Сказка о том, как на Руси невесту сыскать

Уже третий день неспокойно было Яге, и не зря, как оказалось. Проснувшись спозаранок, вышла она на крыльцо и крикнула своих любимиц — отъевшихся важных ворон, чтобы те посмотрели, не видать ли где следов тех самых молодцев, которых куда ни посылай — всё сухими из воды выходят. Замесила тесто, прибрала избушку, а птиц всё не видно. Решила уж за травами в лес собраться, но тут одна из любимец неловко приземлилась прямо у ног. — Едут, — прокаркала она. Яга от расстройства даже ногой притопнула. Поругалась, в сердцах в ворону палкой запустила, плюнула, собралась по-быстрому да избушку куда глаза глядят вскачь пустила. К приходу Добрана с Радомиром на полянке только пеньки да ягодки, да следы от больших куриных лап и осталися. Пригорюнись молодцы, да делать нечего, пошли к дому купеческому. Авдотья Матвеевна им так обрадовалась, что столы просто ломились от еды, а из бани они выскочили и десяток минут не продержавшись, от жара ломило даже кости. Умаявшись от бабкиных стараний, молодцы улеглись спать — утро вечера мудренее. Проснувшись и умывшись, Добран спустился к завтраку и застал Радомира за странным занятием: тот внимательно следил, как молодильное яблоко катается по тарелочке с голубой каёмочкой. — Неужто разгадал, как суженную тут разглядеть? — удивился он, мигом подсаживаясь рядом. — Вот вроде ничего сложного: налил Живой воды, положил яблоко — оно само и покатилось. Только я никак в толк не возьму, что оно показывает. Пригляделся Добран внимательнее, да как всплеснёт руками: — Да это же царь батюшка! Худо ему, в кровати лежит и от хвори мучается. Собираться домой мне надобно. Авдотья Матвеевна споро еду в узелок сложила, на дворе тут же коня его вывели, прощаться собрались, но тут Радомир, в походное платье облачённый, из дому выскочил. — С тобой, — говорит, — поеду. А как же? Мне ж половина государства твоею рукой отписана. Вздохнул царевич, но против правды не пойдёшь — ведь слово честное дано, а вдвоём всяко веселее. Да и привычно уже. Долго ли, коротко ли они скакали, да только приехав на царский двор, понять ничего не могут: челядь снуёт туда-сюда, весело переговариваясь — никакого волнения или траура. Проходят они внутрь и ещё больше изумляются: царь Деян, как всегда, бодр и весел идёт им навстречу. — Батюшка! — обнимает его Добран. — Хвала Ярилу, что сохранил тебя от хвори! Давеча видел я, что беда с тобой приключилась, до смерти напугался! — Полно тебе. То ж всего денёк было и тут же отступило — заморских даров, не подумавши, чересчур много съел, — улыбнулся царь. — Ты лучше представь мне гостя своего. Уж не братец ли это невестушки твоей? — Нет, это… — начал Добран. — Долгий сказ, царь-батюшка, — перебил его Радомир, чинно кланяясь в пояс. — Не можно ль нам за трапезой скромной это обсудить? Хлопнул тут царь в ладоши: набежали мамки-няньки, столы дубовые накрыли, осталось лишь сесть да за еду приниматься. Первую часть рассказа, пока царь восхищался его смекалкой и проворством, Радомир сидел скромно потупив глаза, а дальше, когда дело пошло к запрошенной им «благодарности» за помощь, быстро улизнул из комнаты, решив пока ознакомиться с царскими хоромами. — Полцарства?! — взревел Деян, от изумления чуть не уронив корону с головы. Добран подхватил под спину откинувшегося в изнеможении царя, к которому, похоже, неожиданно вернулась прежняя хворь. Но быстро прошла. От души побушевав и даже запустив в старшего сына парой блюд, умаялся и, махнув рукой, сказал: — Выпороть бы тебя за дурью твою бошку, да уж возраст не тот. Но значит, так тому и быть: раз слово дал — надо держать! А сейчас давай-ка ночь переждём, а утром уж додумаем, как тут быть. Как царство-государство напополам делить будем. Пришёл царевич в покои свои, а там новая напасть. Сидит на его перинах Радомир, глазки в пол тупит и за спиной что-то таит. Любопытно стало Добрану, что за секреты ещё могли случиться, пока его всего ничего тут не было. — Показывай, — говорит, — что за спиной прячешь. — Да ничего я не прячу, — упрямится Радомир, но царевич успел заметить край голубой каёмочки. «Заработало, окаянное!» — обрадовался он. Может, не зря отдал полцарства за чудо это невиданное. Протянул он руку к заветному блюдечку, а купеческий сын не даёт, дальше за спину двигает. Ну Добран не будь промах, приложил усилий, да не рассчитал и повалился на кровать, придавив Радомира заодно. И вот незадача, блюдечко как раз где-то под Радомиром и оказалось. Но не прекращать же из-за этого, любопытство жжётся изнутри, ускоряя движения рук. Просунул Добран пальцы чуть выше седалища радомирова, да только ненароком взглянул в глаза упрямцу и замер. Запыхавшийся купец тоже притих, уставившись на царевича в ответ. А тот как прозрел. Вот же оно, счастье его, сидит, упрямым румянцем заливается, ресницами длиннющими хлопает, да губы кривит. А в хитрых глазах цвета дубовой коры и вовсе потеряться можно, и выход уж не найти. Дыхание их смешалось, взгляды затуманились — и никаких блюдечек не надо стало. Слились они в страстном поцелуе, да друг другом увлечённые, не заметили царя-батюшку, наведавшегося с сыном планом раздела земель поделиться. Ухмыльнулся довольно Деян, тихонько дверь за собой притворив. Да и как тут не радоваться: дети счастливы, царство целёхонько. И вообще, хороший конец – залог долгой и счастливой жизни. Тут и сказки конец. Кто читал, тот молодец.