Двое против всех

Мой поезд едет в Стамбул — это cool, Но денег нет на обед — это bad. Кто мне покажет стриптиз — тому kiss. А кто покажет кулак — тому fuck. Когда вокруг все поют — это good. Когда ботинки не жмут — это тоже good! Когда румян каравай — это кайф. Когда на улице май — это и есть наша life! (Сплин “Англо-русский словарь”)

В какой-то момент Дин поймал себя на мысли, что заботиться о Сэме ему нравится. Он не признается в этом ни за что и никогда, но врать себе смысла нет. Теперь нет. Он понял это, лишь заметив разницу между прошлым своим отношением к брату и настоящим. Раньше забота о младшем была его обязанностью, вдолбленной отцом. Дин волновался о брате все время. Это выматывало, напрягало и делало жизнь гораздо сложнее. Потому что стоило ему отвлечься, и внутри начинало свербеть проклятое чувство долга, требовавшее убедиться, что с Сэмом все в порядке. Теперь было не так. Теперь он не волновался. Нет, волновался, конечно. Но без той болезненной одержимости. Дину не хотелось больше размазать каждого обидчика Сэма по стенке. Он не боялся потерять брата. Не потому, что ему будет без разницы, а потому, что мозгом понимает: брат уже не маленький. С ним ничего не случится, если оставить его без присмотра. Но забота от этого никуда не делась. Она стала чем-то естественным и приносила спокойствие. Спокойствие и радость. Примерно как когда Дин чинил и полировал машину. Это похоже на дешевое пиво. Да, на вкус не очень, но если отказаться от него, то в жизни определенно будет чего-то не хватать. Дину отказываться было не за чем. Так что он продолжал присматривать за младшим, покупать ему всю эту растительную дрянь, которую у самого язык не поворачивался назвать едой, грозится обкорнать Сэма налысо, если тот не пострижется. И получал от всего этого удовольствие. Поэтому второго мая Дин разбудил брата песней Селин Дион, врубленной на полную громкость. Не той, из “Титаника”, конечно. Это было бы уже слишком. Старший Винчестер выбрал “I'm Alive”. Там хотя бы был бит, и звучало не так заунывно. Он никогда не понимал, как можно добровольно слушать эту визгливую бабу, но что поделать, если младшему нравится такая музыка? Сэм рывком сел на кровати и растерянно огляделся по сторонам. — Ты сломал регулятор громкости радио? — спросил он, найдя брата взглядом. Другой причины, почему брат до сих пор не выключил эту песню, Сэм попросту не смог придумать. — С днем рождения, Саманта, — вместо ответа сказал ему Дин, оскалив зубы в ухмылке, и запустил в младшего старой шляпой. Сэм растерянно уставился на нее. — Котелок Германа Маджетта, — пояснил старший, не дожидаясь вопроса. — Даже не спрашивай, где я его достал. — Серьезно? — тут же вскинулся младший и посмотрел на шляпу уже новым взглядом. Теперь она была не просто куском потертого фетра. — Того самого, который отгрохал отель смерти? — Ну а какого же еще? — насмешливо фыркнул Дин. — Первый официально зафиксированный серийный убийца Америки. Личную встречу устроить не могу, но, может быть, на юбилей договоримся с Кроули. Сэм не верил своим ушам. Они никогда раньше не отмечали дни рождения. Отец считал это несущественным, как и остальные праздники, да и торжество устраивать было не на что. Подарками братья обменивались разве что на Рождество, да и то через раз. А сейчас Дин не просто вспомнил дату, не просто бросил пару слов и опрокинул стакан в честь праздника. Он на полном серьезе попытался сделать то, что могло бы порадовать Сэма. Даже чертову Селин Дион включил. Это просто не укладывалось в голове. Сэм пытался подобрать слова благодарности, но в голову ничего не приходило, так что младший только открыл рот и пробормотал невнятное “эм…” — Всегда пожалуйста, — отозвался Дин, отсалютовав ему бутылкой пива. — Да, — Сэм рассмеялся с облегчением от того, что его вывели из неловкой ситуации. — Черт, это правда круто. Но шляпа? Где мне ее хранить? — Твои проблемы, — пожал плечами старший с совершенно искренним безразличием. — Хоть выкини. Но перед этим ты обязан ее примерить. Дин с любопытством наблюдал, как на лице брата сменяются эмоции: удивление, радость, смущение. Ему нравилось это. Нравилось ощущать в Сэме жизнь. Раньше он думал, что демоны получают удовольствие, наблюдая за человеческими страданиями. Но все оказалось совсем не так. Ему просто нравилось видеть то, чего не было уже в нем самом: живые эмоции. А отрицательные они или положительные, для Дина больше не было разницы. Сэм тем временем повертел еще немного в руках шляпу и нахлобучил ее на голову. Растрепанные волосы тут же завесили глаза, и младший Винчестер принялся убирать их пальцами под тулью. — Господи, я в шляпе мертвеца, — пробормотал он с неверящей улыбкой. — В шляпе знаменитого мертвеца! — поправил его Дин, назидательно подняв указательный палец вверх. — Это же серийный убийца! Я знаю, как ты их любишь. — Я изучаю их биографии, — возразил Сэм. — Это не то же самое. — Но шляпа все равно шикарная. Так что заткнись и посмотри в камеру, — заявил старший, доставая мобильник. Сэм только покачал головой, но спорить не стал. Подарок вызывал у него противоречивые чувства. Однако то, что Дин просто вспомнил про день рождения да еще и раздобыл это проклятую шляпу вместо того, чтобы купить пену для бриться в ближайшем супермаркете, было ценно само по себе. И младший Винчестер никак не мог перестать улыбаться. *** Когда Сэм принял решение последовать за Дином и принять демоническую сущность, он думал, что будет страдать. Что будет больно, невыносимо, что мир рухнет, и он будет тенью бродить среди руин, поддерживаемый лишь мыслью о том, что брат еще с ним. Так должно было быть. Так было всегда. Он был уверен, что не сможет простить. Не Дина, конечно. Себя. Это всегда удавалось младшему Винчестеру плохо, а теперь, когда он сам стал тем злом, которое они искореняли, других вариантов просто не могло быть. Когда Сэм убеждал старшего, что они все те же и смогут продолжить охотиться даже будучи демонами, он думал, что врал. Что это была ложь во спасение. Он не верил себе. Но реальность вывернула все на изнанку и даже не поморщилась. Потому что ему было легко. И Сэм даже не чувствовал себя виноватым за это. Хотел, но не чувствовал. А глядя, как искренне веселится брат, он вовсе забывал о том, что ему положено винить себя во всех смертных грехах. И это не укладывалось в голове. Сэм пил кровь каждый день. И поначалу его придавливало осознание этого, как грузовик тонны на полторы. Он ждал осуждения и брезгливости от брата, потому что знал: заслужил. Но Дин и не думал его в чем-то обвинять. Не потому что отмалчивался, как бывало раньше. А потому, что причин не видел. Этот засранец даже шутил о вампиризме младшего. Шутил! Подумать только. Когда Сэм отправлялся на поиски брата, то думал, что они никогда уже не смогут шутить о чем бы то ни было. А нет. Вот он, Дин Винчестер собственной персоной. Улыбается во все тридцать два зуба и отдергивает руку со свежим порезом от лица младшего в последний момент, как будто игрушку у ребенка. — Теряешь хватку, Саманта! — смеялся он, и глаза его сияли азартом. — Ну? Давай, достань! Шевели задницей! — Дин, тебе что, пять лет? — возмутился Сэм. Он знал, что поддаваться на провокацию нельзя. Да и вообще, с этим не шутят! “С этим”. Он даже в мыслях мог называть свою кровавую зависимость не иначе, как “это”. А брат заливался хохотом. И не потому, что ему хотелось проехаться по больному. Ему просто казалось, что он затеял удачную шалость. — Давай, Сэмми! — подначивал он и отступил на шаг, подняв руку повыше. — За обед придется побороться! И самое странное, что это не казалось кощунством. А казалось… Да тем, чем и было. Шуткой. И Сэм включился в игру так легко, что ему самому стало странно. — Оставь себе, — сказал он с притворным безразличием, чтобы усыпить бдительность старшего, а уже в следующий момент бросился на брата и потянулся к руке. — “Ты должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему!” — с нелепым картонным пафосом воскликнул Дин и увернулся. И рассмеялся. Рассмеялся так, что невозможно не рассмеяться вместе с ним. Они боролись, пыхтя и отдуваясь. Журнальный столик сломался, когда Дин, неудачно увернувшись, оступился и грохнулся на него. Но даже не охнул. Теперь для него такие падения — сущие пустяки. Он продолжал смеяться, как будто лежал на мате, а не на деревянных обломках. А Сэм навалился сверху и все-таки перехватил его запястье. — Ладно-ладно, ты победил, — сдался Дин, отдуваясь. Сэм скатился с него и развалился на полу рядом. Свой приз он заберет потом. Пока надо отдышаться и перестать смеяться. — Безумие какое-то, — выдохнул он. — Да ладно тебе, не будь занудой, — отмахнулся Дин. — Что нам теперь, повеселиться нельзя что ли? — Мы и правда примкнули ко злу, — напомнил он, хотя слова прозвучали совсем не так трагично, как должны бы. Дин сел, вытащил деревянную щепку из-за ворота рубашки и пожал плечами. — А что изменилось-то? И правда, что? Сэм думал и не находил ответа. Потому что разницы как будто и не было. Должна была быть, но нет. Они также охотились, также не убивали людей. Они также были в бегах и сражались вдвоем против всего мира. Только у Дина глаза иногда заливало черным, а Сэм дважды в день грыз его запястье. Раньше это казалось чудовищным. Сейчас — просто бытовые мелочи. Да, у Дина проблемы с контролем гнева. Вот только они были всегда. И это не делало его чудовищем. Сейчас старший даже как будто бы контролировал себя лучше. Наверное потому, что его больше не придавливало отчаянием и бессильной злобой двадцать четыре на семь. Дин смеялся. А то, что он мог любому амбалу пальцем шею свернуть, не значило, что именно это ему и нужно было для счастья. И самому Сэму больше не казалось, что он выродок, испоганенный демонической кровью. Нет, может быть, казалось иногда. Но стоило посмотреть на беззаботное лицо брата, и наваждение рассеивалось. Потому что во взгляде старшего больше не было жалости и обреченности. Его “все в порядке” больше не было ложью. У него правда все в порядке. И ему правда не в чем винить младшего. И от этого становилось так легко, что даже стыдно. Сэм тоже сел и пригладил растрепавшиеся волосы ладонью. Дин все же чиркнул по запястью ножом (прежний порез уже затянулся. Регенерация у демонов куда активнее, чем у людей) и протянул руку младшему. Пей, мол, заслужил. Это уже не было волнующим ритуалом. Это все равно, что кружку кофе протянуть. Сэм перехватил руку старшего поудобнее и припал губами к ране. А Дин смотрел на него. Внимательно, но все еще беззаботно. — Ты ведь не плачешь по ночам в подушку о наших просраных душах, Сэмми? — спросил он. Не хмуря брови от волнения и внутренней уверенности, что оно обосновано. Нет, просто на всякий случай поинтересовался. И потому ответить можно честно, не опасаясь, что от новой тяжести на плечах Дин все-таки сломается. — Мне иногда не по себе немного, — признался Сэм, слизав последние капли и вытерев губы рукавом. — Но это… Я думал, будет гораздо хуже. Старший улыбнулся и потрепал его по волосам. — Я тоже, — а потом встал на ноги и встряхнулся, как пес. — Какой план на сегодня? — Вервольфы, — ответил Сэм. — Похоже, целая стая.