Хроники Арли. Книга вторая. Кто Я?

«Взрослею», — подумал я, с удивлением отмечая, что в голове звенит, как будто вместо нее у меня приличных размеров колокол. Вроде и удар пришёлся практически вскользь, как будто атаман отмахнулся от назойливой мухи, а не пытался вырубить человека. Сознание вздрогнуло, но бодро удержалось на месте. Вот и гадай: то ли главарь в спешке оказался неточен, то ли я научился держать удар не хуже боксера. Это обстоятельство заметно подняло настроение, придало сил. Значит, ещё поборемся! Впрочем, радость оказалась несколько преждевременной: Андес все-таки свое дело знал и оставлять дееспособного врага за спиной не собирался. Даже такого нескладного и убогого. Да, мой дух крепко ухватился за тело, но горизонт резко качнулся перед глазами, стоило мне хотя бы подумать о том, чтобы встать. С идеей подобраться как можно ближе к гуще событий пока пришлось распрощаться, потому что ноги не слушались и все попытки не растерять равновесие оканчивались мордой лица в траве. Представление меж тем набирало обороты и без моего непосредственного участия. Там, за пределами видимости, зло звенело оружие, крики и нечленораздельные вопли осколками снарядов разлетались по всем окрестностям. Разбойники с кем-то сцепились, да так, что либо они их, либо наоборот — на компромисс, похоже, никто не рассчитывал. Одиночные столкновения слились в общую массу и расползались по лесу, как пожар. Тут-то меня и накрыл откат. Никогда бы не подумал, что, развязав меня, Андес был далек от мысли, что оказывает мне услугу. Наверняка, поганец, знал, что из этого выйдет. Кровь наконец добралась до почуявших свободу конечностей, и я завопил в голос, добавив свою лепту в общую какофонию. Конечно, это была не боль. Нет, это нечто похуже: словно тысяча невидимых лапок насекомых враз пробежали по телу. Каждый в своей жизни хотя бы раз отсиживал ногу, мне же пришлось проверить на собственной шкуре, что значит отсидеть все тело. Долго ли, коротко ли, время, как известно, течет иначе, когда тебя атакуют ёжики, к моим рукам и ногам стала возвращаться чувствительность, а к голове — способность соображать. К тому моменту я основательно выдохся и лишь поскуливал в траве, баюкая все конечности сразу. До моих проблем никому не было дела — лес продолжал орать на все голоса. Люди самозабвенно вырезали друг друга, не отвлекаясь на мелочи. Убедившись, что руки-ноги снова мне подчиняются, хотя и не без оговорок, я попытался представить свои дальнейшие действия. Ещё пара минут, и можно рвать когти. Мобильность — вот мой шанс на спасение, что-то подсказывало, что на этот раз все пройдёт как по маслу. Но вот дальше? Что делать дальше? Сбежать? Но как же Валена? Как без символа, который таскает с собой атаман? Или не дёргаться и подождать результатов стычки, в надежде, что неизвестные нашинкуют в фарш всю банду. Враг моего врага — мой друг, так, кажется, звучит известная фраза. Идея, конечно, заманчива: голос внутри соблазнительно нашептывал, что не стоит ради кого-то тратить бесценную жизнь: попыток осталось и так слишком мало. Лучше обойтись без подобной жертвы. С другой стороны, пока люди заняты делом, кое-кто может попытаться улизнуть незамеченным. Это я про нас с Валеной, конечно. Сомневаюсь, что она в данный момент под охраной: интенсивность боевых действий подсказывала, что бандиты заняты своими проблемами и вряд ли способны уделять внимание пленникам. Итак, бежать, остаться или рискнуть? Я отчаянно растирал ноги, разгоняя кровь, и все больше понимал, что смалодушничать не смогу. Конечно, можно нарваться на меч. Какой-нибудь шальной бандит вполне способен мне помешать. И хоть полагаться на «авось» я никогда не любил, к черту планирование, пора действовать по обстоятельствам! Раз ни один мой план не сработал, обойдусь без него. Я осторожно сел на колени и огляделся: на поляне не было ни души. Голова молчала, деревья росли, как положено, и не раскачивались вместе с землей, все мое существо взывало к немедленным действиям. Впрочем, как я ни силился, так и не смог разглядеть, что творится в лесу: заросли на опушке скрывали происходящее лучше государственной тайны. Если я хочу убраться отсюда вместе с волшебницей, пора браться за дело. Где же ее искать? Не думаю, что мне позволят свободно разгуливать на поле боя и дёргать за рукава сражающихся со словами: «А вы тут волшебницу не видели?» Попытка будет одна, главное, не прогадать. Предположим, она там, куда ее увели. Как раз оттуда доносились звуки наиболее ожесточенной схватки. Сталь пела свою смертельную песню, криков боли, стонов становилось все больше. По всей видимости, до конца оставалось недолго. Кто бы там ни брал верх, нужно пошевеливаться, не факт, что неизвестные окажутся лучше наших прежних хозяев. Впрочем, когда решение принято, стало легче. Сомнения отодвинулись прочь, я начал подниматься. Внезапно живая стена дала трещину. Я вмиг ухватился глазами за гибкую, высокую фигуру, проломившуюся сквозь заросли, и спустя секунду с сожалением признал в ней врага. Андес, а это оказался именно он, несся гигантскими скачками, лицо его пылало от ярости, но это было уже совсем иное чувство, нежели то, с которым он взирал на строптивых пленников. За его головой, словно воздушный шарик на веревочке, увивалась белая клякса, разрываемая черными, как уголь, трещинами. Страх и гнев — не лучшие спутники воина, они приводят к ошибке: рука может дрогнуть в неподходящий момент, верный глаз подведет при атаке. С другой стороны, мне, человеку, который слишком мало понюхал пороха, сложно судить о том, что хорошо, а что плохо в бою. Так и вышло. Мне уже довелось убедиться, что с контролем у Андеса полный порядок — он был собран, взгляд и не думал метаться, как у зверя, которого загнали в угол, кроме того, на нем не было ни единой царапины. Я бы сказал, что тут и не пахло бегством, а выполнялось тактическое отступление. С мечом наперевес атаман приближался неотвратимо, как сама смерть. В его левой руке змеёй вертелся кинжал, тот самый, кому сегодня уже довелось отведать человеческой крови. Я приготовился к встрече, но он не обратил на меня никакого внимания. Ещё секунда, и я увидел причину его небрежения: следом за ним из леса выскочили ещё трое, вооружённые не хуже преследуемого. Как бы ни старался Андес, уйти сразу от троих ему бы точно не удалось. Стоит отдать должное его чутью: атаман мгновенно сориентировался в ситуации, перейдя к немедленной контратаке. Нет, трусом он точно не был. И глупцом тоже. Какие могут быть мысли, когда выходишь один против троих? Правильно, я тоже решил, что у главаря никаких шансов. Так, видимо, считали и трое преследователей, бросившись вперёд в едином порыве растоптать, повергнуть врага. Три секунды потребовалось Андесу, чтобы доказать, как ошибаются те, кто сбросил его со счетов. Что-то подобное я видел, когда Оррик дрался сразу против четырёх человек. Он говорил, что большинство отдаёт предпочтение технике, забывая про ноги. Движение — жизнь. Всего два крошечных шага лишили противника численного преимущества. Андес выстроил их перед собой так, что ближайший закрыл его своим телом от атак остальных. Незнакомый воин с короткими волосами производил впечатление опытного бойца. Ему оказалось достаточно мига, чтобы сообразить: шансы сравнялись, и придётся драться один на один. Секунда сомнений, тенью отразившаяся на лице, и вот он уже смещается в сторону, чтобы не мешать остальным: к чему бессмысленная бравада, если можно свести риск к минимуму и взять числом. Именно на перемещении, когда человек на долю секунды теряет контроль над равновесием, Андес его подловил. Резко сблизившись, он увел в сторону клинок противника, всем корпусом врезавшись в его тело, так что тот, как мячик, отлетел под ноги второму. Они вместе упали. Возникла заминка, которая происходит, когда люди кучей малой валятся друг на друга, а затем пытаются расползтись в стороны. В исполнении воинов, конечно, картинка во сто крат ускоряется и смотрится не слишком комично. А звуки! Куда подевалось спокойствие и душевное равновесие?! Разбойника костерили на чем свет стоит. Помимо ругани, до меня донесся сдавленный стон и хрипы, оружие обиженно и глухо звякнуло на земле. Когда двухголовая гидра распалась, обнаружилось, что для противников Андеса падение закончилось вовсе не так благополучно, как им бы хотелось. Один, морщась, вскочил, сжимая меч в левой руке, правая же плетью повисла вдоль тела, оставляя на штанине длинные, темные пятна. Второй и вовсе обескураженно ворочался на земле, зажимая рукой живот. Во всем его облике сквозило недоумение, словно он не мог понять, что происходит. Третий, все ещё целый, с изумлением взирал на соратников, враз оказавшись на передовой. Он, похоже, не мог взять в толк, как Андес за долю секунды ухитрился превратить их победу в разгром. Атаман весело рассмеялся, ткнул третьему воину кинжалом в лицо, а затем провел им по своему горлу. Намек более чем понятен — он следующий. Воин вздрогнул, но постарался не подать виду. Его аура стремительно теряла насыщенность, обрастая белыми пятнами. Скорость, с которой оказался повержен один и выведен из строя другой, впечатляла. Такая демонстрация сил кого угодно проймет до печенок. Я думал, что после столь блистательно проведенной атаки Андес наверняка даст деру, но снова ошибся. Атаман, видно, решил окончательно разобраться с помехой, — ведь даже один воин был в состоянии ему помешать, — и вместо отступления набросился на обоих, яростно размахивая мечом. Раненый в руку не смог оказать достойного сопротивления, поэтому вынужден был спастись бегством, чем сохранил себе жизнь, но бросил товарища. Основной удар принял на себя последний боец. Ни о какой контратаке, конечно, не могло быть и речи. Андес настолько превосходил его мастерством, что спасением для него являлась лишь глухая защита. Сумасшедший напор бандита мигом развеял надежду, что у него получится устоять: поражение было делом секунд, и только. Ему хватило пяти. И то несколько выпадов воин отразил только чудом, в самый последний момент избежав смертельной раны. Андес творил чудеса: его меч ни секунды не оставался в покое, выбирая совершенно невообразимые углы атаки. Каждая из них начиналась финтом, и на последнюю у противника не нашлось ответа. Андес презрительно фыркнул, вытирая об куртку поверженного кончик меча, и пнул его носком сапога. — Живьём брать! — зычный голос возвестил о появлении нового персонажа, а заодно из леса, как горох, посыпались воины, близнецы тех, с кем с такой лёгкостью только что расправился атаман. Их было так много, что я и глазом моргнуть не успел, как нас окружили сверкающие на солнце мечи, отрезая Андесу все пути к отступлению. Я оказался внутри круга, в десятке шагов от атамана. Победа в схватке обернулась для бандита поражением в бою. Он потерял самое дорогое, что могло быть у беглеца, — время. Как ни странно, белый цвет страха из ауры атамана практически испарился, уступив место досаде, раздражению и в большей степени ненависти. Этакая здоровенная переспелая слива с испорченными боками красовалась теперь над его головой. Сам Андес с кривой усмешкой разглядывал человека, направляющегося к нему неторопливой походкой уверенного в себе хищника, которой обычно так щеголял сам атаман. Воин оказался непомерно широк в плечах. Весь в коже, обвешан оружием, как новогодняя ёлка, в руках полуторный меч с прямым широким клинком, направленным острием вниз. Немолодой, но крепкий, как железное дерево, — брось такого в воду и будь уверен: он даже по дну доберётся до берега. А воздух? На кой ему воздух? На суровом лице ни следа эмоций; камень, и тот позавидовал бы его бесстрастию. Он повелительно махнул рукой, и бойцы, окружавшие нас, подались в стороны. Я неверяще смотрел на него и не мог отвести взгляд. Все мысли и слова повылетали из головы. Походка, голос, взгляд, косичка, наконец, — все это я вспоминал тысячи раз и готов был отдать руку, только бы их обладатель оказался здесь. Но я и помыслить не мог, что увижу его так скоро. Оррик — а кого ещё я мог вспоминать — остановился шагах в десяти от насторожившегося атамана. По мне вскользь пробежались взглядом, как будто в журнале посещений поставили галочку, но словом не удостоили. Меня кольнуло обидой, но я поспешил ее отогнать: какие обстоятельства, такова и встреча. Лобызаться будем после. Если инквизитор здесь, то и эльф где-то поблизости. Значит, меня и не думали давать в обиду, и все приключения на одно место нашел я сам. «Лежи, — сказал я себе, — за умного сойдешь». Додумать мысль мне не дали. — Сложи оружие, и я обещаю тебе справедливый суд. Андес расхохотался. — А также справедливый костер, — он плюнул в сторону инквизитора. — Засунь себе свой суд в задницу, чистый ублюдок. Ты получишь меч людоеда, только когда я сдохну! Но будь уверен, что я заберу к Аиду парочку этих щенков! — Андес обвел обступивших взглядом, полным ненависти. Я присвистнул: мне попался очередной гарнский людоед? Что-то этих тварей слишком много развелось по дремучим лесам. Такое впечатление, что их, словно диверсантов, забрасывают в тыл, чтобы они сколачивали отряды и держали в страхе местное население. И выполняли другие специфические задачи, вроде захвата определённых лиц. Оррик спокойно дослушал эмоциональную речь бандита и глубоко вздохнул. Похоже, другой реакции он и не ждал в ответ. — Очень жаль, что ты нам нужен живым. Я с удовольствием выпустил бы тебе кишки, а так придётся чуть-чуть повозиться. Он несколько раз крутанул мечом, разминая кисть. — Уверен, что это необходимо? — прогудело из-за спины, и я только тут заметил знакомую железную башню — главный инквизитор Архана, отец Поль собственной огромной персоной, был тут как тут. Не хватало только эльфа с его хитромудрым оружием, тогда вся компания будет в сборе. — К сожалению, да. Этот пожиратель падали слишком наловчился играть с оружием. Твоим ребятам он не по зубам. Конечно, можно навалиться толпой, но есть риск, что он в свалке подколет ещё кого-нибудь. А вы и так слишком много потеряли сегодня. Кроме того, я с удовольствием разомнусь. Отец Поль помрачнел. — Он мне нужен живой! Ты помнишь? — Я все помню, не переживай. Оррик взвесил в руках меч, покрутил кистями. В нем не было ни капли страха. Он что, настолько уверен в себе? Я видел, как этот молодчик дерется, и хоть в умении Оррика сомневаться не приходилось, все же я бы поостерегся. — Будь осторожен, — прошептал я одними губами, но инквизитор услышал и успокаивающе кивнул, мол, не стоит переживать, он уже взрослый мальчик. В наше милое перемигивание вмешался наглый голос атамана. Андес был слишком высокого мнения о себе, чтобы оставлять врагам последнее слово. — Сначала я вырежу «треглад» на твоем лице, старик, — Андес излучал уверенность не хуже его противника-инквизитора. — А потом перебью все ваше отребье. Оррик не ответил, лишь поманил его пальцем, и атаман ответил длинным, стремительным выпадом, как будто хотел решить дело первым же ударом. Разочарованно звякнул меч, отлетая в сторону от собрата — Оррик легко увел оружие в сторону, приняв его на сильную часть клинка. Его ответ последовал сразу и был не настолько изящным, но столь же быстрым и смертельно опасным — Андес не принял приглашение на обмен любезностями и разорвал дистанцию, благо, даже на мой неискушенный взгляд, двигался он быстрее. Схватка началась без приветствий. Обмен ударами следовал один за другим. Андес пытался достать противника глубокими выпадами и путал финтами, то показывая, что бросается вперёд, то резко отскакивал в сторону, метя по ногам и в голову. Оррик уверенно их отражал, пользуясь тем, что его меч тяжелее, тут же бросаясь в короткие атаки, так что Андесу приходилось несладко, если ему оставалось лишь ставить меч под удар. Он предпочитал уворачиваться или сбрасывать оружие противника по касательной, всячески избегая короткой дистанции. Спустя пять минут враги наконец поняли, что не уступают друг другу. Молодость разбойника, его мастерство и скорость компенсировались опытом и силой Оррика. Оба поединщика одинаково хорошо двигались, сближаясь и разрывая дистанцию. Никому не удавалось получить преимущество, несмотря на абсолютно разные манеры ведения боя. Инквизитор заметно посерьезнел, видно, понимая, что немного переоценил силы, атаман тоже выдохся, на лбу у него пролегли морщины, поблескивая каплями пота, движения стали терять точность и скорость. Впрочем, то же самое можно было сказать и про Оррика: атаки Андеса вызывали все большее опасение, что наступит момент, когда рука священника не поспеет за юрким мечом атамана. На его ногах уже красовалось несколько порезов, правда, совсем неглубоких. Андес мог похвастаться царапиной на плече, звериным чутьем и молниеносной реакцией вывернувшись из-под смертельного удара врага. Еще несколько минут, и Оррик начал ощутимо сдавать. Андес наседал, постепенно наращивая темп. Инквизитор разом пропустил два легких удара, заработав две прорехи в одежде, поблескивающие кровавыми каплями. На лицах невольных зрителей прилипло обеспокоенное выражение. Человек-гора, главный инквизитор Архана, все чаще качал головой, посматривая по сторонам, как будто ждал помощи со стороны. Этот старый волк лучше всех предвидел конец поединка, изредка поскрипывая зубами. Оррик пропустил ещё один выпад, на этот раз опаснее и глубже, чем все остальные. Андес яростно оскалился и, отбросив осторожность, буром попер вперед. Он, несомненно, понимал, что, кроме Оррика, вряд ли сможет прихватить к праотцам кого-то ещё, но твёрдо вознамерился забрать с собой хотя бы одного из врагов. Выпад. Выпад. Парирование. Финт. Легкий меч ускоряет мах, меняет траекторию в очередной раз. Человек с воображением сказал бы, что воздух гудит, взрезаемый лезвиями, словно слоеный пирог, я же все внимание отдаю танцу. Да, схватка в большей степени походила на танго, и оба партнера забыли об окружающих, выписывая все новые «па», на которые уходили все отмеренные жизнью силы. Оррик дышит тяжело, но принимает удар на гарду. Он уже не пытается ударить в ответ, уйти от атаки не хватает сил. Андес атакует беспрестанно, в его глазах радостное ожидание, предвкушение триумфа, пусть он и будет таким недолгим. Оррик получает ещё удар, отмахивается, атаман с сожалением вынужден прервать атаку, отскакивая назад, чтобы ненароком не угодить под меч. Андес с изумлением оглядывается, глаза как блюдца — он таращится на меня. Слышится влажный шелест, мягкий, глухой удар. А я что? Двое дерутся — третий не лезь? Жилище вам всем индейское в одно место! Когда Андес в очередной раз проходил мимо, я приподнялся и как следует пнул его в зад, так что вместо того, чтобы разорвать дистанцию, он ее сократил. Я уже догадался, что моего друга — ну а кого же еще — принесут в жертву проклятым традициям, а местные пальцем не шевельнут, чтобы ему помочь. Мне нужно было только выбрать подходящий момент, чтобы вмешаться — на секунду отвлечь внимание атамана, а уж Оррик разберётся, как воспользоваться предоставленной возможностью. Нечестно? Пофиг! Я не собирался разменивать жизнь Оррика на кристально чистую совесть.