Still loving you / Все еще люблю тебя

      Нельзя сказать, что он не предугадал такое развитие событий, потому что в голове за все это время прокрутил все возможные варианты — даже самые худшие. Но наша психика любит смягчать и чаще всего подкидывает ту самую ложную надежду: а вдруг все получится?       А вдруг в этот раз фортуна будет на его стороне?              Когда при практически нулевых шансах на победу игрок надеется на джек-пот.       Или когда живет наивная вера в чудо, которое, чаще всего, не происходит, потому что ребенок уже давно вырос и узнал, что магии не бывает. И все эти сказки о волшебных существах со сверхсилами остаются лишь сказками, которые захватывали воображение в детстве, а теперь воспринимаются как насмешка над суровой реальностью: не прилетит волшебник на голубом вертолете, останешься ты без кино и мороженого…              Но Мью почему-то до сих пор глуп и наивен, как глупо и его сердце, которое на что-то еще надеялось.       А зря. Все тщетно.              Он почему-то верил, что это вынужденное совместное проживание как-то поможет им сблизиться, и Галф больше не будет так от него закрываться, особенно эту веру подкормило предложение парня переночевать вместе в одной постели в последнюю ночь. Но стоило только Брайту появиться на горизонте — все сразу встало на свои места.       Места, где не предусмотрено пространство для Мью.              Мью видит это, чувствует, понимает, потому что с каждым днем Галф отдаляется от него все сильнее и взаимодействует все меньше даже по работе. Да, швы давно сняли, но раз есть постоянный водитель, то больше нет необходимости забирать Мью и отвозить его домой. Поэтому он лишен тех минут наедине с парнем, пока они едут на съемки и обратно, когда можно было поговорить о чем-то личном, не связанном с работой. Но так как теперь они пересекаются только по профессиональным вопросам, то точек взаимодействия становится все меньше и меньше. А настаивать на Галфе-водителе Мью не может: не после тех неприятностей, что случились по его вине.              Тем более, что он не уверен, что Галф хорошо себя чувствует и полностью восстановился после травмы: тот постепенно становится каким-то холодным и… прозрачным, как будто иссякают его жизненные силы, а подпитки взять неоткуда. Как будто парень в сильной тревоге, изможден этим — или в глубоком горе, поэтому в голову Мью закралась крамольная мысль: а все ли у них хорошо с Брайтом… Не было ли скандала, когда парень узнал об их совместном проживании?              А что, это вполне правдоподобно, потому что ревность никто не отменял — даже в таких теплых и доверительных отношениях. То, что чувства там есть, даже не обсуждается — это видно невооруженным глазом. Поэтому его вина усугубляется еще и этим фактом: он эгоистично мог разрушить чужие отношения из-за собственных тайных желаний держать Галфа возле себя как можно дольше.              И именно это гадкое чувство подталкивает к тому, чтобы делать себе еще больнее: попробовать поговорить с Галфом на такую скользкую тему.              — Можно тебя на минутку?              Настороженный взгляд уже привычен, но Галф кивает и позволяет отвести себя в сторону:              — Что случилось? Я вроде уладил этот вопрос с завтрашней фотосессией, как ты и просил.              — Я не об этом хотел поговорить, — Мью вдыхает, чтобы набраться смелости. — Ты и Брайт…              Галф аж замирает, а у него сжимается сердце: неужели угадал? Парень почти шепчет:              — Что “я и Брайт”?              — У вас… все нормально? Он мог неправильно понять эту ситуацию, когда ты жил у меня.              Галф окончательно бледнеет, чем еще больше убеждает Мью в своей правоте, но сам парень решительно отрицает:              — У нас все отлично, Брайт мне доверяет.              — Если надо — я могу с ним поговорить…              — Не надо! — сталь неожиданно звенит в обычно тихом голосе.              Галф резко разворачивается и уходит, давая понять, что эта тема закрыта и что Мью не имеет права в нее лезть. А за то, что посмел влезть, сейчас расплачивается еще большей отстраненностью и дистанцированием.              Да, Галф все еще выполняет функции его менеджера, договаривается о рабочих моментах, приносит ему еду и напитки в течение дня. Но Мью видит, насколько тому все это в тягость, как искажается каждый раз лицо парня, стоит только к нему обратиться. Это влияет на него тоже: не может сосредоточиться, опять проблемы со сценами, потому что не удается погрузиться в своего героя, а как назло снимаются самые важные сцены, когда нужно отыгрывать максимально эмоции и переживания, особенно по отношению к “любимой”.              Холли… Вот воистину тот самый случай, когда имя полностью отражает суть человека: просто святая девушка, которая продолжает быть с ним рядом несмотря ни на что и поддерживать его. Она не послала его лесом в ответ на столь безумное предложение попробовать встречаться снова, а лишь грустно улыбнулась:              — Если хочешь — давай попробуем, но больно будет нам обоим.              И сейчас, когда они пробуют отыграть сцену расставания главных героев на площадке, она опять же все каким-то образом понимает:              — Плохо, да?              Кивает: плохо.       Ему сложно даже выдавливать из себя слова, чтобы объяснить причину этого “плохо”, но Холли вроде бы все понимает и по этому болезненному молчанию, поэтому сочувственно кивает:              — Вижу, но нам нужно отыграть эту сцену. Если не можешь сыграть ее со мной — попробуй представить того, из-за кого ты так мучаешься.              Мью на минуту задумывается: не будет ли от этого еще хуже, но затем кивает в ответ. Он понял, что Холли имеет в виду.       Закрывает глаза, чтобы сосредоточиться, а когда открывает — видит перед собой только одного человека.              Action!              Галф наклоняется над постелью в “их” комнате и спешно запихивает какие-то вещи в сумку, когда слышит со спины взволнованный голос Мью:              — Что ты делаешь? — он подходит ближе, в чертах его лица волнение и тревога, но уже даже не персонажа, потому что он глубоко взволнован тем, что увидел несколько минут назад.              Младший оборачивается:              — Ухожу отсюда, конечно же, — тот смотрит в глаза, в которых плещется зарождающаяся боль Мью, не его персонажа, но продолжает. — Так что я не буду стоять у тебя на пути — можешь приводить сюда кого угодно.              — Но я не хочу с тобой расставаться, — Мью берет его за руку, чтобы таким образом достучаться до собеседника. — Я на такое не пойду.              — А я пойду, — парень вырывает руку и пытается отойти.              Но Мью тут же хватает его и прижимается сзади в неожиданно таких привычных объятиях.              — Я не изменял тебе, — его голос дрожит, как будто он и правда проживает боль своего персонажа. — Прошу, поверь.              — Думаешь, я идиот? — тот стоит все еще спиной, не глядя, чтобы не поддаться этому умоляющему взгляду.              — Но ты же знаешь, да? Это та девушка тебе писала. Так как ты ей можешь верить?              — Я знаю, это просто подстава.              — Тогда почему… — Мью продолжает произносить свои реплики, но это совсем не то, что хочется сказать. И что спросить. Но сейчас у него нет такой возможности. Поэтому он позволяет себе максимально погрузиться в эмоции своего героя, которые так сильно перекликаются с его собственными, что на глазах появляются слезы.              — Но я так больше не могу, — Галф делает над собой волевое усилие, чтобы почти со злостью разорвать кольцо рук, которое его удерживает, обернуться и, глядя наконец в эти плачущие глаза, продолжать с каким-то отчаянием в голосе говорить жестокие слова, прописанные сценарием. — В этот раз это подстава. Но кто из твоих бывших придет к тебе поплакаться в следующий раз? Сначала одна девушка задурила мне голову, теперь твоя старая любовь продолжает меня донимать. Так что будет дальше? Хочешь, чтобы я совсем с ума сошел?              — Но я ничего не сделал… — лицо Мью искажено от прорывающихся эмоций.              — Поэтому я и говорю тебе: я так больше не могу. Я больше не могу быть посмешищем. Посмотри на меня, — тот тычет пальцем себя в грудь. — Думаешь, я хочу быть вот таким? Постоянно ревновать? Продолжать твердить каждому, что ты мой? С меня хватит… Каждый день я все больше и больше ненавижу себя, — он тоже всхлипывает, потому что следующие фразы безумным холодом расходятся внутри, заставляя все напрячься от боли. От реальной боли реального Галфа. — И если мы однажды расстанемся, то не лучше ли это сделать сейчас? Прежде, чем зайдет дальше. Прежде, чем я потеряю себя больше, чем уже есть. Прошу, отпусти меня.              — Пожалуйста… — видимо, Мью улавливает какую-то перемену в парне, в тембре голоса и мимике, потому что в его глазах на смену страданию персонажа приходят… собственные страх и паника. На каком-то подсознательном уровне чувствует, когда слова — это не просто сценарий. Когда за ними стоит что-то большее. Липкий страх сковывает тело старшего, но это его последний шанс сказать вслух без последствий для них обоих то, что горит в его сердце уже давно. — Я люблю тебя.              Он в отчаянии опускается на колени, трясущимися руками держа сжатые кулаки Галфа. Это так сильно отличается от того, что Мью ощущал на репетициях со своей партнершей по сериалу... Потому что сейчас у него стойкое ощущение, что это не его герой умоляет остаться, а он сам должен приложить все усилия, чтобы… что? Удержать нонга рядом? Но тот вроде никуда не уходит. Тогда откуда это зудящее ощущение тревоги? Что Галф близок к тому, чтобы сорваться и сбежать от него? Все эти микро-жесты и микро-мимика, взгляды, в которых еле-еле угадывается какая-то глубокая печаль и беспокойство. И неуверенность. И паника. Поэтому Мью понимает: он и правда готов стоять на коленях, чтобы удержать этого парня в своей жизни — в каком угодно статусе: коллеги, друга, потому что на большее он и не смеет надеяться... Он согласен на все. Поэтому ему не нужно изображать отчаяние персонажа — оно само льется из него, окрашивая каждое слово страхом потери:              — Прошу, дай мне еще один шанс, — он знает, что его лицо сейчас перекошено от слез, но ему все равно. Возможно, режиссер даже похвалит его потом за глубокое погружение в образ, но не это сейчас засело в его голове. — Прошу, дай мне еще один шанс. Обещаю, я больше не причиню тебе боли. Не заставлю тебя плакать. Пожалуйста, не оставляй меня. Не бросай. Не бросай!              — Не надо, — Галф не смотрит на него, его взгляд устремлен вперед. — Не заставляй меня все бросать.              Мью в порыве тотальной безнадежности обхватывает бедра парня руками, утыкаясь лицом в его живот, продолжая плакать и умолять:              — Пожалуйста! Я буду есть острую еду, сырую еду. Больше не буду придираться. Я каждое утро буду вставать пораньше и будить тебя.              Галф тоже почему-то плачет: слезы катятся из глаз. И при этом тот все равно отстраняется от него.              — Я научусь готовить… Но, пожалуйста, не бросай меня, не расставайся со мной! — руки Мью стискивают одежду нонга до побеления, пока он плачет.              Страдание его героя уже давно перетекло в страх и боль реального человека, который от одной мысли, что все закончится, начинает падать в бездну отчаяния. И тут он слышит фразу, от которой стынет кровь в жилах, потому что Галф говорит ее сквозь слезы:              — Все, что я делаю — я делаю это для тебя, — нонг дрожащими ладонями берет руки Мью, чтобы, на секунду сжав крепко-крепко, все же отбросить их от себя, тем самым оттолкнув старшего.              Он обессиленно почти падает на пол, но все-таки удерживает равновесие, чтобы остаться в таком растерянном состоянии у ног парня, не в силах поднять голову. Галф вытирает свои слезы рукой, глубоко вздыхает, затем опускается рядом на колени и прикасается ладонью к влажной от слез щеке в прощальной ласке. Парень замирает так на несколько мгновений: раз… два… три… Чтобы потом порывисто встать, схватить сумку и практически выбежать из кадра.              Обычно во время съемок всегда есть какой-то посторонний шум со стороны стаффа или незадействованных во время сцены актеров. Но сейчас на площадке стоит просто гробовая тишина — и только душераздирающий плач Мью доносится до всех, кто наблюдает за сценой.              “Снято!” никогда еще не звучало настолько инородно и не к месту, но это команду он не слышит, потому что продолжает заливаться слезами и почти выть от горя, что теряет Галфа. Он не чувствует поглаживания Холли по плечам, не слышит ее дрожащий голос и слова персонала, потому что до сих пор там: в боли, бесконечной боли утраты.              И только одно способно вернуть его в эту реальность:              — Мью!              Да, этот тембр, которому удается просочиться сквозь все барьеры, и Мью поднимает голову, чтобы сквозь туман отчаяния пробиться обратно в эту реальность и позволить себе минутную слабость: уткнуться в это великодушно подставленное плечо Галфа и плакать до тех пор, пока не кончатся последние силы.       Пока не иссякнут слезы.       Пока дыхания не перестанет хватать на рыдания.       Пока руки не смогут держаться скрюченными пальцами за эти плечи.              Потому что он понимает: это начало конца, конца его жизни с Галфом.