***
В его воображении всё выглядело просто: выскочить перед преступником в неожиданный момент, быстро отправить в нокаут при помощи своей алхимии и, связав для надёжности, вызвать и дожидаться прибытия ответственных взрослых, чтобы насладиться реакцией Мустанга, когда тот увидит, что он (Эдвард) в одиночку одолел алхимика, которого не смогли поймать ни полицейские, ни военные. После такой победы полковник бы точно не посмел сажать его под домашний арест, отстранять от миссий или увольнять из армии. Ну, может, поорал бы немного — только потому что тяжело было признать собственный промах. А в остальном Мустанг должен был быть доволен им. Возможно, даже стал бы гордиться, что у него такой способный подчинённый… «Нет-нет, что за чушь мне в голову лезет!» — Эдвард затряс головой, смущённый собственными мыслями. Ему было абсолютно всё равно, что думал о нём Мустанг — этот человек помогал ему и хранил их тайну только потому что Стальной алхимик, несмотря на несколько разрушительную репутацию, заслужил уважение народа и поднял в их глазах восточную армию. Не было никакого шанса, что Мустанг действительно заботился о них с Альфонсом. В противном случае, он бы не цеплялся к Эдварду по каждой мелочи и не грозил домашним арестом за каждое безобидное слово или действие. Эдвард не был офицером, а потому искренне не понимал, почему полковник хочет, чтобы он вёл себя как оные. Ему совершенно не хотелось тратить время на заучивание Устава, салютовать старшим по званию (ещё и руку опускать нельзя, пока тот не отсалютует в ответ — кошмар!), носить форму и жить в казармах, где поблизости всегда будут десятки других солдат и офицеров, которые обязательно нажалуются на него Мустангу, если вдруг что не так. Поэтому, буквально выклянчив у полковника разрешение на свободный стиль одежды, Эдвард, пользуясь хорошим жалованием госалхимика, решил поселиться в гостинице близ Восточного Штаба. Там всегда были свободные места. Правда, сперва пришлось просить Мустанга уладить распри с администрацией — противная женщина не желала отдавать номер «ребёнку без сопровождения взрослых». И даже серебряные часы — удостоверение госалхимика не помогли. Что Мустанг наплёл этой дамочке Эдвард не знал, но в итоге ему и Альфонсу разрешили заселиться. И несмотря на огромную внутреннюю благодарность, Эдвард не уставал напоминать себе, что помог полковник только потому что так было проще: когда они с Альфонсом не находились на территории военного объекта, Мустанг не нёс за них никакой ответственности. Ну, за исключением миссий, конечно. Так что Эдвард решил влезть в дело о поимке преступника не ради того чтобы Мустанг похвалил его или — о боже! — гордился им, а просто потому что выбора у него не было. Если срочно не унять гнев начальства, оное приложит все силы чтобы испоганить ему жизнь. А хорошие отношения с армией и пребывание в её рядах были нужны Стальному алхимику как воздух: без военного финансирования и ресурсов у него не было и шанса вернуть тело младшему брату. Только выгода, ничего личного. Эдвард закончил расшифровывать очередные каракули Мустанга — серьёзно, если бы не печатная машинка, подчинённым этого человека пришлось бы нелегко — и вернулся к сведениям, что дала полиция. По сути, ничего особо важного правоохранители не предоставили: внешность неизвестна, предположительно владеет водной алхимией, жертвами его нападений стали одиннадцать алхимиков от четырнадцати до шестнадцати лет. Все мальчишки. «Так, всех жертв находили в разных частях одного района, непосредственно рядом с повреждёнными коллекторами… Это уже интересно». Эдвард вернулся к записям полковника, выловив из закорючек отвратительного почерка слова «Чаша» и «Аква». Аквой называли реку, текущую через Западный Округ в Централ, но теперь Эдвард стал сомневаться, что командир имел в виду именно её. И к чему тут «Чаша»? Или же… Заворчав себе под нос, Эдвард полез в чемодан в поисках карты Восточного Округа. Если под «Аквой» Мустанг имел в виду символ воды, то места убийств должны были располагаться соответствующе. «Так, сейчас глянем», — высунув от волнения кончик языка, Эдвард принялся ставить жирные точки в указанных полицией местах. Помимо перевёрнутого алхимического треугольника вырисовывалось нечто очень похожее на полумесяц, для завершения которого не хватало чуть меньше половины. «Это и есть «Чаша?» — Эдвард искривил бровь, понимая, что мало что понимает. — Ал, подойди, а? — Чего тебе? — Альфонс показался спустя пару секунд. — Что такое «Чаша» и как она связана с «Аквой»? — С чего ты вдруг заинтересовался теорией? — Полковник дал задание, а чтобы его выполнить, нужно расшифровать его подсказки. — не моргнув глазом соврал Эдвард и сложил ладони в мольбе: — не хочу затягивать с этим, так что помоги, а? Если бы у младшего брата было его тело, он бы подозрительно сощурил глаза. — Обычно он не даёт тебе заданий сразу после возвращения. — Видимо, тот полицейский здорово взбесил его своими жалобами. — беспечно отмахнулся Эдвард, нацепив на лицо самое искреннее выражение. — «Ну же, Ал, не задавай вопросов и просто помоги мне. Будь хорошим младшим братом». Альфонс ещё некоторое время сверлил его взглядом, а потом сложил руки на груди и лекторским тоном принялся объяснять: — Аквой раньше называли элемент воды, в алхимии его принято обозначать перевёрнутым треугольником… «Это я и так знаю, давай что посложнее». — …а вот так называемая «Чаша» обозначает саму водную стихию и обозначается полумесяцем. Существует поверье, что если два эти символа объединить, то удастся контролировать всю ближайшую воду. Хотя возможно ли такое на практике — не ясно, Чаша не является алхимическим символом и не может реагировать на трансмутации. Во всяком случае никому пока не удалось провернуть такое. «Значит вот почему «Чаша», Водный совершает убийства в определённой последовательности и, видимо, как-то рисует по городу круг трансмутации. Тогда следующее убийство будет в оставшемся диапазоне!» — Спасибо, Ал, это именно то, что я хотел узнать! Несмотря на открывшиеся подсказки, Эдварду пришлось изрядно поломать голову, чтобы понять хотя бы четверть оставшихся записей, которые, впрочем, мало чем помогли. Это была совершенно бесполезная — с точки зрения Эдварда — информация о телесных повреждениях найденных трупов, ужасающая своей жестокостью. Согласно вскрытию, абсолютное большинство жертв погибло либо от шока, либо от разрыва сердца, и Эдварда передёрнуло, когда он попытался прикинуть, какой же силы боль всем тем мальчишкам пришлось испытать. Однако был и странный фактор: кровь в телах местами будто вышла за пределы сосудов — но это не было похоже на внутреннее кровотечение — и растеклась по длине мышц и сухожилий, почти уничтожив те. Заключения судмедэксперта были красочные и оттого ещё более пугающие, а цветные фотографии, всплывающие в памяти, вызывали тошноту. И, кажется, был среди них как раз такой кадр, что строками ранее описывался в заключении очередного вскрытия. Словно кислотой облили — мелькнуло в мыслях Эдварда, и он недовольно скривился. Ему не доводилось раньше расследовать убийства и задерживать серийников, но парочка стычек с бандитами вселили уверенность, что и с этим делом он справится. Правда, ни одна из случившихся стычек не была с маньяком-алхимиком и рядом с ним всегда находился Альфонс. Эдвард подавил вздох. Брать брата с собой было никак нельзя. Во-первых, потому что тот быстро поймёт, что никакой миссии полковник ему не давал, и заставит вернуться в гостиницу, оставив это дело взрослым; во-вторых, потому что их противником был Водный, а единственное, что держало Альфонса в мире живых — кровавая печать на броне, которую очень легко было смыть; и, в-третьих, его, Эдварда, была вина в том, что полковник решил выкинуть его из рядов армии, а значит, ему это и исправлять. В одиночку. Рабочий день уже подходил к концу и солнце, ещё не перешедшее полностью в летнее время, потихоньку смещалось в сторону горизонта, когда Эдвард наконец пришёл к выводу, что понял, где ждать очередного появления Водного. Скорее всего. По данным полиции, маньяк бросал замученных насмерть жертв в переулках и тупиках, непосредственно рядом с которыми пролегали линии коллекторов. Эдвард успел раз сто проклясть этого человека, пока всматривался в разложенные на столе карты Восточного Города и схемы городской канализации: пришлось сбе́гать в библиотеку, потрясти серебряными часами и наплести чушь про суперважное задание, прежде чем библиотекарь поверила и — слава Богу, удалось убедить её, что да, его начальство в курсе и сможет подтвердить его слова (Эдвард даже назвал придуманный на ходу номер телефона) — принесла нужные бумаги. Ему разрешили сделать и забрать с собой копию, поэтому проблем с исчерканной вдоль и в поперёк бумагой не было. Эдвард обвёл чёрным маркером пять подходящих мест и поставил жирную звёздочку возле одного из них. Этот тупик был ближе всех к месту обнаружения последнего тела, и было логично предположить, что именно там преступник и будет поджидать очередную жертву. Так было все одиннадцать раз — судя по датам, и Эдвард про себя удивлялся, почему полиция не смогла поймать этого парня и отдала дело военным. В смысле, его действия ведь были совершенно очевидны. Или полицейские просто не смогли понять, какой рисунок вычерчивает Водный оставленными телами? Эдвард тряхнул чёлкой. Что бы ни помешало стражам порядка схватить серийника, это было на руку Стальному алхимику. Несмотря на увиденные в конверте страшные фотографии, прочтя заключения судмедэксперта Эдвард немного расслабился: убивая каждую новую жертву, Водный действовал как под копирку и, заучив последовательность повреждений, можно было легко избежать его атак. Эдвард сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и поднялся со стула, по привычке щёлкнув суставами пальцев. Сумерки надвигались с каждой утекающей минутой, а засесть в засаду стоило до наступления темноты и появления преступника, если он хотел успешно выполнить это задание. Подобрав с кровати снятый ранее красный плащ, Эдвард несколько секунд разглядывал его, сомневаясь, а потом нахмурился и, хлопнув в ладони, перекрасил ткань в тёмно-серый. Каким бы раздражающим ни был порой его начальник, но рациональная часть Эдварда признавала, что он был абсолютно прав, заметив, что яркий плащ делает его слишком заметным. Крикнув Альфонсу, что ушёл на миссию, и перед этим наказав ему ни под каким предлогом не говорить о том Мустангу — я хочу посмотреть на его удивлённую рожу, когда уже завтра с утра приду с отчётом! — Эдвард проверил шнуровку на ботинках, поправил перчатки и плащ и юркнул на улицу.***
— Знаешь, я очень надеялся, что рано или поздно ты появишься, не просто же так тебя прозвали Народным алхимиком. Эдакий дух справедливости и защитничек всех униженных и оскорблённых. Очень мило. Водный медленно приближался, тяжёлые подошвы сапог легонько хлюпали по разлитой воде. Плечи его были расправлены, на губах играла довольная ухмылка, а глаза блестели от отражающегося света уличных фонарей, наводя ужас. Было в этом человеке что-то животное, страшное. Он напоминал загнавшего добычу в ловушку хищника. Эдвард в сотый раз загнанно огляделся. Они были в тупике. Каменная и отчего-то не поддающаяся трансмутации кладка возвышалась за спиной метра на три-четыре, блокируя любую возможность побега, узкий проход давил на сознание, а решётка коллектора позади массивной фигуры его противника делала ситуацию ещё хуже. Бурлящая под дорогой вода словно насмехалась над перепуганным подростком. — Зачем ты убиваешь? Эдвард понадеялся, что голос дрожал не так сильно, как отразился в его ушах. Он и сам не знал, зачем задал такой вопрос. Просто использовал любую уловку, чтобы хотя бы отсрочить приведение собственного приговора к исполнению. Что его нацелились убить он понял давно — ещё когда в том переулке в глазах Водного мелькнула неподдельная радость от встречи с ним, — но надеялся на свою ловкость, алхимию и умение выкручиваться из различных передряг. Зря надеялся, как оказалось. Этот маньяк совершенно не был похож на тех воришек-недоучек да сельских разбойников, с которыми ему доводилось иметь дело. Он был алхимиком, ничуть не уступающим Эдварду по способностям и скорости реакции и имеющим явно бо́льший боевой опыт. Теперь же целью подростка было не запутать и арестовать, а потянуть время никому не нужными разговорами и придумать способ сбежать. Хоть как-нибудь! Когда весь план полетел в тартарары и его загнали в угол, когда стало ясно, что преимущество на стороне взрослого, он сильно пожалел, что не сказал хотя бы брату о сути «миссии» и вообще велел ему молчать. Подмога сейчас была бы ой как кстати. — Потому что мне нравится слушать агональные крики? Эдвард моргнул на странный вопрос и только потом сообразил, что это был ответ. В принципе, он предполагал что-то подобное, но услышать вслух от самого маньяка подтверждение своей теории было… ну, жутко. — Ты больной ублюдок! — Я бы посоветовал тебе воздержаться от оскорблений, если хочешь облегчить свою участь, — флегматично заметил Водный, — ты в тупике и едва в сознании, твоя хвалёная алхимия не работает на этих камнях и, скорее всего, никто не знает, что ты здесь, раз даже твоего железного братца тут нет. Никто не придёт тебя спасать, малыш. — Ал в курсе! — горячо возразил Эдвард. Дышать было тяжело, и он глотал ртом воздух, но последние слова Водного задели слишком сильно, чтобы оставить их без ответа. — И военные тоже, скоро они будут здесь! — Ага, конечно, — в улыбке Водного не было ничего кроме откровенной насмешки и триумфа, — ты ещё скажи, мальчик, что тебя по мою душу сам Огненный послал. — Именно так! — Истеричный смех мужчины вызвал у Эдварда мурашки по телу, и подросток передёрнул плечами. Чуть подвинулся, пытаясь отползти ещё ближе к стене, и тихо застонал от пронзившей тело боли. — Чего ржёшь, придурок?! Резкий удар водяным хлыстом оставил на лице новый порез и на глазах снова выступили слёзы. Эдвард шумно втянул носом воздух и быстро заморгал, пытаясь затолкать их обратно. Только расплакаться из-за какого-то удара перед этим чокнутым не хватало! — Сказал же, следи за языком, мальчик. Неужели папочка Рой не научил тебя банальной вежливости? — Водный развёл руками и покачал головой, зацокав языком, — я разочарован. Эдвард нахмурился. Этот комментарий задел какую-то тайную струну в душе подростка и почему-то причинил боль. — Он мне не отец. — А ты уверен? — Водный насмешливо хмыкнул, а потом с его лица исчез любой намёк на веселье, и, прежде чем впавший в ступор подросток всё осмыслил и раскрыл рот для ответа, он резко выпрямился и сжал кулаки: — За эти двойные стандарты я его ненавижу. Какого-то сопляка он без раздумий взял к себе и даже откровенно выгораживает перед начальством, а действительно талантливых взрослых посылает лесом, заявляя, что те «недостаточно хороши» чтобы замолвить за них словечко на экзамене! Части мозаики, до этого разбросанные по мозгу и не несущие никакого смысла, наконец стали складываться в картинку. Хоть и весьма размытую. Эдвард сглотнул и во все глаза уставился на маньяка. Значит, у него были какие-то личные тёрки с Мустангом? Но ведь отказ полковника посодействовать со сдачей экзамена — если он со своей раскалывающейся от боли головой правильно понял суть претензии — совершенно не давал повода мучить и убивать людей. Детей. Эдвард зажмурился и сжал губы: ничто не оправдывало то, что делал Водный. Плеск воды под весом взрослого тела вырвал подростка из метущихся мыслей. Видимо, наболтавшись и добившись от него желанной реакции, Водный решил закончить то, ради чего и загнал его в этот угол. Он активировал вытатуированные на внутренней стороне ладоней круги трансмутации и присел, коснувшись растёкшейся по бетону воды. Та засияла в свете полной луны, заструилась в воздухе таинственной змейкой. Это было бы прекрасно и сказочно, если бы не знание, что зацикленная ускоренная вода может резать не хуже, чем самое острое лезвие. Потягается с ней разве что воздух. Водный нехорошо усмехнулся и сделал несколько пасов руками, и Эдвард внутренне напрягся. Сейчас начнётся — понял он и не ошибся. Не закричать удалось только потому что из груди вышибло воздух: ледяная водная змейка устремилась к раздолбанному протезу ноги, коснулась оголившихся проводов, и те закоротили. Глаза закатились от боли, и Эдвард принялся инстинктивно хватать ртом воздух, пытаясь дышать. Рука подкосилась окончательно, и в следующий миг израненное плечо ударилось о каменную кладку. Вскрик сдержать не удалось. Судорожно Эдвард принялся рыться в памяти, пытаясь вспомнить, подвергались ли подобным пыткам другие жертвы — пусть у них и не было автоброни, но нечто подобное запросто можно было устроить — и ничего не пришло в голову. В отличие от внутренних, набор внешних травм у всех жертв был стандартный: глубокие порезы, гематомы, вывернутые конечности. У него же пока наблюдались только первые и калечить его тело и дальше — внешне во всяком случае — похоже не собирались. Этот гад нацелился на его нервы: урон больше, а видимых повреждений меньше. «Решил сменить тактику? Но почему?» Пот застилал глаза, волосы липли к лицу и лезли в рот и перед глазами всё интенсивнее плясали круги. Эдвард был близок к потере сознания. — Тот молодняк был лишь забавой, приманкой, если хочешь, — заметив его замешательство, пояснил Водный, — так-то мне с самого начала нужен был только ты. Потребовалось время, чтобы обработать и понять сказанное, но когда смысл стал ясен, подросток резко вскинул голову. Голова снова закружилась и он едва не упал на спину. Резко нахлынула паника. — Что?! Вместо ответа Водный активировал круги и сделал воздушные пасы руками. Эдвард задохнулся от боли: в правое плечо и левый обрубок ноги словно вкручивали что-то горячее и мозг не успевал реагировать на сигналы повреждённых нервов. По ощущениям было похоже на подготовку к операции по автоброне — тогда к нервам подключали провода, и это было жуть как больно, Эдвард даже вырубался пару раз. Отвечать ему Водный не посчитал нужным. Зато снова применил алхимию, и кровотечение из порезов на руке неожиданно прекратилось, по коже распространился холод. Сначала приятный и успокаивающий, очень быстро он перерос в мучительно обжигающий, уничтожающий чувствительность. Эдвард с трудом опустил голову к пострадавшей конечности и в ужасе дёрнулся: из пронзённого плеча торчала сосулька, но не привычного сине-белого, а алого цвета. И она уходила под кожу. Водный заморозил ему часть крови! — Это не убьёт тебя, но сделает максимально неподвижным. Не люблю, когда на самом главном этапе вы вертитесь и пытаетесь мне помешать. Раздражает. Эдвард стиснул зубы и понадеялся, что трясёт его не слишком заметно. Было жутко холодно, и он почти ничего не видел — глаза застелила пелена. Сознание медленно покидало его и единственное, что ещё ощущалось явно — колотящееся о рёбра сердце. Медленно, но слишком сильно и слишком громко для собственных ушей. Он не мог выбраться из этого. Он находился в забытом миром переулке, беспомощный, истекающий кровью и без надежды на избавление. Никто не придёт тебя спасать — всплыли в мыслях слова Водного, и грудь сдавило. А ведь правда. Даже, если Альфонс заподозрил неладное и таки созвонился с полковником, даже, если полковник понял, на какую такую «миссию» он мог отправиться, не было никакого шанса, что военные найдут его вовремя. Потому что это место было совершенно не тем, которое они станут проверять в первую очередь, если вообще будут после специально оставленной Водным «приманки» три улицы назад: мороз пробирал кожу до костей от одного воспоминания об искалеченном теле очередной жертвы. Эдвард дёрнулся: его вновь скрутило болью, но вместо привычной прохлады кладки на щеке неожиданно сильно заболел затылок, а потом что-то тяжёлое опустилось на грудь. Он, что, упал, и Водный наступил на него? Сил хватило лишь чуть-чуть приоткрыть глаза — было слишком больно и он едва соображал — и смутные подозрения подтвердились. Кое-как Эдвард различил, что губы мужчины двигаются и, видимо, тот что-то говорил ему, возможно даже раскрывал карты — в книгах и комиксах все злодеи этим грешили — но звуки категорически отказывались проникать в ушную раковину и отправляться на обработку в мозговой центр. Возможно, он уже умудрился потерять достаточное количество крови, чтобы наступил шок? Сил совсем не осталось — будто насосом выкачали, но почему-то это больше не волновало. Зато перед глазами встали образы младшего брата и Винри, мелькнула страшная мысль, что больше они никогда не увидятся и он не сумеет даже попрощаться. Винри наверняка будет плакать над его изувеченным телом, а Альфонс сначала будет стараться казаться сильным и попробует утешать её, но потом и сам разревётся. Он всегда был очень добрым и сильно чувствовал эмоции других. Конечно, он будет плакать также потому, что ему тоже будет больно от потери единственного оставшегося родственника. Да и тело ему, наверное, вернуть уже не получится: велика вероятность, что после его смерти Альфонс потеряет всякую мотивацию искать философский камень. Лишь бы только не решил стереть кровавую печать на эмоциях. От этих мыслей во рту стало горько. Глаза щипало, и слёзы, наверное, давно текли, но понять, так ли это Эдвард не мог: тело словно лишилось чувствительности. Всё, что он осознавал — это попеременно сменяющийся жаром холод и наоборот: видимо, Водный играл с температурой. Было также понимание, что долго протянуть не получится и он действительно скоро умрёт. Странно, но больше это знание не вызывало ужаса, только тянущуюся тоску и печаль, что слишком многие мечты так и остались мечтами и что рядом нет самых близких. Он будет очень скучать по Альфонсу и Винри, по бабуле Пинако и мохнатому Дэну, который каждый раз по их приезду норовил облизать ему всё лицо; будет скучать по команде полковника и может даже по нему самому. Хотя нет, по Рою Мустангу он будет скучать далеко не в последнюю очередь. Даже наоборот. За два года работы под началом этого человека он слишком привязался к нему. Как верно подметил Водный, Мустанг действительно вёл себя с ним не как начальник с подчинённым; они довольно быстро отбросили все формальности, и — Эдвард бы никогда и никому в этом не признался, — но он чувствовал себя слишком комфортно в присутствии полковника. Мог позволить себе покривляться, подуться и подурачиться, побыть обычным подростком. Он очень уставал от отведённой ему роли «взрослого» в отношении с младшим братом, и набеги на кабинет начальника были настоящим спасением. Там ему позволяли выплеснуть накопившиеся эмоции и переживания и, отпустив в его адрес пару колких шуточек относительно роста — в такие моменты Эдварду казалось, что он искренне ненавидит Мустанга — очень завёрнуто подбадривали и давали очередную порцию полезной информации. — Интересно… кровь… обратить вспять … «А?» От неподвижного лежания на холодном бетоне сознание чуть-чуть прояснилось и мозгу каким-то чудом удалось вычленить несколько слов из беззвучной речи Водного. Эдвард силком разлепил глаза, недоуменно сощурившись. Чего этот псих хотел? Голова гудела и звенела, тело почти не ощущалось, и только грудная клетка из последних сил вздымалась и опускалась, заставляя лёгкие работать и снабжать организм драгоценным кислородом. Странные слова не давали покоя, и врождённая тяга к знаниям не позволяла просто отбросить их, не узнав смысл. Что Водный хотел этим сказать? Это был намёк на его следующий шаг? Или он просто рассуждал о чём-то вслух? Слова вертелись в голове, путались, менялись слогами и вводили в ещё большее смятение. Эдварду казалось, что разгадка рядом — что-то, какое-то предчувствие или узнавание, металось в мозгах, усиливая мигрень и давя на череп. Что-то очень плохое, опасное. А потом всё вдруг обрело смысл. Кровь — та же жидкость, а алхимия Водного основана как раз на управлении жидкостью. Да и заморозив часть крови несколькими минутами ранее, убийца подтвердил, что может управлять не только водой. По коже пробежали мурашки, и сердце тоскливо сжалось. Вот значит как, этот маньяк собирался убить его, запустив кровообращение в обратную сторону. По крайней мере, ему соизволили сообщить, как именно он встретит свою кончину. Одним неприятным сюрпризом меньше. Туман постепенно оседал всё ниже, сбиваясь в густое покрывало; дождя вопреки прогнозу не было, вдалеке различались ночные трели каких-то птиц. Этот район был заброшен. И в окутавшей улицу тишине слишком отчётливо осознавалось, что военных рядом не было, Альфонса не было, и даже случайного прохожего, который мог бы вызвать полицию и помешать маньяку, не было. Ни души. Водный не соврал, сказав, что люди здесь не появляются. Не то чтобы Эдвард изначально не поверил — было слишком очевидно, что тот не врёт, — но надежда, что с ним всё будет по-другому, не так, как с теми несчастными мальчиками — он ведь не просто какой-то ребёнок, а Стальной алхимик! — не покидала до последнего. Теперь же стало очевидно, что чуда не произойдёт. «Ну и ладно», — мысли текли слишком вяло, постоянно мешались, сбивались, и в голове получалась какая-то несуразица. Эдвард закрыл глаза. Хотелось отключиться и позволить себе отдохнуть. Наконец согреться и выспаться. Обрывками мелькнула надежда, что после его смерти полковник не оставит Альфонса, и тот, пусть и не сразу, но отыщет способ вернуть себе своё тело. Потому что в отличие от него, от Эдварда, он был хорошим, послушным ребёнком и заслуживал лучшего. А Эдвард… он сам загнал себя в эту ловушку. И впервые последствия безрассудного поступка нагнали его в полной мере. Круг трансмутации на руках Водного активировался, озарив темноту тупика синим светом, заиграв на закрытых веках Эдварда цветными кругами. Подросток втянул носом побольше воздуха, выразил мысленную надежду, что умирать будет не слишком больно, и попытался расслабиться. «По крайней мере, я увижу маму. Надеюсь, она простила мне ту трансмутацию».