ЯМыДинамо

Короткие тёмные волосы щекочут ладонь. Гладкая мягкая кожа подрагивает под губам. Я схожу с ума от его красоты, тепла, от того, как от относится ко мне, как трогательно и доверчиво льнёт к рукам и губам. Мы вместе уже так давно по меркам подростка. Он так любит меня. И я так люблю его. Но сегодня он смотрит перед собой как-то остекленело. Не двигается и почти не отзывается на ласки. Он странный сегодня. И это меня пугает. — Ники? — пальцами от мочки уха до сильного плеча. — Что с тобой? Что-то случилось? Словно очнувшись, он медленно закрывает свои красивые тёмные глаза, прикусывает, опустив голову, губу. — Я уезжаю, — тихо отвечает он. От неожиданности у меня слабеют мышцы, позвоночник ведёт, и приходится лечь, увлекая его за собой. Так вот, чем были вызваны это внезапные приступы нежности и отстранённости. Вот, почему он так часто стал смотреть на меня на тренировках, не реагируя на оклики Бруно или тренера, не смеясь над шутками Ловро. Вот, почему так вздрагивает от моих прикосновений и так громко и глубоко дышит, явно скрывая рыдания по ночам… — Почему? Куда? На сколько? Тёмные короткие волосы прикасаются к губам, когда он рвётся свернуться калачиком в моих руках. Не позволю. Не закрывайся от меня, малыш! — По контракту, — произносит он. — В Москву. Пока на два года… Положив голову мне на руку, он гладит мою ладонь, моргает пару раз, находит всё же способ съёжиться. Через прикосновение к шее я слышу его глухое и громкое сердцебиение. — Лука? — шепчет он, когда я уже решаю, что он уснул. — Прикинь, у них клуб тоже «Динамо» называется. Мне даже ничего запоминать не придётся… Тихо фыркнув, прижимаю к себе поближе. Уткнувшись носом в короткие тёмные волосы, чувствую запах его кожи. И с каждым ударом сердца до разума доходит: Мы больше не вместе, а через какое-то время уже не сможем быть вместе никогда. *** Прошло уже несколько лет после того, как они впервые пересеклись взглядами. Два маленьких мальчика, одинаково светлых, одинаково талантливых. Бойкий парень с топазовыми глазами широким шагом подходит к иностранцу, улыбается, щурясь на ярком солнце, спрашивает, как того зовут. А иностранец, необычно для испанца бледный, болезненно худой, угловатый, пугается и быстро прячется за товарищей. Через минуту на телефон капитана, один из двух, что разрешено приносить на тренировки, приходит СМС. Тот прочитывает сообщение, кивает, находит новичка взглядом. — Это Дани, — сообщает Амеди. — Он испанец. Но хорошо понимает хорватски, но стесняется говорить. Дани, иди сюда! Поздоровайся с Ловро! Дани выбирается из-за спин коллег, лупает глазищами, протягивает новенькому руку. Пальцы его кажутся до смерти холодными, но при том приятно сухими и удивительно красивыми. — Ловро Майер, — представляется парень с топазовыми глазами. — Слушай, на СМСках разориться можно! Надо с этим что-то делать! — Я Дани Ольмо, — почти шёпотом отвечает парень, вздохнув поглубже, собираясь с мыслями — Я стараюсь говорить… Просто не получается. — Получится! — встряхнув нового знакомого, Ловро смеётся, находит взглядом Ливаковича, машет ему рукой. Дани закрывает глаза, обхватывает себя руками. Ему кажется на мгновение, что только что его ударило молнией, но никто не спешит на помощь, и он лежит обугленным куском плоти на выжженном пяточке земли под ледяным дождём, и только широкий столб грядного пара выдаёт его место положения… На следующий день Ловро приходит раньше всех, а, дождавшись немного припозднившегося Дани, неожиданно вручает ему небольшой свёрток. Плоский предмет, кривовато обёрнутый совершенно детской подарочной бумагой. — Книга? — озадаченно интересуется Ольмо. Ловро мотает головой, обнажает ровные мелкие зубы, улыбаясь, подбадривая, и Дани ничего не остаётся, кроме как разорвать весёленькую жёлтенькую обложку и уставиться во все глаза на смутно знакомый предмет в своих руках. — Что это есть? — Планшет «пиши-стирай», — Ловро сияет как начищенная монетка. — Если будешь писать от руки, быстрее научишься говорить, это факт! У меня сестра долго не говорила, и эта штука ей реально помогла! Дани крутит в руках игрушку, долго смотрит на Ловро, пытаясь отыскать в его глазах издёвку… Но в топазовом океане плещется только абсолютно детская наивность и желание помочь человеку. Понравившемуся человеку. Хочется верить, что понравившемуся.