Мне, пожалуйста, эспрессо

      Наша первая встреча навсегда осталась в моей памяти. Её счастливый, чуть серьёзный взгляд, по-детски забавная вера в чудеса. И, конечно, вкусный, действительно замечательный, кофе, каких в своей жизни я никогда раньше не пробовал.       Однако, несмотря на стойкое желание вернуться, долгое время я не приходил в то заведение. После колледжа я всегда сразу торопился домой, где меня ждали домашние дела.       Но, наконец, настали выходные. Два дня блаженного отдыха и свободное время, которое можно потратить на творчество. В первый уикенд после нашей с Сандрой встречи, когда снег превратился в кучу маленьких луж, а погода вернулась в прежний режим вечного тепла, пришлось повозиться со своей младшей сестрой.       Дело в том, что жил я только с ней и мамой. Отца видел последний раз около семи лет назад, да оно, наверное, и к лучшему. Отношения с ним всегда были напряженными, а после развода с мамой он стал совсем невыносимым, терроризируя меня нежеланными звонками и отказываясь помогать нам финансово. Так что маленькая Лили часто оставалась одна, когда мать по необходимости уходила на долгие смены. На такой случай всегда был кто-то из наших соседей, а чаще всего милая старушка Миссис Кансли, которая когда-то, в детстве, присматривала и за мной. Она была любительницей забавных историй и старых детских песенок, что во многом помогло стать ей идеальной няней для восьмилетней Лили. Но в эти выходные старушка не могла приглядеть за ней, вот я и взял ответственность на себя.       Девочка никогда не знала отца, а мы о нём никогда не говорили, поэтому жизнь её шла беззаботно. Она всегда улыбалась, была послушна и нежна к матери. Меня же она порой в шутку называла своим сыном. Наверное, переняла от мамы. А мне казалось это милым, так что я не особо возражал.       — Уилл! Уилл! — дергая меня за рукав синей кофты, кричала светловолосая девочка.       Эти рыжие волосы, пожалуй, единственное, что хорошего оставил отец.       — Ну чего? — сдавшись, я положил деревянную лопатку рядом со старой черной сковородой, на которой шкворчала яичница, и поднял Лили на руки.       Для восьми лет она была, пожалуй, слишком лёгкой, а ведь я далеко не спортсмен. Видимо, её категоричный отказ от всего сладкого сказался на детской фигуре. Лили, наверное, была единственным ребёнком во всем мире, который ненавидел конфеты. И она никогда не могла толком объяснить почему.       — Смотри, — печально произнесла она и показала мне хлипкую самодельную сумочку зелёного цвета, на которой была вышита фея, и приштопано неаккуратное, фиолетовое сердечко.       — А что не так? — удивился я, делая скидку на возраст сестренки.       — Сердечко похоже на твою яичницу, а не на сердечко… — что ж, устами младенца.       Я взглянул на своё блюдо и усмехнулся:       — Может, это яичница в форме сердечка?       — Нет, — Лили обиженно надула губки.       Я взял её творение в свободную руку и внимательным взглядом прошёлся по каждой мелочи. Как я заметил и раньше, выглядело всё это очень уж ненадежно, а фиолетовая ткань, из-за того как сильно были натянуты нитки, потеряло свою форму сердца.       — Хорошо, хорошо, сердечко правда неудачное, — честно согласился я и поставил девочку на деревянный пол, чтобы перевернуть яйцо, пока оно не начало подгорать. — Руками не очень надежно получится пришить. Лучше машинкой.       — Не умею я машинкой, — сестра оторвала пару торчащих ниток. — Научишь?       Меня в детстве учила мама, говорила, что я должен хотя бы знать как пришить пуговицу или подшить одежду, которая мне велика. Довольно обидно, что у Лили нет таких моментов с матерью, но по крайней мере у неё всегда есть я или миссис Кансли. Я совсем не виню маму. Разумеется, я понимаю, почему её так подолгу нет дома, почему она иной раз не находит времени просто поговорить… но Лили может этого не знать.       — Ладно, — лениво вздохнул я. — Только попозже.       Когда яичница была готова Лили поспешила сесть на старый серый диван, расположенный в светлой гостиной, а кухня находилась с ней практически в одной комнате, поэтому я позволял девочке завтракать на диване, в отличии от мамы. Но даже если бы Лили испачкала этот самый диван, отмывать пришлось бы его мне, так что не понимаю мамины возражения. Помимо всего этого, наш обеденный стол был для девочки ещё высоковат. — Держи, — белая тарелка оказалась прямо перед её носом. — И чтобы доела в этот раз, я устал выбрасывать еду. Сестренка захлопала ресницами, пару секунд смотрела на яичницу, а затем быстро принялась есть, поставив тарелку на подлокотник. Я стоял рядом и контролировал, чтобы блюдо не оказалось на её шифоновом платье в цветочек, и меня вдруг осенило. — Лили, а откуда у тебя это платье? — я задумчиво поднес кулак к подбородку. Девочка отвлеклась от поедания завтрака и с неким удивлением, и даже, как мне показалось, страхом, уставилась мне в глаза. Её взгляд так и кричал о том, что она где-то провинилась. Такое случалось очень редко, а потому скрывать своё чувство вины ей удавалось очень непросто. — Это фшо… — начала было девочка, но я тут же её остановил, пока яичница, которой она набила обе щеки, не выпала изо рта. — Прожуй сначала. Лили послушалась. — Это всё бабушка, — так она называла миссис Кансли, — у неё таких много! Что-то в её голосе выдавало ложь. — Честно! — после этого рыжая лиса в мгновение ока доела завтрак и всучила мне тарелку. — Эй, смотри, я всё доела! Я недоверчиво сощурил глаза, но решил простить ей эту небольшую проделку, учитывая, что она и правда впервые полностью съела яичницу. Издав тяжелый вздох, я потрепал Лили по голове и ушёл на кухню, мыть посуду. Весь оставшийся день мы провели за шитьем. Сначала мы крепко сшили две стороны зеленой сумки, пока она окончательно не развалилась, затем мы около часа пытались вырезать идеально ровное сердечко. Честно говоря, я даже на валентинки для Бетси Чессер, любви всей моей младшей школы, столько времени в жизни не тратил. Всё остальное время мы просто дурачились и придумывали костюмы для кукол.       Несмотря на довольно скучное занятие, мы провели день действительно весело, как и всегда. Я лишь надеюсь, что она будет помнить эти моменты, когда вырастет.       Мама пришла поздно ночью, застав меня уснувшим в куче тряпья и ниток. Да, по выходным она тоже работала. По воскресеньям выходила на дополнительную смену, чтобы мы ни в чём не нуждались, хоть и переживала, что её дочурка растёт, можно сказать, без матери.       Лили была девочкой не особо прихотливой, а потому довольствовалась даже теми редкими посиделками, когда они вместе читали, рисовали, а затем и засыпали, пока утром мама снова не выходила на работу.       Женщина, должно быть, и не замечала, как вечная служба в издательской компании меняла её внешний вид. На её лице никогда не было спокойствия, а морщины, которых было слишком много для сорока лет, создавали впечатление, что она ужасно устала от жизни. А может так оно и было.       Я не требовал ни её внимания, ни материнской заботы (возможно, совсем чуть-чуть). Но всё равно хотелось, чтобы она чаще бывала дома, хотя бы ради себя, чтобы не гробить нервы и здоровье.       — Мамочка! — со всех ног понеслась к ней Лили, чем окончательно меня разбудила.       Мама бросила сумку рядом со мной и вяло обняла дочь, кинув на меня благодарный взгляд.       — Чем занимались? — поглаживая девочку по длинным волосам, поинтересовалась она.       — Я сделала сумку! — она протянула её родительнице.       — А Уилл помогал, — ненавязчиво добавил я и с гордостью сложил руки на груди.       — Ну да, сынок тоже чуть-чуть помог, — надув губки, подтвердила Лили. — Но совсем чуть-чуть, — она подняла указательный палец.       В последнее время мы стали замечать за ней эту милую привычку, а мне она этим теперь напоминала Сандру. Было в этом что-то необъяснимое.       — Уилл, надо будет… — женщина устало прикрыла глаза, — кое-что обсудить.       Я слегка занервничал из-за выражения лица мамы. Оно было наполнено беспокойством.       — А сейчас сказать не можешь?       — Потом, — мама незаметно кивнула на Лили, которая убежала на кухню, на что я лишь пожал плечами.       Обычно она вела себя подобным образом, когда у неё на уме был отец, но мне хотелось верить, что дело не в нем. Любые разговоры об этом… человеке давались мне с трудом.       В этот момент где-то подо мной раздался громкий звон. Я быстро начал шарить руками вокруг и наткнулся на свой мобильник, заметив, что время уже перевалило за полночь. Кто в такое время вообще может звонить?       Я взял трубку, поставил звонок на удержание и вышел на крыльцо дома, нацепив на ноги домашние розовые тапочки. Мамины, конечно.       — Да, кто это? — наконец начал я разговор.       Из трубки слышался ужасный гул и громкие, весёлые крики. Голос звонящего появился лишь через пару секунд.       — Да-да, прости, сейчас, — протараторил женский голос. Крики на фоне усилились, а затем я услышал тихий звон колокольчиков. После этого голоса заглохли насовсем. — Уилл? Ты тут?       — Кто звонит? — с лёгким недоверием уточнил я.       — Это полиция, — сердце пропустило удар. — Мы всё знаем, Уилл…       Минуту, чего?       — Знаете?.. Ч-что? — неуверенно спросил я, припоминая каждый свой грех.       Я совсем не преступник, но когда тебе копы в трубку говорят, что всё о тебе знают, невольно всплывает в памяти, как ты недоплатил два цента в магазине. А может они узнали, что это я во втором классе украл тот карандаш?..       Из динамика вдруг раздался звонкий, знакомый смех. Странно, что в моей памяти он отпечатался так четко, учитывая что виделись мы лишь однажды…       — Э-эм, Сандра? Ты, что ли? — брови поплыли вверх от удивления, в голове возникло сразу тысяча вопросов.       — Увидела, что снег пошёл и вспомнила, как… — я буквально почувствовал, как она улыбнулась в трубку. — Ну, в общем, да, это Сандра.       — Снег?       Я оглядел небо, подставил ладонь, но на неё не спустилось ни единой снежинки. И не удивительно. На улице двадцать пять градусов тепла. По крайней мере было днем, а вечером вдруг стало действительно холодно.       — Угу, может, выйдешь из своей хикканской берлоги и посмотришь? — подстебнула меня Сандра.       — Я на улице, — усмехнулся. — И ничего моя берлога не хикканская.       — Угу. Но все равно берлога.       Повисло молчание. Что происходит? Почему она вообще решила мне позвонить и…       — Откуда у тебя мой номер? — это было, пожалуй, всё, что меня интересовало на момент.       Сандра продолжила молчать, поэтому я решил, что ответ может мне не понравиться.       — Алло?       — Знаешь, — медленно и тепло произнесла девушка, — тебе стоит ещё раз к нам заглянуть.       Из трубки тут же послышались короткие гудки, после чего, как по волшебству, с неба сорвалось несколько хрустальных снежинок.