Бесконечный кошмар

      Семья... Что значит это слово? Родственная связь? Люди, близкие друг другу? Кого ты можешь назвать своей семьей?       Старые альбомы, воспоминания, смех и плач, детство... Сколько бы ты не старался, мысли всегда приведут тебя в один день к далекому-далекому прошлому.       У каждого было разное детство, у кого-то счастливое и без ограничений, кто-то жил в вечном абьюзе, а некоторые... Некоторые стали взрослыми слишком рано.       Нагито был из числа последних. Мальчик почти не видел такого детства, как у других детей: основные его воспоминания были о больницах и госпиталях, тех самых противных больничных рубашках, о таблетках и капельницах. И бесконечный коридор, покрытый белой плиткой, так слабо освещаемый, что казалось, конца ему нет... Ты навсегда заточен в этой ловушке.       — Отсюда нет выхода. Смирись, мальчик... — чья-то тяжелая рука легла на плечо маленького Нагито.       — Ты не выйдешь отсюда живым... — шепотом произносит этот же голос, думая, что Нагито не услышит. Но он все понимает. И от этого очень страшно.       «Я...умру?» — такая удручающая и отвратная мысль, особенно для головы шестилетнего мальчика. Не всем людям суждено жить в счастье и здоровье, так уж устроен мир.       Каждый платит за жизнь своей монетой. Но конец всегда один... Хоть у каждого он и случается по-разному.       Никто не уйдёт из этого мира живым.       Светловолосого отводят в палату. За тем, как с каждым днём все светлее становятся русые волосы мальчишки с ужасом наблюдал доктор. Шансов мало, ой как мало...       Но надежда есть... Наверное, только благодаря этой надежде Нагито до сих пор жив. И благодаря докторам, что сумели вытащить из этой глубочайшей дыры хаоса и безнадёжности маленького, такого беззащитного и слабого ребёнка... Что бы было, если бы не доктор? Был бы Нагито до сих пор жив?..       Детские, горькие слёзы, на которые не сможет смотреть ни одна заботливая, любящая мать омрачили болезненно-бледную кожу. Доктор присел рядом с мальчиком, и серьезно взглянув в глаза, произнёс:       — Нагито... Я сделаю все, чтобы ты выжил. Я клянусь.       Мальчик, все ещё всхлипывая, качнул головкой. Доктор обращался с ним, словно со взрослым мальчиком... В какой-то степени это укрепляло веру.       — Я... я буду жить?       Раздался эхом по пустой палате детский голос. Взяв маленькие ручки пациента в свои ладони, он ещё раз прошептал:       — Я обещаю. Я не дам тебе так просто умереть.       Картинка медленно блекнет, оставляя горькие воспоминания позади. Грустные лица родителей, доктора, капельницы, мягкие игрушки — все слилось в мутное изображение, в котором ничего нельзя было разобрать. А затем уж слишком знакомый вид родной комнаты.       Комаэда проснулся.       Боль иглой проткнула сердце. Да. Именно сейчас. Именно сегодня. Надо идти. Иначе... он снова погрязнет в боли и отчаянии.       Комаэда бесшумно поднялся с кровати. Кроме тиканья часов и редких шумов за окном ничего не рвало тишину. Это умиротворяло и давало уверенности в своих действиях.       Взглянув на циферблат, Нагито протяжно вздохнул. Самое время собираться.       Надев тёплую, чёрную толстовку и такого же цвета джинсы, юноша поправил причёску и прихватил деньги да ключи. Пройдя не слишком долгий путь от своего дома, он остановился у цветочного магазинчика. Тяжелый вздох, и Нагито вошёл в это слишком знакомое ему здание. Вышел оттуда он с тремя небольшими букетами.       «Ее любимые цветы...» — с особенной нежностью взглянув на один из букетов, подумал Нагито. Тоска вновь связала сердце веревками... Точно. Надо идти.       Хмурые, как и погода, прохожие проходили мимо Нагито, иногда толкая его плечами, словно отговаривая от этой идеи.Тот упрямо продолжал идти и наконец пришёл. Остановившись перед железными, с облезлой от старости краской воротами, Нагито качнул их. Те со скрипом отворились, пропуская юношу в место, что они охраняли.       Кладбище. Место, где захоронены ни в чем не повинные, простые люди. Такие же, как и мы все. Те, чьи жизни так беспощадно забрало время, посылая за ними и многими другими смерть с косой. Малые дети, старики и старушки, подростки... Сколько людей уснули вечным сном и сколько людей были похоронены под огромным слоем земли.       Малолюдно и пустынно. Небо наливается свинцом после дождя, омрачая и так серые статуи из мрамора.       Кто-то плачет, кто-то молится, иные просто стоят, потупив взор. Столько хочется сказать, столько раз извиниться. Жаль, что уже поздно.       Белобрысый идёт по тропинке меж рядов из статуй и крестов. Наконец, остановившись перед одной из калиток, он тихонечко заходит в этот маленький, отделённый от других калиткой кусочек земли. Прошлые, старые букеты успели завянуть и погрязнуть под слоем грязи. Убрав остатки цветов, Нагито положил перед каждой постановкой по букету. После он медленно встал, глядя на могилы.       На них было выгравировано: «Джеймс и Ай Комаэда, 1987-2010, 1988-2010. Семейная пара, жертвы авиакатастрофы. Светлая память».       Чуть подальше, на этом же участке стоял ещё один постамент, надпись на котором гласила: «Перри Андерсон, 1978-2010. Доктор, жертва авиакатастрофы. Светлая память».       Больно. Как же больно это читать.       Слёзы сам собой потекли по лицу. Вот — семья Комаэды, вот те, кого он безумно любил...И те, кто так рано покинули этот мир и оставили беззащитного ребёнка.       Благодарственная улыбка, чрез которую пробились солёные слёзы, появилась на лице Нагито. Присев на землю, он зарылся лицом в рукава, дабы сдержать всхлипы.       — Спасибо, мам. Спасибо, пап. Спасибо, доктор Андерсон... — шептал он.       — Я... я люблю вас. Спасибо за все. Мне вас так не хватает...       От этих слез стало легче на душе. Это освобождение было тем, чего так не хватало Нагито. Просто прийти и поговорить. Просто прийти проведать. Просто хотя бы ещё раз повидаться с семьей.       Встав с коленей, парень направился к выходу. Калитка с таким же скрипом закрылась, после чего кладбище погрузилось в прежнюю смертельную тишину. Только три букета: с гвоздиками — на папином, с хризантемами — на доктора Андерсона, и самые яркие — лилии — на могиле матери говорили о недавном посещении участка. Это были ее любимые цветы. Лилии — любимые цветы матери Комаэды.