Сказка о счастье

Солнечный свет щекочет маленький носик юного омеги, играясь, стараясь разбудить своего давнего друга и любимчика, дабы увидеть родную улыбку. Однако юноша на шелковых простынях глаза свои открывать отказывается, плотнее смыкает, совершенно не желая возвращаться в реальность, прекрасно осознавая последствия — жизнь не только с не любимым мужем, но с насильником, который не сжалился над судьбой омеги перед собой, абсолютно беспощадно и грубо вырывая невинность супруга, причиняя ему несравнимую ни с чем боль. Но беспощадное солнце совершенно против выступает таких планов любимца, будит, тревожит, заставляя открыть очи и вернуться обратно. Вернуться в мир совершенно реальный и осязаемый, медленной патокой боли растекающийся по медовой коже с черными синяками и бордовыми укусами, что маленькими бутонами цвели на изящном теле. Просыпаться было мучительно больно. Хосок оглядел просторные покои, отделенные от места для приема гостей легкой золотой ширмой, что будто крепость — стала последним рубежом защиты мира маленького омеги от суровой реальности, в которую не хотелось возвращаться, о которой и помнить не хотелось вовсе. Но Чон был обязан встать с постели и жить дальше, хотя бы ради благополучия своего возлюбленного, который и не знает о произошедшем кошмаре и спокойно читает книги о военном деле, готовясь принять пост министра обороны. Омега грустно вздохнул и нерешительно опустил ватные ноги на пол, опасаясь ощутить не только ноющую, раздирающую на части боль, но и холод, подобный тому, что он чувствовал во время своей брачной ночи с Королем. Однако вместо нежеланного всем сердцем льда, нежные ступни утонули в мягком, пушистом ворсе, что теплым пленом сковал маленькие пальчики. Королева удивленно вздохнула и спустилась на голые колени, топя и упругие ягодицы в чем-то очень теплом. — Вот это да… — прошептал Хосок, убирая рыжие волосы назад и склоняясь к покрытию ближе. И не смог сдержать восхищения, когда заметил, что весь пол в его спальне устлан этим чудесным ковром, сотканным из чего-то невероятно мягкого и воздушного. Такой шерсти Хосок еще не встречал, как и удивительного решения покрыть грубые и холодные доски теплым и мягким покрытием из необычного ворса нежного голубого цвета, словно Королева по небу ходит, утопая в его теплоте. Сильный порыв прижаться ближе и почувствовать с детства желанный запах небосвода обуял молодого юношу, и тот, не сопротивляясь, примкнул лицом к теплому полу, чувствуя сладкий и поразительно необычный запах тягучего меда, что патокой переливался во рту. — Необыкновенно! — выдохнул с восхищением Чон, зарываясь глубже в ворс. — Невероятно! Его алые, истерзанные ранее в кровь, ягодицы нацелились в потолок необыкновенных покоев, пока румяное личико ныряло и выныривало в разных уголках комнаты, поражаясь диковинным штучкам, коих раньше Хосок не видывал нигде, только слышал о них от Чимина, вернувшегося из долго путешествия или книг, привезенных торговцами из других стран. Невероятно интересными показались Королеве и высокие стеллажи с разнообразными книгами, корешки которых он раньше нигде не видел. И хоть большое количество необычных нарядов приглянулись Хосоку в самую последнюю очередь, он не упустил возможности потрогать ткани и поразиться элегантности заморских нарядов. Однако, когда взгляды омеги привлекла одежда, он понял, что ему уже пора выходить из своей спальни, дабы наконец выполнить свои скромные обязанности: быть красивым и изящным украшением короля на праздниках и политически-важных мероприятиях, хранить свой очаг и дворец с покоями от чужестранцев и недоброжелателей, содержа все в чистоте и богатстве, вести переговоры с знатными дамами чужих домов и, конечно же, зачать наследника престола, пока этого не сделала выбранная Королем наложница. И хоть последнего Хосок не желал всем своим сердцем, ему пришлось бы сделать это в любом случае, ведь продолжение рода от безродного мальчишки обернется для семьи Чона унижением на следующие несколько десятков лет. Он истинный наследник королевской крови, он обязан произвести на свет настоящего правителя Чосона. Тяжелая печаль атаковала молодого юношу, заставляя вспомнить первую проведенную с супругом ночь и ее ужасные последствия, цветущие на его мальком теле. Страшно было представить, что весь тот кошмар придется пережить повторно, пока маленькая жизнь не зародится в его теле. Ладонь Хосока легла на плоский впалый живот, не спеша поглаживая. Королевой обуял интерес и невиданное любопытство, все же, он ни разу не видел носящих под сердцем ребенка омег. И никогда с такими не общался. Потому предстоящая беременность стала для него чем-то необычным и загадочным, покрытым завесой тайны, что не терпелось разгадать. Вот только понести от супруга, омеге совершенно не хотелось. Перед глазами вновь предстали те ужасные воспоминания, когда юное и невинное тело терзали чужие губы и руки, лишая девственности мучительно больно, разрывая все вокруг. Жилистые длинные пальца сомкнулись на маленьких щеках, сжимая челюсть Хосока, а холодная горькая жидкость обожгла розовое горло. Холодный ледяной взгляд и едкие слова, сорвавшиеся с ехидной усмешки, вызывали внутри только подступающую кислую тошноту, Королеву замутило. Хосок встал с пола и нерешительно коснулся маленького серебряного колокольчика, беря его в руки. Маленький, украшенный золотыми цветами металл приятно холодил взмокшие ладони. Дома у омеги был средник размеров колокольчик с узорами солнца и неба, в детстве он не помещался в маленькую ладошку, потому рядом всегда лежала серебряная палочка, которой ребенок настукивал мелодии ранним утром. Теперь у Хосока маленький колокольчик и новые слуги, которые не понимают мелодий юного сердца. Да и разве полон инструмент без своей незаменимой части? Совершенно нет. Потому омега только небрежно трясет колокольчиком, слушая нежный, но совершенно не родной, звон. Двери покои с тихим шуршанием отворяются, и сквозь золотую ткань просачивается маленькая голова молодого парнишки, что на Королеву завороженно смотрит. — Я Мингю, Ваше Величество. — произносит мальчишка. — А ваша придворная дама отлучилась к лекарю за отваром для ваших ран. Поэтому тут только я из всех тех, кто смеет заходить в ваши покои. — Ничего страшного. — улыбается Хосок. — Наберите мне воды, я хочу помыться. И подайте завтрак ко мне в покои. — Хорошо, Ваше Величество. А что вы изволите есть на завтрак? — лепетал юноша. — То, что приготовил повар. — смущенно произнес Королева, ежась от нетерпеливого взгляда мальчишки. — И я бы хотел встретиться с Его Высочеством Принцем Чимином. — Но вам запрещено с его Высочеством видеться. Король запретил. Хосок возмущенно насупился, сжав губы оттенка спелой вишни в одну тонкую линию. Не мог поверить Королева, что супруг его вот так просто запретит видеться двум возлюбленным, возможно позже, но не сейчас, когда сердце и тело безнадежно тоскуют по родному запаху и теплу, заботе и безграничной любви, что дарил Чимин только одним своим взглядом, не говоря даже про почти невесомые и легкие касания их кожи, отчего табун приятных мурашек пробегал. Голос Принца был мягким и сладким, патокой разливался по телу, окутывал своим очарованием, пленил. А каковы же были речи наследника? Поистине интересными и умными. Чимин очень много рассказывал про другие края, в которых он бывал, пересказывал истории других путешественников, делился услышанными мифами и легендами чужих земель, порой заводя Хосока в спор о политике или науках, которые омега упорно изучал с помощью книг, привезенных отцом или гостями. Им было необыкновенно хорошо вдвоем еще до чувств и помолвки, когда Чимин, краснея, признавался в пылкой любви к молодой нянечки тогда еще совсем юного омеги, а Чон, ведомый своей природной эмпатией, охотно помогал Принцу сблизиться с объектом его обожания. Они дружили, дружили всю свою жизнь, пока не влюбились в друг друга случайно. Они придались своим чувствам, казалось только увеличивая количество допустимых касаний и действий, в глубине своих душ все еще оставаясь друзьями. И хоть Хосок любит, безумно любит Чимина, он не мог допустить себе хотя бы призрачного шанса на потерю общения с Принцем. Никак нет. — Ваше Величество! — в покои входит средних лет мужчина, одетый в ханбок придворной дамы. Он несет большой золотой поднос с ароматными коробочками и маслами совершенно легко, будто тот и не весит ничего. — Мне передали ваши слова. Я Чвхе Хара, ваша придворная дама. — Здравствуйте. — произнес прерванный Хосок. — Я бы хотел искупаться и позавтракать. — Хамджибак* почти готов, Ваше Величество Королева. — поклонился мужчина. — Его Величество велел вам спуститься в сураган* и отзавтракать вместе с ним. Хосок нахмурился, больно кусая и без его зубов растерзанную губу. Он не хотел видеть мужа настолько скоро, желая оттягивать их встречу как можно дольше, тайно надеясь, что Его Величество не удостоит омегу своими визитами и совместными приемами пищи, как было обычно при династических браках. И все же, супруг почтил честью свою Королеву, приглашая ее на совместный завтрак, наверняка намереваясь лишний раз напомнить о месте и обязанностях Хосока во дворце: любить мужа, рожать ему детей и быть красивым дополнением на политических встречах. Однако что мог поделать омега в этой ситуации? Воспротивиться мужу без никакой поддержки? Он ведь пусть и истинный обладатель королевской крови, но омега росший далеко от дворца и его забот, не имеющий никого за спиной, кроме семьи, что отчаянно пыталась всеми доступными силами стать еще могущественнее и богаче за счет Королевы. Да и та его не поддержит, ведь выгоднее, когда Хосок только кукла безголосая и украшение, что родит наследника, а не полноправный правитель. Да и разве получиться править у него? Он хоть и образован, изучал долгое время право и языки, от дворца был далек, его не обучали ведению переговоров, или подсчету дани, или военной стратегии. А воспримут ли его всерьез другие правители? Его — молодого омегу? Точно нет, только посмеются над Королевой презренно. Хосоку безопаснее при Короле оставаться супругом его. Так никто его не тронет. Хосок вздохнул, присаживаясь у своего стола, мягко придерживая нежно-голубую юбку. Ему необходимо было соблюдать правила приличия и привыкать находиться постоянно в окружении людей: будь то охрана, придворные дамы, служанки или нянечки. Даже в хамджибаке он теперь не может быть наедине с самим собой, как было дома, пока его любимый Югем заботливо мешал масла для ночного массажа перед сном, без которого совсем юный мальчишка уснуть не мог. Хосок сжал губы вновь, вспоминая любимую нянечку, что вырастила и вскормила его, а теперь уехала, освободившись от служения своему бывшему хозяину. Таково было желание Югема — наконец жить со своей семьей, растить детей и быть рядом с мужем. Хоть в дворце он бы был в почете, зарабатывал бы в разы больше, однако его родня все еще оставалась невероятно далеко от него и его тоскующего сердца. Никакие статус и деньги не смогут заменить няне его семью. Поэтому Хосок и его отец исполнили желание столько дорогого человека, отпустив его домой. В дворце ему найдут нового няню — Санггун*, который станет заботиться о Хосоке, словно о сыне родном. — Рад видеть вас, моя Королева. — произносит Король, входя в зал. Полы его ханбока мягко шелестят позади, а шаги отдают чем-то твердым и несокрушимым. — Как ваше самочувствие? Хосок замялся, не зная ответов на речи супруга. Он был совершенно сбит с толку мягким голосом мужа и его нежной улыбкой. В памяти только ив сплывал холодный оскал и страшны рык, пока большие руки сжимали карамельную кожу, присваивая ее себе, меча уродливыми синяками. — Вы немногословны сегодня. Очевидно, это последствия вашего долго сна. Но ничего страшного. — тихо хихикнул Мин Юнги. — Я наслышан о вас и ваших необыкновенных речах, потому желаю поскорее услышать своим ушами их. Думаю, мы станем отличными собеседниками. Только не бойтесь меня и смело затевайте спор. — с хитрой улыбкой, некогда насильник, подмигнул Королеве, погружая ту в невероятное удивление. Перед Хосок не сидел отобравший невинностью грубостью и болью человек. Только вполне милый и нежный Король с хитрым лисьим взглядом и мягкими чертами круглого лица. От альфы веяло сладкими нотками благовония и чем-то уютным. Так же пах всегда Чимин, загадочно улыбающийся своему другу. — Я благодарю вас. — прошептал Хосок, однако слова его эхом ударились от стен дворца. Король поднял брови, удивленно улыбаясь, и кивнул. — Что вы постелили на пол в моей спальне? — не решительно задал вопрос Хосок, теребя полы своего жакета. — Это ковер. Один мой знакомый рассказал мне о нем, привез и показал. Увидев его, я понял, что он необходим вам в ваши покоях. Вы ведь мерзнете, моя Королева. Я постарался выделить вам самую теплую комнату дворца, однако видя, как вы замерзаете, я тут же приобрел сие покрытие. Вы его испытали уже? — Да. Очень тепло. Спасибо. — улыбнулся Королева, радостно кивая. — Благодарю вас за те подарки, что вы оставили в моих покоях. Они необыкновенны. — Я узнал, что вы любите такое, поэтому собрал всех заядлых путешественников и попросил навезти необычных диковин. Надеюсь, что вас все понравится. Однако, хочу предупредить, что некоторые книги написаны на заморских языках, потому я приобрел несколько словарей для вас. Еще вы можете в любое время вызвать нашего лингвиста, он переведет для вас тексты. — О, я благодарю вас! — еще шире прежнего улыбнулся Чон. Совершенно не верилось, что Король, что терзал тело, может быть настолько приятным и милым человеком, которого Хосок не боялся совершенно, лишь утопал в желании завести беседу. Теплая аура спокойствия и тепла обуяла сураган, которую он еще ни разу за всю свою историю не видел. В зал наконец вошли слуги с подносами, полными еды и ароматного горячего чая. Приближенные дамы традиционно попробовали всю еду, после аккуратно раскладывая все по чашкам. Хосок почувствовал невероятный голод, словно не ел он всю свою жизнь, живя и питаясь дождевой водой, а тут вдруг перед ним ставят чашу, полную ароматного белоснежного риса, что манит до болезненных колик в глазах попробовать. — Ваше здоровье, моя Королева. — улыбнулся Юнги, беря палочки в руки. — Очень надеюсь, что еда нашей кухни придется вам по вкусу. — Спасибо. — повторяя за Королем, произнес Хосок. — Ваше здоровье, мой Король. Возможно все не так уж и плохо, думает Хосок. Может, Король и вовсе не плохой, а те слухи, навеянные другими, лишь завистливые причитания? Может Король не хотел в брачную ночь насиловать Королеву, а был вынужден, ведь сам Чон упирался как только мог. Он сам виноват в своей боли. Возможно. Однако не точно.