибе, прекращай орать с утра пораньше. Всех соседей перебудишь, — недовольно высказался он, забрал трубку и включил на громкую связь. — Сейчас уже день, бестолочь! И соседей не перебужу, не беспокойся! Мелкий засранец, еще и жизни учить будет, — пробубнил Ибе, чтобы через секунду заорать снова: — Эш! Ты жив! Как ты?! Что случилось?! Эй! — Даже не надо включать громкоговоритель. Жив я. Здоров, как бык. И переживу еще тебя, старикашка, — язвительно, но все же с добрыми нотками, сказал он. — А… Я так… Рад… Что ты жив, — на том конце явно слышались рыдания, а после чего в дверь неожиданно постучали. Удивленные парни прошли к двери, вооружившись скалкой и ножом, бог знает, кого принесла нелегкая. Однако осторожность была ни к чему, в квартиру ввалился рыдающий Ибе и повис на шеях у парочки. — Я… Так рад… — Ибе-сан. Вот. Прошу, выпейте, — Эйджи протянул стакан с водой вместе с очередной салфеткой и неловко улыбнулся. — Хватит тут сырость разводить, старик. Словно умер кто-то. Живы все, — буркнул Эш. — Так… Ты же… И хватит меня так называть! Спустя полчаса объяснений выплакавшийся Ибе спокойно сидел за столом вместе с ними и вздыхал о том, какой стресс пережил за это время, отчитывая за переживания обоих. А на часах пока было только полчетвертого… — Мне пора идти. Новый Год нужно отмечать с семьей, — попрощавшись, Ибе перед уходом наградил мальчишек праздничными деньгами* без конвертов и ушел. — Совсем забыл про Новый Год. А ведь у нас ничего не готово, — задумчиво выдал Эш. — Пошли за покупками. Думаю, к девяти управимся. Шустро собравшись, они решили разделиться в торговом центре, чтобы быстро взять все необходимое и встретиться уже у выхода. Вроде бы простое, недолгое расставание, однако очень сильно бьющее по чувствительной душе. — Все будет в порядке, Эш. Я всегда на связи, — показав мобильник, постарался успокоить Эйджи. — Хорошо. В полдевятого у входа. Не опаздывай. — Как скажешь. Несмотря на нервозность обоих, справились они на отлично и сэкономили час. Вот только на обратном пути их ждал небольшая проблема. Веточка омелы*, приклеенная для забавы над входом в обитель Эйджи, заставила невольно замяться, но только его. Отложив пакеты, Эш быстро взял дело в свои руки и одарил губы Эйджи нежным поцелуем. — А как же спросить, прежде чем делать? — Эйджи был красный как рак. — Поколотить бы тебя. Да только маленьких нельзя обижать, — пробубнил тот под нос, открыл дверь и пропустил гостя первым. Уютное убежище. Таким он себе и представлял жилье Эйджи. Маленький мир теплой и спокойной жизни. После всех приготовлений для праздничного стола они забрались под котацу*, синхронно выдохнули от усталости и приступили к еде. — А это что за зеленая жижа? Такая же была утром, — нахмурился Эш. — Японская «горчица», васаби*, хоть она и не к новогоднему столу, я подумал, что тебе, может, захочется чего-то горького, — скрыв ликование, сказал хозяин дома. Внимательно наблюдая за тем, как Эш кладет ее на рис, а затем в рот, Эйджи уже чувствовал его недовольную реакцию. Но Эш без гримасы отвращения, с энтузиазмом принялся есть васаби в качестве соуса для всего, что возможно. — Чего? Эш, тебе не горько? — недопонимание читалось на миловидном лице. — Ты думал, что я не пробовал «японскую горчицу», братик, — засмеялся на надувшуюся мордочку Эш. — Ну ничего, зато твоя милая реакция на горчицу отпечаталась у меня в памяти, — невинно улыбнулся он. — Может, забудешь уже? — смутился Эйджи и посмотрел на время. — Пора, — тот выполз из-под котацу, достал откуда-то красиво упакованную коробочку и вручил ее Эшу. — С новым годом, Эш, — улыбнулся Эйджи и поцеловал его в макушку. — Погоди. У меня тоже кое-что для тебя, — такая же миниатюрная коробочка, но уже в другом оформлении. — С новым годом, Эйджи, — минута открытия подарков — и синхронный смех. В коробках на бархатной подушке лежали простые серебряные кулоны. У одного с Солнцем, у другого с Луной. — А почему Луна, Эш? — уже надев свой подарок, уточнил Эйджи. — Потому что ты светишь в моей тьме. Но в то же время ты и Солнце. Словно яркий луч, пробиваешься сквозь тучи. А кстати, мне почему Солнце? — спросил он. Румянец, как зарево. Красиво… — У меня все не так продумано. Просто Аслан означает рассвет, вот и взял его, — отвернулся Эйджи в легкой обиде. — Прости, что без глубокого смысла, — успел буркнуть тот напоследок и Эш повалил Эйджи на татами. — Хватит извиняться, — прошептал он и снова украл поцелуй, переходящий во что-то большее. Вот только этот момент, выбрали время соседи, которые запустили громкий фейерверк, удививший Эша. — Черт, — чертыхнулся он и отпустил свою добычу. Быстро взяв себя в руки, Эйджи встал и потянул Эша за собой к выходу. — Время первого посещения храма, — неловкий момент был утерян, как и новые возможности для интима, вот только рука, которая сжала его ладонь, вселяла надежду. Эш уже давно думал о том, что Эйджи на самом деле воспринимает его как младшего брата или близкого друга, а оттолкнуть не может, потому что боится причинить боль. «Гребанный менталитет японцев…» И разные ситуации это лишь подтверждали. «Что, если он и вправду питает ко мне лишь чувство заботы и желание защищать? Нет шансов». Пройдя дорогу к храму, который был в полутора часах ходьбы от жилья Эйджи, Эш решил разбить гнетущее напряжение и вместе с ним, молчание. — Эйд… — Знаешь, Эш, Каннон*, богиня милосердия, помогает всем грешникам. Есть поверье, что, помолившись в ее храме, тебя будет ждать счастье, но за него придется заплатить цену. Я приходил сюда каждый день, молясь за твое перерождение, или за то, чтобы ты попал в рай. Каждый день в слезах я приходил и разговаривал с ней. Молил ее, чтобы она указала тебе дорогу. Умолял не бросать тебя во тьме. И вчера я шел сюда. Какова была моя радость, что мы смогли встретиться вновь…— тихо сказал Эйджи. — Я не знаю, что именно чувствую к тебе, Эш. Все, что я знаю, это то, что я не хочу отпускать тебя. Не хочу забывать твоих прикосновений и поцелуев. Не хочу быть просто близким тебе человеком. Мне этого мало. Я хочу… Забрать тебя целиком себе. Прости за мой эгоизм и нелепые слова. Разочарован, наверное… Только успел закончить Эйджи, как Эш притянул глупца к себе. — Ты… Идиот. Вроде бы взрослый. А такой идиот. Мне что, снова попросить тебя остаться со мной? Простой, как пробка. Медленно соображающий. С черными, как смола волосами, и глубокими, темными глазами. С умением летать. Заботящийся от нечего делать и даже не просящий ничего в замен. Странный. Взбалмошный. Упертый. Храбрый… Мой. Три буквы, и будто все на своих местах. Мир перестал вертеться в неопределенности и хаосе, а остановился на гармонии и чувствах их двоих. Из разных миров, которые никогда могли не пересечься. Но пересеклись. Мгновение — и они в привычных объятиях. Еще одно — и уже поцелуи. И нет для них в этом мире кого-то дороже, чем тот, кто находится в их руках, прикасается и целует в ответ. Все в мире временно, как и мгновение обостренных на пике чувств. — Давай все же помолимся и пойдем домой. Холодает, — тяжело дыша, проговорил Эйджи. Согласный с ним Эш проследовал на постамент, где стоял гигантский сундук, или скорее просто деревянная коробка с решеткой. — Сначала кидаешь монетку, потом звонишь в колокол, дважды кланяешься, дважды хлопаешь в ладоши и молишься*, — проговорив это и показав на своем примере, Эйджи закрыл глаза и стал молиться. («Каннон, спасибо за услышанные молитвы. Спасибо за прошлый год и главное — за встречу с ним. Пожалуйста, дайте нам возможность быть вместе так долго, как это возможно. И еще раз спасибо и прошу прощения за мою навязчивость», — закончив, Эйджи сошел по ступенькам вниз, глянул на полную луну и мягко улыбнулся кролику, катающему тесто*.) Повторив все движения Эйджи, Эш немного задумался, а как вообще обращаются к богам… «Хех. Это наверное второй раз, когда я обращаюсь к богам. Каннон. Спасибо за него. Позволь пробыть рядом с ним до последнего вдоха». — Можем идти. Хотя я бы заказал такси, что думаешь? — взяв Эйджи за руку, проговорил он. — Решай сам. Но я окоченел. — Как и я. И снова котацу. Только в этот раз уже не так невинно. Простой поцелуй медленно перерос в большее. Руки, до этого занятые объятиями, перешли в смелые ласки, забрались под ткани кофт, чтобы наконец ощутить под пальцами тепло тел. Они были единым целым, синхронно проходились ладонями по позвоночникам и изучали полученное им в доверие тело. Однако инициатива быстро перешла в руки более опытного. Переместившись на узкую кровать, Эш первым делом достал смазку и презерватив из сумки, чтобы уже точно ничего не отвлекало. А после уложил Эйджи на спину и медленно развел колени, чтобы в следующий миг тихо засмеяться, когда храбрый Эйджи, который смело держал пистолет, прикрывался руками и заливался краской. — Ты веришь мне? — подтянув икру Эйджи к плечу, спокойно проговорил он. — Да, — подрагивающий голос и закушенная губа, а после и поднятые к лицу руки в знаке капитуляции. Усмехнувшись на это ходячее недоразумение, Эш прошелся цепочкой поцелуев от подъема ноги до внутренней стороны бедра, не забывая при этом наслаждаться нежностью бархатистой кожи. Опасная близость к паху, но Эйджи пока молчал, лишь подрагивал под каждым прикосновением. Вот только Эш решил поиграться, стал целовать и другую ногу, обходя интересное и двигаясь наверх. Живот, на котором в одном из поцелуев спрятался легкий укус, заставивший Эйджи простонать. Шея и снова укус, но уже более ощутимый. А в ответ — громкий стон. Сосок, но тут уже только причмокивания и ответная судорога со сдерживаемыми стонами. Он игрался с Эйджи, словно с игрушкой, которую так жаждал в подарок. Это было словно в первый раз. Хотя почему словно… Для них обоих это был первый раз. Первый раз, когда можно насладиться друг другом, доверяясь всеми потаёнными уголками души. Первый раз, когда они не получали приказов. Первый раз, когда была полная свобода. Сладкий и такой необходимый им обоим первый раз. Эш вдоволь наигрался, пошел ниже и впервые по собственной воле попробовал член на вкус. И это было прекрасно. Протяжный стон прошелся по комнате, заставил Эша замереть в ожидании давления на голову. Но вместо этого действия последовало другое: нежные руки Эйджи лаской прошлись по волосам и даже попытались оттолкнуть его голову от слишком непривычных ласк. Не тут-то было. Эш усмехнулся и пошел дальше, полностью вобрал в рот аккуратный член и начал двигать головой, сжимая губами и лаская языком. Не привыкший к подобному Эйджи излился пару минут спустя этих сладких пыток, сумев все-таки отодвинуть его голову, чтобы не кончить прямо в рот. Судороги оргазма прошили стройное тело, когда эрегированный член излился. — Прости, Эш, — тяжело дыша, проговорил Эйджи и стер капли спермы с его лица, отчего сердце у Эша защемило. Эйджи правда считался с его желаниями, уважал его и заботился о нем. Действия говорили больше слов. Даже в такой глупой ситуации. — Не извиняйся, — хрипло прошептал он и выдавил смазку на пальцы. Посмотрел в темные, бездонные глаза. — Боишься? — Нет. — Расслабься. Глубокий вдох и долгий выдох, а после сосредоточенный кивок, что чуть не заставило Эша захохотать от серьезности миловидного лица. Только вместо этого он начинает медленно и постепенно растягивать девственно узкий проход. Не торопясь, со всей нежностью, копившейся в его сердце, он планомерно входил в него палец за пальцем, смотря на реакцию невинного Эйджи. — Ты прекрасен, Эйджи, — шепчет он и заставляет руки Эйджи снова закрыть лицо, лишь бы Эш не увидел постыдных эмоций. Но Эш не был бы Эшем, если бы оставил все как есть, и поэтому немного резко надавил на простату, заставил тело Эйджи подпрыгнуть на простынях со стоном наслаждения. — Не прячься, певчая пташка, — улыбнулся Эш, раздвинул ноги Эйджи пошире, устроился между ними. Он надел презерватив, смазал хорошенько Эйджи лубрикантом и стал все так же медленно входить в горячее тело, чувствуя каждую судорогу внутри. — Черт, — простонал он и слегка толкнулся дальше, растягивая Эйджи еще больше. Из-под темных ресниц брызнули слезы боли, но Эйджи терпел, буквально вгрызался в свою губу. Заметив это, Линкс остановился, убрал руки Эйджи и наклонился к его лицу, всматриваясь в темные глаза и находя в них свое спасение. — Потерпи немного, я дам тебе время привыкнуть, — едва сдерживаясь, сказал Эш и поцеловал кровоточащие от укусов губы, зализывая ранки и одновременно с этим начиная ласкать рукой упавший член Эйджи. И снова стон прямо в губы, и они забывают как дышать, деля удовольствие на двоих. Толкнувшись, Эйджи полностью принимает в себя Эша, руками обнимая его шею и выгибаясь навстречу. Толчок — и Эш видит самые настоящие звезды. Пусть и на секунду. Еще один — и они там уже вместе, постанывая в удовольствии, взбираются на пик Килиманджаро, не замечают холода и достигают вместе блаженства. Дома Бога. Места, где их никто не побеспокоит. — Arigatou*, Эш. Это было прекрасно. — Это тебе спасибо, Эйджи, что показал вершину. Arigatou…