Сказка о том, как на Руси невесту сыскать

У царя Деяна, что жил в тридесятом царстве в тридевятом государстве, было три сына. Сам царь был не по возрасту деятельным и очень уж празднества любил. А пуще их любил он всякие необычности да новшества. Сыновья же его, статные и пригожие молодцы, лишь изредка разделяли довольство родителя, нехотя топчась по углам в поисках удачного момента, чтобы скрыться. Поэтому они лишь вздохнули, когда как-то раз по утру царь Деян велел им сбираться за невестами. Одевшись да позавтракав, оседлали братья коней своих верных и поскакали в чисто поле, выполнять наказ родителя. Спешились они на высоком холме. — Слыхал я, братцы, в соседнем государстве царевич умудрился так лягушку сосватать, — молвил младший брат Буян, смышлёный да блудливый. — Так что, с ней и жил? — удивился Стоян. Средний брат слыл спокойным и не самым разумным. — Окстись... Нашел где-то девку поладней, посимпатичней и сказал, что прыгунья-де от поцелуя красавицей обернулась. Теперь её лягушкой-царевной зовут. — Эко ладно царевич придумал, — подивился средний брат. — И мы придумаем! — подбодрил того младший. — Ну что, Добран, начнешь? Старший брат, как раз проверяющий тетиву, кивнул. — Пожелайте мне удачи, и будь что будет, — молвил он и пустил стрелу по небу чистому да в края неизведанные. Быстро скрылось с глаз оперенное древко, теряясь средь лесов могучих матушки Руси. — Не кручиньтесь, братья! Доверимся своей судьбе лихой, авось повезет, и куда надо заведёт, — так сказал, обоих царевичей в ласке прощальной приобнял, вскочил на коня и был таков. Долго ли, коротко скакал он, день уж сменился ночью. Конь под седлом притомился, заспотыкался, а кругом ни дома, ни избушки, даже зверьё попряталось — ни души. Делать нечего, выбрал Добран полянку пригожую и устроился на ночлег, а утром чуть свет — продолжил свой путь. Когда занявшийся второй день вновь не принёс ничего, окромя еловых шишек да недозрелой бузины, крепко задумался царевич, хмуря тёмные брови. Не бывало ещё такого, что стрела его дальше, чем на два дня пути улетала! Да, видать, сам расстарался, раз всё ещё её не приметил. Али та и вовсе в какую хвойную верхушку встряла. Но для успокоения совести перед батюшкиным наказом, царевич решился стерпеть ещё денёк. И не зря. Встретилась ему деревенька зажиточная, а посреди неё высок забор, издали видать. Воспрял духом Добран, подстегнул коня, подъехал ближе и постучал в дверь дубовую. — Кто будешь такой, гость нежданный?— вопросил девичий голос с той стороны. — Добран, царя Деяна старший сын. Какой тут шум поднялся! Всё смешалось воедино: топот ног, торопливые переклики людей и зверья, шумки да шепотки. Но вскоре сыскали хозяина, тот и велел дверь отворить. Богато расписанные одежи владельца дома жаловали надежду, что и двор подходящ царскому присутствию. Привечал молодец добро да приветливо, но не до того было Добрану, уж дюже хотелось побыстрее увидеть невесту. Пытался он прервать речи хозяйские, но тот всплеснул руками: — Что ты, что ты? Какие разговоры с дороги-то? Аль не хозяин я? Али ты не гость? Прежде отобедай, а там и банька поспеет. Добран бы и рад возразить, да желудок громче царевича высказался. Откашлялся он, прикрывая не подобающее урчание, и милостиво принял приглашение ко столу, а там уж и от баньки отказываться не стал, после почивать устроившись. Уж только наследующий день, поднявшись спозаранок, сумел он разговор завести, покуда завтракали они блинчиками со сметаной с хозяином и бабкой его. — Спасибо тебе, хозяин милостивый, за хлеб, за соль, — молвил он. — Назови хоть имя своё, чтобы знать, кого благодарить. — Радомиром величают меня. Я купца Еремея средний сын. — Скажи мне, друг любезный, Радомир, на ваш двор давеча стрела не попадала? — Попадала. Да аккурат мне в край платья, — хохотнул молодец. — Что тут творилось! Девки все как повскакивали, как заверещали: «наших бьют», всполошили собак, а те скотину. Наша свинья Зорька аж на крышу сарая с перепугу вскарабкалась, спустилась через день сама вместе с крышей. Мужики тут же собрались, разобрав бабские визги, бросились с вилами за ворота — а там никого. Чертовщина, в общем. Пока я из этой кутерьмы выбрался, меня бабка моя, Авдотья Матвеевна, уже трижды оплакать успела. Усмехается Добран поневоле, а самому неловко, что людям столько мороки доставил, чешет русую голову, да делать нечего — надо объяснять. — Это царь мой батюшка диковинно новшество выискал. Дескать, если выйти в чисто поле, да стрелу пустить, она к судьбинушке и выведет. А там под венец, да за свадебку. Вот мы с братьями и… Ты уж не серчай… А Радомир и не думает сердиться, знай только, смехом заливается молодецким. — Эк всё повернулось! Стрела прилетела — думали, не басурмане ли войной идут? Давай заборы укреплять да вилы мастерить. А тут сам царевич на порог пожаловал. Неужто у самого царя-батюшки в немилость впал — испужался я. Эко страху натерпелся! А тут всего-то делов, что царевичи невест ищут! Отсмеялся купеческий сын, отдышался, и по-новой принялся. — Только какая ж тут для тебя судьбинушка, душа царевич? Тут окромя меня да бабки моей Авдотьи Матвеевны только люд простой, царевичам и вовсе в невесты не годный. Сморщенная старушка напротив даже перестала жевать беззубой челюстью и заинтересованно стрельнула глазками. Добран едва не подавился, тут же испуганно уточнив: — Неужто вы тут только вдвоём? — Ну да. Оставил меня мой батюшка здесь за бабушкой посматривать да с хозяйством подсоблять. Сам видишь, бабуля Авдотья Матвеевна уже не первый десяток лет разменяла, тяжело ей одной тут было управляться. Старушка смущённо потупила глазки, и Добран снова чуть не подавился, быстрее переводя глаза на погодка, который всяко был ладнее, а если приглядеться повнимательнее, то и вовсе красавцем мог прослыть: кудри вьются, что водопад струится, огромные карие очи под смоляными бровями сверкают, губы, что маков цвет, а стан, как аршином ровняли. Сам Добран был строения более крупного, а внешности исконно русской: светлые прямые волосы да ясные серые глаза цвета пасмурного неба. Вздохнул царевич, абы была у купца сестра, возблагодарил бы судьбу да повёз к царю-батюшке за благословением. А Радомир тем временем продолжает: — И раз такое дело, и ты совсем не переговоров ради тут полы обиваешь, то покорнейше прошу плату за простой — один золотой. Дело ли это - простых людей, доедающих последнюю горбушку объедать, когда у самого дома даже куры сахаром завтракают! За такую плату можно было полдома купить, да делать нечего. Вздохнул Добран горестно, дорожную суму развязывая да единственный золотой, взятый про запас, на свет извлекая. Не успела монета сверкнуть на солнце, как оказалась внутри купеческого платья. — Экий ты переменчивый… — молвил царевич. — Я — купеческий сын, а не сын попа, положение обязывает, как понимаешь, — ухмыльнулся устами алыми Радомир, возвращаясь к блинчикам. А вот пригорюнившемуся Добрану и кусок в горло лезть перестал. Сел он, подперев буйну голову, да призадумался о положении своём тяжёлом. С самого началу путь не задался. Не мог найти стрелу, а даже и отыскал — невесты в доме не оказалось, и хозяин — сущий жид. Куда теперь идти, что делать? — Раз я за простой отплатил, стало быть, могу тут ещё денёк задержаться? — спросил он, так ничего и не придумав. Хотел было купеческий сын возразить, да передумал. Уедет царевич – и ничего, а этак останется – и не мешается, и авось ещё чего с него вытянуть удастся. — Купцы — народ честный: оплатил — пользуй на своё усмотрение, — чинно вымолвил Радомир и прибавил: — но не забывай, что в гостях. — Не боись, я не задержусь надолго. Батюшка дал месяц, так я пока время есть посижу — пораскину, что можно придумать. Купеческий сын лишь бровью повёл — тут его ровесников не было, с царевичем даже интереснее будет. — И чем вы тут занимаетесь? — вопросил Добран, когда ему надоело ловить мух вокруг стоящего рядом блюдца с вареньем. — Дабы совсем не пропали, сослал мне батюшка товару завалявшегося, коим приторговываю в меру способностей, да хозяйство небольшое имеется. Так и живём тихонько, — пожал плечами Радомир. — Ежели ты до рыбалки охочий, могу сводить тебя на озерцо местное, студёное, глядишь, на уху вдвоём насобираем — питание отработаешь. — Отчего бы и нет? Собрались, сети с удочками прихватили и направились тропкой едва видной. День выдался погожий, да только царевич напротив ему хмур, как туча, весь вид портит. — Своим горемычным видом ещё непогоду накликаешь. Лучше поведай, может, чем помочь смогу, — подступился к нему Радомир. — Не поймёт меня батюшка, коли с пустыми руками вернусь. А кого ж вести во дворец? — Ну бабушка моя вряд ли бы тебе отказала, да ты сам не рад будешь такой супруге, да и царю вряд ли по нраву придётся, — ухмыльнулся молодой купец. — С тобой приду — тоже не поймут. Вот и маюсь, не умеючи придумать, что делать, — вздохнул Добран. — Может уж девицу какую посимпатичнее выбрать да за избранницу выдать? — И будешь всю жизнь с холопкой во шелках проживать? — Всяко лучше, чем ни с чем. Хотя всё верно, не по нутру мне извороты эти. Лучше прийти домой и быть опозоренным правдой, чем опозоренным неправдой. За таким разговором дошли они до озерца небольшого. Денёк выдался солнечный, водичка так и манит искупаться. Только разделись и в воду сунулись, как за соревнования принялись. У Добрана, что ни взмах рукой, то сажень позади, но и Радомир не уступает, юркостью да привычностью догоняя силу царевича. Всё озеро по второму разу переплыли, а так никто не уступил. Умаялись оба да, плюнув, сели порыбачить, пока обсыхали. Греются, да нет-нет глянут друг на друга с уважением. Но быстро наскучило Добрану у воды рыбы ждать, сидя с удочкой на бережку. Прыгнул в воду да наловил вручную столько, что насилу домой унесли вдвоём. Подивился молодой купец такой силушке, порадовался богатому улову и окончательно раздобрел к своему гостю. А тот уж снова ясны очи потупил и идёт невесел. Сели они к ужину уху хлебать, и Радомир не вытерпел и говорит ему: — Есть у меня мысль, как тебе помочь. Живёт у нас в лесу недалече одна бабка-целительница, Ягой кличут. Так она местным девкам частенько советом помогает, где суженого искать. Глядишь, и твоей проблеме подсобит. — А как её найти? — В дорогу лучше отправляться, лишь солнце взойдёт — как раз к вечерней заре поспеешь до неё добраться. Дорога длинная и сложная, но коли девки справляются, и ты не пропадёшь. Значится, по той тропке, по коей сегодня к озерцу хаживали, надобно пять саженей пройти и повернуть налево у клена раскидистого с дуплом посередине. От него ещё сажень к валуну, от валуна направо и по полю до конца. Там к лесу спиной, да к ягодному холму. А с него уже видна избушка-то будет. Ну, понял? Моргнул царевич, заплутавши ещё на первой половине объяснения. Вздохнул. — За сколько проводить возьмёшься? Купеческому сыну только того и надо. Состряпавши мину порадушнее, он вымолвил: — Мил ты мне, царевич, всего серебряный взыму. За такую плату гуся жирного увесистого купить можно было, но не рядиться же, как бабы, из-за монеты. Полез Добран в суму за единственным серебряным, да не говоря ни слова на стол и выложил. Деньга исчезла в полах купеческого платья быстрее, чем встретила серебристый луч занимающейся луны.