***
— Как думаешь, мы должны рассказать им? — спрашивает Гарретт однажды ночью в темноте, когда они лежат друг к другу лицом. — Рассказать кому и о чем? — задает вопрос Джон в ответ, проводя пальцами по «Гневу», собственноручно вытатуированному на груди мужчины, что, кажется, было сотни жизней назад. — Мери Мей и Рейчел. Стоит ли нам рассказать им о временных петлях? — в глазах неуверенность, на лбу бьется жилка, когда тот теряется в своих мыслях. Джон придвигается ближе, его рука поднимается с груди Гарретта, чтобы зарыться тому в волосы, удовлетворение окутывает кости, когда мужчина притирается ближе. — Не знаю, — честно отвечает Джон. На мгновение он задается вопросом, должен ли сейчас сообщить Гарретту, что уже говорил Джозефу о сбросах. А что если Гарретт будет чувствовать себя преданным? Но ведь Джон рассказал об этом только своему брату, да и то прежде, чем узнал, что Гарретт тоже помнит. Он поделился с Джозефом от отчаяния, чтобы убедиться, что окончательно не сошел с ума. Оглядываясь на это сейчас, Джон, вероятно, должен был молчать.***
— Почему? — внезапно спрашивает Рейчел, сидя за кухонным столом. Джон смотрит на нее, прежде чем снова обратить внимание на яичницу на сковороде. — Потрудишься уточнить? Краем глаза он видит, как та отрывает болтающуюся нить на рукаве одолженной рубашки. — Почему ты не сказал мне, что все еще жив? Теперь Джон полностью разворачивается и убавляет огонь, чтобы еда не пригорела. — Ты не доверял мне? Или Джейкобу? Джозеф сказал, что ты умер, и мы оплакивали тебя, — когда девушка говорит, у нее на глазах появляются слезы, а в голос надломлен от боли и страха. Она не смотрит на него, поэтому Джон подходит и становится перед ней на колени, позволяя Рейчел крепко сжать его руки, почти болезненно. — И Джозеф… Джозеф хотел, чтобы мы продолжали дальше, будто тебя никогда не было, хотел, чтобы мы показали Гарретту путь к Семье. Но я была так зла на него, за то, что он носил твою серьгу, как, своего рода, трофей! — Ты не должна верить всему, что говорит Джозеф, — отзывается Джон, чувствуя ту же кощунственную панику, пробегающую по его венам, которую он видит и на лице сестры при звуке таких еретических слов. — Знаешь, слухи о моей смерти сильно преувеличены. Рейчел шлепает его по рукам, но на ее лице появляется легкая улыбка, и Джон улыбается в ответ. Однако через несколько мгновений та сходит на нет, а глаза вновь становятся грустными. — Я ведь… я ведь собиралась убить его. Или превратить в Ангела за то, что он сделал. За то, что я думала, он сделал, — тихо признается Рейчел, прячет лицо за занавеской из волос и съеживается. — Но потом он проявил ко мне милосердие, да и ты на самом деле не умер, и почему ты не сказал мне? Желание рассказать правду о том, что время повторяется, неожиданно накрывает Джона. Он и Гарретт не пришли к единому решению говорить ли об этом своим сестрам или нет, поэтому вероятно стоит подождать… но он не может ждать, хотя Джон и думает, что Гарретт поймет. — Я… — начинает Джон и останавливается. Не легко говорить о временных петлях, даже с Гарреттом, потому что это всегда сбивает с толку. — Рейчел, я тебе доверяю, никогда в этом не сомневайся. Есть причина, по которой я не сообщил ни тебе, ни кому-либо еще, и я постараюсь объяснить это так, как понимаю сам.***
Разговор Гарретта с Мери Мей прошел не так хорошо, как он надеялся. Джон был в гостиной с Рейчел, когда это произошло. С крыльца внезапно послышались громкие голоса, хлопнула дверь о кухонную стену и в комнату вошла разъяренная Мери Мей с убийственным видом. — Что, черт возьми, ты с ним сделал? — Что ты… Она хватает Джона за рубашку, наклоняется ближе и начинает шипеть. — Мало было того, что ваш сраный культ, возглавляемый твоей проклятой семейкой, убил мою маму и Билли и довел папу до самоубийства? Теперь тебе нужно еще втянуть последнего члена моей семьи в свое безумие? Джон слышит, как Гарретт что-то говорит, улавливает злость в тоне, видит напряженную линию плеч Рейчел, но все это кажется далеким, когда он сталкивается с яростью Мери Мей Фейргрейв. — Знаешь, кто ты? Эгоистичная. Жадная. Мразь. Он - все, что у меня осталось, а ты заставил его поверить в какую-то чушь о зацикленном времени, — продолжает она свою истерику и это… Честно говоря, это бесит Джона. Кажется, эта женщина забыла с кем она сейчас разговаривает. Обхватив ее запястье достаточно сильно, чтобы предупредить, но не причинить боли (Гарретт никогда не простил бы ему, если бы он действительно обидел его сестру) он придвигается ближе и встречает ее взгляд одним из своих самых жутких. Он чувствует, как его собственный гнев нарастает и не может сдержать его, даже если бы захотел, а прямо сейчас он этого и не желает. — Хватит, — говорит Гарретт, прежде чем втиснуться между ними двумя, прерывая линию взгляда, и… ничего себе, Джон не может вспомнить, когда в последний раз видел Гарретта таким бледным. Мери Мей вздыхает от разочарования и уходит, а тот идет за ней.***
Мери Мей больше не приезжает в дом после этого случая, но на телефон Гарретта периодически приходят текстовые уведомлениями, которые тот просматривает пока, как он думает, никто не видит. В течение следующих нескольких дней Гарретт проводит большую часть своего времени, разгребая барахло из сарая и показательно всех игнорируя, что беспокоит Джона, так что он держится в стороне и не мешает. В конце концов, он устает от тишины, от того, насколько Гарретт замкнут, и решает вернуть все на свои места. Он видит, как Гарретт на мгновение замирает, когда замечает его, но затем снова продолжает перебирать хлам. — Ты собираешься сказать мне, что тебя так взволновало, или будешь и дальше продолжать игнорировать все и всех? Плечи Гарретта напряжены, и Джон наблюдает, как сжимаются мускулы, когда тот стискивает челюсть. Фыркнув, Джон протягивает руку, обнимает Гарретта за талию и подтаскивает ближе, пока его грудь не соприкасается с напряженной спиной. — Ты мой, а я твой, верно? Не отталкивай меня, скажи, что не так. Это занимает несколько секунд, но напряженные плечи расслабляются, и Гарретт хватает Джона за руку, сцепляя их пальцы вместе. — Многое… много чего идет не так, — начинает и останавливается тот, но это уже прогресс. Джон что-то ободряюще бормочет, а потом Гарретта становится не остановить. — Просто Мери Мей говорит, что доверяет мне, но теперь она думает, будто я сошел с ума. Может быть, я слишком многого требую от нее, прося поверить мне насчет временных петель? — Наверное, не помогает еще и тот факт, что я тоже участвую в этом. Ей было бы легче поверить тебе, если бы меня здесь не было. Она ведь ненавидит меня, помнишь? — Да, но я хочу, чтобы ты был здесь, — тихо отзывается Гарретт, и в груди Джона немного теплеет, он крепче прижимает мужчину к себе. — Но неверие Мери Мей не единственное, что меня сейчас беспокоит. — Что еще? — Когда я поеду на Север за Джейкобом, ты не отправишься со мной. А вот это новости для Джона. — Почему нет? Оборачиваясь к нему лицом, Гарретт не отводит взгляда. — Потому что вы с Рейчел технически мертвы. У Джейкоба повсюду глаза и уши, так что то, что вы двое все еще живы, станет известно всему Округу через пять минут. А Волчье Логово чертовски ненавидит Джейкоба, поэтому, если они узнают об этом, то точно постараются навредить тебе. — Знаешь, я могу о себе позаботиться. — Я знаю, но не стану рисковать тобой. Помнишь, как тогда в тюрьме я думал о принудительной перезагрузке, а ты помешал? Это что-то вроде того. Джон прищуривается, глядя на Гарретта. Он хочет спорить, однако думает дождаться более удачного момента и решает не ругаться сейчас. Но он очень этого хочет. Возможно, позже найдется способ убедить Гарретта, что все будет хорошо, поскольку мысль о том, чтобы позволить тому скрыться из виду, тревожит что-то внутри Джона, и ему это ой как не нравится. Совсем. Это звучит как худшая идея, которую он когда-либо слышал, но если слишком рано начать бунтовать, то Гарретт заупрямится. Так что Джон на время отступает.***
Его будит громкий непрерывный жужжащий звук, исходящий от прикроватной тумбочки. Со стоном Джон оборачивается, чтобы посмотреть, кто звонит, но все еще спящий Гарретт движется вместе с ним, тянется за теплом его тела, и это затрудняет движение. Телефон перестает вибрировать, когда ему удается его схватить, поэтому Джон с ворчанием швыряет тот и падает обратно на матрас, готовый снова заснуть. Телефон по новой начинает гудеть, и глаза резко распахиваются. В этот момент ему уже все равно, кто это и зачем звонит, Джон протягивает руку, секунду возится и скользит пальцем по иконке отмены вызова. Кто бы это ни был, он может перезвонить позже, а не утром в единственный день недели, в который они с Гарреттом решили отоспаться. Но кто бы это ни был, он опять пытается дозвониться, раздражение быстро нарастает. Он узнает, кто звонит, когда берет телефон с прикроватной тумбочки, и это еще больше бесит, потому что она не успокоится, пока Гарретт не ответит. Прижав вибрирующий телефон к лицу Гарретта, Джон встает с постели. Он окончательно проснулся и теперь уже не сможет заснуть. Гарретт стонет и сует голову под подушку, пока Джон натягивает рубашку и боксеры, и нет, он не собирается мириться с тем, чтобы весь день слушать этот проклятый телефон. Хватит, значит хватит. Взяв телефон с того места, где он упал на матрас, и сняв подушку с головы Гарретта, он стучит бесящим аппаратом по лбу мужчины, пока тот неуверенно открывает глаза. — Ответь на свой проклятый телефон, пока я не выкинул его в окно. Гарретт снова стонет, когда видит, кто звонит. — Поговори с ней. Я серьезно. — Черт, как давно она звонит? — Достаточно долго, чтобы разбудить меня. — Мне очень жаль, — бормочет Гарретт, целуя уголок рта Джона, прежде чем, наконец, ответить на звонок. — Привет, Мери Мей, почему ты звонишь так рано? Спускаясь вниз, он слышит, как Гарретт говорит: «10 утра – это определенно рано, Мери Мей, особенно для субботы».***
Несколько недель спустя Джон обнаруживает, что сидит на ступеньках крыльца и смотрит на грунтовую дорогу, по которой недавно проехал Гарретт. Ему так и не удалось убедить того, что они должны отправиться вместе. Даже Бумер остался. — С ним все будет в порядке, - говорит Рейчел, но Джон не может избавиться от чувства разочарования и своего рода бесполезности, просто сидя здесь и ничего не делая. Рейчел, конечно, права, Гарретт будет в порядке, он уже был в порядке в горах Уайттейл. Но это не меняет того факта, что Джон ненавидит, когда его бросают. А затем, конечно же, в поле зрения появляется Вдоводел, мчащий по дороге и поднимающий облако пыли. Рейчел напрягается рядом с ним, но Джон не сводит глаз с тачки и встает, когда Мери Мей выходит из джипа. — Гарретт уже уехал, — кричит Джон. — Я знаю, — отвечает Мери Мей и останавливается в нескольких шагах от них. — Но я здесь не для этого. Джон приподнимает бровь, глядя на нее, и лицо Мери Мей кривится, будто та попробовала что-то кислое. — Я не собираюсь извиняться за то, что сказала, но мне очень жаль, что я нарушила одно единственное правило Гарретта относительно этого дома. — Правило? — «Не хватайся за кого-то в гневе или с намерением насилия», — заученно повторяет она и, к ее чести, действительно выглядит раскаявшейся. — Так что да, мне очень жаль, что я схватила тебя, но не за то, что я сказала. Я до сих пор не верю в это дерьмо с «петлями времени», ты мне не нравишься и никогда не понравишься, но я могу попытаться быть вежливой. Для моего брата. Мери Мей протягивает руку, и Джон смотрит на нее, видит, насколько та сейчас серьезна, и решает, что быть вежливым - меньшее, что он может сделать. — Ты мне тоже не нравишься, но это кажется справедливым, — соглашается Джон, пожимая ее руку.