«С момента моих последних записей прошло слишком много времени.»
Юнги крутит ручку в руках, пытаясь сформулировать мысль. Действительно, последний раз дневник он открывал после воскрешения Намджуна. В последующих событиях на это просто не хватало времени. — С чего бы начать, — шепчет про себя Мин, начав погрызывать колпачок. — О, знаю.«В октябре 2005 года Хосока выгнали из церкви…»
Хосоку пришлось давать успокоительное. Юнги подумывал и о снотворном, но не рискнул смешить эти два лекарства. Все же вскоре ему удалось уложить Чона спать, пережитые потрясения выматывали. На часах было около девяти вечера. Юнги беспокойно мерил шагами кухню. Ситуация сложилась, мягко говоря, дерьмовая. Он, на самом деле, удивлен, что в их квартире еще не появился Чонгук. Впрочем, ангел не заставил себя долго ждать. — Как прошло знакомство с родителями? — бодро раздалось за спиной. Чон-младший расположился за столом, лениво ковыряя вилкой стоящие на нем тарелки с нетронутой едой. — Неужели ты так плохо готовишь, что никто не решился есть? — Во-первых, это готовил Хосок, и очень даже вкусно, — фыркнул Юнги. — А, во-вторых, подожди минутку, сейчас кое-что покажу. Юнги возвращается в столовую, где еще пару часов назад он и Хосок накрывали ужин. Убирать все со стола пришлось раньше планируемого. Конверт со всем содержимым остался лежать на подоконнике, куда его закинул Юнги, чтобы под ногами не мешалось. Мин быстро хватает его и возвращается на кухню, передавая конверт ангелу. Чонгук хмурится, рассматривая содержимое. А после и читая постановление. — Какую крысу мы пытаем на это раз? — холодно спрашивает он, поднимая глаза на Юнги. — А это еще предстоит выяснить. Это принесли ваши родители. Не представляю, почему оно вообще пришло на их адрес. — Скорее всего, Хосок указывал адрес еще до того, как переехал. Вот письмо и пришло не к нему, — вздыхает Чонгук. — Как он? — Плохо. Напоил успокоительным, чтобы хоть как-то унять истерику, уложил спать. Не представляю, что делать дальше. Все же церковь для него многое значила. — Он справится, я надеюсь. — От Юнги не ускользают нотки сомнения, что промелькнули в голосе Чонгука. Он невесело усмехается. — Надо узнать, кто все это наснял. Есть идеи? — Точно не кто-то из нас. Может тот жнец? Да нет, он не мог столько материала достать за это время. Врагов у него вроде нет. А у тебя? — В этой жизни я особо никому не мешал, скажем так, Мин Юнги появился незадолго до одиннадцатого сентября. Враги из остальной жизни по большей части мертвы, а если и не мертвы, то в глубокой старости. Может, это кто-то из прихожан? Теория подтвердилась. Когда через день Хосок появился в церкви, примерно за час до начала воскресной службы, там уже был новый священник. Юнги видит, как все ниже опускаются плечи Чона от удивленных взглядов, что его сопровождали. Прихожанам никто не объяснил такую внезапную смену священнослужителя. На подходе к подиуму, к нему подбежал Тэхен, спрашивая, что вообще происходит. — Я тут больше не работаю, — пустым голосом ответил Хосок, проходя дальше, направляясь в комнату за основным залом, где оставались некоторые его вещи. Стоящий у трибуны мужчина презрительно фыркает вслед. Юнги останавливает Кима от следования за ним. — Что случилось? — уже у него спрашивает Тэхен. — В общем, Хосок еще никому не говорил, но его отстранили от работы. Наложили запрет на проведение служений. Из-за… — Юнги осекается. — Из-за того, что он в отношениях со мной, — тише добавляет он. — Но как кто-то узнал об этом? — Мы пока не знаем… — Юнги, мы уходим, — его прерывает голос Хосока. Он стоит перед ними, держа в руках коробку с собранными вещами. Видимо, кто-то постарался, сложив все заранее. — Подержи, я забыл кое-что еще. Он передает коробку Юнги и вновь поднимается на подиум. Хосок подходит к трибуне. Стоявший за ней священник даже не шелохнулся, от чего Чону пришлось его практически толкнуть, чтобы добраться до полочки внутри стойки и достать оттуда библию. — Не хотите покаяться, мистер Чон? — спрашивает его священник, слишком громко. Кажется, его слова услышала вся церковь, отчего шепот среди народа только возрастает. Это «Мистер Чон», вместо привычного «Отец Чон» противно режет слух. Хосок ничего не отвечает. Молча разворачивается и уходит. Юнги следует за ним. — Нельзя допускать, чтобы такая мерзость появлялась в церкви, — раздается откуда-то справа мужской голос, когда они проходят меж рядов скамеек. Хосок замирает. — К чему вы это? — отвечает Юнги, выискав глазами говорящего. — К тому, что подобные ему не должны иметь права говорить слово Божье. — Тэхен, не мог бы ты отвести Хосока в машину, пока я разберусь кое с чем? — В ответ на это Тэхен кивает и подталкивает Хоска вперед, уводя из здания церкви. — А вы, смею предположить, знаете, кто виновен в том, что его отстранили? — задает вопрос Юнги. Мин знает, что сейчас ему никто не солжет. Еще один небольшой демонический фокус. Так же знает, что глаза его сейчас вновь стали красными, что, кажется, пугает всех прихожан, особенно сидящую ближе к нему бабушку. Через несколько минут Тэхену приходиться звонить Сокджину и просить его отвести Хосока домой. В то время, как Юнги остался в церкви, все еще пугая прихожан красными глазами, дожидаться приезда полиции. Оказывается, что именно этот человек сделал большинство фотографий. Несколько ему прислали знакомые. Поэтому Юнги совсем не жалеет, что разбил ему лицо. Для полного счастья осталось только явить церкви свое истинное лицо, чтобы они потом в это здание заходить боялись. От этого его останавливала лишь мысль, что Хосок такое поведение бы не одобрил.***
Нью-Йорк. Декабрь, 2005 год.«После этого все стало только хуже…»
Следующие месяцы Хосок только больше угасал. Нарастала апатия, периодически появлялась бессонница. Большую часть времени он проводил, не выходя из квартиры. Сокджин и Тэхен проводили с ним время по мере возможности, чаще в те моменты, когда Юнги отсутствовал на работе. Но все же у них были и свои дела. Проведенное в одиночестве время было губительным. Настроение не поднимало ничего, какие бы попытки не были предприняты. Прогулки и поездки не отвлекали от мыслей о церкви. Даже с приближение рождества ничего не поменялось, хотя раньше Хосок это праздник очень любил. Особенно праздничные службы. — Хосок? — Юнги вошел в спальню. Увиденное, в общем-то, не удивляло. Хосок лежал неподвижно уже который час. Кажется, этой ночью он снова не спал. — Позавтракай сегодня, пожалуйста. Еда на столе, — сказал он. Чон ничего не ответил, хоть и точно слышал его. Снизившийся аппетит был еще одним бонусом зарождавшейся, или уже затянувшейся, депрессии. Юнги и без весов уверен, что Хосок скинул минимум килограмма три. Очень часто, возвращаясь домой, Мин обнаруживал, что еда, оставленная им утром на столе, оказывалась в холодильнике, нетронутая. При этом Хосок не прекращал готовить для них двоих, словно все было в порядке. Иногда даже казалось, что все начинало налаживаться, но периоды подъема длились в лучшем случае три дня. Ни рождество, ни новый год в этот раз они не праздновали. Юнги пытался хоть как-то задать атмосферу, развесив украшения по квартире и поставив елку, но все было напрасно. Хосок пустым взглядом наблюдал за переливами огоньков. У Юнги опускались руки. — Хватит, — произнес он, нарушая тишину за обеденным столом. — Это так больше продолжаться не может. Я больше не верю ни единому твоему «Я справлюсь с этим сам». Хосок, ты не замечаешь, что ты не справляешься. Я понимаю, что это большое потрясение, но так продолжать нельзя. Позволь помочь тебе. — Как ты мне поможешь? Вернешь время вспять? Сотрешь память об этих фото, чтоб отозвать приказ? Может у тебя есть еще какие-то демонические фокусы в запасе? — раздраженно отзывается Чон, сильнее сжимая в руке вилку. — Хосок. Я не виноват в том, что тебя отстранили от службы. Ровно, как и ты в этом не виноват. — О нет, я как раз таки виноват, не стоило мне… — Что не стоило? Не стоило тогда пытаться помочь мне? Не стоило начинать эти отношения? Не стоило принимать меня демоном? Что не стоило, Хосок? — Хосок ничего не ответил. Лишь сжал губы в тонкую полоску. Он так и не поднял глаз от тарелки. — У всех бывают трудности. И не все могут справиться с ними самостоятельно, как пытаешься сейчас ты. У тебя как минимум прогрессирует депрессия. Я думаю, тебе стоит пообщаться с психологом. Я уже нашел подходящего, и, если ты согласишься, мы съездим к нему завтра. Поиск подходящего специалиста, по правде говоря, выдался тем еще аттракционом. Оказалось, что найти в Нью-Йорке человека, что сможет и нормально проработать с Хосоком его проблемы, и спокойно будет относиться к его ориентации и вероисповеданию, не так-то и просто. Еще одного предложения конверсионной терапии Юнги бы не выдержал. Хосок дал согласие через несколько часов. Со следующего дня он начал посещать психолога. Сначала в компании Юнги, для моральной поддержки, после сам. Через некоторое время стал виден прогресс. Постепенно пропадали апатия и сонливость. Возвращалась былая продуктивность. Налаживались и их отношения.***
Нью-Йорк. Апрель, 2006 год.«В церковь Хосок вернуться так и не смог, но мы нашли выход…»
К началу весны Хосок начал попытки поиска работы. Обосновывал он это нежеланием сидеть у Юнги на шее. Правда все походы по собеседованиям заканчивались лаконичным: «Мы вам перезвоним». Никто не перезванивал. Многих потенциальных работодателей смущал факт, что раньше Хосок работал в церкви. К сожалению, образование в семинарии тем и было рисково, что кроме церкви нигде не было нужным. — Подумаешь, не получается, — говорил Юнги. — Найдешь еще работу, не срочно же надо. И вообще, почему бы для начала не походить на какие-нибудь курсы или то-то в этом роде? — Какие например? — Хосок не отрывался от газеты, в который выискивал новые вакансии. Эта картина Юнги умилительно напоминала осень две тысячи первого, когда он точно так же искал для себя должность учителя. — Может быть художественные? Чонгук рассказывал, что ты посещал художественную школу в детстве. И я видел рисунки на полях твоих блокнотов. Сможешь иконы сам писать. — Они все платные, — возражал Хосок, однако идея с иконами его повеселила. — Солнце, деньги — не проблема! — Юнги вскинул руки вверх, чуть не опрокидывая чашку с чипсами, что стояла рядом. — Я же демон! Могу позволить себе все и даже немного больше. Плюс такую квартиру сложно было бы не только приобрести, но и содержать на одну учительскую зарплату. — Я уже понял, что у тебя что-то вроде безлимитной карточки. Зачем ты вообще продолжаешь работать тогда? — Хах, здесь на самом деле забавная история. Помнишь, когда мы встретились, я сказал, что работаю учителем истории? — Хосок кивнул. — Я солгал. На тот момент я нигде не работал. Точнее, сразу после этого пришлось искать вакансии, и вот я здесь. А сейчас на кого я этих детей оставлю? Не, рано еще увольняться, мы еще экзамены не сдали. — Но зачем? — Возможно, я планировал встретиться с тобой еще раз, надо было соответствовать, — с каждым словом голос Юнги становился все тише. — Я буду гореть в аду за то, что так тебя люблю. — Хосок отбросил газету и притянул Юнги к себе для поцелуя. — Но это того стоит. — Чонгук пробьет тебе билет в Рай по блату. Художественная школа, где проводились занятия не только для детей, к их удаче, располагалась не так далеко от дома. Очень скоро их квартира заполнилась множеством альбомов, папок с листами, разнообразными красками и иными принадлежностями. И по большей части куплены они были Юнги. И пока с работой дела не вязались, Хосок находил утешение в рисовании. Оспорить приказ о запрете деятельности у него, к сожалению, не получилось. Только нервы и время зря тратил. — А может, ну ее, церковь эту? — Что ты имеешь в виду? Лучше уточни, пока я не треснул тебя поварешкой по лбу, — спокойно отвечает Хосок, продолжая помешивать суп. — Я к тому, что если ты не можешь попасть вот в эти официальные храмы, то может стоит открыть свою? Вроде тех, что в загородных районах? — Т-ты это сейчас серьезно? — Хосок на мгновение замер, после чего обернулся, неверяще смотря на Юнги. — Да? То есть, если бы ты хотел этого. Мы могли бы переехать, начать с начала, так сказать. Конечно, приход там будет небольшой, да и придется повозиться со зданием, документами, но ведь оно того стоит? Ты бы проводил службы, я бы нашел школу поближе к дому и устроился туда, как раз с классом сейчас экзамены сдадим и нормально. Что скажешь? — Звучит, как сон. Слишком прекрасно. — Он грустно улыбается. — Кто сказал, что мы не можем превратить этот сон в реальность? С этого разговора все и началось. Подходящее место они находят спустя полтора месяца разъездов по районам города и его окрестностям. Район оказывается стереотипно-американским, как те, что часто любят показывать в фильмах и сериалах. Здание, что там продавалось, раньше было как раз церковью. Это новость сильно обрадовала Хосока. При разговоре с хозяином выяснилось, что еще два года назад службы в нем вел его отец, но тот состарился и отошел от дел. Перенять церковь было некому, вот здание и выставили на продажу. На участке располагался двухэтажный жилой дом и само здание церкви, имевшее отдельный вход и огороженное от основного участка небольшим белым забором. Проходя по комнатам, Хосок уже мысленно представляла, как можно будет все это обустроить. По слою пыли было заметно, что помещения долго простаивались и не использовались. Решение о покупке было принято единогласно и без долгих раздумий. После подписания всех документов, Юнги решил, что целесообразнее будет нанять бригаду рабочих, чтобы привести в порядок внешние фасады дома и провести ремонт внутри. При этом клятвенно заверил Хосока, что обустраивать церковь тот будет, как и хотел, самостоятельно. Ремонт дома полностью завершился к середине лета. Обновленным он стал выглядеть гораздо лучше. Правда теперь следовала бесконечная череда езды по мебельным магазинам для покупки шкафов, диванов и прочей так необходимой утвари. Дело оставалось за церковью, в которой из ремонта разве что полы поменяны. Тут на помощь собралась вся их компания. — Впервые вижу демона, занимающегося обустройством церкви, — комментирует Чимин, наблюдая за Юнги, методично водящим валиком по стене. К слову, Пак здесь был единственным не при деле. — Лучше бы помогал, а не языком молол, — фыркнул в ответ Мин. — И вообще. — Он развернулся к Чимину и вручил ему валик и банку с краской. — Теперь и ты занимаешься обустройством церкви. Стену надо докрасить и желательно так, чтобы я потом не переделывал. Пойду посмотрю, что там у Хосока и Тэхена с лавками складывается. — Юнги ушел в сторону своего парня, оставив Чимина озадачено смотреть на валик в руке. Капля краски, срываясь с него, падает аккурат на лакированный ботинок Пака, заставляя того выругаться. Тем временем с другого конца церкви раздается громкий вскрик Хосока. Бурная реакция последовала на весьма спокойны рассказ Тэхена о произошедшем за время, пока Хосок и Юнги были заняты переездом. А точнее на факт отношений Кима и Пака. — Пожалуйста, скажи, что мы говорим о разных людях. И ты совсем не о том черте, что пытается покрасить стену вместо Юнги. Где, кстати, он сам? — Хосок осматривается по сторонам. — У тебя за спиной, — отвечает ему Мин, заставляя вздрогнуть от неожиданности. — Ты знал про это? Про то, что творит твой дружок? — Конкретизируй. Он много чего вытворяет. — Он стал менее навязчивым после того, как я согласился с ним встречаться, — вмешивается в их разговор Тэхен, поясняя. — Плюс, я пока не вижу минусов. Начнет надоедать — оболью святой водой. И ты, кажется, рассказывал, что кресты оставляют на них шрамы? — Да, есть такое, — отвечает Хосок, пряча глаза. Юнги на автомате хватается за шею, как раз за то место, где у него след от креста, перекрытый тату со скорпионом. — Кошмар. Как же сложно быть гетеросексуалом в вашей гомо-компании, — тяжело вздыхая, произносит Чонгук, проходя мимо них с коробкой. Юнги прыскает в кулак. — Гомо-компании? А как же Намджун? — спрашивает Хосок, но Чонгук уже отошел. — Да у них с Сокджином здесь самые здоровые отношения, без драм и выяснения того, что кто-то демон, — отвечает ему Тэхен. — А когда они успели.? — Сам не понял, просто в какой-то момент Сокджин сообщила, что они встречаются, это было недели две назад. — Ким пожимает плечами. — Вот как. Из всего происходящего Хосока немного озадачила холодность со стороны соседей. Не то чтобы он ожидал приема с распростертыми объятьями, но порой их отношение казалось враждебным. Причину он все-таки выяснил, разговаривая с соседкой. Миссис Джонсон оказалась милейшей женщиной лет пятидесяти. — Хорошая церковь была, — говорила она. — Когда кресты снимите? — Хосока перевел взгляд на кресты, что располагались на фасаде и крыше здания. — Зачем? — искренне удивился он. — Ну, как же, кресты были на церкви, зачем же вам оставлять их, если служб тут больше не будет. Ты не удивляйся так, что местные к вам с Юнги немного настороженно относятся, — миссис Джонсон перевела тему, не дожидаясь ответа Хосока. — В эту церковь многие наши ходили. Мы вот тоже. Правда сын в последние месяцы, когда она еще работала, отказываться начал, мол скучно ему там. А тут вы появляетесь и выкупаете здания. Многие надеялись, что она все начнет снова работать. Но ты не беспокойся, все к вам привыкнут. Хосок решил не раскрывать карт и не рассказывать о том, что они изначально планировали открывать церковь. Более того, неизвестно когда это еще произойдет. Хоть ремонтные работы и подходили к концу, их ожидала бумажная волокита по регистрации.***
Нью-Йорк. Август, 2006 год.«Главное событие этого лета заключалось вовсе не в переезде…»
К концу июля Юнги и Хосок начинают бегать по инстанциям и заполнять бесконечный поток документов. Через какое-то время все эти бумаги начали сниться в кошмарах. И все же церковь вышла достаточно уютной. Место стало излюбленным для посиделок всей компанией. В один из таких дней, когда все вновь собрались в здании церкви, произошло то, чего никто не ожидал. Хосок ворвался внутрь, прерывая бурную дискуссию. — Вы когда-нибудь видели священника с красными волосами? — с порога заявил он, обращая на себя внимание. — Теперь видели. — Хосок пропускает сквозь пальцы свои волосы, окрашенные в яркий алый цвет. — Вау, — протянул Юнги. — Очень круто, — он выразил мнение всех в этом зале. Никто не ожидал, что Хосок решиться на такой шаг, как покраска волос. Учитывая, что в их паре за все неординарное отвечал Юнги. Мин, к слову, прическу не менял, так и ходил с выбритыми висками и выкрашенными в черный и красный волосами, стабильно подкрашивая и подравнивая длину. В тот же вечер, когда все друзья разъехались, Хосок проходил между ровными рядами скамеек, пробегаясь пальцами по их спинкам. Витраж, которым заменили стекло в маленьком окошке над дверью, отбрасывал на пол яркие блики благодаря попадающим на него лучам закатного солнца. — Хосок, — позвал его Юнги, заставляя обернуться. Мин только вошел в церковь и размеренным шагом двигался к нему. — Мы сегодня кое-что обсуждали, до того, как ты ворвался со своими шикарными красными волосами. Смотри, если ты больше не работаешь и в официальной католической церкви, то работает ли обет безбрачия? — спросил он. — Хм, даже не задумывался. Технически, по документам это нигде не закрепляется. Обет безбрачия не имеет юридической силы, он дается, как обещание служить только церкви и Богу. Но, думаю, да, раз уж из церкви меня выставили, в нем особо нет смысла. Вообще, я начал его нарушать еще когда согласился встречаться с тобой. — Технически, ты не соглашался, ты это предложил, — подловил его Юнги. — Да, верно. А к чему вы это обсуждали? — Видишь ли. — Юнги секунду мнется, после чего вытаскивает руки из карманов. — Чон Хосок, ты выйдешь за меня? — спрашивает он, опускаясь на одно колено. В руках у него раскрытая бархатная коробочка с тоненьким серебряным кольцом в центре. — Боже, Юнги. — Хосок широко распахивает глаза и прикрывает рот рукой, не веря услышанному. — Да, конечно, да! — восклицает он. Юнги надевает кольцо ему на палец и поднимается на ноги, чтобы поцеловать своего уже не парня, а жениха. Чуть позже он разошлет СМС Сокджину, Тэхену и Чимину с текстом: «Он сказал: «Да». На следующий день оба получают множество поздравлений. Среди которых аккуратно проскальзывает вопрос о том, где они собрались регистрировать брак. Все же в Нью-Йорке однополые браки разрешены не были. Ответ находится в соседнем штате: Массачусетс, где их легализовали еще два года назад. Правда с подачей документов на получение брачной лицензии они почему-то не спешат. Хосок замечает, что Юнги начинает вести себя как-то нервно и дергано. Закрадываются мысли, что Мин успел передумать и пожалел о решении сделать ему предложение. — Юнги, что-то случилось? — спустя неделю наконец решается спросить Хосок. — Мне надо уехать, — тут же выпаливает Юнги, испуганно смотря на Чона. — Что? Почему? — голос Хосока звучит растерянно. — Помнишь, еще до того, как мы начали встречаться, я уезжал? — Дождавшись утвердительного кивка, Юнги продолжает. — Я ездил в зоны боевых действий, нужна была подпитка. И ее хватило на это время. Но сейчас я снова начинаю чувствовать голод, и мне надо уехать до того, как он начнет влиять на мое поведение. И это все очень не вовремя, я только сделал тебе предложение, я не хочу оставлять тебя сейчас, а это как минимум на несколько месяцев. — Так, ладно, — Хосок облегченно вздыхает. — Я уж было решил, что ты передумал с предложением. — Что? Как ты мог вообще такое подумать? — Не важно. Если тебе надо уехать, хорошо. Лучше сделай это до того, как начнешь сходить с ума. Кольцо за это время никуда не денется, а мой ответ не изменится. Главное, обязательно вернись. — Ты уверен? Тут еще все эти документы по церкви, справишься сам? — Да. Запрягу Сокджина и Тэхена помогать, если что-то случиться. Хосок помнит записи, что прочитал в дневниках Юнги и знает, как голод будет на него влиять. Он в любом случае не смог бы помешать Юнги, удерживать его силой не было смысла. Юнги улетает, или просто телепортируется, Хосок не уверен на этот счет, уже на следующий день. Все, что он знает, так это, что Юнги направляется в Иран. Без его присутствия дом заметно пустеет. Больше никто не гремит тарелками на кухне, не притаскивает все больше материалов в его художественную мастерскую, коробки с вещами из прошлого Юнги так и остаются нераспакованными. Первое время Хосок не хочет признавать насколько одиноко он себя чувствует. Насколько ему не хватает Юнги. Так проходят август, сентябрь и октябрь. Хосок успевает получить все необходимые разрешения для того, чтобы объявить церковь вновь рабочей. Однако не спешит ее открывать. Чувствует, что не может это сделать до возвращения Юнги. К этому моменту краска на волосах тускнеет. Хосок едет в салон, чтобы освежить цвет, менять его пока не хочется. По возвращению домой чувствует, что что-то изменилось. Стук от падения какой-то вещи в комнате заставляет вздрогнуть. Он на цыпочках пробирается к двери, обдумывая, как будет справляться с пробравшимся в дом грабителем. Но открыв дверь застывает в проходе. — Я вернулся, — с улыбкой сообщает Юнги. — И, если ты не возражаешь, в твое отсутствие я подал документы на брачную лицензию. Хосок еще с минуту стоит, не двигаясь и удивленно смотря на Юнги. Не верится, что он правда вернулся и стоит сейчас перед ним совершенно реальный. Вскоре Чон отмирает и бросается к Юнги, чтобы сжать в объятиях. Вслушиваясь в чужое сердцебиение он понимает, что их разлука наконец прекратилась. — Да, я тоже очень рад тебя видеть. После возвращения Юнги время словно начинает течь быстрее. Они и заметить не успевают, как получают лицензию. А это значит, что они могут ехать в Бостон для заключения брака. Пышную свадьбу с голубями и лимузинами решают не устраивать, однако не собраться после этого с друзьями не имеют права. Так как отношения с родителями не восстановились, Хосок отправляет им письмо, в котором оповещает о свадьбе. Без приглашения, без просьб благословения. Благословение он получает от Чонгука, ему этого достаточно. По приезде в Бостон они успевают прогуляться и посмотреть город, прежде чем отправиться в церковь. Хосок смотрит на алтарь и стоящего рядом священника. Он и подумать не мог, что когда-нибудь будет вот так вот идти рядом с любимым человеком. В паре минут от заключения брака. Свидетелями с его стороны выступают Тэхен и Сокджин. Чонгук сидит в первом ряду, незримый для глаз людей. Со стороны Юнги были Чимин и Намджун. Хосок с замиранием сердца слушает речь священника. Вот они обмениваются клятвами, а после и кольцами. Звучит заветное: «Объявляю вас мужем и мужем». — Теперь ты официально Мин Хосок, — шепчет ему Юнги, прежде чем поцеловать. Всю следующую ночь и день они празднуют. Правда в этот раз Хосок старается контролировать количество выпитого им алкоголя, все еще помня события Рима. Проснуться на утро в свадебном платье где-нибудь в бостонском фонтане ему не хочется. Возвращаются в Нью-Йорк они два дня спустя. Хосок наконец открывает церковь для посетителей. Надевать сутану вновь как-то непривычно, после столь долгого перерыва. На газоне перед церковью, так, чтобы было видно проезжающим машинам, они ставят билборд с надписью: «Выбери, кто твой папочка: Бог или Сатана? Служба каждое воскресенье в 11:00»***
Нью-Йорк. Май, 2007 год.«Жизнь не просто начала налаживаться. Она стала во много раз лучше. Правда, я и представить не мог, что Хосок предложит это. Но сказать, что я был против, значит солгать.»
Юнги вновь устроился учителем истории в местную школу. Здесь, в отличие от прошлой, никто не знал о том, что он демон. На самом деле, он думал, что дети из его класса его просто боялись. Какого же было удивление Юнги, когда еще в конце учебного года он объявил, что увольняется. Он и подумать не мог, что его будут просить остаться. И все же, добираться до школы из нового дома было бы проблематично, а телепортироваться по каким-то закоулкам каждый день у него не было желания. Открытие церкви вызвало удивление среди всех соседей. И так как с Хосоком и Юнги до этого никто особо не общался, новость по их району пролетела через миссис Джонсон. На следующее утро Хосок разговаривал с ней, объясняя столь внезапное открытие церкви. Тогда-то он и рассказал, что место они выкупали именно с этой целью, а сам он заканчивал семинарию. Обрадованная соседка разнесла эту новость всем. В самом начале многих смущала слегка провокационная надпись на входе. Но все же люди в церковь шли. Более того, молодость и неформальный внешний вид Хосока привлекали и молодежь. Кажется, он был прав, когда говорил, что священника с красными волосами еще никто не видел. Не обошлось и без неловких моментов. В тот период с прихожанами церкви они только знакомились. В общем количестве их набралось чуть меньше сотни. Об их статусе касательно друг друга никто не знал, повода рассказывать не было. — Все же как хорошо, что вы сюда приехали, — говорила миссис Джонсон. Стоящая рядом с ней женщина согласно кивала головой. — Я заметила, что вы женаты, — она обратилась к Юнги, указывая на его кольцо. — Что же вы прячете от нас свою жену? Никогда не видела вас рядом с какими-нибудь девушками. — Хосок удивленно слушал ее слова, переглядываясь с Юнги. — Кхм, об этом, — Юнги прочистил горло. Он взял руку Хосока в свою и поднял вверх, демонстрируя кольца. — Мы в браке. — А я сразу говорила, что они не просто друзья, — прищурившись, сказала женщина, чьего имени Хосок так и не запомнил. Обращалась она больше к миссис Джонсон, нежели к ним. — Вы сильно не волнуйтесь, у нас более-менее лояльное общество. Нормально относятся к таким, как вы. Хосок в ответ на это отшутился. Однако страх того, что ситуация повториться и в этой церкви места ему не будет, возвратился. Эта новость, в отличие от предыдущих, не разлетелась. Даже спустя несколько месяцев многие и не догадывались об их семейном положении. Новая церковь и это общество Хосоку нравились намного больше, чем прошлая. Из-за небольшого количества прихожан и того факта, что они все, по большей части, соседи, царила дружественно-семейная атмосфера. Все всех знают. Все всем готовы помочь. Эта мысль у Хосока впервые появляется, когда он наблюдает за людьми в здании церкви. Служение уже закончилось, однако они не спешили расходиться. Собирались в группки и общались между собой, обсуждали службу и накопившиеся новости. Здесь были совершенно разные люди. Старики, подростки, молодые пары и семьи с детьми. Хосок смотрит за тем, как дети бегают по зданию и прячутся за лавками, играя. Он думает, что неплохо было бы обустроить в церкви небольшую детскую зону, чтобы родители могли завлечь малышей на время службы. После эта и подобные мысли возвращаются. Он все чаще замечает, как Юнги возится с детьми в зале. Проходит примерно месяц, прежде чем он озвучивает их Юнги в один из воскресных вечеров. — Юнги, — зовет он и ждет, пока Мин вернется к нему за обеденный стол. — Давай усыновим ребенка.