***
Знакомая до каждой трещинки дверь была последней преградой перед неизбежной неизвестностью, и вопреки обыкновению Эдвард совершенно не спешил тянуть её на себя и врываться в офис. Подросток вытянул шею и немного отклонился на пятках, желая убедиться, что пришёл не поздно и не рано. Висящие в коридоре большие зелёные часы с эмблемой вооружённых сил на циферблате уверенно приближали свои стрелки к девяти утра, и времени на приведение мыслей в порядок с каждой утекающей секундой оставалось всё меньше. Не помогали и то и дело снующие перед носом офицеры. Почему-то каждый взрослый считал своим долгом хотя бы скользнуть взглядом, кивнуть или — что было хуже всего — улыбнуться. Эдвард не был мнительным, но когда седьмой человек подряд при виде его искривил губы в лёгкой усмешке, ему начало казаться, что весь Восточный Штаб в курсе его выходки и того, что начальник в наказание отходил его ремнём как какого-то малыша. Эти мысли заставили лицо вспыхнуть. Передёрнув плечами и сильнее стиснув зубы, Эдвард втянул носом воздух и медленно, прерывисто выдохнул. Сглотнув слюну, нервно облизнув сухие губы и зачем-то поправив всю свою одежду, ещё некоторое время помялся у двери, а потом собрался с духом и решительно потянул ручку. На лице он постарался удержать маску полнейшего пофигизма и привычной беззаботности. — Всем утречка! Эдвард приветливо махнул рукой, привлекая внимание. Команда была на своём месте в полном составе и разбирала высившиеся на рабочих столах стопки бумаг. Видимо, никто из них не был посвящён в коварные планы Мустанга, так как все, включая старшего лейтенанта Хокай, воззрились на него с откровенным удивлением. — Привет, шеф! — Джин Хэвок первым вышел из ступора, тепло улыбнулся, а потом, будто спохватившись, осторожно поинтересовался: — ну как ты? — Н-нормально! — Выпалил Эдвард и уже открыл рот, чтобы поскорее перевести разговор в другое русло, когда это неожиданно сделали за него. — Тебе полковник сказал прийти или сам решил нас проведать? — Хайманс Брэда стукнул стопкой бумаг, выравнивая, положил ту на край стола и развернулся в кресле к подростку. — Полковник, — кивнул Эдвард. — Наверное разочарую, но вряд ли он даст тебе миссию, — лейтенант тяжело вздохнул и провёл рукавом формы по лбу, вытирая выступивший пот, — скорее всего припашет в помощь нам — близится сдача документов в архив, а тут и более срочных дел по горло. Фельдъегеря так и прут — только успеваем принимать почту. — А-а, — глубокомысленно изрёк Эдвард и неожиданно для самого себя добавил: — а я-то думаю, чего сегодня столько людей по коридорам шныряет с утра пораньше. — Конец квартала то ещё удовольствие, — пожал плечами Хайманс и вернулся к своим бумагам. Остальные согласно кивнули и последовали его примеру, и в приёмную вернулась тишина. Эдвард неловко переступил с ноги на ногу. Он впервые явился сюда без отчёта и не за новой миссией и все казались слишком занятыми, чтобы попытаться завязать разговор на любую отдалённую тему, а о работе военных он совсем ничего не знал. Полковника тоже пока не наблюдалось, и он не знал, беспокоиться или же вздохнуть с облегчением. Он понятия не имел, что уготовил ему этот человек и мог лишь надеяться, что Альфонс и команда окажутся правы и Мустанг не станет выкидывать его из программы госалхимиков. В конце концов, полковник сам втянул его в армию, сам дал стимул найти способ вернуть их с братом тела, а значит, никак не мог вышвырнуть его, пока цель не была достигнута, так ведь? Это казалось логичным. К тому же из-за попечительства в случае потери Эдвардом серебряных часов платить за обслуживание автоброни придётся уже Мустангу, а стоит это удовольствие немало и вряд ли тот будет рад лишним затратам. Вот и ещё одна — возможно, самая веская — причина, по которой Стальной алхимик должен был остаться в штате. Эдвард кивнул сам себе, ободрившись. Дверь распахнулась сразу после лёгкого стука, и на пороге возник кто-то в армейской форме, но с какими-то странными нашивками на плечах и погонах. Эдвард выпучил глаза на пять огромных сумок, обвивших ремнями плечи и талию мужчины, словно толстые хлопчатобумажные змеи. Судя по выглядывающим краям бумаги, сумки были полны каких-то документов. Любопытство внутри Эдварда подняло голову: он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь кроме старшего лейтенанта снабжал команду полковника бумажной работой. Мужчина пожелал всем присутствующим доброго утра, весело фыркнул на чей-то комментарий: «оно будет добрым, когда вы перестанете сюда захаживать», бодро прошагал к уставленному вазонами столу и, поставив на него одну из сумок, принялся рыться в её недрах. Извлекши на свет несколько толстенных конвертов, бодро попросил лейтенанта Хокай расписаться и так же бодро покинул приёмную. Как будто его и не было. «Значит, это и был тот почтальон, о котором говорил лейтенант Брэда? Фельдъегерь, да?» Моргнув на закрывшуюся дверь, Эдвард медленно перевёл взгляд на старшего лейтенанта. Она уже вскрыла один из конвертов и теперь сосредоточенно бегала глазами по напечатанным строчкам. Губы её вдруг изогнулись в довольной усмешке, и прежде чем Эдвард успел удивиться, она решительно опустила письмо на стол Хэвока. Отвлёкшийся на стороннее движение тот в ужасе округлил глаза: — Господи, опять?! — Не опять, а снова, — невозмутимо отозвалась Хокай. Пальцы Хэвока сами собой потянулись к голове, и впились в короткую шевелюру. — Помилуйте, я тут так заночую! — Если это поспособствует выполнению работы точно в срок, уверена, никто против не будет. — Она вернулась за свой стол и придвинула стопку бумаг. Помолчав пару секунд, нехотя добавила: — вроде у полковника где-то валялись одеяло и подушка. Эдвард больно укусил себя за внутреннюю часть щеки, но остальные члены команды не стали утруждать себя попытками сдерживаться и откровенно расхохотались. Все они знали про негласные игры полковника и старшего лейтенанта в дочки-матери, но теперь, когда Риза практически признала, что следит за его работоспособностью, трудно было оставить это без внимания. Хэвок отпустил в адрес Мустанга колкий комментарий, и все снова зашлись смехом, когда весёлую атмосферу разрядил громкий хлопок. Эдварду стоило усилий не подпрыгнуть. Минуту назад спокойная и невозмутимая Риза Хокай стояла над своим рабочим местом, зажав между пальцами правой руки увесистую папку, которую с силой опустила на стол, и ледяным взглядом сверлила вмиг смолкнувших коллег. — Может он и пытается порой отлынивать, Хэвок, но он не бегает на перекур каждые полчаса и к концу дня всегда всё успевает. В отличие от тебя. — Эй! — поспешил возмутиться Джин. Эдвард в недоумении моргнул. Ему и раньше доводилось видеть перепалки внутри команды, но это всегда были больше шуточные, игривые подколы да подначки. Сейчас же было очень похоже, что старший лейтенант за что-то злилась на бедного Хэвока, и замечание о полковнике просто стало последней каплей в чаше её терпения. Эдвард переступил с ноги на ногу, не уверенный, что ему стоит интересоваться причиной их распрей: в идеале он хотел бы слиться со стенами и не привлекать к себе внимание. Хотя было любопытно, да. — Ну ладно тебе, Джин и так больше всех пострадал: наряд по мойке сортиров плюс целый месяц ночных дежурств — даже для нашего злого полковника это жестоко, — вступился за товарища Хайманс и тот, почувствовав поддержку, жалобно закивал: — Точно-точно, плакали все мои надежды на свидания. Старший лейтенант на это поджала губы, явно не впечатлённая суровостью командира. — А за что вас так? Когда пять пар внимательных, изучающих глаз снова сошлись на нём, Эдвард мысленно проклял свой длинный язык и даже поспешил поднять ладони и открыть рот, чтобы сказать, что всё хорошо и его это не касается, когда Хэвок всё же ответил. — Из-за моей оплошности ты увидел документы и произошёл весь этот кошмар с Водным. Полковник был в бешенстве, когда узнал, что это я пустил тебя в его пустой кабинет. Эдварду захотелось вытянуть шею и громко сглотнуть — вставший поперёк горла ком показался слишком большим, — но вместо этого он просто опустил голову и единственное, на что ему хватило сил, это почти прошептать извинения. Если бы в приёмной не было так тихо, его бы, наверное, и не услышал никто. Подросток скривил губы, чувствуя, как заливает лицо и уши краска стыда и как внутри снова поднимает голову вина. Из-за его глупых действий пострадал ни в чём не повинный лейтенант. Хотя… «Он же сам сказал, что это он оплошал и не должен был впускать меня!» «Он всего лишь хотел помочь тебе быстрее сдать отчёт и не ждать полковника». «Плевать! Он взрослый и должен был думать, прежде чем что-то делать. Да и вообще, разве можно сравнивать дополнительную работу с лу́пкой? Я целый день сидеть не мог!» «Сам виноват, — отрезал голос совести, почему-то до жути напоминавший Эдварду альфонсов. — Если бы ты не полез куда не надо, все были бы счастливы». «А что мне оставалось?!» Мысленный спор прервал звук открывающейся двери. Обернувшись, Эдвард непроизвольно подобрался, чувствуя, как ускорилось биение сердца. Мустанг прошёл в приёмную, зажимая подмышкой какую-то папку, кивнул команде и остановил на нём внимательный взгляд. Эдвард съёжился. Он не знал, зачем полковник позвал его, не знал, чего ожидать и к чему готовиться. Воображение рисовало множество вариантов, и ни один не казался хорошим. И молчание со стороны Мустанга жутко напрягало. — Оказывается, можешь приходить вовремя, если захочешь, — наконец подал голос мужчина. Эдвард почувствовал себя неловко. Он и правда никогда не спешил придти к назначенному часу, но это было раньше, до ситуации с Водным, и Мустанг тогда не выглядел так, словно желал спалить его на месте. Да, он вечно ворчал, порой даже срывался на крик из-за его непунктуальности, но Эдвард никогда не принимал его слов близко к сердцу. Теперь же… Ну, он совершенно точно не хотел чтобы раскол в их отношениях увеличился. Хватило того, что Мустанг и так уже считал его дурным ребёнком, не способным думать прежде чем действовать. Эдвард переступил с ноги на ногу, смял пальцами низ кофты. Крутящиеся мысли упорно отказывались складываться в слова, да и он совершенно не знал, что можно ответить. Интуиция подсказывала, что сейчас не время огрызаться или язвить, а по-другому общаться с Мустангом он пока не умел. Мужчина поманил его за собой и подвёл к единственному пустому столу, всю поверхность которого занимали горшки с цветами всех форм и размеров. Нахмурившись и недовольно поджав губы, он повернулся к команде: — Я же сказал убрать этот цветник ещё вчера. — Но, полковник! — Отныне это будет рабочим местом Стального, Кейн. Ему не нужна вся эта растительность под носом. — Вас понял, — уныло пробормотал сержант и понуро двинулся исполнять приказ. Эдвард удивлённо моргнул. Его рабочее место? Что? Но ведь он ничего не понимал в военной документации, приказах и прочем. В смысле вообще! По позвоночнику прошлась нервная дрожь, а потом его с головой накрыла волна облегчения. Отныне этот пустой стол был его. Отныне! Значит, Мустанг действительно не собирался увольнять его, значит, всё хорошо! Он не лишится военного финансирования и сможет продолжить поиски философского камня! Губы Эдварда растянулись в самой счастливой улыбке, и в порыве чувств он едва не накинулся на полковника с объятиями. «Спасибо!» — Впервые вижу, чтобы кто-то так радовался тому, что его загрузят документами, — изумлённо протянул Джин Хэвок, наблюдая всю смену эмоций на лице мальчишки. Эдвард ответил ему покрасневшими щеками и поспешно опустил глаза в пол. С вазонами сержант управился на удивление быстро, переставив бо́льшую часть на подоконники, а оставшиеся водрузил на столы сослуживцев. Эдварду в «подарок» достался пузатый кактус, на что Мустанг насмешливо хмыкнул. Подросток стиснул зубы. Бросив команде несколько непонятных Эдварду фраз на военном языке, Мустанг скрылся в своём кабинете и вернулся оттуда через несколько минут с небольшой картонной коробкой, из которой выглядывало что-то яркое. — Это тебе подарки к новоселью, — он практически плюхнул коробку на стол, — как всё разберёшь, скажи Хокай — она покажет, что ты будешь делать. Найдя в себе силы только для скованного кивка, Эдвард проследил как начальник вернулся к себе и перевёл любопытный взгляд на коробку. Оказавшиеся внутри канцелярские принадлежности были исключительно ярких цветов (с преобладающим красным) и совсем не походили на тот тусклый стандартный набор, что можно было наблюдать на столе каждого члена команды. Складывалось впечатление, что все эти линейки, ручки, карандаши, ножницы и многое другое, нужное при работе с документацией, были куплены специально для него. Губы тронула осторожная улыбка.***
Часы показывали четыре вечера, и до конца рабочего дня оставалось чуть больше часа. Рой давно заметил, что время — явление необыкновенное, не поддающееся никаким законам логики и здравого смысла. Оно имело тенденцию ускоряться, когда его катастрофически не хватало и растягиваться, когда нужно было быстрее. Так же неравномерно оно текло в рабочие будни, ползя со скоростью улитки до полудня и резко ускоряясь после обеда. Это сбивало с толку, это заставляло переносить все важные встречи и работу над особо важными документами и проектами на более ранние часы, чему постоянно противился не выспавшийся мозг. И именно поэтому последние два часа работы всегда были самыми напряжёнными — оставаться сверхурочно не хотелось, а оставлять что-либо незаконченным не позволяли как должность, так и голос совести. Ну и ещё верная Риза, которая одним своим взглядом могла убить всё желание отложить «на завтра» хоть один документ. Окинув усталым взглядом стол, довольно отметив, что сегодняшний объём документации почти подошёл к концу, Рой похвалил себя за продуктивную работу и откинулся на спинку стула, позволив себе вздох облегчения. Лоб и виски прострелило раз в десятый за день и, когда лёгкое массирование не помогло, он устало полез в нижнюю шуфлядку стола за таблетками. С момента появления Водного маньяка и, особенно, попадания Эдварда в госпиталь мигрень стала его частым гостем и без обезболивающего порой было трудно сосредоточиться на работе. Вместе с заветной коробочкой пальцы захватили какой-то бланк, и Рой уже хотел вернуть тот на место — раз засунул туда, значит, не срочно — когда зачем-то решил пробежаться по нему глазами. Пару мучительно долгих минут он пытался сообразить, что только что прочёл, а потом на смену непониманию пришло раздражение. Рой сжал бланк с Приказом об отстранении Стального, который, как он думал, отдал в кадры ещё в день возвращения паршивца из Лэмбшира, и который каким-то образом оказался в нижней шуфлядке его стола. Хотя каким именно догадаться было несложно. Чьи-то шаловливые пальцы, очевидно, добрались не только до Дела Водного, но и до других разложенных на столе бумаг. — Вот ведь… Мелкий засранец. Головная боль усилилась от резкой попытки подняться, и Рой справедливо рассудил, что прежде чем идти орать на мальчишку следует привести себя в рабочее состояние. Вот только заветная пластина оказалась пуста, и он ещё некоторое время недоуменно пялился на вскрытые пустые двенадцать гнёзд, где ещё вчера были таблетки. И как только не заметил? Поморщившись, мужчина опёрся о стол, медленно поднялся на ноги, захватил кружку с водой и медленным шагом направился к двери: запасная аптечка с кучей полезных лекарств и вещей всегда хранилась в шкафу в приёмной. — …направо по коридору, а с этим спустись на первый этаж в канцелярию — пусть поставят печать. Всё запомнил? Звонкий голос Ризы заставил Роя максимально тихо закрыть дверь в свой офис. Прислонившись спиной, он с интересом посмотрел на вытянувшегося в струну и внимающего словам старшего лейтенанта Стального. В руках тот держал увесистую стопку бумаг и папок — наверняка результат упорных трудов Хэвока или, быть может, самой Ризы. Несколько раз кивнув, что всё понял, Стальной осторожно пошёл к массивной двери. Риза открыла ту и придержала, на что мальчишка пропищал слова благодарности и скрылся. Кажется, появления Роя он не заметил. Полковник моргнул на удивительную покладистость обычно норовистого подчинённого и не смог сдержать в голосе веселья, когда перехватил взгляд уже возвращавшейся на своё место Ризы: — Вместо курьера, а? — Он молодец на самом деле, — она улыбнулась кончиками губ, и внутри Роя подняло голову любопытство. Верная адъютант уловила немой вопрос и принялась подробно рассказывать, как прошёл первый рабочий день мальчишки. С весельем Рой узнал, что паршивец потратил больше часа на подготовку своего рабочего места (определённо, как и у него самого, у пацана был талант оттягивать нежелательные занятия), потом примерно столько же нумеровал страницы толстенных книг учёта (занятие, от которого все всегда открещивались), а потом раскладывал принесённые документы по содержанию, ставил печати и выполнял задания в духе «принеси-подай», коими обычно заваливают практикантов. Риза отметила, что бегал туда-сюда ребёнок довольно охотно, и Рой не мог не удивиться: — Неужели совсем не ныл? — Никак нет, — мотнула головой она, — похоже, он так и не понял мои разъяснения по делопроизводству и был рад ухватиться за любой повод покинуть рабочее место. — Ещё бы, — фыркнул Хайманс Брэда, вклинившись в разговор, — он с самого утра ёрзал на стуле как уж на сковородке. В голосе лейтенанта отчётливо слышалась насмешка, но Рой напрягся: неужели Эдварду не хватило двух дней, чтобы всё зажило, неужели он перестарался? Но ведь не было никаких признаков, что нальются синяки, да и порол он едва ли в полсилы… К тому же, ребёнок не кривился, не тянул руки к попе и передвигался вполне обычно, без скованности и видимого дискомфорта, что определённо было бы иначе, испытывай он боль. — Разве он ёрзал? — искренне удивился до этого молчавший Джин Хэвок, его поддержал недоуменным взглядом Кейн Фьюри, и Рой затаил дыхание. Возможно, Брэда сказал это чисто ради забавы, чтобы разрядить напряжённую из-за излишка работы обстановку, возможно… — Ага, — Хайманс кивнул, переложил стопку бумаг на край стола и с важным видом пояснил: — вам из-за кактуса и папок не видно, а я с утра наблюдаю, как он через каждые десять минут пытается незаметно устроиться на стуле поудобнее. Неужели у нашего полковника сдали нервы и он наконец всыпал малому, а? Брошенный ему слегка насмешливый взгляд заставил кровь Роя кипеть. Он открыл рот, чтобы в жёсткой форме приказать лейтенанту держать свои мысли при себе, когда Фьюри шумно втянул носом воздух, а Хэвок удивлённо присвистнул. — Господи, неужели хоть в этот раз справедливость восторжествовала и досталось не только мне! — лейтенант вскинул руки к потолку, вызвав дружеские смешки. Рой нахмурился, скрестив руки на груди. Он начинал чувствовать себя неловко, понимая, что то, что должно было остаться исключительно между ним и подростком вылезло на обозрение команды из-за чересчур наблюдательного Хайманса. Впрочем, пухлый лейтенант оказался в его команде как раз благодаря своей черте подмечать любую мелочь. И Рой несказанно радовался, что тому хватило такта не озвучивать свои догадки в присутствии ребёнка. — Но ведь Эдвард и так пострадал в той схватке, — Кейн поправил очки, подняв на начальника обеспокоенный взгляд. — Вы уверены, что это не было лишним, сэр? — Я тебя умоляю, малой давно нарывался, — махнул рукой Хайманс, нагло проигнорировав открывшего рот для ответа полковника, — вспомни хотя бы, какие концерты он тут устраивал, если вдруг что не по нему было. Джин и Риза согласно кивнули, Ватто Фарлан улыбнулся и Кейн, поняв что оказался в меньшинстве, вздохнул и опустил глаза в пол. — Успокойся, начальник слишком сильно его любит, ты сам сказал, так что ничего страшного с шефом не случилось. — Джин хлопнул сержанта по спине и плюхнулся обратно в своё кресло, откинувшись на спинку. На губах его заиграла лукавая улыбка: — В детстве очень многим прилетает от родителей по заднице, и ничего — все живы-здоровы. Рой закрыл глаза и беззвучно выдохнул, ущипнув себя за переносицу и призывая на помощь всё своё терпение. Его подчинённые не только обсуждали его отношения со Стальным паршивцем, но и умудрялись делать это так, словно его, Роя, рядом вообще не стояло. Верх наглости! У виска забилась жилка, и он снова открыл рот, намеренный прекратить, наконец, этот словесный цирк, когда его снова опередили: — Кстати насчёт «живы-здоровы», — слово взял прапорщик Ватто Фарлан, — в Ксинге в средние века была такая казнь, когда приговорённого… Рой зарычал. — Поищите в словаре «наказание» и «истязание», уверен, найдёте множество отличий! И вообще, хватит уже об этом! Все разговоры в приёмной мгновенно прекратились, подчинённые опустили глаза в пол, впрочем, совершенно не выглядя раскаивающимися, а голова Роя взорвалась новой волной боли. Ему определённо нужен был анальгин. Прошаркав к заветному шкафу, он выудил из недр увесистую аптечку, достал упаковку обезболивающего и быстро выпил две таблетки. Гробовая тишина и прямо ощущаемые взгляды в спину начали действовать на нервы не хуже дурацкой болтовни, и Рой со вздохом обернулся. — Слушайте, Стальной и раньше не пылал ко мне любовью, а теперь… В общем, он открыто заявил, что ненавидит меня. Слова прозвучали горько даже для него самого, и Рой поморщился. Жалко, что припрятанная в офисе бутылка коньяка закончилась за время лечения паршивца — сейчас ему точно бы не помешало выпить и расслабиться. Меньше всего хотелось выставлять напоказ свои чувства и эмоции. — Ой, да он просто обиделся, что вы его наказали, — после недолгого молчания закатил глаза Брэда. Рой одарил его недоверчивым взглядом. — Начальник, ну вы же алхимик, включите логику! — подхватил Хэвок. — Если бы шеф действительно вас ненавидел, никогда бы не назвал папой. — Опять ты за своё! — Рой в раздражении вскинул руки, — Говорю же, пацан был не в себе, решил, что рядом не я, а его… — В том то и дело, что нет! — решительно перебил лейтенант. — Мы не удержались и спросили шефа напрямую, когда навещали его в госпитале, и он заявил, что об отце и не думал, а звал вас. Правда, яростно отстаивал версию, что кричал «полковник», а не «папа». — Да-да, — активно закивали Брэда и Фьюри, подтверждая слова товарища. Рой застыл в шоке и растерянности. Единственное, на что хватило сил — несколько раз медленно моргнуть. Стальной не бредил в госпитале? Действительно звал его, своего нелюбимого начальника? Этот невозможный мальчишка, который никогда его не слушался? Звуки внезапно смешались, превращаясь в фоновый шум. Болтовня подчинённых перестала делиться на отдельные слова и фразы, но каким-то образом мозг сумел вычленить и даже понять вопрос, что в самое ухо задал ему его прапорщик. — А права, что вы оформили опеку над Элриками? — Попечительство, — рассеяно поправил Рой. — Тогда крепитесь, — Ватто хлопнул по его плечу в знак поддержки, — быть родителем сразу двоих подростков — тяжкий труд. — Что? — Рой недоуменно нахмурился. Он всё ещё приходил в себя после заявления Хэвока, и слова Фарлана не имели смысла. — Попечительство не равно усыновлению, я тут выступаю скорее как друг-советчик, что ли… И потом, какой ещё «родитель»? Мне всего двадцать девять, я недостаточно взрослый, чтобы быть отцом пятнадцатилетке. — Тут как посмотреть, начальник… — Джин приложил указательный палец к нижней губе и наигранно-задумчиво пробормотал так, чтобы все услышали: — если в четырнадцать лет ваше общение с прекрасным полом было столь же… активным что и сейчас, вы вполне могли бы… Рой прищурился: — Ты что, хочешь ещё один наряд вне очереди? — Никак нет! Хэвок быстро провёл перед ртом ладонью, имитируя застёгивание молнии и, улыбнувшись, несколько раз невинно хлопнул ресницами. Рой раздражённо закатил глаза и ушёл в свой кабинет, не забыв хлопнуть дверью. Таблетки наконец подействовали и головная боль отступила, а значит, он мог со спокойной душой вернуться к работе.***
Эдвард украдкой взглянул на часы и перевёл осторожный взгляд на команду: рабочий день завершился четверть часа назад, но никто, кажется, не спешил расходиться. По этой причине он уже в который раз скользил глазами по одному и тому же документу, не желая привлекать внимание своим бездельем, и задавался вопросом, сколько ещё придётся тут сидеть и есть ли в этом смысл вообще. Потому что ничего действительно полезного он не делал и просто тратил время, по факту, отбывая назначенное полковником наказание. Правда, почему Мустанг решил, что просиживание штанов в офисе лучше, чем та же уборка туалетов (что досталось несчастному Хэвоку) подростку было не понятно. Единственная более-менее объясняющая решение начальника догадка заключалась в том, что тот просто хотел, чтобы Эдвард весь день был, что называется, на глазах. Либо его самого, либо команды. И что-то внутри мальчишки попеременно то скалилось, то довольно урчало в ответ на эту догадку. В тишине раздался щелчок открываемой двери, и в приёмную вышел Мустанг. Он обвёл команду усталым взглядом, задержался чуть дольше на Эдварде и привалился плечом к двери, обхватив себя руками за локти. — Все, кроме Стального, свободны. Стальной, зайди ко мне через пять минут и захвати всё, что за сегодня сделал. Эдвард сглотнул и едва сдержал желание передёрнуть плечами. Громогласное «есть, сэр!» послало по спине и плечам стадо мурашек, а сердце забилось сильнее, грозясь пробить грудную клетку. Улёгшееся за день волнение поднялось с новой силой, в голову снова полезли не предвещающие ничего хорошего мысли. Быстрое шуршание бумаг и радостные перешёптывания предвкушающих скорую свободу сослуживцев ничуть не помогали. Пытаясь успокоить напряжённые нервы, Эдвард несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, помассировал закрытые веки и окинул решительным взглядом десять тоненьких дел, аккуратно сложенных на самом краю стола — результат медленной, вдумчивой восьмичасовой работы. Первой в его жизни настоящей работы. «Может и мало, но зато я уверен, что всё сделал правильно». Подбодрив себя этими нехитрыми выводами, Эдвард проводил команду тоскливым взглядом, подождал, пока шедшая последней старший лейтенант Хокай улыбнётся ему и покинет приёмную, после чего зажал документы подмышкой и подошёл к страшной двери начальника. Из груди вырвался рваный выдох и пришлось потоптаться ещё несколько минут, прежде чем он решился постучать. — Входи, — тотчас разрешил полковник. Эдвард сглотнул ком слюны, потянул дверь и несколько опасливо переступил порог. Мустанг как и обычно сидел в своём крутящемся кресле и хмурил брови над разложенными по всему столу бумагами. Подняв глаза на Эдварда, он жестом указал ему сесть на диванчик и вернулся к работе. Подросток закусил губу. Раньше Мустанг никогда не заставлял его ждать и сразу откладывал документы подальше, полностью посвящая себя разбору проведённых им миссий и чтению нотаций, поэтому «отсрочка» не вызвала ничего кроме напряжения. Почему-то показалось, что он снова где-то напортачил и его снова будут ругать. Осторожно положив принесённые папки на стол, Эдвард сцепил пальцы в замок и уселся на край диванной подушки. Настенные часы издевательски громко тикали, слишком медленно отсчитывая утекающие секунды. Исподлобья наблюдая за заканчивающим разбираться с бумагами Мустангом, подросток старался подобрать как можно больше аргументов в свою защиту по любому возможному поводу. — Ну что могу сказать, Стальной, ты молодец. Эдвард моргнул. Потом ещё раз. И ещё. Заторможено переведя взгляд на полковника, отметив в его руках одну из принесённых папок, он не сразу сообразил, что Мустанг уже пробежался глазами по результатам его работы и даже вынес оценку. Очень даже положительную. Но ведь десять тоненьких дел — ничтожно мало по сравнению с результатами других, неужели Мустанг правда решил, что это хороший результат? Вот только мозг напрочь отказывался связываться с речевым аппаратом, и Эдварду удалось выдавить из себя только жалкое: — А? Мустанга его смятение, кажется, позабавило. Мужчина расплылся в довольной усмешке и кивнул на предоставленные ему документы. — Молодец, говорю, хорошо поработал. Ладно, ему не показалось и его старания действительно заметили! Совершенно не такой реакции он ожидал. Глаза внезапно начало печь. Эдвард поспешно заморгал и опустил голову в пол. Один раз он уже опозорился перед этим человеком, второй был бы настоящей катастрофой. — Стальной? — В голосе взрослого прозвучало беспокойство, и почему-то стало невозможно больше сдерживаться. — Всё хорошо? Всхлип вырвался из горла быстрее, чем мозг успел зафиксировать и предотвратить этот позыв, слёзы потекли по щекам, и остатки гордости, долго и мучительно собираемые за два дня передышки, снова разлетелись сотней осколков. Он разревелся перед Мустангом как сопливый пятилетка. Опять. И если первый раз можно было как-то оправдать злостью, болью и унижением, то найти объяснение этой истерике было почти невозможно. Просто внезапно добрая улыбка, мягкий голос и такая желанная, долгожданная похвала за выполненную работу — всё то, о чём он никогда бы не решился сказать вслух, но что время от времени позволял себе представить. Оно навалилось на него в тот момент, когда он меньше всего этого ждал — и вот результат. Закрывая лицо руками и не переставая вздрагивать от всхлипов, Эдвард мог только догадываться, насколько по-идиотски он выглядел в глазах своего попечителя. У Роя защемило сердце. Выйдя из-за стола, он подошёл к ребёнку и присел напротив на корточки. Помявшись, осторожно положил руку на его левое плечо. Он не был готов к такой реакции, не был готов к слезам. Да и из-за чего Стальному… Эдварду вдруг плакать, не из-за похвалы же? Или да? Эдвард был очень сложной личностью в эмоциональном и интеллектуальном плане и лишь благодаря постоянным наблюдениям и анализу Рой мог предугадывать его реакции и действия. Но с подобным он столкнулся впервые, а потому совершенно не представлял, что делать. Было страшно испортить всё ещё сильнее. Однако пацан не скинул его руку, и это вселяло надежду. — Эд, ну же… Он никогда не называл паршивца ласкательной формой имени, предпочитая использовать служебный позывной или, если уж совсем нервы сдавали, его фамилию. Возможно, именно эта маленькая деталь и послужила причиной, возможно, мальчишка просто устал держать всё в себе, а Рой просто оказался в нужном месте в нужное время, — но, как бы то ни было, ребёнок внезапно подался вперёд и уткнулся ему лбом в ключицу. Шокированный, Рой несколько секунд боялся пошевелиться, а потом, обратив внимание на бьющую пацана дрожь и старательно подавляемые всхлипы, медленно и очень осторожно обхватил его за плечи и прижал к себе. И наверное тут Стальной сломался окончательно, потому что вдруг перестал сдерживаться, вцепился пальцами в его рубашку — протез больно сдавил кожу на спине — и разрыдался в голос. — Т-ш-ш, всё хорошо. — Рой провёл ладонью по спине мальчишки, коснулся головы и принялся аккуратно перебирать пряди. Он видел, как это делал Маес со своей дочерью, да и в памяти вроде всплывало что-то такое с ним самим и Мадам Кристмас. — Всё хорошо. Эдвард от его утешений разрыдался только сильнее. Это не было похоже на обычный плач печали или истерику — скорее, на очень долго нарывавший и наконец прорвавший гнойник. Потому что между всхлипами и рыданиями мальчишка порой что-то бубнил, извинялся, пытался объясниться. Часто всплывало имя Альфонса. Отстранённо Рой задумался, а плакал ли ребёнок вообще после смерти своей матери и запретной трансмутации. Если нет, если всё это время он пытался играть во взрослого и держал свои чувства на замке, то этот прорыв был настоящим катарсисом. Как-то тётя Крис говорила ему, что запирать боль и тревоги в себе — лучший способ подорвать здоровье; нужно обязательно это выплёскивать: через слёзы, через разговор или даже хорошую драку — не важно. Он сильнее прижал Эдварда к себе и положил подбородок ему на макушку. — Поплачь, малыш. Не держи в себе. Поплачь. Начавший было успокаиваться Эдвард снова зашёлся слезами. Сколько времени прошло Рой не засекал. Понял только, что немало, когда руки начало сводить от неподвижности и за потемневшим окном сверкнула молния. Гроза, обещанная военными синоптиками ещё пару дней назад, наконец достигла Восточного города и обрушилась на него своей мощью. Сильный раскат грома заставил встрепенуться и Эдварда. — Гроза? Он разорвал объятия, вытер воспалённые глаза и щёки рукавом кофты и шмыгнул носом. Рой похлопал себя по внутренним карманам, вытащил упаковку бумажных платков и протянул благодарно кивнувшему ребёнку. — Не три кожу, просто промокни́. — Ага. — Эдвард сделал как сказали, вытер ещё и нос, а потом, подумав, решительно высморкался. Дышать сразу стало легче. Скомкав использованную салфетку, поднялся с дивана и бросил ту в урну возле стола, после чего неуверенно обернулся. — Водного расстреляют? Я слышал, как лейтенант Хэвок говорил это сержанту Фьюри. Рой поджал губы и выпрямился. — Дело пока готовят к передаче в Суд, но учитывая все обстоятельства такой исход наиболее вероятен. Эдвард закрыл глаза и опустил голову. — Впервые хочу, чтобы кого-то убили… — И он это более чем заслужил, — с нескрываемой злобой прокомментировал Рой. В груди до сих пор поднимался ураган, стоило вспомнить своего ребёнка, неподвижно лежащего в луже крови. — На меня сегодня весь день все так смотрели… — Как? — Эдвард захотел сменить тему, и Рой решил не препятствовать. Отчитать паршивца за спрятанный Приказ об отстранении он ещё успеет, как и настучать Хэвоку по голове за слишком длинный язык. — Ну… Ненормально, — мальчишка сцепил пальцы и принялся ковырять протезом заусеницу. — Я их даже не знаю, но все либо усмехались, либо, наоборот, бросали будто сочувствующие взгляды… Особенно с нашего этажа… Рой глубоко вздохнул. — Эд, послушай, — он постарался вложить в голос как можно больше мягкости. — Я никогда и никому не расскажу то, что касается только нас двоих. Не надумывай лишнего. А реагировали они так потому что слухи разносятся быстрее чем женский парфюм в мужском туалете, да и то что я сам бросился тебя искать подогрело интерес. Думаю, многие довольны, что «наглый сопляк с погонами майора» наконец начал работать как и все остальные. На последнюю фразу Эдвард фыркнул и даже улыбнулся. Молния снова озарила офис, следом оглушительно громыхнуло. Рой перевёл взгляд на Эдварда, указав большим пальцем в окно. — Там настоящая стена дождя, я подвезу тебя до гостиницы. Подросток кивнул. — Спасибо. Полковник? — М-м? — Прости меня. Ну, за то что пошёл ловить маньяка и вообще… — Прощаю. — И я тебя не ненавижу. Рою захотелось рассмеяться. — Я очень рад, малыш, но не сомневайся: я повторю, что сделал, если ты снова рискнёшь своей шеей. Эдвард раскраснелся не хуже варёной свеклы, несколько раз открыл и закрыл рот в возмущении, а потом развернулся на сто восемьдесят градусов и, толкнув дверь в приёмную, решительно затопал к выходу. — Не надо меня подвозить, я зонтик взял! — Ещё как надо. — Рой поспешно вытащил из кармана ключи и скользнул взглядом по окну, проверяя, закрыта ли форточка. — На своём зонтике ты скорее улетишь в Централ или куда там гроза идёт, чем укроешься от ливня. Несколько секунд было тихо, а потом до Роя донеслось возмущённое: — Ты кого Мэри Поппинс назвал?!-- КОНЕЦ--