ЯМыДинамо

Сентябрь. Октябрь. Ноябрь… И, вот, заканчивается декабрь. Закончится через 3 минуты. Широкий подоконник, тёплый пушистый плед на плечах и телефон в руках. Длинные гудки, заглушающие торжественную речь Президента страны, в которой, как кажется, застрял теперь навсегда. В сентябре они созванивались каждый день. От смены всего и вся, от неудач клуба и собственных, от странного и неприятного климата Никола не мог говорить, и Лука щебетал по нескольку часов под сонное угукание, желал спокойной ночи, клялся в вечной любви и ответственности за будущее возлюбленного. Он твердил, что всё будет хорошо. Однажды Никола даже проснулся от незнакомого звука в трубке: не услышав отклика на своё признание в любви, измотанный Лука заплакал, не поняв, что собеседник попросту уснул. В октябре звонки стали реже. Тренировки, игры, новые знакомства и новый стиль игры. Лука звонит после каждого матча, своего и Ники. Рассказывает в подробностях, как радуется в воротах Лива. Как долго и крепко обнимает его Бруно. Как Ловро мечется по раздевалке, дожидаясь сообщения или звонка от Дани. И даже, как там, в Лейпциге, сходит с ума их Ольмо, дожидаясь окончания ссылки. Никола улыбается, чувствуя, как в горле стоит комок. Всем телом и душой рвётся в Загреб, в объятия любимого человека. В клуб приходит Данила Лесовой. Ровесник с отличным знанием языков, он силится нашарить общий язык со всё ещё остающимся нелюдимым товарищем. Его тёзка, воспитанник клуба Фомин, кажется, ревнует, судя по тому, как впивается в учебник английского, едва Моро однажды сдаётся и идёт с Лесовым в кино. Сборы молодёжки. Горячие объятия и палевные стори в инстаграме. Две недели счастья, похожего почему-то вкусом на подгоревшее варенье. Свернувшись под боком крепко спящего Луки, Никола вспоминал почти что каждый день, как прабабушка, которая жила в деревне, варила из малины домашнее варенье. Старенькая глуховатая женщина частенько забывала вовремя снять большую обожёную кастрюлю с огня, и варенье пригорало, давая странный горько-сладкий привкус жжёного сахара и лекарства от горла разом… Ноябрь в Москве кончается без звонков. Никола не плачет только потому, что телефон ночи напролёт занимает Ловро, неожиданно обнаруживший в его лице товарища по несчастью, а день — улыбчивый Лесовой. Лука просто исчезает на какое-то время, и, что он жив и здоров, Ники узнаёт только от Майера. В декабре они созваниваются лишь раз. Моро забивает гол и названивает Иванушицу несколько часов. Тот сухо поздравляет его, но ещё через час присылает несколько восторженных сообщений и снова палится перед мировой общественностью в стори. Длинные гудки глушат переливчатое вступление боя курантов. Громкая связь. Зажав бутылку холодного шампанского коленками, Никола выковыривает пробку. Раз, — считает он в голове, нажимает на экран снова. Два, — пробка ползёт вверх. Три, — телефон снова протяжно гудит. Четыре, — а вот у Ловро на гудке — песенка. Пять, — а у Данилы — какой-то анекдот. Даже хочется выучить этот дурацкий язык, чтобы понимать до конца, о чём он! Шесть… — Алло! Алло, Ники! — голос Луки на громкой связи звучит издалека. — У вас уже Новый год? Поздравляю! Поздравляю тебя, дорогой! Новых побед тебе, счастья и любви! Прости, мне к семье надо! Я попозже перезвоню! Девять, — мысленно считает Никола, наблюдая, как пена шампанского вытекает по высокому зелёному горлышку. Десять, — всё кончено, и это понятно без всяких слов. Одиннадцать, — в задушивших рыданиях шампанское кажется ещё кислее, чем обо на самом деле. Двенадцать… Торжественный гимн кончается. Играет музыка. Бьёт салют. Никола не слышит ничего, свернувшись комочком на подоконнике, натянув на голову плед, обхватив руками бёдра. Домашние штаны мокнут от слёз. Разбитое вдребезги сердце умирающей бабочкой трепыхается в похолодевшей груди. Он хочет вырваться из этого состояния, понять, что это был страшный сон, проснуться… Но это не сон. Это… Будильником срабатывает вызов на почти разрядившийся телефон. Не глядя на экран, Моро хватает телефон, дрожащими руками нажимает на приём… — Лука? — Нет, это я, — Данила. Не Лесовой, Фомин. — Слушай, ты в корпоративке? Пошли гулять? Моро хочет наорать на коллегу, но не может. Почти остановившееся сердце застревает кислотным комком в горле. Всё тело дрожит и так хочется с кем-то побыть. Просто поговорить… — Ты у себя? Я сейчас зайду! — продолжает Фомин. — Давай, одевайся, я в соседнем подъезде, буду через пять минут! Москва понемногу затихает и гасит огни. За парком, за другим жилым районом, на какой-то богом забытой скамейке окончательно замёрзший Никола опускает на пробу голову на плечо что-то рассказывающему Фомину. Тот обнимает за плечо, обрывает рассказ. — Он меня бросил, — первые слова на русском, которые Моро произносит в ранний час нового 2021го года. — Не любит. — Ещё всё впереди, — отвечает Данила, встаёт со скамейки, тянет Николу за руки. — Пойдём, тут метро рядом. Пойдёшь ко мне в гости, будем греться!