Искренне.

Музыка отскакивала от окон с изрядным дребезгом; Саша сидел на диване средь молодых дам, играя им композиции на гитаре, словно им было какое-то дело до них. Вероятно, единственное что они могли в этот момент по достоинству оценить — длинные и гибкие пальцы, которые так удобно можно использовать вовсе не для полуржавых, не держащих строй, струн. Из коридора раздавался запах чего-то жареного; Пчёл вальяжно встал с дивана, слегка пошатываясь, и одарив последними взглядами девиц, направился к кухне. От вкуса пива уже тошнило, но от лёгкой нервозности он все ещё делал глотки из бутылки, прибегая к попыткам задавить это чувство. Он, в самом деле, не понимал, что происходит с его организмом. Всякий раз внутри него скакал мячик чувств, порой так сильно отбивающийся от груди, что становилось глухо больно. Космос был для него таким очаровательно-невероятным; словно свет, к которому хочется тянуться, как мотылёк. Было что-то волшебное в поездках на его машине, и такого прокуренного сидения; в том, как он действительно слушает его рассказы о Шекспире; в том, как они вместе слушали радио, и невпопад подпевали, словно их никто не слышит. Пчёлу хотелось цитировать абсолютно романтические вещи по отношению к Космосу, и это разрывало голову. Это настолько неправильно, что даже превосходит в этом их собственные жизни, в которых мало что было действительно правильным. Он пытался ощупать это чувство. Лишний раз коснётся рукой, чтобы посмотреть реакцию, и Кос встречал это не с отвращением или непониманием, а с такой уверенностью и спокойствием, словно это было верно; будто так и должно быть. Пытался найти ответ в книгах, но, казалось, что ни одному писателю и поэту не удавалось описать пером этот клубок чувств, в котором запутываешься как игривый котёнок, и остается только жалобно мяукать, надеясь на спасение. Космос стоял у плиты в милом фартуке, прижимая лопаткой содержимое сковороды. Он переминался с ноги на ногу, подтанцовывая под собственную мелодию, отдаленно напоминающую какую-то попсовую песню; повернулся в сторону прохода, одарив тёплой улыбкой Витю. — Что такой серьезный, Вить? Девушка не дала? — насмешливым тоном спросил он, отключив конфорку. Пчёл посмотрел на него исподлобья, сделав последний глоток пива, и поставив эту злосчастную бутылку на столик. В голове как-то странно шумело, а конечности постепенно становились ватными. Невольно пришла на ум ассоциация с Адамом, который порывается сорвать запретный плод; терзается, мнется, хочет. Колеблется, подходит непозволительно близко, привстает на мыски и впивается в губы. Яблоко сорвано, и Адам пал, но еще не был изгнан из рая. Приевшийся вкус хмеля на устах еще больше опьянял; Кос, без сомнений, был сбит с толку от такой внезапности, и просто принимал такую необычную авантюру, не оказывая сопротивления. Пчёл бесстыдно проводит рукой по скуле Космоса, прежде чем прервать своё непривычно нежное лобзание шероховатых губ; в этот момент его внутренний змей искуситель, который обычно так страстно целует девиц, куда-то спрятался, поджав хвост. Витя сел на стол, и, закурив папиросу, ждал. Действие было вовсе не двусмысленным, как касание рукой, которое можно было списать на обыкновенные дружеские взаимоотношения людей. Эти несколько прошедших секунд радикально решали вопрос их отношений, и это слишком нервозно отзывалось холодным импульсом где-то в желудке. Алкоголь слегка сглаживал углы дурного риска, на который ему пришлось пойти, чтобы наконец дать себе какую-то ясность. Космос слабо улыбнулся, развернувшись к Пчёлу; взял из пачки сигарету, и начал прикуривать от его, зажжённой, непозволительно лукаво заглядывая в глаза. Не было ненависти или омерзения — лишь всё то же спокойствие и тепло во взгляде. И что-то в этот момент внутри наконец разжалось, позволив дышать. Чувство, словно оконное стекло, мешающее мотыльку подлететь к свету фонаря, наконец пропало. И не имело значения, что свет тот может нещадно сжечь крылья. — Не думал, что ты будешь так трогательно целоваться, — Кос выпустил облако дыма, закрывшее на несколько мгновений его лицо тонкой пеленой. — как школьница. — Иди нахер, — напыщенно выдохнул Пчёл. — Не злись, птенчик, — слегка потрепал за щёку. — в машине всё обсудим без лишних ушей. Едва ли Витя хотел что-то ответить, как на кухню объявился пошатывающийся Фил. Сзади него, в проходе, стояла рыжая девушка с размазанной помадой. — Парни, идите выбирайте себе спутниц, а то я всех себе заберу, — похотливый смех, обращенный к барышне. — Иди уже, машина. А то она сейчас на тебя прям здесь запрыгнет, — посмеялся Кос, небрежно бросив окурок в пепельницу на подоконнике. Забрав чужое пиво со столика, Валерий поспешил удалиться. Слабый смешок эхом растворился в стенах, и наступила тишина. Из соседней комнаты все так же играла музыка, которую никто не позаботился выключить, и звуки скрипящей кровати где-то в глубине дома; самым громким звуком отдавались мысли в голове, в которых проигрывались будущие реплики для диалога. Единственная ясность средь мыслей было теплящееся чувство уверенности, что всё непременно будет хорошо. Несомненно, хотелось убежать прочь от этой тягучей неизвестности; не впускать в свою жизнь подобную экзотичность, о которой не говорят даже в их, неприличном обществе, и быть осужденными даже близкими друзьями. Белый, узнав о таком, наверняка устроит огромный скандал, если не сразу пристрелит на месте. У Пчёла было очень тревожное выражение лица, с устремленным взглядом куда-то на пошарпанный пол. Кос осторожно приближается к нему, оставив поцелуй в месте между бровями, где образовалась морщинка; так успокаивающе, и тепло, словно мама целует в лоб перед сном. Не было привычной говорливости и потока едких шуток, которые доселе лились без какой-либо меры. Осталась лишь усталость и голая искренность, которая выражалась уже без какой-либо надобности говорить вслух. Космос, сняв свой фартук, направился к дверному проёму, и, остановившись на пороге, обернулся. — Давай прокатимся вокруг города?