Сказка о счастье

— Мин Юнги! Мягкий по своей природе, но наполненный яростью вселенской, голос оглушает Короля и, к удивлению прислуги рядом, не шокирует своей грубость по отношению к Его Величеству, что совершенно не позволительна никому, кроме Богов и покойных родственников правителя. Юнги лишь откладывает книгу, которая его не особо интересовала своим содержанием, в сторону и поднимает ничуть незаинтересованный взгляд на юношу перед собой, что вторгся в покои Владыки этим ранним утром перед отправлением Короля в дом жениха. — Я слушаю Вас, Принц Чимин. — отвечает Король, рукой взмахивая и веля евнуху выйти прочь, оставив братьев наедине. — Как посмел ты выбрать того, кому я отдал свое сердце! — взрывается Чимин, подбегая к старшему брату и хватая того за ворот ночной рубахи. Голос его громок и жарок, словно пожар, разгоревшийся по человеческой случайности. — Я ведь доверял тебе больше, чем кому-либо. Я попросил у тебя разрешение на нашу помолвку, а ты просто забрал моего жениха себе! Как мог ты так поступить со своим родным братом? Чимин пылая яростью, словно огнем, сжимал ткань, золотом расшитую, сдерживая слезы обиды, что колкой иглой, чей наконечник был измазан ядом, впивалась в его доброе сердце, ранее полное любовью до краев. Глаза Принца были еще злее, нежели колкий взгляд, что был наполнен презрением к собственному брату, потому что именно очи Его Высочества обнажали ту вселенскую боль, что испытывал Чимин в этот миг: брат всегда был для него опорой и единственным, кому он мог довериться и показать свои слабости. Но тот, подобно другим, предал его, отобрав второго единственного близкого и родного человека. Но Юнги же даже в лице не изменился после гневной тирады и глаз, наполненных болью до краев, все так же незаинтересованно глядя в очи ругающемуся на него брату. Хоть ему было искренне жаль последнего родного человека, однако иначе поступить Его Величество не мог, ведь, такую судьбу им уготовили Боги на Небесах. И не Юнги с Чимином что-либо менять в сценарии божественном. — Принц, мне кажется, — Юнги нагнулся к уху брата, улыбаясь уголками тонких губ совершенно ехидно, дабы больнее сделать, чтобы Чимин скорее отпустил это, — я предупреждал Вас не влюбляться, пока я не найду себе мужа. — яд, что вплеснул Король на наконечник стрелы этой фразы, попал точно в сердце Принца, вдавливая иглу глубже, заставляя сердце перестать биться отныне и навек. Чимин опешил, слыша слова брата, рассеянно отпустил ворот рубахи и отступил на несколько шагов от него, шокировано осев на пол. Глаза, что ранее были наполнены лучами солнечными и радостью вселенской, переполнились слезами, а ладони, что секундами ранее были сжаты в кулаки, готовясь избить родного старшего брата, повисли, дрожа, в воздухе, касаясь шелкового ханбока. Его Высочество плакал, голову опустив да взгляд упирая в доски. Он слишком слаб, чтобы вести борьбу с дорогим сердцу человеком. Слишком слаб, чтобы пытаться победить Юнги, потому проигрывал с рождения ему во всем. Потому что он всегда был вторым, даже в праве любить своего же омегу. — Но ведь я люблю его. Больше всего на этом свете его люблю. — прошептал Чимин, дыша через раз, потому что этого делать совершенно не хотелось ему в данный миг его короткой жизни, что черной полосой вокруг горла обернулась. Лишь сбежать из этого кошмара в сны хотелось, где любимые ладони будут лицо теплым ветерком оглаживать. — Почему ты выбрал именно его? — Потому что он прямой наследник династии Чон, что правила до нас. — ответил Король с сожалением. На разбитого брата было больнее всего смотреть. — Он законный правитель, он должен был занять трон после своего деда. И именно поэтому сторонники его семьи свергли нашего отца, учинив кровавое празднование на твое пятилетие. — Юнги опустил ладонь в волосы брата, дергая его голову вверх, дабы Чимин смотрел в глаза ему, дабы видел, что старшему тоже больно делать это. — Если он родит мне наследника, то наша семья закрепится на троне, и никто не посмеет обвинить нас в незаконности ношения королевских титулов. Мы будем править и продолжать дело отца совершенно законно. Этот брак спасет нас всех, Чимин. — Но я ведь люблю его… — всхлипнул Принц, все еще в глаза брата глядя с надеждой. — Так разлюби. — холодно бросил Юнги, отнимая свою руку от головы брата. — Я сегодня же заберу его во дворец, дабы противники наши не тронули его разум или тело. У тебя будет час перед закатом, чтобы попрощаться с ним. Ведь отныне, Чон Хосок будет всецело принадлежать только мне.

***

— Моя Королева. — прошептал Чимин, входя в покои своей первой, последней и единственной любви. — Я принес Ваши любимые цветы. Маленькие ступни ступили на холодные доски покоев Королевы, не издавая ни единого звука, дабы не тревожить сна любимого после брачной ночи. Двери, что были приветственно раскрыты, вели к ложу с шелковыми простынями, расшитыми золотыми цветами, которыми однажды Хосок украсил ночное одеяние Принца. Словно облака в небесах — цветы на собственном алом небе простирались, озаряя каждого невиданной красотой и невинностью, словно олицетворяя своего хозяина и создателя. — Моя Королева… — позвал Чимин, склоняясь над постелью, на которой покоился омега под одеялами прекрасными, и в раздумья погрузился, решаясь лишь на одно невесомое прикосновение к коже возлюбленного. — Я принес Ваши любимые цветы. Мне пришлось встать на рассвете, дабы собрать самые прекрасные из них для Вас. Но омега не шевелился совсем, казалось даже, отказываясь от дыхания своего, словно пребывая не в теле своем. Чимин обеспокоенно коснулся плеча, дрожа похлопывая Королеву, дабы та развеяла кошмары, что в голову успели пробраться, но шелк лишь спал, оголяя кожу синюю, что устрашающе взирала на Принца, словно расплата за без боя отданную любовь. — Хосок… — прошептал Мин, слезы утирая свои. Он невесомо покрывало откинул, на тело любимого взирая и вскрик в себе давя от представшей перед его взором картины. Кожа его Хосока ныне не обладала своим естественным карамельным цветом, переливаясь сотней синяков и ссадин, которые сверкали сапфирами, словно украшениями, лицо, хранящее теплую улыбку и яркие глаза, теперь было мертвенно бледное с сухими, истерзанными в мясо бесчеловечно губами. — Мой Хосок… — прошептал Чимин, над телом склоняясь и к груди припадая, дабы услышать тихий и совершенно неслышный, но такой любимый и счастливый стук сердца. Принц улыбнулся совершенно счастливо, тело в шелк заворачивая и с постели поднимая, когда на его плечо легла холодная рука, а голос, чьего обладателя хотелось убить на месте, заставил поежится от сотни мурашек. — Положи моего мужа на место. — проговорил Юнги, сжимая кожу брата. — Как ты посмел сделать с ним такое? — прокричал Чимин, к себе любимого прижимая. — Ты места на нем живого не оставил, словно дикий зверь, кинулся на тело молодое, дабы плоть разорвать на кусочки кровавы да душу сожрать! Я доверил тебе самого дорого и любимого человека, а ты сотворил это! Юнги сжал губы в тонкую линию, глаза его стали чернее и опаснее вод глубоких, что затянут на самое дно, а ты и слова не смолвишь, но в остальном он оставался невероятно холоден, словно и не произошло ничего серьезного, и брат не упрекнул его, обозвав диким зверем своего Короля. — Положи Королеву на кровать! — рявкнул Юнги, сжимая руки на плече Чимина, оставляя большой синий след на бледной коже. — Это мой муж, и ты никакого права касаться его не имеешь. Он мой! Мне только принадлежит! И лишь я могу решать, что мне можно делать с ним, а что нельзя! Младший Мин сжал пухлые губы и скинул с себя причиняющую боль ладонь брата, собираясь идти к лекарю. Но Юнги толкнул его, ногой отпинывая, словно тот не человек, а непрошенная бродячая кошка. Чимин упал на пол, крепко прижимая к себе тело любимого, тем самым защищая Хосока от новых травм, но не облегчая свое положение: туалетный столик золотом впился в спину Принца, все, что секундами до покоилось на нем, вмиг оказалось на полу, раня кожу нежную осколками острыми. Но Высочество не проронил ни слова, сжимая губы и стараясь встать с пола. Юнги сжал руки в кулаки, подходя к младшему брату, дабы захватить его лицо в плен своей ладони и заставить смотреть в свои глаза: Чимин обязан был увидеть ту ярость, что плескалась в черных омутах Короля, должен был отступить и уступить. Но Принц оттолкнул брата от себя прочь, в глаза его не смотря, чтобы в транс не попасть гипнотический, и направился к дверям, что вели из покоев в коридор. Однако его остановил холодный смех брата за спиной, что на полу у кровати расположился. — Неужели ты надеешься, что это что-то изменит? — прохрипел Юнги, поднимаясь на ноги. — Он мой, Чимин. И ты тоже мой. Только благодаря мне ты можешь дышать и любить! И вот, как ты поступаешь с тем, кто спас твою жалкую и никчемную жизнь? Со своим родным братом? С нашей династией, черт возьми? Ты просто хочешь разрушить мечты отца? Чимин замер, пораженно касаясь двери рукой. Его сердце, что билось секунды ранее с невероятной скоростью от шока и осознания ситуации, слишком резко остановилось, скатываясь к самым пяткам, надеясь спрятаться там. В разум его, тем временем, проникал туман воспоминаний: окровавленные стены и полы с сотней пальцев, плавающих словно рыбы в реке, и рука обеспокоенного Юнги, протянутая ему — маленькому и слабому мальчишке, которого убивать постыдились — слишком он был никчемен и не нужен — стала спасением детским от всех кошмаров. Голосом отца заложило уши: громкий и властный, он рассуждал о перестройке государства, строил планы, дабы народ их был счастлив, планировал сделать все возможное ради достижения этой цели. А перед глазами его же, отца, бездыханное и изуродованное тело, что уже ничего из задуманного реализовать не сможет. И голос, голос Юнги, который клянется на могиле, что сделает все, исполнит все отцовские мечты. Любым способом. — Мини… — прошептал Юнги поглаживая макушку младшего брата. — Отдай Королеву мне. Ему необходим отдых. Лекарь придет лишь к вечеру, дабы наложить повязки. — Правда? — спросил Мин, передавая Хосока в холодные руки брата безвольно, завороженно старыми воспоминаниями. — Правда. Я разошелся из-за его течки, сорвался ночами этими, потому попрошу у него прощения сразу же после его пробуждения. Обещаю. — улыбнулся Юнги, к себе мужа прижимая. — А ты иди в свои покои, отдохни. И к Хосоку ныне не приближайся. — Хорошо. — кивнул Чимин и, глядя в пустоту, вышел из покоев Королевы, отныне сдаваясь окончательно. — Главный евнух. — позвал Король, укладывая Чона на матрасы мягкие. — Прикажите созвать чиновников. Я хочу обсудить возможность будущего замужества Принца Чимина и скорее начать поиск жениха. …. — и прикажите казнить стражника, который был на дежурстве у моей спальни в нашу с Королевой первую ночь. Никто не смеет видеть тело моего мужа.