«Твой французский алкоголик – твой британский анархист»

В предрассветной темноте, которая едва начинала уступать холодному утреннему зареву, на смятой простыне в маленькой, уютной комнате, плотно укрывшись большим пуховым одеялом, лежали двое. Джейкоб самозабвенно посапывал, слегка приоткрыв рот и пуская слюни на мягкую подушку, а давно проснувшийся, лежащий рядом в его объятиях Арно, словно не замечал этого и продолжал любоваться мужчиной так, будто перед ним было одно из чудес света. Впрочем, для Дориана это действительно было так. Француз бездумно, нелепо, едва касаясь, подушечками пальцев выводил очертания лица Фрая, не пропуская ни линии, ни морщинки. Арно начинает с волос. Всегда жестких, непослушных и немного сальных. Джейку всегда было лень приводить в порядок прическу. Юноша зарывается пальцами в темные вихры и ласково, почти невесомо, треплет их, стараясь не разбудить сопящего Джейкоба. Мужчина с улыбкой смотрит на хмурящегося во сне любовника и продолжает вырисовывать его. Дориан переводит взгляд на взъерошенные во сне брови и едва касаясь приглаживает их. Моментально выражение спящего лица юноши из бунтарского превращается в даже слишком детское и очаровательно-милое. На эту резкую перемену Арно только снова умиленно улыбается и сдерживает порыв сейчас же поцеловать лежащего напротив парня. «Нельзя его разбудить», - думается Виктору, и он силой воли заставляет себя оторвать взгляд от лица любимого, и посмотреть за окно на пасмурный рассвет. Француз ловит себя на мысли, что ему чертовски нравится просто лежать вот так, в крепких объятиях своего мужчины, забыв про заговоры, артефакты, тайны и чертову бесконечную войну. Просто быть рядом. Просто любить его. Просто рисовать едва ощутимыми прикосновениями человека, который заменил ему весь мир и даже не догадывался об этом, продолжая сопеть, неосознанно прижимая юношу ближе к себе во сне. Арно только усмехается на это и снова продолжает невидимый рисунок, спускаясь пальцами ниже, одновременно лаская. Настает очередь глаз. Виктор сожалеет о том, что сейчас они закрыты. О Боже, как же он любит эти миндальные глаза! Дориан уверен, что мог бы смотреть в них часами. Кончики пальцев обводят прикрытые веки, задевают ресницы и словно сквозь прикосновения напоминают хозяину о том, какими эти бездонные глаза могут быть. Усталыми. Когда напряжение в жизни Джейкоба так велико, что ни одно усилие не поможет это скрыть. Мечтательными. Когда поутру Фрай любит фантазировать о планах на день, а может и на всю жизнь. Арно помнит, как в эти моменты озорством и жаждой приключений блестят глаза Джейка, как многочисленными оттенками переливается миндальная радужка и оттого глаза словно светятся изнутри. Безжалостными. В тот самый момент, когда они наливаются кровью или полыхают яростью, если кто-то угрожает тем, кого британец так сильно любит. Арно снова усмехается, дорисовывая последнюю ресницу – весь Джейкоб Фрай был в этих миндальных глазах. Тем временем, пальцы француза скользнули дальше по орлиному, но тем не менее аккуратному носу. Дориан нервно сглотнул, вспоминая, как потрясающе смотрится этот нос по градации вверх-вниз, когда Фрай затаскивает его в вонючий парижский переулок, (словно только улицы его и возбуждают) и там, доводя Арно до исступления, умело ласкает его ртом. Когда все, что остается в фокусе затуманенного удовольствием взгляда – этот прекрасный орлиный нос и собственные дрожащие пальцы, ласкающие чужие непослушные волосы. Стараясь успокоить свое участившееся дыхание, Дориан переходит на нелепые, большие уши Джейкоба. Француз все время подшучивал над возлюбленным, говоря, что они точь-в-точь, как у их старого арендодателя, который несмотря на свои огромные уши слышал из рук вон плохо. Арно шутил, что дескать, когда Фрай состарится, то тоже оглохнет, а ему придется кричать на весь дом не принести ли вязанные гетры, а то похолодало. Джейк же только улыбался на эти подтрунивания, но отвечать на них не спешил, ведь знал, как Дориану нравилось игриво прикусывать те самые уши или протяжно и жарко в них стонать. Начатый в очередной раз рисунок Арно подходил к своему завершению. Сейчас пальцы разрисовывали щеки и шею Фрая, волосок за волоском нанося колющую, но так приятно щекочущую при поцелуях щетину. И вот, последний штрих. Губы. Те самые, которые так любил ласкать француз. Чуть обветренные, всегда обкусанные, а иногда и разбитые в кровь. Эти губы Дориан не променял бы ни на что на свете. - Доброе утро, - хрипит сонный голос напротив и Арно, словно выходит из своеобразного транса. Проснулся, наконец? Самое время. -Ты сегодня рано, - продолжает Джейк сипло. Арно поднимает взгляд, но миндальные глаза Джейка все еще закрыты. Виктор не отвечает и прижимается ближе к теплому ото сна телу британца, обвивая его за пояс замерзшими руками, в то время, как Фрай размышляет о том, что возможно, просыпается каждое утро, лишь потому что Арно нарисовал его. А может и весь их мир.