«Lost in the dark / Потерянный во тьме...»

Юный Наследник молчал. Смазанный силуэт Аккермана остался на периферии. Главным объектом его недовольного взгляда был мужчина в белых парадных одеждах. Слишком официально. Нахмуренные брови, требовательный голос. Длинные волосы мужчины, больше не стянутые в строгий низкий хвост, волнами спадали на плечи. Две косички у висков слегка покачивались, встревоженные размеренным дыханием. Слишком официально. Его левая часть лица взорвалась от обжигающей боли, потом снова и снова… Пространство обратилось вспять. Время замедлило стремительное течение. Дэй мысленно оказался в огромном зале храма, окружённый взбудораженной толпой. Левый глаз невыносимо жгло. Мальчик с ужасом наблюдал, как кроваво-красного цвета пламя стало распространяться по его телу. Перед глазами мелькали разноцветные круги. Звук собственного сердца словно молотком бил по ушам. Взгляд застилала кровавая пелена, из носа хлынула кровь которая из-за жара огня стала быстро сворачиваться, а потом и правое запястье пронзило острой болью… Капли крови со звоном ударялись о безликую каменную поверхность. Хрустальный звон в ушах мальчика бил набатом. Рана пульсировала, выплевывая новые алые струи вместе с волнами непостоянной боли. Словно фантомной. Завороженный взгляд тёмных глаз наблюдал, как на оголенных худых предплечьях, покрытых пламенем, расцветают ожоги, словно первые весенние цветы, или раздражающие сорняки, стремящиеся разрастись по всему телу. Необьяснимый гнев и раздражение на Церковь наполнили душу. Он с яростью поднял голову, пытаясь сфокусировать взгляд и увидел перед собой… Слепящий свет. И чёрный силуэт, пронизываемый световыми лучами. Контуры силуэта были непостоянны, словно размыты. Или же взгляд мальчика не мог справиться с резко изменившимся пространством. Силуэт приближался, становясь отчетливее. Дэй видел перед собой Наследника. Потрясённого. Он смотрел сверху вниз, но больше не насмешливо. Умоляюще. Со страхом. С ненавистью. Водоворот чувств в глазах мужчины поглотил Дэя, лишая ощущения реальности. Всё затихло. Словно всё пространство погрузили в вакуум. Под тяжёлые безмолвные воды. Люди стояли. Ошарашенные. Словно волны их гнева подчинились ледяному спокойствию океана. Они с непониманием переглядывались, пытаясь найти ответ на известный только им одним вопрос. По крайней мере душа Дэя была наполнена большим непониманием, и он вместе со всеми стремился к ответу. — Посмотрите! – наконец прервал отчаянную тишину кто-то из толпы. Этот крик, наполненный восхищением и тревогой, судорожный, но уверенный, отрезвил сознание Дэя. Происходящее воспринималось сном. Реалистичным, но бесконечным. Это пространство не отпускало, удерживало стальными путами необходимости присутствия. Словно просило осознать, заново взглянуть и понять. Это лишь сон. И им можно управлять. Дэй проследил за взбудораженными взглядами — те смотрели на почти потухший на пьедестале огонь. Пламенные языки едва шевелились, проигрывая натиску сумеречной дымки, накрывшей просторный зал темным саваном. Они засыпали, как засыпали в душе мальчика всякие мысли и подозрения. Они гасли, как гасли цвета в зелёных детских глазах... Нет, он не ребёнок. Он давно... Бум! Недавно спокойное пламя превратилось в свирепый костёр! Пламя продолжало разрастаться, меняя цвет с оранжевого на ярко-красный цвет крови! Оно кружило вокруг маленького тела, калейдоскопом эмоций погружая его в транс. Воспоминания мелькали перед бессознательным взглядом, сумбурно собираясь в целое, и снова разлетались в искры, выжигая на страдальной коже новые картины. Это сон. Он не должен здесь находиться. Языки пламени, водоворотом кружившие на пьедестале, наклонились в сторону Дэя. Они были багровыми, тёмными. Они пытались поглотить его. Они разгорались, набирая силу вместе с его эмоциями. Они заполонили собой всё его сознание, всё пространство. Но люди спокойны. Они молчат, не боятся обжигающих алых языков. В тот момент, когда багровые путы, охватившие пьедестал, почти добрались до него, мальчик внезапно кое-что понял: капля крови, упавшая на землю. Сердце пламени, краснеющее и увеличивающееся в размерах, тянущееся к нему. Его мысли, следующие за пламенем... Или же это пламя, следующее за его мыслями... Люди спокойны. Они молчат, не боятся обжигающих алых языков. В сердце мальчика внезапно появился страх. Он посмотрел на спокойного парня, стоящего позади пьедестала, ошарашенно, в поисках спасения. Он попытался успокоиться и пламя стихло. Леви продолжал стоять невозмутимо, отрешенно. Он даже не шелохнулся, когда его одежда вдруг вспыхнула. Огонь словно сжигал пространство. Будто оно было лишь хрупкой фотографией. Силуэт парня чёрным пеплом разлетелся и исчез в приливе огня. Следом, словно сменившимся кадром Дэй увидел, как мужчина, недавно готовый убить его, дрожащими руками достаёт из складок в одежде стеклянную бутылку, внутри которой горит маленькое пламя. Багровое, у основания едва черное, переливаясь алым. Это была свеча. В этот момент пламя свечи в бутылке имело ярко-красный цвет крови. Дэй посмотрел на пьедестал, потом на бутылку в руках Наследника, потом на кровь на земле и вспомнил то пламя, в миг охватившее его тело. Его лицо побледнело. Прошло довольно много времени, пока пламя на пьедестале успокоилось. (– он смог полноценно контролировать свои чувства.) — Невозможно… — пробормотал священник синхронно с подбежавшим Оромисом. Наследник церкви выглядел сильно взбудораженным. Он было сделал шаг в сторону мальчика, но Дэй прервал его своими действиями. Стиснув зубы, он сильно надавил на рану на запястье правой руки. Из раны на землю упало ещё несколько капель крови! Пуф! Затихшее пламя на пьедестале снова начало разгораться. Наследник побледнел. Он осторожно вернул кинжал, после чего с уважением произнёс: «Дайске Рейсс…». Он тут же, подобно парню, обратился пеплом. В следующее мгновенье мальчик ощутил себя лишним. Он стал сторонним наблюдателем. Он словно смотрел на картину, окутанную вновь взбушевавшимся пламенем. Словно старая фотография с обугленными концами снова оказалась в неистощимом голодном огне. Он поглощал её с каждой секундой всё больше, уничтожая прошлое. Сжигая любые воспоминания о людях, находившихся на ней. О событиях, происходивших до того самого «до». В конце концов Дэй очутился в привычной безразмерной тьме. Он уже не смотрел. Он держал в руке обугленный клочок бумаги, – бывшей фотографии, – с изображённым на нём зажженным на пьедестале кубком. Огонь продолжал танцевать, ластясь к золотым краям, словно его не увековечили в этом мгновении, словно он всё так же свободен и силён. Словно в пространстве, полностью принадлежащем ему, он никогда не утихнет. Пламя уничтожило всё в этом пространстве. Всё, кроме себя. Но... Значит ли это, что тем, кто находится за пламенем, удалось спастись? Тем, кто укрылся в нем, спрятался от бушующих огненных волн. Удалось ли им спастись? Они сгорели или продолжили существовать? Это лишь сон. Мальчик смотрел через клочок бумаги в обречённое пространство, пытаясь в языках огня увидеть лица. Лица тех, кто смог скрыться, кто смог избежать уничтожения и выбраться в настоящее. И он видел сквозь пламенную стену два силуэта. Два знакомых силуэта. Силой мысли и желания, ведомый странным ощущением верности выбранного пути, он заставил пламя разойтись. Позволил выйти за пределы обугленного куска фотографии и заполнить собой пространство, принадлежащее Дэю. Мальчик чувствовал, что оно его, потому что оно создано им. Потому что это его сознание. А значит и пламя отныне принадлежит ему. Огонь не сможет уничтожить его, потому что сознание Дэя слишком велико и неосязаемо. Огонь стал частью этого сознания и уничтожение самого себя ему не под силу. Это лишь сон. На уцелевшем клочке бумаги, за пьедесталом, покрытым чёрной сажей, находились два силуэта. Два человека. Но они больше не принадлежали уничтоженному времени. Они жили настоящим. Взглядом Дэй встретился со слегка встревоженными стальными глазами молодого Аккермана. Он больше не был тем оборванным парнишкой, с которым мальчик встретился тогда. Он был одет прилично и аккуратно. Чуть ближе к Дэю стоял Рафаэль. Его ошарашенное и испуганное теми событиями выражение лица преобразилось спокойным и смиренным. И сейчас этот мужчина с непроницаемым лицом стоит перед ним, требуя чего-то. Объяснений? Разве он должен отчитываться перед тем, кто на протяжении долгих месяцев являлся его слугой? Пламя закрутилось вокруг его запястья, желая до конца поглотить оставшиеся упоминания прошлого, желая сжечь уцелевшую часть фотографии дотла, но Дэй заставил его стихнуть. Он закрыл глаза. Волна странных эмоций прозвучала в комнате голосом Дэя одной фразой, обращенной к претензионно настроенному Рафаэлю слишком спокойно: – Покинь мою комнату, я не намерен разговаривать с тобой сейчас. Ты не имеешь права ослушаться, ты клялся в верности и послушании. Ответом на его слова был тихий дверной хлопок. Не открывая глаз, Дэй дождался его возвращения. Предчувствие подтвердилось, когда со стороны снова приоткрывшейся двери прозвучало сдержанное: «Дариус Закклай желает видеть Вас. Время пришло.» Следом дверь закрылась более уверенно. Тихо вздохнув, но всё же держа глаза закрытыми, дабы раньше времени не встретиться лицом к лицу со старым знакомым, Дэй сжал ладонь. Кусочек сгоревшего прошлого, являющий собой ничтожный клочок бумаги, слабо отозвался тихим шелестом. Единственное подтверждение того, что, возможно, это не сон. Или же он не так воспринял всё то, что ему пытались донести неведомые силы, сумевшие запереть его в истёртом временем пространстве. Погруженный в мучительные догадки, далёкие и неосязаемые, подкрепленные невозможностью понять ту суть, которую он должен понять, он не мог даже подумать... Он даже не догадывался о том, что спустя часы разговоров с парнем его перестанет тяготить возможность потери всего, что он имеет. Нелепые фразы и смятение, первые шаги навстречу друг другу, преодоление барьера непонимания и тревожного нежелания смотреть в глаза собеседнику. Они не подозревали тогда, что рассказав друг другу столь многое, о чем не могли рассказать даже самим себе, они смогут отпустить эти страхи и уверенно говорить о них. Дэй, сначала пересиливая себя, с трудом смотрел в глаза парню, пытаясь казаться уверенным, и всё же говорил всякую нелепицу. Спустя время, слушая обрывочные и сумбурные ответы Леви, когда он первым отводил взгляд и закусывал губу, Дэй начал чувствовать, как напряжение отпускает. Словно зима сменяется ранней весной, и сковывающий мысли и слова лёд вдруг тает, позволяя течению разговора стремительно ускоряться, освободившись от оков сдержанности и смятения. И он видел, что парень чувствует то же самое. Он видел, как тает холод в глазах напротив и было в этом что-то необъяснимое. Что-то щемяще странное и до боли знакомое. Что-то, что он видел каждый день когда-то давно... Во сне? Постоянное ощущение того, что реальность не принимает его, не покидало, но со временем оно стало слабеть. Леви говорил с ним и Дэй отвечал. Сначала робко, словно боясь разрушить только выстраивающуюся стену взаимопонимания. Они вспомнили, как встретились вновь, во второй раз, после того случая в храме: – Вкусно? Дай мне попробовать. – тихо, прожигая взглядом странное лакомство, которое мальчик держал в руке, но при этом не выдавая своей заинтересованности, произнёс Леви, издалека наблюдая. Они находились в той самой комнате таверны, где жили Дэй с Оромисом. И на тот момент, как упомянул Леви, Дэй ещё не начал меняться. Был более открытым и даже как-то радовался приходу Кенни. Дэй же, в свою очередь, задумался над тем, как сильно он изменился по мнению окружающих. Он знал причину и даже принимал в себе то, что его меняло, потому что это было неотъемлемой частью его прошлого. Но при этом ему не хотелось, чтобы окружающие его люди пытались выяснить ту самую причину. – Не думаю, что тебе понравится. – подозрительно сверкнув глазами, ответил Дэй. Парень с минуту наблюдал, как мальчик с удовольствием пережевывает сочную мякоть, с аппетитом подносит его к губам и сладко откусывает, а потом резко подался вперёд и откусил тот же плод, воспользовавшись заминкой мальчика. Тогда Дэй сумел выхватить из ящика, стоящего у входа в таверну, странный плод. Сразу после этого ящик отнесли в подвальное помещение, поэтому на пробу был только один экземпляр. И знал бы Леви, что его ждёт. Пережевывая, парень застыл на мгновение, а потом неожиданно содрогнулся всем телом, губы скривились, и всё лицо превратилось в жуткую гримасу. Жевалки на скулах заиграли и он ежесекундно вздрагивал, словно его сковали судороги. Через минуту, под насмешливым взглядом Дея, Леви наконец тяжело выдохнул, сквозь сжатые зубы и недовольно процедил: «Это какая-то отрава?» Кислый привкус всё ещё напоминал о той гадости, что парень только что испробовал. – Я говорил, что тебе не понравится. – с лёгкой насмешкой ответил Дэй, снова откусывая хрустящую мякоть. – Он ещё не дозрел, спелый плод мягкий и сладкий. Нынешний Леви лишь посмеялся вместе с Дэем. Конечно, перед этим всё же немного пригрозил расплатой. Он не обиделся, когда услышал, что мальчик намеренно вынудил его попробовать эту «кислую отраву». А узнав, что Дэй тоже с трудом сдерживал себя чтобы не скривиться и не выплюнуть всё содержимое, остался удовлетворён и счёл, что все получили по заслугам. Дэй с особым чувством рассказал парню о внешнем мире, о просторных полях и бесконечных зелёных лесах. Он рассказывал о море, о разрушенных деревнях и городах. О том, что когда-то давно люди могли свободно ходить по поверхности, за пределами стен. Мальчик делился сведениями из книг, которые были написаны людьми далёкой эпохи, рассказывал то, что знал сам. Прикрываясь выдуманными писателями, он говорил о своих ощущениях далёкого прошлого, когда ему самому удавалось побывать на берегу океана или почувствовать морозную свежесть горных вершин. Он говорил, а Леви слушал. Он лежал рядом, перевернувшись на живот и уткнувшись лицом в скрещенные руки, и слушал. А Дэй всё говорил, иногда задавая вопросы, но лишь для того, чтобы убедиться в заинтересованности парня той темой, на которую он размышлял. Кратко высказав несколько часов назад своё возмущение по поводу того, что Дэй нахально бросил его, втянул в свои разборки с Союзом, тем самым навлекая на него одни только неприятности, Леви больше не пытался начать диалог. Словно что-то сдерживало его, не позволяло переступить какую-то черту дозволенного. Дэй даже чувствовал лёгкое напряжение, когда тот нехотя отвечал на вопросы прошедших месяцев. – Оромис с Кенни так и не вернулись? – слегка потрясённо спросил Дэй, на внезапное заявление младшего Аккермана. – Нет. Я все эти месяцы был один, в городе их больше не появлялось. – угрюмо вздохнул Леви и снова спрятал лицо в локтях. Следом раздалось приглушённое: «– Я даже не уверен, что они уходили вместе. Я дрался в тот вечер, чувствовал, что наконец стал сильнее... Правда эта сила против дубоголовых Союза, как вилка против собаки... Но вот он едва коснулся моего плеча и что-то прошептал. А потом молча ушёл. Даже не посмотрел. Словно мы не знакомы... Почему-то я был уверен, что они с господином Оромисом направились на окраину города, но теперь я не уверен ни в чем.» Проговорил он это быстро, словно мимолетная слабость и та не позволяла откровенничать. «Но ведь это Дэй.» – отчётливо прозвучало в голове. «Он уже раз бросил тебя. Не расслабляйся. И не распускай сопли...» – ответила гордость. И Леви решил не слушать ничего кроме голоса Дэя. Но мальчик как назло замолчал. Дэй думал, положив руки за голову. Думал об Оромисе. Не мог он его бросить. Наверняка что-то случилось. Думал о Кенни... Медленно взглянул влево и друг застыл. Понимание охватило его сочувственным холодом, врезаясь в самую подкорку мозга. Гнетущее молчание морозной жалостью сковывало лёгкие. Леви вдруг предстал перед ним разбитым ребёнком, гордым и самонадеянным, но в это мгновение отбросившим настороженность. Его хотелось успокоить, убедить в ошибочных и слишком поспешных выводах. Но прошло полгода... И Дэй сам не верил в то, что крутилось в мыслях. А ещё он опасался холода, вдруг настигшего сознание. Бушующий огонь не мог противостоять ледяным путам. Мороз выигрывал. Мальчик опасался того, что он выйдет за пределы его сознания, покроет льдом всё вокруг. И снова придёт зима, прогоняя выглянувшую из-за угла недоверия весну. И снова спокойные воды, непоколебимые бурным течением, остановятся, беспомощно закованные в ледяные стены. Дэй корил себя за жалость, ругался на преувеличенное желание показать её, поддержать. Он твёрдо был уверен, что парень этого не простит. Всё, что вырвалось у него, это пренебрежительное: «Ну и ладно, им же хуже.» А дальше он вернулся к океану. К тайнам, которые скрывают его опасные воды, к существам, живущим на невообразимой глубине. Могли бы эти существа питаться титанами, риторически вздыхал он, или были бы ещё более опасными врагами человечеству. Или врагами обоих сторон. «Это было бы интереснее.» – вставил Леви. Могли бы люди покорить захваченные территории, используя нынешнее оружие – этот вопрос остался без ответа, при этом оба знали его. В один момент Дэй снова начал говорить один, улавливая в ответной тишине спокойную поддержку и согласие. Леви слушал. Он молчал, иногда снисходительно вздыхая, когда Дэй вдруг обрывал свой монолог и начинал новый. Но сам ничего не говорил. Лежал рядом, смотрел тепло, медленно моргая, словно пытаясь отогнать сон. Но молчал. Ни Дэй, ни сам парень не могли точно сказать, когда Леви перебрался со стула, стоящего у входа, на кровать. Они особо и не раздумывали над этим. Единственной мыслью в голове мальчика, немного походившей на ответ, было то, что сделал это парень довольно нахально, и Дэй был явно возмущён такой наглостью. Но сейчас он был спокоен. Как размеренное дыхание лежащего рядом Аккермана. Как сам Леви. Как слабое подрагивание теней в комнате, освешенной единственной свечей, всё ещё стоящей на подоконнике и до сих пор похожей на растущую луну. Рассказывая о внешнем мире, Дэй плавно перешёл к экспедициям и растущему технологическому прогрессу на поверхности. К его словам Леви вдруг добавил, что развитие Подземного города на порядок ниже, чем наверху. Судя хотя бы по тому, как экипированы их патрульные и солдаты, иногда спускающиеся сверху. – Да уж, действительно разница большая, – согласился Дэй, смотря в потолок. И почему-то добавил: – А в Нижнем округе так вообще, можно сказать, даже солдат нет. Кроме тех, конечно, кого нанимают торговцы. И снова его слова растворились в тишине. Отчасти потому, что Леви не знал ничего о Нижнем округе, как и о жизни Дэя в нём. Отчасти и потому, что говорить не хотелось – хотелось только слушать, иногда произнося пару фраз лишь для того, чтобы показать, что размышления мальчика не бессмысленны и с большинством Леви согласен. В тишине, означавшей законченный разговор, лишенную продолжения мысль и пропитавшую темноту усталость, Леви вдруг сказал: «Интересно, какого это быть солдатом. Я имею ввиду не отморозком Союза, а, например, таким, который участвует в экспедициях, постоянно рискуя жизнью. О том, кто мужественно выходит за стены, зная, что этот путь может быть последним, смертельным. Солдатом, не лишенным чести и достоинства...» И сонливость сразу рассеялась, оставив место новым невероятным идеям и, возможно, несбыточным мечтам. Сами не понимая почему и с какой целью, они стали вдруг представлять, как выйдут во внешний мир. Как покорят свои страхи, вдохнут иного, свободного воздуха и на время почувствуют отклик древнего инстинкта, присущего свободному человеку. Как увидят море и окажется, что оно на самом деле солёное. А может даже океан. Спокойный и при этом пугающий своей необъятностью. В то же время это не важно: что море, что океан, принесёт им одно удовольствие. И ведь отличить их не получится. Как и... не получится узреть их вживую. Оба понимали, что и этот ночной разговор и мечтания, порожденные минутой слабостью и сентиментальным порывом веры, и секундное стремление изменить свою жизнь, обрести контроль над будущим – всё это останется в одном мгновении. И уйдёт вместе с наступающим утром. Эта ночь исчезнет, затеряется в течении времени и унесёт с собой все мысли минувших часов. Но всё же... Кто сказал, что действительность постоянна, что будущее предрешено и неизменчиво? Кто сказал, что за пределами человеческого сознания не существует другой действительности, противоречащей всей совокупности известных на данный момент фактов? Кто сказал, что новые детали, пусть даже незначительные, как, например, изменение восприятия действительности, не меняют саму эту действительность? Никто не отрицает возможности лживых утверждений в отношении настоящего, лживых познаний, на основе которых построена действительность и сознательное видение именно этой действительности. Но при этом ни у кого нет возможности найти подтверждение большей части информации, диктуемой правящими силами... Действительность реальна? Или нас заставили поверить, что лучшего восприятия не существует и этого не изменить? Ничего не изменить... Но так ли это? ...Размышляя о возможности попасть в солдаты, Дэй вспомнил о недавной встрече с генералом. Под пристальным взглядом парня он рассказал о сковывающем тело ужасе и неконтролируемой покорности. Он почти слово в слово пересказал всё, что говорил генерал, и при этом говорил он таким тоном, словно пережил встречу с самой смертью. – Его аура невероятна. Я никогда не встречал подобных людей... – перевернувшись на бок, в сторону Леви, пробормотал Дэй и встретился с ним взглядом. – А ты думал, что стоит лишь заполучить высокий статус, так все тебе будут ноги целовать? – прохрипел парень в ответ сонным голосом. А спустя несколько секунд задумчивого молчания вдруг устало заключил, – Ты его с днём рождения не поздравил, вот он и расстроился. Дэй сдержал смешок и удовлетворённо хмыкнул в унисон с Леви, почти побежденный в битве со сном. С высоты времени и своего нынешнего положения он не увидел в произошедшем ничего опасного. Образ генерала предстал перед ним более смазанно и почему-то не пробуждал в душе никаких эмоций. Дэй закрыл глаза. Действительно, Дариус не мог навредить ему. Он Наследник. Он будущий глава Культа Стен. А мужчина лишь генерал, пусть ему и подчиняются почти все войска, но он сам подчиняется королю. Как бы ему того ни хотелось, он не может избавиться от королевского влияния. При этом власть короля в основном охватывает территорию на поверхности. В Подземном городе в противостоянии правления находятся Церковь и Союз, при этом, с переменным успехом, но они идут на уступки друг другу, понимая, что ни одна сторона не выйдет победителем. Король не имеет власти под землёй. Генерал ничего не значит для народа Подземного города. Входя в него, он лишается большей поддержки своей армии и по сути становится равен Главе Союза или Наследнику Церкви. Чувствуя, как сон одолевает его, мальчик на грани сознания прошептал: «Все люди пользуются друг другом.» Осознание сказанного не сразу достигло утомленного сознания. Дэй медленно приоткрыл глаза и увидел тёмный потолок. «Никто не отрицает этого.», – думал он. Свеча догорела, небольшой огонёк был почти у основания и еле заметно подрагивал, словно пытаясь зацепиться за что-то, вырасти и снова осветить тёмное пространство комнаты. Но минуты неумолимо шли, а поднести к нему фитиль новой свечи никто даже не думал. Тело Дэя словно налилось свинцом и внезапная усталость приковала его к кровати. Повернув голову влево, он увидел спокойное лицо Леви. Парень не хмурился, не пытался сохранить одно выражение, спрятать улыбку. Он был расслаблен. Мерное дыхание и почти неслышное сопение спящего парня пробудили в душе Дэя ещё большую усталость. Но теперь она была скорее не физическая, а моральная. Поднявшись, мальчик соскользнул с кровати и достал из огромного шкафа два пододеяльника. После, вернулся и, неуклюже забравшись обратно, накрыл Леви одним из них, причём так старательно, что из-под белой ткани торчала лишь тёмная макушка. Мальчик довольно хмыкнул и лёг рядом, укрывшись своим импровизированным одеялом. Он уснул быстро, утомлённый разговором, и даже не подозревал, что проснувшись на утро узнает, что вчерашней ночью зал, в котором проходила вечерняя Литургия, охватил пожар. Он был обнаружен полностью уничтоженным. Лишь покрытый сажей пьедестал с впервые в истории утихнувшим божественным пламенем и многочисленные обожженые кости говорили о том, что когда-то он был обитаем. Погибли все священники, проводившие обряд. А по всему городу прямо из домов таинственным образом исчезло около пятидесяти человек, отмеченные патрульными как без вести пропавшие. ... По мере продвижения по городу, на улице стало появляться больше людей, начиная от выступающих бардов и зазывающих покупателей торговцев. В подобном окружении карета, в которой находился Дэй, нисколько не выделялась. ... – Думаешь, ты самый умный? Думаешь, раз повезло тебе проскочить в верха, то и всё остальное с рук сойдёт? Дэй непонимающе склонил голову набок, сощурив глаза. – Я столько лет пытался справиться с Церковью, я столько ждал, когда Рафаэль наконец придёт к власти. Он ведь ничего не знает. Наивная овечка. Начитался сказок об Империях и думает, что знает величайшую тайну. – выдохнул Дариус, снимая очки, и потёр слезящиеся от усталости глаза. Дэй решил промолчать. – Ты хочешь отдать Церковь мне. – утвердительно качнув головой, едва слышно, но твёрдо, произнёс Дариус. – Я понял, что ты имел ввиду в прошлый раз. И ты действительно прав: я, как гребанный кролик, мечусь между двумя огнями, с заискивающей улыбочкой завоёвывая доверие. Знал бы ты, насколько мразью я себя чувствую... Дэй не отвечал. Несмотря на подозрительные откровения со стороны генерала, он всё ещё чувствовал смятение, не позволяющее до конца поверить в проявляемое к нему отношение. В его мыслях всё крутилось вокруг: «Почему он решил говорить со мной об этом? Разве я для него не тощая грязная обезьяна? Он действительно воспринимает меня всерьёз или это очередная проверка?» Закклай продолжал. Казалось, он пытался вывалить на мальчика все проблемы и, не замечая реакции того на свои слова, всё равно продолжал. – Этот чёртов король... Эти чёртовы экспедиции... Эта чёртова Церковь, которая, черт возьми, совсем не связана с властью на поверхности! Дэй навострил уши и тихонько подтолкнул мужчину в нужную сторону: – Я слышал, экспедиции в последнее время даже народом воспринимаются крайне болезненно. Глаза Дариуса загорелись гневным пламенем, словно в огонь плеснули чистого спирта. – Всё бессмысленно.. Как можно.. – стискивая кулаки, лихорадочно бормотал генерал. Он окончательно перестал обращать на мальчика хоть какое-либо внимание, полностью погрузившись в себя. Дэй же не мог соединить перед глазами два образа. Генерал, которого он встретил почти полгода назад, – хладнокровный и уверенный, жестокий и высокомерный, – совсем не походил на этого разбитого и потерянного в отчаянной злобе человека, сидящего перед ним. Скрип! Треск! Звон! Дэй замер, смотря на блестящие в свете лампы осколки у своих ног. Его белую рубашку окропили алые капли брызг, а плотная ткань штанов мгновенно пропиталась насквозь. Запоздало вздрогнув, он поднял взгляд на замершего с вытянутой рукой Закклая, который, видимо в порыве эмоций, решил выплеснуть всё негодование, бросив в мальчика бутылкой. Но докинуть не сумел. Мальчик задумался, не решаясь лишний раз пошевелиться, дабы не спровоцировать мужчину на новый порыв кинуть в него что-то поувесистее. Резкий запах спирта ударил в нос, заставляя мальчика скривиться. Послышался скрип – Дариус снова опустился в кресло. Он молчал. Детали в мыслях Дэя стали медленно складываться в полную картину. «Неудачная экспедиция. Странное поведение Закклая. Этот запах... Он мешал вино со спиртом?» Мальчик не знал, что ему предпринять и как поступить в сложившейся ситуации. Мертвая тишина угнетала, а пропитавший воздух спирт и вовсе сделал её невыносимой для Дэя. Резкий, как проникающий в дыхательные пути вместе с головной болью запах, порыв встать и открыть окно, набатом бил где-то в подсознании. Дэй успел лишь отдать себе команду двигаться, как Дариус снова заговорил слабым голосом. – Война... Этот ублюдок говорит, что там идёт война. Что мы не должны лезть на рожон. Я вынужден губить своих людей, задерживать, вести в самое пекло... И лишь потому, что там идёт война. – Где там? – тихо, едва произнося слова, проговорил Дэй. Казалось, мужчина даже не услышал его. –...столько жизней мы отдали ради этой проклятой свободы. Я знаю, что это бессмысленно, но продолжаю вести их. Я знаю, что... – мужчина заторможенно кивнул, словно его прервали, – Там. За стенами. За стенами идёт война, и мы не должны вмешиваться. Дэй тихо вздохнул. Его слова достигли опьянённого разума Дариуса лишь спустя минуту. Ситуация казалась всё более безвыходной. Уйти он не сможет, точнее он не сможет даже попросить о такой возможности. Мужчина его не услышит. А окропленные вином пальцы и лежащие у его ног в алой луже осколки, совсем недавно представляющие собой бутылку, явно говорят о том, что Закклай знает и помнит о его присутствии. – Выпей со мной. Дэй удивлённо поднял голову, мгновенно встречаясь с горящим взглядом напротив. Он не знал, имеет ли право голоса. Дариус, видимо посчитав раздумья мальчика за нерешительность, встал. Раздался хруст стекла под подошвами громадных ботинок. Совсем не напрягаясь, он быстрым рывком поднял стоящий поодаль стул вместе с сидящим на нем Дэем, грубо переставляя его к столу. Вежливый отказ застрял в горле ошеломленного мальчика, лихорадочно вцепившегося в мягкую обивку сидения. Отчетливый стук привел Дэя в чувства. Мальчик поднял глаза, вплотную смотря на бокал, наполненный до краёв, и обречённо закусил губу. – Пей! – рыкнул генерал, успевший уже опустошить свой бокал и наполняя новый. Его раздражало то, как замешкался Дэй, даже не думая притрагиваться к напитку. – Пей! Пей со мной на равных. Покажи, что ты не напышенный церковный павлин, а настоящий мужчина, достойный называть себя воином! – уже более грозно прорычал Дариус. Дэй послушно ухватился за тонкую ножку и поднёс край бокала к губам, но медлил. «Возможно, – пронеслось в его мыслях, – он видит вместо меня кого-то из своих солдат.» Но следующая фраза генерала развеяла предположение Дэя: – Дайске Рэйсс! Если ты имеешь хоть каплю чести, если ты достоин того, чтобы быть посвящённым в мои планы, если ты... – Дариус скривился, поднося пальцы к вискам. Похоже собственный громкий голос вызвал у него головную боль. Понизив тон, он продолжил, – Выпей этот бокал. Скрепим нашу дружбу крепким вином, как полагается настоящим мужчинам! Пей! Генерал вытянул руку со своим бокалом в сторону мальчика. «Ну-ну, вином...» – пронеслось в голове Дэя перед тем, как он, чокнувшись бокалом с Закклаем, залпом опустошил его. Гадкое тёплое спиртное мгновенно обожгло горло, попадая в пищевод. Мальчику даже начало казаться, словно он чувствует жжение даже в желудке. Глаза заслезились и Дэй с трудом сдержал рвотный позыв. «Чистый спирт.» – констатировал факт его разум, воспроизводя в памяти смутные образы прошлого. Того прошлого, которое он видит во снах. Жизни, которую он не проживал, но помнит. Успокоившись, Дэй шумно выдохнул, смотря на удовлетворённое выражение лица Дариуса. Лёгкая улыбка легла на его искусанные губы, открывая взору забавные ямочки на покрасневших щеках, а захмелевший взгляд был направлен куда-то за спину мальчика. – Чёртов новобранец. – устало пробормотал Закклай, откинувшись назад. – Все командоры лично назначены мной и по закону новый главнокомандующий не может быть установлен до смерти предыдущего. А об этом сопляке уже говорят на заседаниях... – Хотят сделать его командором? – поняв, что для него больше нет угрозы, также расслабленно ответил Дэй, смотря в глаза кивнувшего Дариуса. Мужчина снова наполнил бокал, даже не предлагая Дэю, и мягко пригубил его. Но в следующую секунду его глаза снова вспыхнули: – Эти старики считают себя королями! – грозно процедил Дариус. Бокал в его руке с громким хрустом лопнул. Капли крови окропили одежду мужчины и часть стола, но ни устало вздохнувший Дэй, ни Дариус не придали этому значения. – Я охраняю действующих командоров как зеницу ока. Они самые проверенные люди и только им я могу полностью доверить выполнение плана. Если место кого-то из них займёт этот... Закклай резко встал. Стул с грохотом упал. Мужчина подошёл к наполненному документами шкафу и, достав оттуда книгу, стал яростно перебирать листы. Дверь отворилась и в неё вошёл совсем молодой парень. Дэй спокойно посмотрел на бедного солдата, с трудом контролирующего страх. Пытаясь подавить тяжёлую атмосферу, он произнёс совсем без энтузиазма и какого-либо понимания о ком идёт речь: – Неужели он настолько хорош? – Хорош? Да он, сукин сын, лучший в корпусе! Где же его...!? – ещё громче, едва ли не переходя на крик, проговорил Закклай. Его рваные движения выдавали действие алкоголя. Координация давно покинула тело Закклая, судя по тому, как у него заплетались даже пальцы. В итоге книга упала на пол, а вложенные в неё листы разлетелись по всей комнате. Солдат затрясся ещё сильнее, кинувшись собирать документы, и, с трудом открывая рот, пробормотал: – Эрвин Смит... Его... Уже перевели в разведкорпус... – Что? – ошеломленно прошептал мужчина, – Перевели!? – Д-да, сэр! – Дерьмо... – Закклай с громким вздохом облокатился о стол, запуская пальцы в волосы. – Эрвин Смит, значит... Я просил тебя... Солдат вышел ещё до того, как мужчина закончил фразу, а Дэй почему-то понял, что его весьма забавляет эта ситуация. Хладнокровный генерал не смог совладать с эмоциями и прибегнул к алкоголю. Они действительно на равных, по крайней мере в данный момент. Генерал, руководящий всеми вооружёнными силами человечества, сейчас стоит перед ним. Разбитый и беспомощный. Это и правда очень веселило мальчика. «Да. Все люди равны. И великий генерал, и обычный солдат. Все в определённый момент чувствуют беспомощность и слабость. Забавно.» – Он действительно способный, если, как я понял, его перевели в другой корпус, не осведомив Вас об этом. – сдерживая улыбку, проговорил Дэй, что, ожидаемо, спровоцировало новую вспышку гнева генерала. – Да как они посмели!? Эти чёртовы... И замолк. Мысленно Дэй вернулся к той войне, о которой говорил Закклай. Цепочка фактов открывала совсем другую действительность. При этом сама абсурдность выстраеваемой картины происходящего была мгновенно отторгнута его сознательным восприятием и логикой, рвущей на давно поседевшей голове волосы от безумия своего отрицания нынешней действительностью и мышлением Дариуса. И в голове застыл один единственный вопрос, поражающий своей очевидностью, но почему-то не возникающий в сознании генерала: как король может утверждать, что люди в стенах являются остатками уничтоженного человечества, если за стенами идёт война? Это же явно противоречит всеобщему убеждению о том, что внешний мир пуст и лишён других разумных существ. За ним следует другой вопрос: кто воюет и с кем? Являются ли титаны одной из противостоящих сторон или, лучше будет спросить, учавствуют ли в войне люди? А может это война неразумных существ? Тогда можно ли их противостояние называть войной? Ведь война ведётся с определённой целью, а для того, чтобы эту цель поставить, нужно обладать хотя бы крупицей сознания. Если же существа разумны, то не мешают ли их борьбе бродящие по миру титаны? Или они подчинили этих тварей? Или титаны бродят только вокруг стен «остатков» человечества? Можно ли как-то договориться с одной из противоборствующих сторон? Или они не подозревают о существовании людей и станут для них вторым смертельным врагом, наравне с титанами? Кто сказал, что они не такие же людоеды или вовсе кто-то намного хуже? А если это люди, то с какой целью король скрывает их существование, стирает упоминания о внешнем мире на подвластной ему территории? Или те люди не такие, как мы? Или те люди воюют друг с другом и всех чужих уничтожают, принимая за вражеских сторонников? И ради чего... И как долго... И имеет ли право существовать мысль о том, что... Дэй почувствовал головокружение. Мысли, одна за одной, перегоняя друг друга, словно участвуя в дикой гонке, переполняли голову. Их было настолько много, что мальчик словно физически чувствовал давление на череп изнутри и слышал, как нескончаемые вопросы бьются о внутреннюю сторону, сталкиваются друг с другом, и с противным лязгом снова со всей силы бьют в виски. Среди калейдоскопа вопросов и возможных ответов Дэй внезапно схватился за одну мысль. Уже недавно произнесенную вслух, но не осознанную до конца. «...Но при этом ни у кого нет возможности найти подтверждение большей части информации, диктуемой правящими силами... Действительность реальна? Или нас заставили поверить, что лучшего восприятия не существует и этого не изменить? Ничего не изменить... Но так ли это?..» Мальчик застонал от собственного бессилия. Он не знал ничего. Он не мог найти подтверждения ни одному факту. При этом, только услышав о войне, он самостоятельно выстроил тонну бессмысленных гипотез, которые вряд ли вообще могут быть оправданы. Он даже не стал отрицать существование мысли о том, что война действительно есть. Хотя и она вполне может быть плодом чужого воображения или инструментом, меняющим общественное восприятие действительности. Дэй одновременно и восхитился своей глупостью, и ужаснулся всеобщей подверженности к внешним манипуляциям. А самое главное, он не мог найти объяснения происходящему. Ведь в равной доле война может быть как правдой, так и выдумкой. «– Ложь всегда на шаг опережает правду. Потому что правде нужны подтверждения, а во лжи зачастую не бывает сомнения до тех пор, пока её не опровергают.» – тихо прошептал его голос на краю подсознания. Его голос из прошлого. Теперь мальчик научился отличать его и даже узнавал. Но об этом задуматься не хотел и не видел смысла. Но слова, произнесенные им когда-то, произвели неожиданный эффект. Все мысли успокоились и растворились в осознании своего бессмыслия. Собственное сознание ощутило лишь гуляющее по его необъятному пространству пламя и затихший на время холод. Но отчего-то холод ощущался намного явственнее и помогал Дэю вернуть над собой контроль. В обоюдном молчании, казалось, каждый думает о своём, но волей случая или божественным умыслом, к выводу они пришли единому: – Король не достоин своей власти. – прошептал мальчик в унисон со столь же задумчивым мужчиной, после чего оба увидели в ошеломленных глазах друг друга удивительной силы понимание. Взаимопонимание. Глаза Дэя блеснули холодом и он проговорил: – Но если упомянутый Смит настолько хорош, почему бы Вам не завербовать его? Я уверен, что у каждого человека есть обида на правительство... ...