***
Волдеморт видел, как её острый, быстрый ум обдумывал это, а её чувство справедливости боролось с её эмоциональностью. Он подозревал, что она относится к тому типу людей, которые поступают так, как считают правильным, даже если им это не нравится. — Да, ты этого не делал, — наконец признала она неохотно. — Тем не менее ты бы сделал это… — При других обстоятельствах, — пожал он плечами. — Всё сводится к тому, что ты считаешь важнее, Гермиона. Что важнее: поступок или намерение? — И то и другое, — ответила она недовольно, — ты не можешь совершить спланированное преступление без намерения. А значит, в твоём случае, при первой же возможности ты сделаешь что-нибудь ужасное. — Ну, — протянул он задумчиво, — полагаю, в этот раз я буду действовать иначе. Ты показала мне, чем всё закончилось в твоём времени. Честно говоря, когда я встретил тебя, то только начал перестраивать свои жизненные планы. Она неверяще вздохнула. — Ты же не думаешь, что я просто поверю, что ты исправился и хочешь быть хорошим. Усмехнувшись, он нагнулся над столом и низким чувственным голосом спросил: — Кто говорил про исправление? Я говорил про обстоятельства. Она раздражённо закатила глаза. — Ты не будешь пытать и убивать налево и направо, — отрезала она. — Я не позволю тебе уничтожить мою политическую карьеру. Быть связанной с безумцем… — она цокнула языком, словно сама идея была ей противна. Волдеморт усмехнулся. Существует столько способов добиться желаемого без убийств. Бесконечное число возможностей, хотя убивать — особое удовольствие.***
— Как необычно, — сказал ему сотрудник министерства. Однако по его сдерживаемой улыбке, Волдеморт понял: дело не только в необычности. Вездесущий запах затхлости и пыли пронизывал министерство, и пусть в своё время Волдеморт не был частым посетителем этого места, он с удивлением отметил, что всё выглядит так же. Ведь могли же они хотя бы применить освежающие чары, чтобы избавиться от этого запаха. Министерский чиновник был человеком лет сорока с желтоватым лицом; он сидел за столом, заваленным ворохом документов, нужных для подтверждения личности Волдеморта, и со слишком довольным видом переплетал пальцы. Наконец, когда тянуть дальше уже не было смысла, сотрудник нагнулся к Волдеморту и ликующе произнёс: — Вы знаете, сегодня я сорву большой куш. Мы всем отделом делали ставки на то, чья же будет смена, когда муж Грейнджер наконец-то появится. И… это моя смена. — О, поздравляю, — сдержавшись, чтобы не закатить глаза, сказал Волдеморт. О, так он ещё и жадина, да? — Понимаете, она, наверное, единственный в мире человек, родившийся со свидетельством о браке, поэтому все и подозревали, что это как-то связано с путешествиями во времени. И вы, сэр, своим появлением доказали, что мы были правы. Это просто… чудо. Все эти годы сумма выигрыша росла, и сейчас это почти моя годовая зарплата. Можете себе представить? — мужчина разве что не подпрыгивал на стуле. — Наконец-то я смогу нанять трансфигураторов, которые увеличат мой дом! У детей появятся личные комнаты, они будут счастливы жить отдельно друг от друга. — Вы сказали годовая зарплата? — Волдеморт быстро оглядел офис. Дверь была приоткрыта. В коридоре слышались шаги, но невербальное беспалочковое ГоменумРевелио показало, что никто не подслушивает их разговор под дверью. Быстрый мощный Империус, и сразу же за ним Обливиэйт — глаза чиновника остекленели на несколько секунд. Министерский сотрудник кивнул и немного невнятно продолжил: — До встречи, мистер Риддл. Представляю, как счастлива Грейнджер, ой… ну то есть миссис Риддл, что наконец-то встретила вас. — Уверен, она счастлива, — засунув руки в карманы, сказал Волдеморт с вежливой улыбкой, прежде чем уйти. Этот выигрыш отлично пополнит счёт. Как говорил Абраксас: «Не бывает слишком много денег». Конечно, гоблины удивятся, когда министерский чиновник положит крупную сумму на чужой счёт, но главное достоинство сотрудников Гринготтса — они умеют молчать.***
После долгого и разочаровывающего дня Гермиона захлопнула дверь в квартиру, с радостью заметив, что Волдеморт ещё не вернулся. Осознание этого заставило её остановиться… а почему он вообще должен возвращаться? Они не договаривались, что он станет жить в её квартире. Он не упоминал об этом, и уж тем более она. Вздохнув, она повесила мантию на крючок и скинула туфли. Весь рабочий день её поздравляли с появлением мужа. — Новости в министерстве так быстро разносятся, — отвечала она всем с застывшей на губах улыбкой. Гермиона была шокирована, узнав, что она единственный в мире ребёнок, родившийся уже замужем. Но, кажется, люди вокруг искренне радовались за неё. По крайней мере, она услышала куда меньше смеха, чем ожидала. Работа Гермионы осталась практически такой же, но вот друзья и знакомые... Удивительно, но у неё не было близких друзей — даже Джинни и Рона — весь круг её общения состоял из знакомых. Словно для всех она была только коллегой или политиком, но ничего большего. Словно всем им было дело только до её профессионализма, но не до личных чувств и эмоций. Словно она ничего не значила для других. Словно с этим временем что-то не так, словно… что-то не складывается. Она не находила себе места, думая, вдруг изменения, которые внесли они с Волдемортом слишком сильные, вдруг мир уже на пороге хаоса. Гермиона содрогнулась, когда ей вспомнилась Теория Распутывания, пронёсшаяся зловещим призраком в её сознании. Согласно этой теории, значительное изменение прошлого приведёт к тому, что мир начнёт развязываться, терять связь, и в итоге вовсе перестанет существовать. Вот почему опасно менять прошлое. То, что сотворили они с Волдемортом, граничит с хаосом. Раньше она всегда была осторожной в путешествиях: поиск информации, точное время и место… Но этот раз — это беспрецедентно. Хотя с учётом того, что в деле замешан Волдеморт, ей стоило предположить, что всё превратится в хаос. Гермиону затащили на «дружеский» обед в компании Невилла, его невесты — Пэнси Паркинсон и Седрика Диггори. И сама компания удивила её меньше, чем факт того, что эти люди её давние спонсоры и сторонники. И, что тоже удивительно, обедали они в Пивном ресторане БироманаБровфорта, который существовал в этом времени, и, к счастью, еда там осталась такой же вкусной, как и в 1969. — Запомни мои слова, — сказала Пэнси, отрезая кусочек шницеля из телятины, — твоя популярность взлетит, как только люди узнают о муже и беременности. Подожди два года и ты вынесешь Люциуса на следующих выборах. — Она права, — сказал Невилл, восхищённо глядя на свою невесту, — народ клюнет на это. Как ты, Гермиона? Ты счастлива? — Ну… — протянула она, прежде чем соврать: — да, счастлива, просто… нужно… кое-что наладить. — Этого следовало ожидать, — вздохнул Седрик. — Как отец троих детей, я знаю, что у таких вещей тоже есть своя цена. — Да… Как дети? — медленно спросила Гермиона. — О, у них всё отлично, — засмеялся Седрик. — Ханна продолжает говорить мне, что они наше маленькое чудо, но временами я не могу дождаться, когда им исполнится одиннадцать. Тройняшки… сплошные заботы. Ты не поверишь, сколько всего они спрашивают. Хотя твои дети будут задавать куда больше вопросов. Пока они втроём смеялись, у Гермионы скрутило живот. Ребёнок… Пэнси, вероятно, права, говоря о том, как люди воспримут её брак. Безусловно, её карьере поможет, если она притворится счастливой женой Волдеморта. Но для ребёнка? Ребёнок заслуживает чего-то большего, чем временное перемирие между его родителями. Не позволяя себе впасть в отчаяние, борясь с чувством одиночества, Гермиона пожала плечами и поставила на пол сумки с покупками. Она открыла опустевший с утра охлаждающий шкаф, чтобы убрать туда молоко, яйца, ещё немного масла и три банки с джемом. Удивительно, но охлаждающий шкаф оказался полон.***
Оставшуюся часть дня Волдеморт провёл, пытаясь найти свои вещи. Оказалось, что после его исчезновения в 1969, вещи забрал к себе на хранение Малфой. Однако Абраксас умер, а попасть на приём к действующему министру было затруднительно. Ну в общем-то, ему оставалось подождать всего час — серия Империусов, несколько воздействий на чужие сознания, — Волдеморт полагал, что попал к министру намного быстрее обычного человека. Люциус Малфой совершенно не хотел расставаться с ценной магической коллекцией книг и артефактов, утверждая, что спустя столько лет хранения и заботы об этих вещах они по праву принадлежат Малфоям. Как и всегда, всё что потребовалось от Волдеморта — небольшое «убеждение». Министр беззвучно кричал и корчился на полу своего кабинета. Из его рта шла пена, а голубые глаза были наполнены паникой. Вид того, как сломалась его воля — лучшая часть дня Волдеморта. Безусловно, Волдеморт сначала убедился, что портреты на стенах министерского кабинета ничего не видят, ничего не слышат и ничего не скажут; министр сам бы сделал так для любой деликатной встречи. И пусть пытать Малфоя было очень приятно, Волдеморта разочаровало отсутствие уважения. Серьёзно, Абраксасу стоило уделить больше внимания воспитанию. Хорошо, что Малфою недолго осталось сидеть в кресле министра. Стало ещё тревожнее, когда Нотт, Эйвери, Розье и Долохов явились на призыв Волдеморта с той же беспристрастностью, что его встретил Малфой. А ведь эти люди шли за ним со времён учёбы в Хогвартсе. Их заявления попросту были смешными: он бросил их, он ничем не поспособствовал их нынешнему положению в обществе, они ничем не обязаны ему после стольких лет. Что же, их он тоже «убедил». Как выяснилось, восьмидесятилетние ломаются куда проще молодых. Кто бы мог подумать? Не оставалось никаких сомнений: с этим временем что-то не так, этот мир нестабилен. С этим нужно что-то сделать. Купив продукты, на свой вкус, он пришёл домой и обнаружил, что у этой ведьмы вообще нет никаких специй, кроме соли и перца. Недовольно закатив глаза, он снова отправился в магазин. Вернувшись домой, он увидел, что его жена уже вернулась. Она стояла у открытого охлаждающего шкафа и смотрела в него так, словно внутри ответы на все тайны мира. — Ты ходил в магазин… за продуктами? — обессиленно спросила она, повернувшись к нему. — Да, у тебя, кажется, не было… всего, — коротко ответил он. — Кроме джема. Ты в курсе, что у тебя три банки джема? Полупустая, пустая на четверть и совершенно пустая. Зачем ты вообще так делаешь? Никогда бы не подумал, что ты такая неорганизованная. Это… расточительство. Нельзя впустую тратить еду.***
Насмешливо улыбающийся Волдеморт, стоящий на её кухне и рассказывающий ей, как обращаться с едой — это самый настоящий абсурд. Гермиона вздохнула и едва успела захлопнуть охлаждающий шкаф, прежде чем разразиться неконтролируемым смехом. — Это не повод для смеха, — возмутился он. На этом она взревела, хватаясь за живот и практически задыхаясь, когда доплелась до стула и села на него. Волдеморт прислонился к стене, скрестив руки на широкой груди и нетерпеливо постукивая пальцем по руке. Наконец ей удалось выговорить несколько слов: — Прости, дело не в еде, а в том, что… ты тот, кто говорит об этом. Я про то, что ты легко можешь уничтожить человеческую жизнь, и еда? Это так странно? Ой, да ладно тебе… Это немного чересчур, даже для тебя. Он пожал плечами позабавившись. — Еда… — начал он задумчиво, — мне не хватало еды, когда я рос. Я… забудь, ты и так всё знаешь про моё детство. Достаточно сказать, что я научился извлекать из этого максимум пользы. А люди, ну, людей всегда в избытке. По большому счёту я убил не так уж много, чтобы это имело большое значение. Чувствуя, как радость утекает из её тела, подобно василиску, спускающемуся по трубе, она мрачно ответила: — И всё же. Всё ещё забавляясь, Волдеморт пожал плечами: — Ну вот так. Её проклятое любопытство высунуло голову, и она не могла не спросить: — Сколько? — Ты действительно хочешь это знать? — ответил он низким голосом, глядя ей в глаза. — Да, — прошептала она, а мурашки, ледяной моросью, пронеслись по её рукам. Он опасен. Очень опасен, как завораживающий хищник, готовый ударить и покалечить при малейшей провокации. Как с мантикорой, или с разумным драконом, или... — Сто шестьдесят три, — сухим тоном, прервал он её размышления. Ей понадобилось пару секунд, чтобы прищуриться, осознавая число. Она наклонилась вперёд и практически провизжала: — Ты убил более ста пятидесяти человек?! И, по-твоему, это не значительное число?! — Они ничего не значили для меня, — пожал он плечами, — да и в глобальном смысле… мир не развалился из-за такой утраты. Потрясённая, она откинулась на спинку стула, качая головой. С лёгкой дрожью она погладила свой живот и пробормотала: — Бедный малыш. Мне так жаль, что твой отец такой бездушный монстр. Очень надеюсь, что ты не пойдёшь по его стопам. В кухне воцарилась тишина, перебиваемая тихим жужжанием охлаждающего шкафа. В конце концов, она посмотрела на него. Он уставился на неё своим тёмным непроницаемым взглядом, но она всё равно как-то поняла, что ранила его чувства. Словно он думал, что он призовой жеребец. Словно он думал, что она будет рада, если её ребёнок унаследует его черты и таланты. Но она никак не могла избавиться от клюющего беспокойства, как будто она вела себя излишне мелочно. Обдумав это, Гермиона пришла к выводу, что она не мелочная. Он убийца. У него нет никакого права грустить из-за того, что она не одобряет это. Волдеморт отвернулся и открыл охлаждающий шкаф, доставая оттуда овощи, сливки и филе лосося. Поставив большую кастрюлю на плиту, он подошёл к столу, выдвинул стул и сел. А затем использовал сложное заклинание, которое вымыло овощи, нарезало их и отправило в кастрюлю вместе со специями, прежде чем довести до кипения. Гермиона ошеломлённо смотрела на весь этот процесс. Кто бы мог предположить, что Волдеморт готовит? Хотя, учитывая разговоры о пустой трате пищи, это не так уж и странно. — Сливочный рыбный суп, — коротко сказал он ей, — овощи должны немного потушиться, прежде чем я добавлю рыбу и сливки. — Хорошо, — кивнула она. Всё его внимание было приковано к ней, чёрные глаза сверлили её, как будто он пытался увидеть душу; она заёрзала на стуле, избегая его взгляда. — Мы можем с уверенностью сказать, что никто, кроме нас, не помнит твоё изначальное прошлое. Как мы уже и обсуждали, ничего из этого не было. Это новый мир для нас обоих, и тебе не нужно так злиться, — спокойно сказал он. — Предлагаю сделку. Вздохнув и опустив плечи, она нахмурилась и спросила: — Сделка? Продолжай. Очень надеюсь, что она включает план о том, как нам избавиться от этого… фальшивого брака. Гермиона знала, что он любит поговорить. В её прошлом он много раз болтал с Гарри вместо того, чтобы просто и эффективно сделать своё дело, и неудивительно, что он и сейчас начал говорить. Ну что ж, она выслушает его, потому что у неё совершенно нет идей. Может, он даже предложит что-то с чем она согласится, что-то не связанное с убийствами. Юная Гермиона-идеалистка была бы потрясена даже от одной мысли об этом, но, Гермиона — тридцатитрёхлетний циничный политик знала: компромиссы иногда просто хороши, а временами необходимы. И она почти уверена, что не сможет исправить эту временную шкалу, не погрузив мир в ещё больший хаос. — Как бы ты к этому ни относилась, уничтожение временно́й шкалы стало новым началом для нас двоих, — он выглядел непривычно серьёзным, говоря об этом. И это напомнило ей их самую первую встречу в Трёх мётлах, в прошлом. Умный и решительный мужчина перед ней, тот с кем у неё в пабе была захватывающая дискуссия о магии, и есть настоящий Волдеморт. Чрезмерно самоуверенная личина, с которой он насмехался над ней, когда она вернулась в прошлое — не всё, что есть в нём. Как и безумец из её временно́й шкалы не он. Он незнакомец, который понравился ей настолько, что она легла с ним в постель при первой же возможности. Она прочистила горло и автоматически села ровнее.***
— Однако, в этом мире нет единства, — сказал он задумчиво, — ты заметила? Было увлекательно наблюдать, как гнев начал покидать её тело, стоило ей начать использовать свой блестящий ум. Минуту назад она напоминала котёл с зельем, температура которого была чуть ниже точки кипения, а сейчас — расслабилась и жаждала дискуссии о магии. — Да, — серьёзно ответила она. — Подозреваю, это последствия разрыва временно́й шкалы. У меня нет воспоминаний об этом мире, — её голос дрогнул, — словно здесь создали немного места специально для меня. Меня, вроде как, втиснули в эту временную шкалу, но я не отсюда. Сегодня я почувствовала, словно я касаюсь лишь краёв чужих жизней, — Гермиона вздохнула, печально качая головой. — Словно я персонаж пьесы, в чьих отношениях нет ничего глубокого и значимого. Никто не знает меня. — Кроме меня. Я знаю тебя настоящую, — медленно сказал Волдеморт. Его жена пристально на него взглянула. — И честно говоря, из-за этого только хуже. — Нет, — Волдеморт наклонился, подчёркивая свои слова, пригрозив ей пальцем, — это отличная отправная точка для наших переговоров. Сейчас временная шкала очень неустойчива, и мы не можем рисковать сломать её ещё больше. Хаос работает только до определённой степени, и я знаю, что ты знакома с Теорией Распутывания Макнамары. Мы и так сильно изменили временную шкалу. Я не хочу рисковать и развязать мир, как и ты. Наоборот, мы должны закрепить это время, стабилизировать его, и я думаю, что нам нужно работать над этим вместе. Это значит, что мы не должны менять важных вещей, вроде нашего брака. Я считаю, что это один из нескольких переломных моментов, которые до такой степени развязали временную шкалу. Кажется, ведьма обдумывала это, прежде чем медленно и неохотно кивнуть. — Печально, но я должна согласиться. Я всё проанализировала и считаю, что у нас есть четыре основных переломных момента. Первый — наша встреча и спровоцированная тобой беременность. Второй — моё вмешательство в жизнь семьи Снейпов. Третий — ты заставил меня заключить этот нерушимый брак. И четвёртый — я взяла тебя сюда. — Совпадает с моим анализом, — сказал он. — Это, должно быть, вызвало серьёзную нагрузку на течение времени. Если мы собираемся дать этому времени нормализоваться, то нам стоит перейти к обсуждению условий нашего брака. Наш брак и мой наследник... посмотрим, как можно использовать это в нашей нынешней ситуации.***
Гермиона надавила пальцами на виски, чувствуя приближение головной боли. — Ребёнок не средство для достижения цели, — твёрдо сказала она, — это человек. — Да, да, — беззаботно сказал Волдеморт и взмахнул палочкой. Рыба нарезалась и отправилась в кастрюлю вместе со сливками. Над кастрюлей поднялся пар. — Ты хочешь стать министром, и должна готовиться к следующим выборам. И если этот волшебный мир ещё хоть немного похож на прежний, то семья только сделает тебя человечнее в глазах избирателей. И я, и ребёнок станем инструментами для построения твоей карьеры. И ты знаешь, что это так. — Это не... — запротестовала Гермиона, но Волдеморт просто продолжил говорить: — Нам нужно обсудить, как ты и твоя роль в обществе в этом времени могут стать инструментом и для меня. Предлагаю установить рабочие отношения для достижения наших целей. — Я не собираюсь помогать тебе захватывать мир и убивать маглорождённых! — произнесла она с жаром. Волдеморт наградил её самодовольной улыбкой и сказал шёлковым голосом: — О, дорогая, ведь это же ты у нас собираешься захватить мир, да? Это же ты отправляешься в путешествие по власти с конечным пунктом — министр магии. Глядя на него, она захлопнула рот. В каком-то смысле он был прав, но она хотела стать министром не из-за личной жажды власти. Ей нужна власть, чтобы сделать мир лучше, а не для угнетения. Но тем не менее… — Видишь? — всё тем же опасным низким тоном сказал он. — Не такие уж мы и разные: ты и я. Мы оба хотим верить, что правы. — Ты хочешь кое-чего ещё, ты хочешь… — слова застряли у неё в горле, потому что, чего хотел монстр из её прошлого? Власти, силы, но почему? Его глаза потемнели, и он медленно сказал: — Когда ты меня встретила… я хотел стать профессором. Мне всегда хотелось заниматься исследованиями, и мальчишкой я мечтал стать профессором и проводить всё своё время в Хогвартсе. Существо… в которое я превратился в твоём прошлом… мне остаётся только догадываться, как я закончил таким образом. Он остановился, а Гермиона подумала, что, наверное, это максимум, которым кто-то вроде него может поделиться. Тем не менее это заставило её задуматься. Он сделал это ради власти, безусловно, но, может, и для чего-то ещё. Может быть, месть. Месть за то, что он такой талантливый, но не оценённый. Может… он кончил так, потому что вынужден был жить в мире, который его не принял. Она потрясла головой, пытаясь очистить мысли. Плохая затея — пытаться подвергнуть Волдеморта психоанализу, и ей лучше подавить свою тревожную склонность сочувствовать ему. Это бессмысленно. Хотя, как он уже несколько раз заметил, он не тот человек, которого она победила. Он не совершил всех этих ужасных вещей — пока. — Чего же ты хочешь в этом дивном новом мире? — продолжила она спокойно. — Чего я хочу… — размышлял Волдеморт. — Знаний. Вечной жизни. Комфортной жизни, в которой мне никто не будет мешать. Гермиона фыркнула. — Ты хочешь быть достаточно богатым для того, чтобы заниматься личными исследованиями бессмертия и при этом не работать? — Да, именно, — сказал Волдеморт. А затем в его чёрных глазах проскользнули искорки юмора: — Я хочу держать всё под контролем, чтобы люди слушались меня. Наш мир... хорошо звучит. Волдеморт взмахнул пальцами: из шкафов вылетели половник, две тарелки и ложки, зависнув рядом с кастрюлей супа. Наполненные тарелки остановились на столе перед ними. — Конечно, — гневно закатила она глаза, взяв ложку. — Путешествие по власти и… Волдеморт покачал головой, а затем взял её за руку через стол, не давая ей притронуться к еде. — Вот моё предложение: я возглавлю Европейский Совет Магических Исследований, а моя жена будет править Британией. Вырвав руку, не позволяя ему увидеть реакцию на его слова, Гермиона размышляла об этом, пробуя суп. Суп оказался восхитительным, но и его предложение было неплохим. Если он будет проводить время, занимаясь исследованиями, то, возможно, из этого выйдет что-то хорошее. В конце концов, он великолепен в этом. Она потрясла головой. — У тебя нет никаких публикаций, — отметила она. — Для такой должности нужны определённые заслуги и… — Об этом я позаботился, — сказал он с мальчишеской усмешкой. — У меня есть доступ к моим исследованиям. Я освежу их, опубликую, и через пару месяцев стану новой звездой магической науки. Гермиона нахмурилась, не помня о том, чтобы Волдеморт когда-нибудь публиковал научные работы. Напротив, он держал в секрете большинство своих открытий. — Почему ты не сделал этого в 1969? — спросила она. — Потому что, — в его тёмных глаза кипел гнев, — школьный совет в 1583 году потребовал, чтобы любые научные работы сотрудника принадлежали Хогвартсу, а не лично профессору. То же касалось и любых работ, опубликованных до приёма на работу. Я хотел стать профессором, но при этом мне хотелось изменить такой порядок и оставить за собой права и контроль собственных работ. Поэтому я и отложил свои публикации до тех пор, пока не смогу это изменить. — Получается, Хогвартс бы получил все твои заслуги и права на твои исследования? — уточнила она скептически. — Никогда об этом не слышала… — О, уверен, что это до сих пор так. Это один из главных источников дохода для школы, — немного горько сказал он. — Патенты всех магических открытий, созданных блистательными сотрудниками, можешь себе это представить? — Ну, когда ты так это преподносишь, — начала она, мысленно обдумывая бюджет Хогвартса, быстро оценивая политический эффект от его изменения, видя, как это увеличит расходы, скорее всего, значительно увеличит, и кивнула. — Учитывая сколько школа получает из бюджета министерства, изменить это практически невозможно. — Говоришь как настоящий политик, — усмехнулся её муж. — Я и есть политик, — фыркнула она. — Итак, ты считаешь, что если ты сосредоточился на науке, а я на политике, то это будет работать во благо новой временно́й шкалы, а не против неё? — Вроде того, — ответил он. — Это компромисс, но опять-таки, у нас есть целый новый мир, в котором можно играть. — Как в песочнице, — пошутила она, — но помни, есть правила и соглашения, даже на игровой площадке. Ты не сделаешь ничего, что будет угрожать моей карьере. — Да, ничего, что можно было бы проследить до меня, — сказал он с усмешкой, доедая суп. — И… — медленно начала Гермиона, — нам нужно будет решить, как во всё это впишется ребёнок. Я не допущу, чтобы нашему ребёнку уделялось недостаточно внимания, и он не должен будет узнать о… том, как ты относишься к ценности других людей. Ребёнок будет расти, зная, что люди, волшебные существа и животные имеют ценность помимо своей полезности. Волдеморт серьёзно кивнул. — Я… могу пообещать, что не буду вмешиваться или противостоять этому, но и ты должна принять возможность того, что ребёнок может оказаться таким, как я. Гермиона вздрогнула, соскребая остатки супа из своей тарелки, ей очень хотелось, чтобы супа было больше. — У меня ещё одно условие, — сказал Волдеморт, — я хочу… супружеских отношений. Суп был настолько восхитительным, что она раздумывала, а не облизнуть ли ложку. Гермиона глубоко вздохнула и пробормотала себе под нос: — Почему? — Это очевидно, не так ли? — усмехнулся её муж. А потом он снова понизил голос, отчего мурашки пробежали по её спине: — У нас определённо есть химия в постели. Вы великолепно трахаетесь, миссис Риддл. К своему удивлению, она покраснела. Он трахался лучше всех в её жизни, но она не скажет ему об этом. Она могла признаться себе, что секс с ним был очевидным плюсом, но...***
Её покрасневшие щёки рассказали ему всё, что он хотел знать. Поднявшись со стула, он подошёл к ней и схватил за подбородок, приподняв её голову. Его член дёрнулся. Он заметил, что его рука легко обхватывает её шею, кажется, он смог бы сомкнуть пальцы вокруг неё. Её веки дрожали, и он наслаждался тем, как её взгляд скользит по его торсу, упираясь в выпуклость на его мантии. Она медленно облизнула губы, и он усмехнулся. — Да, правильно. Именно этим ты сейчас и займёшься, используешь свой рот и покажешь мне, как хороша ты в этом. Ты будешь для меня хорошей девочкой? Её глаза потемнели, и она медленно кивнула. — Открывай, — пробормотал он, его дыхание уже ускорилось. Свободной рукой, он возился со своей мантией, доставая член, его брюки расстегнулись от произнесённого шёпотом заклинания, прежде чем он неспешно обхватил член. Она приоткрыла губы, и он сделал шаг ближе, проскользил головкой по её лицу, и положил член на её высунутый язык. Она, слегка посасывая, сомкнула губы вокруг головки, и он застонал, прикрыв глаза. Её язык скользил вокруг него, жадно облизывая чувствительное место внизу. Он практически закряхтел, когда толкнулся глубже в её горло, а она впустила его, посасывая, втянув щёки. Ощущения от её горячего, мокрого рта, её языка, прижимающегося к нему, пронесли жар, подобный молнии, по его позвоночнику. Его член пульсировал в ней, а дыхание тяжелело. — Какая хорошая ведьмочка, — похвалил он её, и она улыбнулась вокруг его члена, — какая преданная жёнушка, так хорошо сосущая член своего мужа. Ей нравится похвала, он знал это, а ему нравится насмехаться над ней. Поэтому он продолжил с ухмылкой: — Ты знаешь, как порадовать своего Лорда, и так хорошо делаешь это. Её глаза расширились, но дрожь, которая прошла через неё, была достаточно красноречивой. Ей тоже это нравится, так ведь? Маленькая грязная ведьма… Сменив хватку, обвив рукой её шею, он слегка надавил ей на трахею, чувствуя, как его член бьётся о заднюю часть её горла. — Ты так хорошо обслуживаешь меня своим милым ртом, — мурлыкал он, погружаясь глубже. Она немного давилась и глубже дышала через нос, пока он скользил в её горле. Давление вокруг его члена было хорошим — очень хорошим — и он ахнул. Ему нужно остановиться или он кончит ей в рот. У него ещё будет время сделать так, но сейчас он хотел зарыться в её узкую дырочку. Поспешно доставая из её рта, сжимая член, чтобы предотвратить оргазм, он скользнул рукой от её горла к груди, разрывая её мантию в процессе. Он нетерпеливо снял с неё одежду и заставил её встать, а затем подхватил, двигаясь к кухонному столу, и её задница со шлепком приземлилась на столешницу. — Эй, — слабо запротестовала она, но её глаза были наполнены похотью, и он усмехнулся. — Я собираюсь трахнуть тебя прямо здесь, на столе, и ты будешь делать то, что я скажу, — пробормотал он, перебрасывая её ногу через свою руку, отодвигая, раздвигая её бёдра, чтобы уместиться между ними самому. — Ты достаточно мокрая чтобы принять меня? — спросил он, и она нетерпеливо кивнула. Её губы были припухшие и красные после его члена. — Я проверю, ты же не разочаруешь меня, да? — прошептал он возле её уха. Заставляя её хныкать, он отправил руку прямо к её женственности. Он знал, что она достаточно мокрая, он даже мог чувствовать её запах: пьянящий мускусный аромат очень возбуждённой ведьмы. — Нет, я не подведу тебя, я твоя хорошая девочка, — нетерпеливо выдохнула она. — Посмотрим. Чья ты девочка? — посмеивался он, положив руку ей на живот и замер. Его ребёнок. В её животе его ребёнок. Эта идея вызвала у него странную гордость, как будто делала его ещё большим волшебником, большим мужчиной, словно это доказательство того, что он обладает ею. Отмахиваясь от этих странных мыслей, он грубо сказал: — Скажи мне, кому ты принадлежишь? — Тебе, — пробормотала она, — тебе. — Верно, но кто я? — Ты снова собираешься заставить меня сказать это? — огрызнулась она. — Да, скажи мне, кому ты принадлежишь? — Моему мужу, — вызывающе прорычала она ему в щеку. Это его рассмешило, и он пробормотал: — Да, всё так. Я твой муж и я?.. Они оба тяжело дышали, глядя друг на друга, пульсация в его члене достигла почти эпических размеров.***
Гермиона смотрела в эти чёрные глаза, полные злого веселья и похоти, и не могла ничего с этим поделать, её проклятый кинк на власть сработал, и она беспомощно застонала: — Я твоя. Я принадлежу тебе, Волдеморт, моему мужу. Она была мокрой, она была уверена, что из неё капает на стол, её бёдра уже стали скользкими от собственного возбуждения. — Да-а, — прошипел он, обхватывая её женственность, едва потирая её бугорок, — всё так. Лорд Волдеморт — твой муж, и право позволить тебе кончить в моих руках, ведьма. Я собираюсь использовать тебя так, как я хочу, и тебе это понравится. Тебе понравится, да? Понравится быть грязной маленькой ведьмой, использованной Лордом Волдемортом? — Да, — простонала она, отбрасывая стыд за борт, — пожалуйста… воспользуйся мной, мой Лорд. Пожалуйста?.. Откинувшись назад, она обхватила свою грудь, пытаясь соблазнительно взглянуть на него, и в этот момент поняла, что её грудь увеличилась. Они стали больше из-за… их ребёнка, который рос внутри неё. Их ребёнок… Это же по-настоящему, да? Это не просто эротическая игра с передачей власти ради забавы и удовольствия, это не простое времяпрепровождение, что-то чем можно заняться, пока они притворяются женатыми. Она привязана к Волдеморту, а он к ней. Они пообещали себя друг другу, неважно что насильно, невольно для них обоих. И у них будет ребёнок. Лорд Волдеморт действительно её муж, у него есть право на неё, как и у неё на него. Это взаправду… а не просто игра. Задыхаясь, когда осознание — реальность этого — прошло по её телу, как протяжная дрожь, она посмотрела на него, утопая в чёрных глазах. К своему облегчению она увидела, что у него почти отвисла челюсть, вожделение, горящее в его глазах, было её собственным отражением, и впервые она почувствовала, как он скользит в её сознании. Почувствовала его скользящее присутствие, словно змея. Его глаза расширились, когда он увидел это осознание — она представила это в уме для него, как вереница сверкающих драгоценностей, аргументов и чувств, образующих непрерывное целое — и он зарычал: — Да, ведьма, именно так, это реально. Лорд Волдеморт имеет право на тебя! — А я на тебя, — ответила она, удерживая его взгляд. Неохотный кивок и рык «да!» с его уст были победой. Победой, равной битве при Хогвартсе. Но в этот раз это была их общая победа. Приблизившись к её отверстию, он несколько раз проскользил сквозь её мокрые складки, прежде чем с сильным толчком погрузиться в неё, так восхитительно наполняя. Они застонали в унисон, и он выдохнул ей в ухо: — Потрогай себя, ведьма, потому что я собираюсь кончить в тебя, быстро, сильно, в твою тугую, сладкую дырку! Он легко вторгался в неё на бешеной скорости, его лицо исказилось от удовольствия, будто он сдерживался, сдерживался из последних сил, пытаясь продлить их контакт, теряя контроль. В восторге от этого вида — Лорд Волдеморт теряет контроль — она подчинилась и просунула руку меж их телами; её пальцы тряслись от каждого толчка, искусно работая после многих лет самоудовлетворения. Она сжимала большой член внутри; её пульс стучал, подобно скачущим фестралам. И она карабкалась, поднималась; сладкое покалывание её женственности усиливалось, когда он с силой брал её прямо здесь, на грязном кухонном столе; за её спиной грохотали тарелки с супом, а затем — белый шум, яркий свет, волна блаженства. Наслаждение обрушилось на неё, и она услышала, как он кричал, кончая, бесконтрольно врываясь в неё, покрывая её семенем изнутри. Она громко скулила что-то непонятное, билась в его хватке, корчилась, когда её тело содрогалось вокруг него; он грубо трахал её сквозь оргазм, пока волны наслаждения не утихли, и не остались только они вдвоём. Тяжело дыша, она подняла свою голову и взглянула на него снова. Он тоже выдохся, его член всё ещё глубоко внутри неё, ошеломлённый взгляд в его глазах, а потом его щёки медленно залились румянцем, словно он был смущён. И она чувствовала такое же смущение. В оргазменной агонии он кричал, а она скулила одно и то же: «Твой!», «Твоя!». И в этот раз не было никакой магии, только они двое. Только Гермиона и Волдеморт, признающие, что они вместе. И они оба знали: это чистая правда. — Чёрт, — прошептали они в унисон.