яма

- Он, блять, гребанный Терминатор. И надо было тебе лезть! Назар только мычит что-то нечленораздельно в ответ на Федины возгласы и топает за ним в ванную. Алкоголь слегка приглушает боль, и чувствует он себя в общем-то сносно, но по тому, как Федя в ужасе оглядывается на его физиономию, понимает – прилетело знатно. Мелкий организовывает всё со знанием дела – гонит Назара в ванную, чтобы не заливал кровью паркет, вытаскивает из шкафчика пухлую сумку-аптечку, приносит из морозилки пакет с замороженными овощами. Глядит еще ястребом из-под насупленных бровей, мол, говорил же я тебе. В такие моменты Макаров Назару напоминает его собственную мать-следователя, которую он хоть и не знает лично, но слышал про неё достаточно. Столько строгости в этом пацане, что можно по универским преподам разливать. Назар вздыхает и прикладывает к опухшему носу пакет с брокколи. Федя касается пальцами его подбородка, заставляя приподнять голову. - Не переживай, я ему тоже накостылял нормально. За руку укусил так, что наверняка шрам останется. - Молодец, есть, чем гордиться, - парирует Федя, заливая ватный диск хлоргексидином. – А разобраться в проблеме, не махая кулаками, вы не пробовали? Он наклоняется ближе, чтобы обработать рассеченную бровь. Назар смотрит на него завороженно – организм всё еще тормозит от адреналиновой встряски и перебора с алкоголем. Обеспокоенный блеск в глазах, сведенные к переносице брови, вздернутый кончик веснушчатого носа. Левицкого трогает то, как Федя за него переживает. - Ага, с Владом только разговоры за чашкой чая вести. Я оглянуться не успел, а он меня приложил уже. Ну, подумаешь, сказал пару слов о его девке. Федя губы сжимает и кусает нервно внутреннюю сторону щеки. Назару в глаза он не смотрит, занят тем, что смывает с его скулы кровь вперемешку с землей. Левицкий сам над собой усмехается – стоит ситуации приобрести статус «критичной», он практически на автомате набирает Федин номер. Мальчишка всего за несколько месяцев становится для него каким-то островком спокойствия, отдушиной от того пиздеца, что в его жизни происходит. Когда в череде рейвов, наркотических отходов и безумных выходок Назару бы свернуться калачиком и послушать тишину, ему хочется, чтобы Федя был рядом. Желательно, как и сейчас – в синей пижаме и с этим уморительно-серьезным лицом. - Тебе обязательно было нарываться? – никак не угомонится мелкий. - Ну, все, хватит, - отмахивается Назар. Забирает из Фединых рук вату и поворачивается к зеркалу. На него смотрит захватывающий арт-объект авторства Влада Якименко – выглядит так ослепительно, что еще неделю от любопытных однокурсников отбоя не будет. Левицкий матерится сквозь зубы и кидает в раковину полурастаявший пакет. Поворачивается к Феде, чувствуя на себе его обеспокоенный взгляд. От такой заботы иногда даже стыдно становится – смотреть в глаза ему сейчас тяжело. - Посмотри, не сломал? Макаров вглядывается подслеповато, обхватывает его подбородок мягкими мальчишечьими пальцами, поворачивает вправо-влево. Обходится с ним так, словно он из хрусталя вылит. - Вроде нет, - выдает, налюбовавшись на разукрашенного Назара. Тянется, чтобы поцеловать в щёку – наивно и по-детски, у Левицкого аж в ушах шумит. – Пожалуйста, будь осторожен в следующий раз. Я за тебя боюсь. *** Федя не понаслышке знает, что такое «плохое предчувствие». Способность за версту учуять запах палёного, кажется, внедряется к нему в молекулы ДНК от матери, которая с юности привыкла на работе складывать кусочки фигуральных паззлов. Он крутит в руках прозрачный бокал, едва не затирая его до дыр. У Влада на лбу написано «дворовый пацан». Он из тех, кто забивает стрелки с третьего класса и дерется в них до победного, возвращаясь домой в порванных брюках и с рюкзаком, висящим на одной шлейке. Таким, может быть (мысль мелькает, отчаянная, и он гонит её от себя), был бы Сашка сейчас, в погоне за острыми ощущениями наперекор родительской заботе. В погоне за привкусом крови во рту, скачком адреналина и попытками кому-то что-то доказать. Левицкий возле Феди напрягается, когда прослеживает за его взглядом. От Влада веет опасностью за километр, и эта опасность Назару нравится – он из тех, кто сует пальцы в розетку, просто чтобы проверить, шарахнет ли. Рассеченная бровь практически зажила – прошло уже дней десять с той памятной стычки. Назар салютует Якименко бокалом с виски, следя, как взлетает вопросительно широкая бровь. Федя хватает его за руку порывисто и переплетает пальцы. - Не вздумай. - Ладно тебе, Федька. Я просто подойду поздороваться, спрошу, как там его рука. Интересно, настолько ли у меня острые зубы, что пришлось швы накладывать? - Назар, блять, - злится. Ох, как злится – карие глаза молнии мечут, ладонь сжимает так, что, наверное, отпечатки останутся. Он понятия не имеет, на кой это всё Назару сдалось. В этой головоломке пока не хватает кусочков, чтобы увидеть полную картину. Собачатся всё еще из-за розоволосой Альбины? Вряд ли. Альбина Влада уже неделю как бросила, тусуется со старшекурсником с юридического. Возможно, Назару хочется сплясать румбу на могиле Владовой трогательной преданности к ней. Делать это – всё равно, что запрыгивать за забор к отвязанному ротвейлеру. Назар всё-таки к Владу подходит, смиренно протащив за собой вцепившегося мертвой хваткой Федю. Улыбается лучезарно – Федя молится, чтобы к концу вечера у него зубов хватало для такой же обезоруживающей улыбки. - Чего тебе? – вид у Влада равнодушный – он напрягается на считанную секунду, чертит взглядом по пластырю на Назаровой брови и кидает контрольный на Федю. Запястье у него перевязано эластичным бинтом – наверняка место того укуса, которым так гордится Левицкий. - Не бзди, я с миром. Узнать, как твои дела. - С каких это пор тебе интересно? Федя чувствует себя паршиво. Нервно теребит пуговицу на рубашке, пытается выпутать руку из Назаровой ладони, но не выходит – на этот раз старший крепко за него держится. - Ну, наша звезда вебкама тебя бросила. Я и подумал – ты, может быть, горе заливаешь, расстраиваешься. Ищешь плечо, чтоб поплакаться. Федя ожидает, что Влад-не-влезай-убьет начнет играть желваками или вот прямо тут вспыхнет, набрасываясь на Назара, но ничего такого не происходит. Тот только усмехается и смотрит на Левицкого снисходительно, как смотрят на задиристых младшеклассников с длинными языками. - Не представляю, как мне нужно обдолбаться, чтобы на твоём плече плакать. - Брось, Владян, все мы люди, а на тебя как посмотришь – ты прямо скала безэмоциональная. Зато когда меня мутузил на прошлой неделе – вот это был энтузиазм. - Ты себе льстишь. У Макарова ощущение, что он играет в массовке плохой пьесы – тот парень, который выходит на сцену для колорита разлить воду по бокалам, пока главные герои извергают из себя потоки стараний нетрезвого сценариста. Влад наконец-то замечает Федю – не просто скользит по нему взглядом, а изучает – и успевает глянуть на их с Назаром сцепленные руки. Усмехается краешком рта и передергивает плечами. - Господи, парень, на кой ты с ним связался? Неужели, жить совсем скучно стало? - А он сам решит, на кой, - парирует Назар, не давая Феде и слова сказать. – Или ты ему про меня решил рекомендацию оставить? Влад его рассматривает внимательно, облокачиваясь на барную стойку. Неспеша делает глоток из своего бокала с темным пивом. - Что про тебя говорить-то? Ты никакой, Назар. *** - Сука, - ругается Левицкий. – Ну, ты слышал его? Какого хрена он о себе возомнил? Федя вытягивает ноги на пассажирском сиденье, кусая внутреннюю сторону щеки. Назар уже минут двадцать на взводе из-за того диалога в баре – раздувает и раздувает Владовы скупые реплики, жалуясь, что тот разговаривал с ним, как с придурком. Федя всё прекрасно слышал – мало того, он видел, как Назар изворачивался, как уж на сковородке, лишь бы заполучить от Влада агрессию. Хотя бы малюсенький пузырёк с ядом, чтобы повесить на шнурок и носить на шее, как трофей. У Феди благодаря маминой рассудительности уже складывается ответ на головоломку, но он уворачивается от него. Нарекает глупым, нелогичным решением. Гораздо проще думать про Назара, что он долбанутый – тут и догадываться не нужно. Глупый мальчишка сует мокрые пальцы в розетку, потому что он глупый. А не потому что ток его манит, как Еву змеиное яблочко. Назара Владова реплика про «никакого» задевает до глубины души – он курит, зло плюется дымом в раскрытое окошко, пока они едут по вымоченной в дожде трассе. Макаров надеется, что его интуиция его – пожалуйста-пожалуйста – в кои-то веки подведет. *** Назар пропадает две недели, а потом заявляется к Феде ровнёхонько через полчаса после того, как мама уходит в ночную. С рассечённой губой и виноватой улыбкой. - Добился, всё-таки, - шепчет себе под нос Федя вместо приветствия, и уходит на кухню, не дожидаясь, пока Назар скинет кроссовки. Несмотря на всю абсурдность ситуации, в Федины мысли заползает червячок ревности, и сидит там упёрто, прокусывая его разум изнутри. У Назара вид гордый, как будто только что завалил самую примерную девчонку на курсе. У Влада, наверное, в этот раз настроение не задалось, и он себя не стал сдерживать, как в той недавней абсурдной сцене в баре. Федя не знает, на какую мозоль Назар надавил Якименко на этот раз, но и не особо горит желанием выяснять. Федя заваривает Левицкому чай, поглядывая на него из-за упавшей на глаза чёлки. Тот набирает что-то в телефоне, касается зубами разбитой губы и морщится. Упрямо касается снова, несмотря на то, что больно. Макаров думает, что у них, в сущности, больше общего, чем казалось на первый взгляд. Но он не понимает одного – Федя-то Назару зачем нужен? Почему он всё равно приходит, хоть и яснее ясного, что от Феди он такого эмоционального накала не получит? Он слишком устал и запутался, чтобы задавать Назару вопросы. У него нет даже сил на то, чтобы сослаться на какие-нибудь дела и выпроводить белобрысого восвояси. По телу проходит холодок, когда Назар прижимает его к себе возле кухонной стойки, привычно-по-свойски целует в загривок и очерчивает торс ладонями. Федя оборачивается, выпутываясь из чужих рук, и берет его подбородок в ладонь. Касается легко рассечёной губы большим пальцем. - Назар, ты ведь тоже мазохист, да? Слова вылетают сами собой – как бы он не хотел ввязываться в этот разговор, но нерешенный вопрос висит в воздухе шариком с отравленным газом. - Чего? – хмурится. - Ничего. Ведешь себя, как хулиган, который девчонку за косички дёргает. И чем крепче тебя «девчонка» пиздит за это, тем больше радуешься. Ненависть, любовь - какая разница. Если тебе больше ничего дать не могут, ты утешаешься тем, что по силе эти эмоции одинаковые. - Ты бредишь, Федь. Пожимает плечами, как будто даже не представляет, к чему Федя клонит, а в глазах – застывшая готовность все отвергать и отрицать. И Макаров не понимает – врёт ли он, или сам ещё в себе разобраться не может. Всё слишком сложно.