«Дорогой Нагито, если ты это читаешь, то скорее всего меня уже нет. Как клишировано, не правда ли? Но не в этом суть.
Я слишком долго молчал, скрывал от тебя, и поэтому все так обернулось. Пришло время рассказать тебе все с самого начала, как бы трудно мне не было…
Помнишь твой сон про двух мальчиков? Так вот, это мое прошлое. Мальчик с чёрными волосами — Изуру Камакура — мой брат, которого в детстве сбила машина. Я мог его спасти, но… Я не помню, что на меня нашло, и убежал. Он погиб. Я был мал, питал к нему неприязнь и зависть… Я всегда хотел быть лучше, чем он. Но он умел все, а я был ничем. С тех пор он каким-то образом вселился в мой разум, и мог контролировать тело. По сути, мы теперь один и тот же человек. У меня шизофрения, Нагито. Думаю, теперь тебе многое понятно. Он ненавидит меня, единственное, что ему нравится — кровь, отчаяние и насилие. И месть мне. Ты стал его целью, поэтому мне пришлось это сделать… Прости. Во всем виноват я, это только моя оплошность в том, что я сразу ничего не рассказал, и все докатилось до такого…
Я люблю тебя, Нагито. И всегда буду любить. Я никогда больше не увижу тебя, не смогу обнять, услышать твой нежный голос, потрепать твои мягкие волосы, утонуть в твоих облачно-серых глазах… Я счастлив, что встретил тебя, но мне очень жаль, что ты повстречал такого меня. Мы обязательно встретимся, я обещаю. Все будет хорошо, никогда не теряй веры. Ты — моя надежда, Нагито. Прощай. И всегда помни, что я люблю тебя больше всей жизни».
Лист в руках задрожал из-за слез, подступивших к горлу и заставляющих толпы мурашек пройтись по коже. Задыхаясь в них, Нагито прижал письмо к себе. Это последнее, что от него осталось. Это его последнее письмо. Руи нежно прижала мальчика к себе, как сама в детстве прижимала Хаджиме, когда тот плакал, и погладила по голове. Это было последней каплей. Везунчик заплакал навзрыд. Да, было не так больно, как тогда, да, все должно было закончиться, но это было последней каплей. Никто не может сдерживать эмоций вечно. Никто не может притворяться счастливым или безразличным вечно. Долго ли, коротко ли просидели в обнимку Руи и Нагито, но ему от этого полегчало. Как и девушке, что слушала эти сердечные надрывания, пока ее сердце наливалось кровью из-за его слез. Но все закончилось. Никто больше не будет плакать. По крайней мере, не сейчас. Прошёл год. Руи усыновила Комаэду, они сблизились, словно настоящая семья. Но парень все ещё боялся называть ее мамой, и обращался к ней, Руи-сан, , что слегка расстраивало девушку. Но она понимала чувства мальчика, и принимала его как должное. Она сумела полюбить этого мальчика, как некогда любила своего сына. Руи смогла стать таким же хорошим родителем, какими были его собственные, погибшие много лет назад. Многое изменилось. Комаэда, благодаря усиленной поддержке — финансовой и моральной — почти вылечился от болезни. Он явно стал выглядеть лучше: щеки были румяные, словно два яблока, болезненная худоба пропала. Девушка с восторгом наблюдала, как тело Комаэды, хрупкое и тонкое, крепнет, хоть и не теряет былой изящности. Видела бы его сейчас Наоми… Воскресный день. Сын и мать собираются по делам. У Руи внезапно зазвонил телефон, и она уходит в другую комнату, чтобы ответить. Однако, это странно: обычно она всегда разговаривала в присутствии Комаэды, но сейчас это его не волновало. Он терпеливо ждал ее прихода, словно верный пёс. Наконец она появилась. Джинсы, куртка, футболка, и пара уже выходила из дома. До боли знакомое место — кладбище. День был солнечный, но даже здесь лучи солнца словно блекли и тускнели. Уныло и страшно. Знакомая калитка. Парень вошёл внутрь огороженной зоны и положил цветы: два букета роз и один букет лилий. Затем он присел около одной из могил и тихо заговорил, так, чтобы стоящая чуть поодаль девушка ничего не заметила: — Мама… Скажи, ты не будешь против, если я буду называть Руи-сан мамой?.. — прошептал он. После недолгого молчания он с грустной улыбкой обернулся. — Руи-сан, она… Вы не против, если я буду назвать вас мамой? От неожиданности девушка застыла, но уже через секунду ее лицо озарила улыбка, а маленькие капельки счастья потекли по щекам. Прерывисто, почти плача, произнесла она: — Конечно, солнышко… Называй меня мамой. Нагито подбежал к маме и обнял ее. Странно было видеть такую картину на кладбище, но счастью законы не писаны. Все будет хорошо, и оба были уверены в этом. Отстранившись, семья взялась за руки и пошла меж рядов. В рук матери было два букета. Ещё не все завершено. Наконец они подошли к уже другой калитке. Три могилы стояли там: Изуру, Наоми и Хаджиме. Аккуратно взяв букет из рук дамы Нагито подошёл к могиле своего возлюбленного. Как только букет был положен, сзади раздался до мурашек знакомый голос: — Так странно наблюдать за тем, как кто-то ухаживает за моей могилой.