Хроники Арли. Книга вторая. Кто Я?

Меня опять не прикончили. Сознание возвращалось совсем по-другому. Первая смерть, как первое свидание, запомнится мне надолго. Моих воспоминаний хватило, чтобы ощутить разницу. Я совершенно не помнил о своих похождениях бестелесного эфирного существа. Не было и кошмаров, преследовавших меня каждый миг, стоило лишь опустить веки даже через месяц после свершившегося. Не тревожили монстры, не тянулись из дрожащего марева чьи-то нечеловеческие руки в попытках отщипнуть кусочек моей души. Возвращение оказалось не тягуче-болезненным, а резким, таким, как бывает, когда выхватывает из постели будильник. Я просто очнулся и понял, что снова жив. — Эй, уродец, не притворяйся, — услышал я голос и тут же вспомнил, что он принадлежит человеку, который едва не оттяпал мне голову, а заодно распорядился прирезать, как свинью. Я открыл глаза, и сразу стало понятно, что декорации поменялись. Меня куда-то перенесли, пока я был без сознания. К счастью, угроза так и осталась угрозой. Кто они вообще такие?! — Я здесь, уродец, я здесь, — ласково, но с угрозой в голосе было сказано за моей спиной. — Не заставляй жалеть о моем решении оставить тебе твою жалкую жизнь. Жалеть? Вот это уж точно. Ты еще пожалеешь об этом! Я обернулся и тут же поморщился: жутко болела спина, живот постанывал, словно жалуясь, что это нечестно — вместо обеда получить лишь жестокий удар рукой. Передо мной в развязных позах застыли трое. В середине, на корточках, тот самый молодчик, кто приставил мне к горлу меч. В его глазах плескалась усмешка, губы кривились в брезгливой улыбке, к которым я стал привыкать, перестав обращать внимание. Двое других разглядывали меня, как клопа, который почему-то все ещё ползает по столу, хотя вот он, тапок, а зловредная букашка ничем не отличается от сотен таких же, получивших свое по заслугам. — Какой ты неженка, — усмехнулся мне в лицо главный, и я почувствовал, словно меня облили помоями, — это сработала вторая способность, которая почему-то так и не отключилась, акцентируя внимание на том, что мне здесь не рады. — И как ты дожил до этих лет? Или все это время был кое-у-кого под теплым крылышком? — он усмехнулся и посмотрел куда-то влево. Проследить за его взглядом не составляло труда, гораздо сложнее оказалось сдержаться при виде Валены, лежавшей на боку метрах в пяти отсюда. Волшебница была связана по рукам и ногам, руки заведены за спину. Наверное, так поступают с беглыми рабами, но никак не с девицами благородных кровей. Мне с моего места не разглядеть, но могу себе представить, как ее глаза разбрасывают искры от гнева. Сомневаюсь, что дочь барона привыкла к подобному обращению. — Кто вы такие? — прохрипел я, пытаясь совладать с голосом. Лицо бандита перекосилось, и тотчас же мой бок взорвался от боли, а печень помянула добрым словом болтливый язык. Пинок яснее ясного продемонстрировал, кто является хозяином положения: даже естественное желание ухватиться за ушибленный бок, и то стало для меня роскошью: со связанными руками подобное трудно осуществимо. Сильные, жесткие, как металлические шарниры, руки живо вздернули вверх, поставив на подгибающиеся с непривычки ноги. Как бы ни хотелось продемонстрировать непреклонность, тело насмехалось над моими попытками выносить боль. — Это в качестве аванса, — охотно пояснил бандит. — В детстве, когда я был чуть младше тебя, учитель охотно объяснил мне, что наказание гораздо лучше способствует улучшению памяти, чем похвала. Тогда я частенько не соглашался с его методами, но сейчас совсем другое дело, я повзрослел и понял, что прав был он, а не я. Постарайся уяснить, уродец: что бы ни было раньше, сейчас я — твой учитель, хозяин и бог. Так что у тебя есть только одна радость, одно право и одна возможность — отвечать на мои вопросы. Тогда, если захочу, я оставлю тебя в живых. Но тебе придётся хорошенько постараться. Ну. Понял ли? Я лихорадочно искал… что? Что я мог сделать? Тянуть время в надежде на что-то. Ну что-то же должно было случиться? Мои мысли подстегнул ещё один удар в спину, я вскрикнул, несмотря на обещание не давать слабину. — Попадешь еще раз в эту хреновину на его спине — пеняй на себя, — сказал главарь кому-то. — В прошлый раз он едва не издох. — Конечно, Андес, — не скрывая страха, заверили сзади. — Я аккуратно! Буду бить сильно, но аккуратно! Знакомая фраза. Не думал, что она будет иметь ко мне какое-то отношение. Получается, в прошлый раз мне засветили в горб ногой. Так вот, значит, откуда такой эффект. Я и раньше замечал, что любое падение на спину гораздо болезненнее, чем раньше, в пору, когда я был другим человеком, но и не думал, что виной всему «хреновина». Что такого необычного может скрываться под видом уродства? Крылья? Плазменная пушка? Когда уже она прорастет? Прямо сейчас я бы не отказался от возможности поджарить всех этих тварей. Особенно того, чье имя Андес. Очевидно, он и руководил этим сбродом. Мечты мечтами, а главарь ждал ответа, с каждой секундой мрачнея лицом. Если меня отметелят по приказу этой твари, лучше мне точно не станет. Стоит подыграть его самолюбию, попутно собирая информацию. Пусть по крохам, но я уверен, что и этого хватит, чтобы выход нашелся. В противном случае жить нам осталось не так уж долго. — Понял, — просипел я. Главарь усмехнулся и ладонью похлопал меня по щеке, отчего ненависть внутри меня едва не выплеснулась наружу; я чудом ухитрился сдержаться и не сделал попытки дёрнуть щекой. Но, видимо, недостаточно быстро спрятал в глазах эмоции, потому что в следующую секунду жестокий удар в лицо бросил меня на траву. — Выродок! — рявкнул главарь и, подскочив, принялся обрабатывать меня ногами. Удары сыпались со всех сторон. Видимо, к нему присоединились его подельники. Слышались азартные и гневные крики, хеканье. Боль звенела по всему телу, взрываясь вспышками, так что вскоре я уже перестал воспринимать их по отдельности, закрыв связанными руками лицо, извиваясь, словно змея, которую топчут лошади. Дойдя до определённого предела, боль остановилась, словно сработал некий глушитель, отсекавший все лишнее, так что остальное худо-бедно можно было терпеть. Чем дальше, тем больше во мне зрел гнев, он пускал корни, прорастал в каждую клеточку, принимался душить и, в конечном счёте, работал не хуже обезболивающего. Если бы Андес умел читать мысли, ему точно не пришелся бы по вкусу результат экзекуции. Удары и вопли оборвались неожиданно. Меня, избитого и едва соображающего, снова вздернули вверх. Я же молился, чтобы чертова плоть опять не вздумала шутить свои шутки — потеряй я сознание снова, меня точно прирежут. Тело отозвалось стоном, и я повис на руках бандитов, слабо соображая, но с мыслью, что долги надо будет платить. Сквозь муть в сознании проникало сопение тех, кто держал меня за руки, боль то нарастала до нестерпимого уровня, то затихала, но, когда болит везде, и впрямь не знаешь, за что хвататься. Я с трудом разлепил глаз и очутился нос к носу с главарем, как тогда, в лесу, но без клинка между нами. Его с успехом заменил взгляд бандита. Андес взял мой подбородок в ладонь, сжал ее и сквозь зубы прошипел мне в лицо: — Щенок, ты ещё не понимаешь, к кому попал! Я могу сделать с вами все, что вздумается. Мы сидим в этой дыре безвылазно три недели и подыхаем от безделья, так что мои ребята с удовольствием с вами развлекутся. «Ты уже сделал бы с нами все, что тебе вздумается», — подумал я. Угрозами обычно добиваются другого. Информация — вот что главное для меня. Если я придержу свой язык, глядишь, узнаю что-нибудь интересное. Как там говорится? Если ты терпелив, труп твоего врага когда-нибудь проплывет мимо? Я буду ждать, гнида. Ведь не обязательно сидеть без дела, пока враг умрет от старости, можно ускорить процесс, насколько возможно. Нужно выяснить, кому мы понадобились. Точнее не мы, а волшебница, меня, я так понял, оставили в живых за компанию. — Если ты расскажешь мне все, что знаешь, — Андес разжал ладонь, вдруг сменив гнев на милость, и продемонстрировал мне желтые кривые зубы на смуглом, не имеющем растительности лице, — я, так и быть, тебя отпущу. Какое громкое заявление! Стоило лишь взглянуть в глаза главаря, и сразу хотелось ему довериться. Этот — отпустит. На все четыре стороны. Сразу. — Что ты хочешь узнать? Во взоре Андеса мелькнули радость и злорадство одновременно. Он явно решил, что я попался на его удочку. Из леса послышался короткий свист, выстрелом разорвавший тишину на поляне. Двое, державшие меня за руки, переглянулись. — Это Ливори со Свистуном, — уверенно заявил тот, что справа. — Его сигнал ни с чем не спутаешь. Главарь с сожалением посмотрел на меня — допрос, похоже, откладывался, — а потом кивнул подавшему голос разбойнику. — Бросьте его к девчонке, да руки замотайте покрепче. С ним я разберусь позже, — он упер в меня мрачный взгляд. — Не делай глупостей, уродец, мы ещё не закончили. С этими словами он развернулся на каблуках и стремительно зашагал к краю поляны, откуда пришел условный сигнал. Следом за ним рванули ещё два человека, которые в беседе принимали не слишком активное участие, но всегда держались поблизости. Значит, в банде семь человек, включая этого Андеса. Нужно быть супергероем, чтобы перебить всю шайку. Для начинающей волшебницы, у которой сил хватает на один шар из огня, и Убийцы с талантами, больше подходящими для психиатра, — идеальное число врагов. Попросить их выстроиться в одну линию и шарахнуть всех одним махом? Выживших я добью разговорами. Пока вязали руки, не слишком церемонясь и довольно грубо по новой перетягивая запястья кожаными ремешками, я воспользовался возможностью оглядеться. Другой такой может и не представиться. Бежать, конечно, пока нечего было и думать, но выяснить обстановку следовало непременно. Любая деталь, которая помогла бы получить преимущество, сейчас на вес золота. Стараясь не крутить головой слишком откровенно, я вовсю работал единственным глазом. Итак, сама поляна ничем примечательным не выделялась. Таких во множестве и в лесах на Земле (во всяком случае, я так думаю). Небольшая, шагов сто, что в длину, что в ширину. Деревья, словно солдаты, обступили ее со всех сторон, а к самой границе, там, где тень от стволов вечером сливается с тьмой, образовалась стена поменьше. Она была гораздо более плотной. Кусты и трава в рост человека перемешались в непроходимую массу. Неудивительно, что разбойники не брезговали часовыми: если смотреть из чащи, люди, находящиеся на поляне, были как на ладони, а если отсюда, то нипочём не заметишь, что за тобой пристально наблюдают, будь ты самим великим следопытом и трижды охотником. Впрочем, об осторожности разбойники не забывали. Следы пребывания людей, если не знаешь, куда смотреть, так сразу и не отыскать. Костер, где готовилась пища, расположился в самом углу, там, где трава поднималась выше колен, отлично скрывая угли от посторонних глаз. Я и узнал-то его по тому, как один из бандитов швырял в пламя дрова. Ни спальников, ни палаток не было видно — либо никто не утруждал себя организацией лагеря, не нуждаясь в крыше над головой, либо умели их основательно прятать. Сами разбойники своим видом ничем не отличались от тех же воинов главного инквизитора Поля. Встретишь таких и не разберешь, где церковники, а где бандиты. Как и в первый раз, когда я на Арли повстречал банду, оказавшуюся впоследствии отрядом, собранным в основном для прикрытия и полегшим почти в полном составе, лишь у главаря был в наличии меч, и его наряд заметно отличался в лучшую сторону. Наконец мне затянули руки удавкой, к счастью, не за спиной, как у волшебницы. Один из моих хмурых охранников, заросший по самые брови мужик, подергал ремень, проверяя, не перетянуто ли, а заодно убедился в надежности пут. Удовлетворенно буркнув что-то не слишком разборчивое, он подтолкнул меня в спину. — Это, — решил перевести второй, парень лет на пять старше меня, старавшийся подражать старшим товарищам, — не балуй. Я кивнул, подтверждая, что предупреждение получено и принято к сведению, и тут в действие вступил мой желудок, выдав протяжный не то стон, не то крик. Оба моих конвоира переглянулись. — Три дня не ел, — обреченно заметил я, внутренне оценивая свое состояние, как довольно удовлетворительное, что, учитывая только что перенесенные побои, было довольно странно. Подумал, решил пояснить ситуацию для местного населения: — Сейчас сдохну с голода. Вот это мужчинам было знакомо. А что? Война войной, как говорится, а обед по расписанию! К тому же я подумал, что если мы так бестолково попались, то пусть нас хотя бы накормят! Ну в самом деле, не умирать же с голоду. Разбойники опять переглянулись, и тот, что вязал мне руки, еще более недовольно, чем раньше, кивнул молодому: — Принеси. Второй, молодой, возмутился. — Джок, с чего нам его кормить? Его, может, Андес сейчас… — Разбойник выразительно провел пальцем по горлу, я в это время незаметно поежился, затем мы оба перевели взгляд на неразговорчивого бородача. В принципе, я понимал второго бандита: зачем напрягаться ради непонятно кого. Джок долго рассматривал своего подельника, кривя заросшее черным волосом лицо, и нельзя было понять, улыбается он или сейчас воткнет кинжал прямо в глаз по самую рукоятку. Было видно, что гораздо охотнее, вместо утомительных объяснений, он использовал бы в беседе дубинку — говорить ему совсем не с руки, но ситуация требовала пояснений. — Скажешь сам, что он сдох от голода, — наконец прохрипел Джок и посмотрел туда, где стоял главарь и внимательно слушал вышедших из леса людей. Те довольно оживлённо размахивали руками, но звук их голосов сюда не долетал — далековато, и понять, о чем идёт речь, не представлялось возможным. Меня лаконичность молчуна откровенно повеселила, если ситуацию вообще можно было назвать забавной. Слов немного, а подмечено тонко, а главное, доходчиво донесено до собеседника. Второй плюнул под ноги Джока. Держать ответ перед несдержанным главарем — не лучший способ дожить до старости. Еще раз окинув меня презрительным взглядом, он направился в тот конец поляны, где я предположил наличие костра. Видимо, запасы провизии хранилась там же. Мы проводили его спину взглядами, затем переглянулись. Я не смог сдержать усмешку, и мне показалось, что Джок ухмыльнулся в ответ. Затем меня мягко толкнули в спину. — Спасибо, — сказал я, но моя благодарность осталась без ответа. Подчинившись, я подумал, что если в процессе побега нам придётся кого-то прибить, нужно постараться, чтобы этот бородатый тип выжил. В отличие от его дружка, кстати, которому точно достанется полной мерой, несмотря на его возраст. Особенно же я выделил главаря. Эта скотина точно заслужила порцию стали в пузо, да провернуть ещё пару раз, чтобы ублюдок жил ещё какое-то время и смотрел мне в глаза. Подивившись своей кровожадности, я пришел к выводу, что во мне явно что-то сломалось после того, как об меня оббило ноги столько народу. Епископа и эльфа, в конце концов, можно понять, на них я злился, но понимал, что ими движет. Стремление же причинять боль просто потому, что в данный момент ты сильнее, была выше моего разумения. Меня тем временем подвели к тому месту, где лежала пленница. Валена лишь немного поменяла положение, но было видно, что ее поза и руки, связанные за спиной, а более всего грязный кусок ткани, скомканный и торчащий изо рта, причиняют ей боль не столько физическую, сколько моральную, разбивая вдребезги самолюбие гордой волшебницы. Глаз мне ее видно не было, но почему-то мне казалось, что они красные от слез. Каково благородной девице, да еще и волшебнице, чувствовать свою беспомощность, я догадывался, хоть и не в полной мере. — Ей тоже нужно поесть, — сказал я и посмотрел на косматого, но он покачал головой и придавил меня к земле. Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Рацион работников ножа и топора изобилием и качеством не отличался. Мне достались кусок мяса и лепешка странного серого цвета, больше походящая на шлепок бетона, чем на хлеб в моем понимании. Мысли о вкусовых качествах рациона я постарался задвинуть подальше, но ничего не мог поделать с опасением касательно моих бедных зубов, ведь по свежести и мясо, и хлеб явно соперничали друг с другом. Они неохотно поддавались даже воде, в которую их бросил Джок, сжалившись над моими бесплодными попытками откусить хотя бы кусочек. Этому неразговорчивому бородатому мужику в итоге и досталась сомнительная честь по охране пленников. В глубине души я был доволен. Все же этот вариант лучше других. Может, я и ошибаюсь, но мне кажется, что при взгляде на меня его взор смягчался, и он, как мог, демонстрировал грубую заботу. Мои усиленные способностями чувства улавливали жалость, сдобренную изрядной долей вины, исходящих от этого большого, неуклюжего человека, словно он представлял на моем месте кого-то другого, передавая мне часть нерастраченной доброты. Что, впрочем, не помешало бы ему прирезать меня в случае чего. Что до Валены, некоторое время спустя я убедился, что на девушку его забота не распространяется, волшебницу бородач одаривал взглядами, весьма далёкими от доброжелательности. Пока еда, как поплавок, покачивалась в деревянной миске, которую притащил все тот же Джок, я искоса поглядывал в сторону Валены, пытаясь сообразить, что делать дальше. Девушка все так же лежала на правом боку, ко мне спиной и лицом в траву. Обе ее руки были перехвачены кожаными ремешками за спиной. Она изредка пыталась шевелить пальцами, словно проверяя, принадлежат ли ей конечности до сих пор. Пальцы на правой руке — вот все, что я видел, — и их цвет мне не понравился. Кожа сильно побелела, резко контрастируя с темными, налившимися кровью, участками. Валена страдала, но страдала молча, не показывая своей слабости, лишь изредка вздрагивая всем телом так, как делает человек, пытаясь молча сдержать рыдания. — Джок, — сказал я. — Если вы не хотите, чтобы она осталась без рук, развяжите веревки. Или хотя бы ослабьте. В глазах мужика вспыхнули опасные угольки, но я и не подумал отступать. В конце концов, за свою короткую жизнь я успел перепробовать полный набор удовольствий, так что страх перед этим сбродом постепенно уступал место веселой злости. Если выбирать между очередным унижением и здоровьем волшебницы, я предпочту получить первое, нежели пожертвовать вторым. — Если не можешь сам, позови Андеса. — Хоть я и не жаждал вновь увидеть главаря, но если он один мог решить судьбу Валены, мне достанет смелости и терпения пережить и его общество, и его обхождение. Я выдержал долгий и мрачный взгляд Джока и наконец дождался его ворчания, что, видимо, означало «попробую». Он неохотно поднялся с травы, поправил на поясе нож, съехавший назад, и медленно побрел в другой конец поляны, где у разбойников кипел оживленный спор. По его поведению я предположил, что Джок охотно и дальше оставался тут с нами, лишь бы держаться от своих подальше. Пожалуй, на этом можно будет сыграть, правда, я пока не придумал, как. Стоило бородатому отвернуться, я бросился к волшебнице, перепрыгнув через ее ноги, — откуда силы взялись, — и припал к ее лицу. Она широко распахнула глаза, в их глубине светились такой ужас и вместе с тем такая решимость, что на мгновение у меня перехватило дух. Я вмиг поверил, что она с готовностью и упорством столько лет шла к заветной мечте. Дай ей сейчас меч, и она без колебаний бросится в самую гущу бандитов даже без малейшего шанса на успех. — Держись! — горячо прошептал я, не забывая наблюдать, чтобы никто не смотрел в нашу сторону. — Только держись! Что бы ни случилось, не сдавайся, я что-нибудь придумаю! Она долго смотрела мне в глаза, кляп мешал ей говорить, поэтому она лишь поморщилась и моргнула, на целую секунду сомкнув глаза. У меня отлегло от сердца. Теперь дело за мной. Ни секунды не медля, я вернулся в первоначальное положение, в надежде, что мои похождения остались никем не замечены. Банда собралась в полном составе, со своего места мне было не различить, кто есть кто. Джок растворился среди таких же бородатых, всклокоченных мужиков, и только главарь выделялся на их фоне иглой меча, свисавшего с пояса. Ну и пусть, чем дольше мы вне поля их зрения, тем больше шансов дожить до вечера и встретить завтрашний день. Мои руки, помимо воли, ухватили деревянную миску, которая едва не выплеснулась на траву, когда я совершал акробатические упражнения. Теперь можно и подкрепиться. Живот, предчувствуя пир, едва не полез наружу. На мгновение я подумал, что он вот-вот, как Чужой из фильма, прогрызет куртку, добравшись до мяса без каких-либо премудростей. Но, издав победный аккорд, он замолк, позволив мне приступить к трапезе традиционными методами. Припомнив о том, что после продолжительного голодания к твердой пище следует относиться с осторожностью, я сделал пробный глоток холодного бульона, которому даже за такое краткое время передались самый малый аромат мяса и кислинка от размокшего хлеба. И пусть вода оставалась водой, мне казалось, что в руках у меня наваристая похлебка. Я готов был смаковать ее до самой последней капли, до мизерной крошки хлеба, плававшей на поверхности. В следующую секунду вода выплеснулась мне в лицо, край деревянной миски теркой прошелся по зубам, едва не своротив челюсть. — Откуда у этой гадины еда?! — Если оружием своим главарь владел без особых проблем, хотя бы потому, что среди подобных людей слабаки не задерживаются, то собственный голос давался ему с трудом. Он то громом гремел над поляной, то фальцетом уходил ввысь, а то и вовсе обрывался змеиным шипом. — И почему он до сих пор может ходить?! Связанными руками не очень удобно прочищать от воды и крошек глаза, да и тело отзывалось на регулярные побои недовольным нытьем, но мне в конце концов удалось совладать с единственным глазом, и я вперился прямо в лицо разъяренного главаря. Отчего-то мне сделалось весело, хотя, если подумать, ничего смешного не происходило. Пожалуй, я был в шаге от финальной расправы, но, как и тогда, в кабинете епископа, продолжал переть на рожон. Надо мной темной горой возвышался главный разбойник. За ним, как за львом, шакалами толкались остальные участники банды. Правый сапог главаря темнел влажными пятнами моего неудавшегося обеда, так что мне, можно сказать, повезло: чуть правее, и не видать половины зубов как минимум. Что ж его так задело-то? — Кто дал ему еду? — ярился тем временем Андес, потрясая кулаками, а затем схватился за меч. — Волю почуяли? Давно я глотки не резал! Сукины дети, совсем осатанели от безделья! Ну я вам… — Я, — прохрипел в черную бороду Джок и уперся взглядом в брызжущего слюной главаря. — Ты. — Андес покраснел, наливаясь нездоровой кровью и буравя своего подчиненного пылающими от гнева глазами. — Ты! Он потянул меч из ножен, дыхание его стало прерывистым, вырываясь из глотки с присвистом. Я подумал, что будет весьма символично, если главаря хватит удар. Тогда… тогда так и не наступило. Андес издал протяжный полухрип-полустон, с силой бросил так и не извлеченный до конца меч в ножны и плюнул под ноги. Затевать ссору немедленно он не стал, хотя от него не укрылось, что остальные при виде его бурной реакции постарались отодвинуться от чрезмерно бесстрашного сообщника. — Откушал наших харчей, ублюдок, — главарь всем телом повернулся ко мне. — Ну что ж, тем лучше. Дольше протянешь, пока мы будем… — он так и не договорил, огляделся, внезапно успокаиваясь, и я вдруг увидел, как над его головой вспухло разноцветное облако. От неожиданности я вытаращился настолько, что Андес недоумевающе поднял глаза кверху и едва смог удержаться, чтобы не потрогать затылок, — проснулась моя основная способность! Я радостно скалился от того, что она вернулась, правда, толку от нее в текущей ситуации немного. Но все-таки приятно осознавать, что в запасе у меня есть кое-что, возможно, открывающее кусочек пути к спасению. — Лыбься, лыбься, — осклабился, наконец, Андес. — На своих дружков надеешься? Никто тебе тут не поможет. Кишка тонка в лесу меня отыскать. Каких таких дружков? Что-то темнит наш друг разбойник. — Не понимаешь, — разочарованно выдохнул главарь и с кривой ухмылкой оглядел своих людей. — Он не понимает! — В ответ ему полетели нестройные, неуверенные улыбки, подчиненные стремились угодить вожаку. Я поднял взгляд чуть выше его головы и убедился, что облако никуда не делось, образовав более чёткие границы, в которых плавали мутные чернеющие сгустки с ярко-белыми границами. Страх и ненависть в одном флаконе? С чего вдруг такое странное сочетание. И форма донельзя необычная. Для текущего момента, когда пленники полностью в его власти. Остальные демонстрировали совершенно разный букет: от безразличия до злости, но, как обычно, причина оказалась сокрыта. — Не понимаю. Андес полез за пазуху и выудил оттуда медальон, который, казалось, целое столетие назад передал мне Оррик. — А теперь? Теперь понимаешь? Символом церкви на Арли было переплетение из трех кругов, чем-то оно походило на знак Олимпийского движения на Земле. Инквизиция использовала ту же форму, но с дополнениями в виде трех мечей, перекрещенных в центре, — кулаками добро насаждать гораздо быстрее, чем без них. Сам знак был не больше ладони. К амулету прилагалась цепочка с тонкими звеньями, как раз по моей шее, так что носить, не снимая, было настолько удобно, что вскоре начинаешь о ней забывать. Как Оррик тогда говорил после нападения бандитов в Рогоне? Предъявить в сложной ситуации любому, что докажет твою принадлежность к самой могущественной организации на планете. Если не повезёт, ее увидят те, кто будет во сто крат злее, когда узнают, кем ты являешься. Знаете, что из всего этого следует? Правильно. Я самый большой кретин из всех, что только живут на свете! Будь то Земля или Арли — без разницы. — Откуда у тебя знак курьера Ордена Инквизиции?! — взвился до небес голос Андеса, а я ошарашенно смотрел на раскачивающийся в кулаке главаря символ своей наивысшей тупости. Так вот оно в чем дело! Оказывается, даже бандиту из леса известно, как выглядит пропуск в телепорт самой могущественной организации на планете, а человек, который шатается с ним на шее, ни сном ни духом. Вот оно, доказательство, что я — идиот. Мне на ум пришло сравнение с нашим любимым бюро прогнозов погоды: в народе давно ходит шутка, будто с прогнозом они не ошибаются, лишь путают место и время. Сунь я священнику в нос эту штуку, и все бы пошло по-другому. Не было бы тогда ни костра, ни издевательств. Выходит, все это напрасно? Нелепая казнь, спор со святошей, огонь под ногами, горящий эшафот, бег по джунглям, живот, прилипший к спине от голода, ручей, дождь, изматывающая погоня, побои и издевательства — всего этого могло не быть, если бы один тупой Черный Властелин поднапряг мозги. Зачем придурку абсолютная память, если к ней не полагается достаточно серого вещества? Такого разочарования, такой ненависти к самому себе и отчаяния, пронзивших меня, словно удар током, от кончиков пальцев до последнего волоса, мне не доводилось испытывать никогда. Из горла вырвался то ли стон, то ли рык, я почувствовал, как мой единственный глаз наливается предательской влагой. Зрение затуманилось. Предметы потеряли четкость, поплыли, лицо атамана отдалилось, подернулось пеленой. Над животом, чуть пониже груди, там, где сердце стучится о прутья костяной клетки, зародилась тупая, тягучая боль. Я почувствовал, что невидимая плита все больше придавливает к земле, так что ни вздохнуть, ни выпустить воздух без нечеловеческих усилий. Его приходилось выдавливать из себя по капле. Звук при этом рождался в груди, и он слабо напоминал то, что в состоянии исторгнуть из себя человек. Зарычав от бессилия, я рванулся вперед. Люди атамана, похоже, не ожидали от меня такой прыти, и растерянно отступили. Мое сознание словно погрузилось в туман, и в то же время все чувства обострились до невозможного. Своей целью я выбрал горло, но от связанных рук мало толку, единственное, что оставалось со мной, — это зубы. Я прыгнул вперед, чтобы перегрызть ему глотку. Вокруг завопили сразу несколько человек, а перед моими глазами маячил взгляд атамана — вот для кого мой бросок уж точно не стал неожиданностью. Жгучая вспышка боли, разорвавшаяся в голове, оказалась спасением. Меня бросило в темноту, последнее время ставшую частым пристанищем будущему ее спутнику. Ночной лес ни с чем нельзя спутать. Он живёт по своим законам, это вам не какая-нибудь равнина или бескрайнее поле. Здесь у всего есть свое место и время. А луг, хоть и хочется сравнить его со своими открытыми родичами, все-таки берет больше от леса, признавая главенство окружающих его великанов. Если кому и приходило в голову тут своевольничать, то, конечно, не во весь голос, а так, знаете, с оглядкой, вполсилы, а то и вовсе оглушительным шёпотом. Почему оглушительным? А здесь любой звук так выделялся, что хулиган скоро замолкал, напуганный своей смелостью. Я очнулся в полной темноте, такой, что при должном воображении можно пощупать пальцами. Она обволакивала и навевала спокойствие. Если у тебя не тряслись поджилки, она забирала страхи, сглаживала углы и живой водой заживляла рваные раны сознания. Мне всегда нравилась ночь, но сегодня всех ее сил не хватило, чтобы привести в порядок мысли. Воспоминания булыжником бились в висок, я ощущал ритмичные удары и потому не сразу сообразил, что это мерно работает сердце. Временами у меня перехватывало дыхание. Я чувствовал, как стальными тисками скрипели зубы. Каким-то чудом рассудок держался на грани. Ощущение физической боли казалось настолько сильным, что ее вполне можно было принять за реальность. И даже подвал с Крысой воспринимался уже не так мучительно, как мысли о собственных промахах. — Иан, это ты? — услышал я голос, едва отличимый от ночной тишины, и не сразу разобрал свое имя. — Иан? Голос Валены! — Я! — прохрипев, отозвался я, испугавшись, что меня кто-нибудь может услышать, произнес гораздо тише. — Это я. Я обрадовался ее голосу даже больше, чем своему собственному. Он отвлекал от собственных терзаний и тупой боли в районе затылка. Тут же возникло недоумение. Ее освободили, пока я лежал без сознания? Умудрилась избавиться от кляпа сама? Как?! — Ты меня напугал, — едва слышно, но с явственным облегчением в голосе прошептала она. — Никогда не видела, как человек сходит с ума. Когда ты бросился на атамана, я думала, он убьет тебя! Оп-па! Значит, вот что произошло. Похоже, я все-таки слетел с катушек. Немудрено, что память услужливо отключилась. Защитные механизмы у человека на высоте: нас защищает от боли, от чрезмерного напряжения, даже психика у нас с предохранителем. Мы — настоящие цари природы. И все-таки что случилось? Если без эмоций попытаться разобрать происшедшее — а это необходимо сделать, — то вылезает неприглядная правда: в мою каморку заглянула истерика. Настоящая, без всяких прикрас. Как-то до этого обходился без нее. Может, накопилось? Если так, то пора съездить в отпуск. — Иан, ты держись, ладно? Не надо больше сходить с ума. — Голос волшебницы звучал откуда-то справа, я, наконец, повернул голову и, сощурившись, разглядел контуры ее тела. Девушка все ещё лежала на правом боку. Рук позади спины видно не было. Видимо, до бандитов дошло, что так они рискуют испортить товар. — Зачем ты так сделал?! Валена толкала меня ногами, которые так и не подумали развязать. — Ты сама вынула изо рта кляп? — спросил я, попытавшись поскорее съехать с темы. Сходить с ума я и сам не слишком-то торопился. У меня планов — никакой жизни не хватит. А этот безрассудный поступок? Ну, в конце концов, у каждого в жизни бывает нечто подобное. — Нет, этот негодяй Андес решил, что достаточно связанных рук. — Она всхлипнула. — Он знает, что без них я колдовать не могу. Значит, не такой уж неотесанный олух этот бандит. Грамотный и предусмотрительный гад. — А вообще можешь? Восстановилась твоя, гм… сила? Девушка долго молчала, затем едва слышно вздохнула. — Лучину смогу поджечь. Наверное. Лучину? Брависсимо! Хотя чего ждать от второго курса. Везде одно и то же. Даже когда ты оканчиваешь институт и, окрыленный, бежишь устраиваться на работу. Там тебя спускают на землю и в лучшем случае говорят: «Забудь все, чему тебя научили, здесь надо делать вот так!» Не забыть бы поинтересоваться, как обстоят дела на Арли. Я на секунду представил себе картину: «Эй, ты, что это за огненное яйцо? Где тебя научили подобной мерзости?! Ах, в академии! Ну так это полная ерунда. Надо вот так». Я не смог сдержать улыбку. — А что с веревками? — спросил я. Девушка всхлипнула. — Они вбили в землю кол и привязали руки к проклятой деревяшке. Я едва могу шевелиться, — она вздохнула. — Узел слишком крепкий, и почти ничего не видно. Похоже, с побегом пока придётся повременить. А как со свободой обстоит у меня? Как выяснилось, дела были так себе. Бандитам не откажешь в сообразительности: меня тоже привязали к вбитым в землю кольям, причем каждую руку по отдельности, так что сесть я мог, но, если начнет чесаться нос, пиши пропало — не дотянуться. И почему я не радуюсь, что Враг в очередной раз повержен? Видимо, потому что на этот раз Враг — это я. — Как думаешь, нас караулят? — Вряд ли, — немного помедлив, ответила Валена. — Андес озабочен тем, что им придётся менять место лагеря, а новое место искать долго и муторно. — Они собираются уходить? Зачем? — Когда ты был без сознания, вернулся ещё один. Я слышала, как он говорил, что в лесу бродят толпы крестьян. Он подслушал разговор, так вот, ищут двоих, карлика и ведьму. — На последнем слове она презрительно фыркнула. Значит, «карлик» — сойдет, а «ведьма» — звучит так себе? Ладно, не будем заострять. — По нашу душу. Вряд ли в такой глуши лес кишит такими странными парочками. — Отец Нил все никак не угомонится, — в ее голосе послышались нотки презрения. Беседа затихла сама собой, и я наконец занялся тем, чем следовало озаботиться с самого начала этой безумной кампании, начиная с моего пробуждения в деревне: я решил разложить все по полочкам. Да, здесь было над чем пораздумать. Но прежде чем делать скороспелые выводы, нужно собрать недостающие кусочки мозаики. Мне совсем не хотелось привлекать чьё-нибудь внимание, но единственный источник информации стоил того, чтобы рискнуть. Вытянувшись, мне удалось дотянуться носком ботинка до девушки. Она заворочалась — я облегчённо вздохнул: к счастью, Валена еще бодрствовала. — Нам бы поспать, — прошептала она. — Но я не могу сомкнуть глаз. Что нас ждёт, Иан? К чему готовиться? Я сильная, я выдержу, только бы знать… Похоже, волшебница держится из последних сил. Мне тоже не сахар, но мы, мальчики, всегда хорохоримся, когда нужно успокоить девчонку. Я беззвучно выругался и мысленно погрозил кулаком всей шайке. Это у меня в теории бесконечная жизнь, ей же рассчитывать не на что. Несмотря на все бесстрашие и железный характер, мысль о том, что из положения нет выхода, точило ее уверенность, как ржавчина опору моста. Не сейчас, не завтра, но это время обязательно настанет: силы Валены иссякнут. Впрочем, ещё вопрос, что кончится раньше — ее решимость или жизнь, которой сейчас распоряжаются бандиты. — Что бы ни случилось, я буду с тобой. — Как бы бессмысленно ни звучали сейчас эти слова, но я не мог промолчать. Что еще я мог ей предложить? Рассказать свою тайну? Ей не помогут чужие секреты. — Мне нужно кое-что знать. Ты помнишь, что сказал тот человек? — Я старался говорить, как можно тише. — Он так и произнес: толпы крестьян? Валена попыталась оглянуться, но ей удалось только склонить голову набок. — Да, — ее голос был едва различим. — Он рассказал, что повстречал их трижды. Трижды! Вряд ли поднялся бы такой шум, если бы этому бандиту встретились одни и те же крестьяне. Но откуда в лесу столько народу? Тут мне пришла в голову неожиданная идея. — А кто-нибудь в курсе, зачем ты пришла в деревню? — Я вспомнил про слова о рекомендательных письмах. — Ты говорила, что в академии ждут какие-то бумаги. — Староста знает, — девушка вздохнула. — Только их письма принимаются в качестве рекомендаций. — И что, все старосты умеют писать? Валена вздохнула. — Не все, но этот немного умеет. — И ты ему рассказала все о себе? — Я должна была! Но я не называла настоящего имени! — Она помолчала, а затем добавила: — Так многие делают. Я мысленно застонал. Святая простота и тысячи грешников! Кто в здравом уме будет хранить тайну от церкви?! Да этот хмырь первый побежит закладывать всех и вся, ведь ничего не мешает святоше обвинить его в том, что это он пригрел на груди змею. А если отцу Нилу известно, что против него выступает не полноценный маг, а лишь его заготовка, все встаёт на свои места. За магом, может, никто бы и не пошел, а за ученицей — легко! Удивительно, что бандиту попалось всего несколько групп, за нами могла отправиться вся деревня. Особенно если они узнали, что от основной группы мы улизнули. — Иан, почему тебя так напугал этот знак? — вдруг совсем тихо спросила волшебница. — Если ты настоящий посланник, то почему не показал его отцу Нилу? Приехали. Проще было залепить мне пощечину. Этот вопрос я и сам задавал себе сотню раз. Впрочем, мое молчание Валена расценила по-своему. — Он бы не посмел перечить! Или Андес прав, и этот символ достался тебе нечестным путём? Ты украл его? И потому так боишься, что за кражу полагается казнь? Но если тебе страшно, зачем носишь с собой? Я украл знак?! Меня всегда забавляла умение девушек построить логическую цепочку, не имея ни одного достоверного факта. Почему бы не предположить, что я просто забыл про эту штуковину — ведь ездим же мы без прав, когда они лежат дома. Конечно, история о воровстве кажется гораздо правдоподобнее. — С чего ты взяла, что я испугался? — Это Андес решил, когда поднес его к твоему лицу, и ты забился в припадке, — прошептала Валена. — Ты так страшно кричал! А потом словно сошел с ума. Выходит, все думают, что, тыча в нос этим символом, меня напугали до потери сознания. А я чуть не слетел с катушек от осознания своей тупости. Вот и ругай себя за несдержанность. Кто бы мог подумать, что простой нервный срыв способен решать проблемы или даже сохранить жизнь. Я почувствовал, как губы расползаются в широкой ухмылке. Значит, бандиты думают, что знак инквизиции сводит меня с ума? Возможно, так даже лучше. Вряд ли они обрадуются, если узнают правду. Ещё меньше это понравится мне. — Ты сбежал от них?! Они тебя пытали?! — вскрикнула она так громко, что я испугался, что нас могут услышать. — Инквизиторы?! А это-то тут причем? Что за допрос?! И что ответить? Особенно забавно, когда в своем неведении человек говорит несусветную глупость и попадает в яблочко. Хотя и в своем контексте. Ладно, пусть будет правда. — Да. — Главное, мне не пришлось врать. Что до ошибочных выводов, сначала нужно спастись, оправдываться буду после. — Ты от них бежишь, да? — прошептала она. — А как тебе удалось сбежать? Откуда у тебя знак? Ух ты! В который раз убеждаюсь, что умные книги не врут: любопытство подчас перевешивает чувство опасности. Ну и хорошо, так мне не придётся утешать и нашептывать слова поддержки с той степенью убежденности, которой я вовсе не чувствовал. — Бегу. Впрочем, излишних подробностей тоже давать не следует. Несмотря на происходящее, мысль заполучить себе мага я не оставил. Разбойники — явление временное, а мысли о будущем — это мысли о будущем. Нужно заранее заботиться о том, как буду выкручиваться из положения, когда все закончится. Мало того, что она явно недолюбливает священников, это ещё можно понять, так ведь и к своим коллегам по цеху, которые служат церкви, Валена настроена крайне враждебно. Кто они, по ее мнению? Изгои, отщепенцы, предатели, и ничего более. Вот тоже вопрос вопросов: одни служат и довольны работой, других чуть что — на костер. Так уж вышло, что мысленно я приготовил Валене судьбу, которая ей ненавистна. Ещё эти разбойники на мою голову! Не до них сейчас, ей-богу! Из глубокой задумчивости меня вывели слова волшебницы: — После всего этот негодяй Андес решил оставить тебя в живых, хотя остальным и не понравилось его решение, — прошептала она. — Он хочет выяснить, что тебя связывает с инквизицией. Когда я открыл глаза, подслеповато щурясь от ярких утренних красок, сон уже оставил поляну. Еще не сошел туман, и сами очертания предметов казались слегка размытыми. Солнце с натугой пробивалось через листву, но стерильно-чистое небо уже предвещало зной. Люди вокруг работали, не покладая рук. В центр поляны сносили какие-то мешки, сваливали вещи, чуть поодаль высились две пирамидки с оружием. Я насчитал девять человек с главарем в придачу. Видимо, ночью подошел кто-то ещё. Банда всерьёз озаботилась безопасностью и подчищала следы. Сам Андес стоял неподалёку от нас и внимательно смотрел, как суетятся вокруг. Время от времени он вносил в ряды разбойников необходимое оживление весьма недовольным голосом. Они на мгновение замирали, а затем, казалось, приподнимались над землёй и бегали ещё быстрее, не касаясь поверхности и напоминая больших водомерок. Он, похоже, действительно принял решение уйти дальше в лес, что нам оставляло все меньше шансов быть обнаруженными. Да, я все еще надеялся на своих спутников, но своими же действиями сбил возможные поиски с толку. Но кто мог предполагать о последствиях? Мы убегали от погони, а не пытались оставить следы, чтобы нас нашли. В какой-то момент Андес повернулся, словно почувствовал мой неприязненный взгляд. Наши глаза встретились, и мне стало не по себе. Слишком колючий это был взгляд. В нем читалось мрачное удовлетворение. Уж не свой ли приговор я в нем увидел? Умирать было страшно, но пугала не сама смерть, а то, что после. Я стиснул зубы, и моя реакция, похоже, не укрылась от главаря. Андес еще раз хмуро окинул поляну взглядом, молча сплюнул на землю и направился к нам. Всё, похоже, мосты сожжены, и назад пути не осталось. Казалось бы, от страха меня должно было парализовать, но внутри зазвенела струна, из глубины поднималась волна веселой, бесшабашной злости. Эх, жаль, жаль, что я сейчас не пилотирую истребитель, мне вполне хватило бы духу пойти на таран. К несчастью, я был более беспомощен, чем летчик, который расстрелял боезапас до конца. Вопреки моим ожиданиям разбойники не обратили на меня никакого внимания. — Развяжи ей ноги, — главарь угрюмо осмотрел пленницу, — благородным тоже полезны прогулки пешком. Так у Андеса «пунктик»! Неужели не дает покоя положение в обществе, которого у него нет, да и никогда не будет? Или не повезло с хозяином? Пока мои размышления толкались по кругу, два бородатых любителя быстрой наживы ловко распутали ноги Валены и отвязали от кольев. Запястья тут же умело по новой перетянули кожаным шнуром. Волшебница при этом не смогла сдержать стон. Наконец девушку грубо вздернули на ноги. Она едва держалась, ее раскачивало, словно цветок на сильном ветру. Люди Андеса вынуждены были подхватить девушку под руки, чтобы она не упала. Но, несмотря на внешнюю слабость, я чувствовал, что бандиты напрасно рассчитывают на ее покорность. Я видел решимость на ее лице, мне показалось, что свирепые мужики готовы дать деру под ее полыхающим взглядом. Валена с величественной грацией оглядела обоих, так что у них зашевелились волосы на затылке, а затем подняла глаза на атамана. — До сего дня мне было неведомо чувство, которым так любят хвастать мужчины за кружкой пива, — казалось, что с языка волшебницы стекала горящая нефть. — Но о вас я определённо упомяну за бокалом вина. Она замолчала, рассматривая лицо человека, распоряжавшегося нашими жизнями. В конце концов Андес не выдержал и криво усмехнулся. — И что же вы обо мне скажете, моя госпожа? — он пытался говорить с сарказмом. — Что я сожгла негодяя и с улыбкой наблюдала, как кожа слезает с его лица! Такого поворота не ожидал никто, все впали в ступор. Андес, как карась, очутившийся в ведре без воды, хватал воздух ртом. Его люди хлопали глазами и таращились на главаря, не зная, что предпринять. Картина «не ждали» в средневековом стиле, я даже пожалел, что не владею искусством живописи, иначе непременно запечатлел момент. И спокойная улыбка на лице волшебницы, и вся гамма чувств главного негодяя буквально просились на холст. Но вот действующие лица начали подавать признаки жизни. Андес совладал с руками, до того бессильно повисшими на широком ремне. Разбойник захрипел, мгновенно наливаясь нехорошей кровью, и надвинулся всем телом на маленькую фигуру волшебницы. Она дернулась и затрепетала в руках обоих бандитов, которые то ли придерживали ее, то ли помогали стоять. Ладони девушки уперлись в широкую грудь, будто в собственный обелиск, она вскрикнула. В левой руке главаря серебристым росчерком порхнули локоны ее волос, секунда, и он резким движением запрокинул Валене голову, прижавшись небритым лицом к щеке девушки. Щетина с отвратительным скрипом прошлась по нежной коже, оставляя красную полосу на виске. Андес наслаждался ужасом пленницы, впитывая его всем существом. Его глаза пылали от бешенства, а улыбка играла оскалом змеи. Мой взгляд, словно зачарованный, не мог оторваться от правой руки главаря, стиснувшей кривой кинжал. Острие клинка, словно жало огромного скорпиона, упиралось Валене в левый бок. Оно подрагивало в миллиметре от ее тела, изредка касаясь его. Бурое, почти черное пятно расползалось все шире, и мне все больше казалось, что в один прекрасный момент Андес не сможет сдержаться. Из-за мысли, что может произойти, я почти потерял дар речи: сегодня же мой черёд умирать, смерть Валены в мои планы вообще не вписывалась! Кто же знал, что она настолько остра на язык. Нужно срочно переводить стрелки на себя, и что-то мне подсказывает, что простым уколом в сердце я уже не отделаюсь. Андес на взводе, ему нужно спустить пар. Чтобы прикрыть Валену, мне придётся сыграть роль громоотвода. Вот ведь засада, я совсем не хотел становиться мальчиком для битья, но и с выбором, как обычно, не густо. Приняв решение, что уже после найду причину, зачем мне погибать за почти незнакомого человека, я остановился лишь потому, что услышал, как главарь снова заговорил. — Твое счастье, крошка, — растягивая слова, сказал Андес и втянул носом аромат страха, исходящий от жертвы, — что такие, как ты, нужны моим хозяевам в целости. А то мы бы с тобой не соскучились. К счастью, у нас сегодня есть твой нескладный дружок. Надеюсь, он не откажется составить нам компанию. — При этих словах девушка всхлипнула, но главарь не дал ей вымолвить и слово, сжав рукой горло и заставив ее смотреть в свои глаза. — Впрочем, когда ты окажешься в гостях у людей в капюшонах, ты будешь вспоминать обо мне с умилением. Угрозы скорой расправы возымели на меня совершенно другое действие, чем, видимо, рассчитывал Андес. Страх ушёл, вытек, как вода сквозь худое дно. Меня трясло, как будто напрямую подключили к электростанции. Адреналин в крови можно было разливать по бутылкам, как обыкновенное пиво. Меня бил озноб и жгла ненависть одновременно. Освободите мне руки, и я вырву сердце каждому, кто посмел нам угрожать! Где-то на периферии, за пределами стадиона, словно со стороны, на сцену взирал другой человек. Холодный, оценивающий, резкий. Рядом тикала запись, секунда за секундой, капля за каплей. Бесстрастный наблюдатель делал пометки, удовлетворенно кивая. В моей голове, как птица в тесной клетке, билась неожиданная догадка. Я оказался прав! Сами того не подозревая, мы наткнулись на одну из тех групп, которые безуспешно разыскивает инквизиция. Вот ещё важный момент: им зачем-то нужны волшебники. Андес намекнул на страшный финал истории, как бы выведать у него подробности? И вообще, знает ли он хоть что-то или, как все подобные люди, хвастается тем, что нельзя проверить. Эх, Оррик, Оррик, где же ты, дружище, как мне тебя не хватает! Вот где пригодилось бы твое удивительное оружие, Аридил. Многое я бы отдал, чтобы вы были здесь. Очень многое. Андес, потешив свое чувство превосходства, оттолкнул Валену, брезгливо взглянул на окровавленный кончик кинжала. Поискав глазами, он опять сплюнул и, вытерев клинок о штаны, сунул его за пояс в короткие ножны. — Отведите ее к краю поляны и не спускайте глаз. — Он подумал и добавил: — И рот этой стерве заткните. Колдовать она не может, но яд с ее языка действует и без поганого волшебства. Мы скоро отправляемся, нужно только потолковать с ее дружком. Несмотря на слабые попытки сопротивления Валены, повеление атамана исполнили немедля и поволокли ее к лесу. Андес остался с двумя людьми, одним из которых оказался Джок, здоровенный мужик, заросший черным волосом до самых глаз, но со своими понятиями о доброте. Интересно, главарь знает о его попытках сделать мой плен чуть более сносным? И что мне дает его присутствие? Я, конечно, в чем-то наивен, но вряд ли этот дядя настолько глуп, чтобы схватиться один против всей банды за какого-то горбуна. Попытка определённо выйдет смельчаку боком. Остальные бандиты расхватали припасы и потянулись к лесу. По мне скользили равнодушные взоры: сколько народу перерезал их грозный вожак, сколько еще будет крови, жизнь карлика не стоит даже крохотной мысли. Андес дождался, когда его люди полностью разберут вещи и оружие, оставив на поляне только один предмет: мое пока еще подающее признаки жизни тело. — Жаль, что у нас не так много времени, инквизитор. — Андес присел рядом на корточках, брезгливо разглядывая меня так, словно видел впервые. — Иначе мы бы могли побеседовать более вдумчиво. Значит, все-таки инквизитор. Этот гад догадался! Знак курьера сработал против меня. Хватило тех самых смешных процентов, когда говорят, что десять к одному, и этот один выходит вперёд. Удача идет за мной по пятам, но так и не может догнать. «С другой стороны, не будут сильно пытать», — с облегчением подумал я. Андес торопится уйти подальше, словно чувствует, как затягивается петля. Для моей решимости явный плюс: мне достанется быстрая смерть. Хотя меня, если честно, нисколечко это не радует. Я помню последствия первой, боюсь представить последствия второй. С чем мне придется столкнуться? Придется потерять еще кусочек себя. Впрочем, хуже другое: быстро я умру или медленно, я никогда не смогу найти Валену, и все жертвы будут бессмысленными. — Где мой амулет, Андес, — отбросив заигрывания, сказал я. — Можешь зарезать меня, но оставь его при моей бездыханной тушке. Не хочу помирать безвестным мешком с костями. Главарь бросил на меня заинтересованный взгляд. — Смотри-ка, чучело чучелом, а как разговаривает, — он оглянулся на подельников, ухмыльнувшись. — А я думал, будешь просить о пощаде. — Тебя?! — я скривился. — Уморил. Андес хмыкнул. Видно, наш разговор представлялся ему совсем в ином свете. Над его головой кружилось облако недоумения и неуверенности. Он не понимал, почему я не боюсь, в отличие от всех прочих пленников, которых, несомненно, он порешил за всю жизнь немало. Непонятность его раздражала. — Зачем ты здесь, инквизитор? Почему так молод и так уродлив? Чистые кичатся своей щепетильностью в этом вопросе. Я ни разу не слышал, чтобы в свои ряды они принимали таких. — Поверишь, если я скажу, что заблудился? — Меня, в отличие от волшебницы, никто развязывать не собирался, приходилось разговаривать из положения лежа, что оказалось не слишком удобно: не люблю смотреть на собеседника снизу вверх. — Не поверю, — Андес нахмурился. — Ну и правильно, — я вздохнул. — Я бы тоже не поверил. Андес недовольно скривился, его аура почернела. Не очень хороший знак. Стоило пенять волшебнице на ее скверный характер, если у самого язык без костей. Но слово не воробей, эту тварь не уложишь из пушки. Теперь мне предстояло пожинать плоды своей несдержанности. Разбойник поднялся на ноги, уперевшись руками в колени. — Оставить знак твоим? — задумчиво проговорил он. — Ну что ж, это можно устроить. Андес повернулся к подручным. — Отрубите ему руки и ноги, — он кивнул в мою сторону. — Лицо не трогайте, пусть те, кто его найдёт, получат свой знак. А эту безделушку, — он достал амулет и небрежно покачал на шнурке, как маятник, — я, пожалуй, оставлю себе. На память. Вот демоны! Ага! Порезался-таки. Ну ещё бы, только идиот так хватается за заточенные до состояния бритвы края. Что-то я думаю не о том. Меня же сейчас четвертуют, и дело с концом! Возомнил себя профессором красноречия. А все мой длинный язык! Ну что стоило помолчать? В глубине сознания принялся тихонько скулить прежний хозяин тела, пытаясь вырвать контроль. Мне стоило немало сил, чтобы удержать его в стороне. — Не дело это, так с мальчонкой-то, — неожиданно прогудел Джок, набычившись. Главарь резко развернулся и уставился на своего строптивого подчиненного, как будто ждал этого. Над его головой клокотала зловещая черная клякса. — Джок, берегись! — крикнул я, понимая, что терять уже нечего. Предупреждение запоздало: одного мгновения Андесу хватило, чтобы увернуться от могучего замаха. Он поднырнул под руку здоровяка и следующим движением выхватил клинок, которым он только что угрожал Валене, и по самую рукоять вонзил ее в бок бывшему подельнику. Джок развернулся, словно попытавшись отмахнуться от назойливой мошкары, его второй удар оказался страшным. К несчастью, вся сила ушла в пустоту: Андес вновь увернулся, ухитрившись полоснуть ножом под левым коленом противника. Нога бородача подвернулась, он попробовал удержать равновесие и не смог, заваливаясь на колено. Андес сделал шаг ему за спину и приставил нож к горлу. Я в это время с бессильной яростью дергался в путах и что-то бессвязно рычал. Нож сделал резкий взмах, его траектория окрасилась алым, борода Джока пошла кровавыми пузырями. Его руки повисли вдоль большого туловища, взгляд уцепился за мое лицо. Глаза блестели, разум постепенно угасал в них, но он продолжал смотреть на меня, как будто требовал что-то. — Он сдохнет! — заорал я что было сил, вытягивая вверх шею, чтобы не терять его взгляд. Мне показалось, что губы мужика изогнулись в улыбке, глаза закрылись, и он рухнул лицом в траву, тяжелый, словно бронзовый памятник, сброшенный с постамента. Я потрясенно смотрел в его затылок, черные волосы поверженного гиганта трогал слабый лесной ветерок. — Вот неблагодарная тварь, — рявкнул Андес, потрясая ножом, с окровавленного лезвия веером разлетались брызги. — Такой же урод, как и его ублюдочный сынуля. Он оглянулся на второго бандита, в оцепенении замершего поблизости. Тот оторопело разглядывал неподвижное тело бывшего товарища по ремеслу. — И ты туда же?! — взревел главарь, бешено вращая глазами. — Нет, нет! — бандит выставил перед ним руки ладонями наружу, словно этот жест мог обеспечить ему защиту от смерти. — Что ты, нет! Он так трясся, что заработал презрительный взгляд. Впрочем, ему, похоже, было плевать, потому что гордость оказалась смертельно опасным чувством. Бандит предпочитал жизнь собственному достоинству. Он продолжал бормотать одно и то же, пока Андес ни сплюнул. — Падаль! — прохрипел он. — Вам всем пора преподать урок. Пошел отсюда, я сам все сделаю. Ни на кого нельзя положиться. Бандита как ветром сдуло. Андес же повернулся ко мне, и злорадство проступило у него на лице. Похоже, его-то планы как раз исполнялись в точности. Он подошел ко мне и резкими взмахами перерезал путы, приковывающие меня к земле. — Так даже интереснее, — пояснил он, ухмыльнувшись. — Посмотрим, что ты будешь делать, маленький инквизитор. Может, дать тебе нож? — Ты сдохнешь, — пообещал я, растирая запястья. — В твоей следующей жизни! — расхохотался Андес. — Мне ещё не приходилось выслушивать угрозы от такого сморчка. Это даже забавно. Ты все ещё не боишься? Я не успел ответить на его вопрос — на кромке леса раздался крик, затем ещё один. В голосах, звучавших оттуда, слышались изумление и страх. — Какого демона там творится?! — прорычал Андес, раздосадованно поглядывая в ту сторону, куда только что убежал оставшийся в живых напарник Джока. — Полагаю, твоим подельникам не слишком пришлась по душе расправа над их товарищем, — теперь настала моя очередь злорадствовать. В следующий момент из леса раздался звон оружия. Закричало сразу несколько человек. Кто-то отчаянно заверещал, через секунду захлебнувшись криком. Андес выругался так, что переводчик дал сбой, и резко, почти без замаха ударил безоружной рукой меня в лицо. Посыпались звезды, мир кувыркнулся, звуки стремительно отдалились, я понял, что падаю навзничь.