Still loving you / Все еще люблю тебя

      Он снова стоит под своей ванной комнатой. Будь его воля — между ними не было бы двери, но Галф до сих пор отчаянно стесняется. А Мью слишком волнуется из-за физической слабости любимого, поэтому вот так подпирает стену, чтобы в любой момент прийти тому на помощь.              Да, он забрал Галфа к себе в тот же день.              Несмотря на слезы радости Грейс и нежелание девушки отпускать буквально вернувшегося с того света брата.       Несмотря на сопротивление Брайта, который искренне считал, что лучше парню будет восстановиться здесь, в кругу семьи.              Мью еле сдерживает животный рык на тех, кто невольно хочет разлучить их, и только теплое прикосновение ладони к плечу его моментально успокаивает, поэтому он в ответ целует ее, совсем не таясь, и затем уже спокойно заявляет:              — Галф едет со мной. Домой. Это не обсуждается, — но затем взволнованно смотрит на парня. — Ты же не против?              Мысль о том, что Галф может просто не захотеть быть с ним после всего того, через что тот прошел, делает невыносимо больно. Но он готов терпеть любые лишения, лишь бы его мальчику было комфортно.              Сердце замедляется в болезненном ожидании, но Галф обнимает его так тепло, что не остается никаких сомнений, особенно когда Мью слышит шепот:              — Хочу с тобой.              И теперь он, как дракон, охраняет свое самое дорогое сокровище от всех, кто может на него посягнуть. Но отдаст всего себя, если Галф об этом попросит — такова его зависимость, где-то болезненная, где-то ненормальная, но пережившая века и множественные перерождения. А сейчас его личный наркотик выходит из ванной, порозовевший от горячей воды, с влажными волосами и немного смущенный.              А Мью не может оторвать взгляд от линии плеча, что так открыта сейчас в свободной домашней майке. Потому что на нежной коже — уже сходящая отметка страсти.       Его метка.       Которую он в пылу эмоций поставил тогда во сне…              Галф видит направление его взгляда, краснеет еще больше — на этот раз от смущения, а не от температуры воды — и зажимает след рукой. А Мью недоверчиво сужает глаза:              — Так это был не сон…              — Прости! — на него смотрят почему-то такие виноватые глаза.              — За что, мой хороший? — он заключает парня в объятия и утыкается носом в уже начинающий сходить след его губ, страстно желая его обновить, чтобы все знали, кому принадлежит этот мальчик.              — За то, что тогда не сдержался после твоего звонка и пришел. А потом оставил тебя, потому что снова побоялся, что не смогу сказать “прощай”, глядя в глаза...              — Звонка? — Мью непонимающе хмурится, но затем вспоминает. — Но я тогда звонил Буму…              — А попал на меня. Я тогда буквально на минуту включил телефон и не смог отклонить твой вызов. А потом не мог не приехать к тебе, потому что тоже отчаянно скучал, ведь каждое твое слово было полно боли и любви…              Возможно ли, чтобы сердце сжималось еще сильнее от щемящей нежности?       Мью не уверен, но осторожно обнимает свое невероятное чудо, сражаясь с желанием его затискать:              — Приступ можно получить от таких признаний… Я уж подумал, что ко мне “белочка” пришла на фоне злоупотребления алкоголем, а это, оказывается, меня совсем другой зверек навестил… Любимый такой, но невозможно напуганный, потому что сбежал почти сразу.              Галф заливается смущенным смехом и утыкается в грудь:              — Ты не сильно злишься за это?              — Злюсь? Что ты… Именно благодаря этому я смог набраться храбрости и начать снова пробивать твои стены — на этот раз через Брайта. Потому что понял: без тебя мне не выжить.              Мью обнимает еще крепче и растекается от счастья, потому что когда вот так проговоришь недопонимания — становится безумно легко на душе. Но сейчас не время и не место, чтобы донимать Галфа расспросами, поэтому все-таки размыкает объятия и тянет уставшего парня в спальню:              — Ложись отдыхать — тебе многое пришлось пережить.              Галф и правда выглядит каким-то изможденным — еще бы, тот на самом деле вернулся с того света. Поэтому Мью укладывает его на чистую постель, подтыкает одеяло и целует в лоб, снова повторяя:              — Отдыхай, мой хороший.              Он уже начинает подниматься с края кровати, как его за запястье хватает цепкая ладошка:              — Ты куда?              — На диван в гостиную, тебе надо восстановить силы.              — Останься со мной…              — Но…              Тысячи аргументов вертятся в голове о том, что Галфу сегодня лучше спать одному, но они все разбиваются об один факт: эти умоляющие теплые глаза, которым Мью не может сопротивляться. Поэтому покоряется немой просьбе и тут же скользит под гостеприимно откинутое одеяло, чтобы обнять своего мальчика, который сразу прижимается к его боку, обхватывает крепко-крепко и удовлетворенно вздыхает. Мью его понимает: да, сейчас все правильно.              Галф обнимает его еще сильнее и делано недовольно бурчит:              — Я так тосковал по тебе все эти годы, а ты хотел свалить от меня спать на диван…              Мью улыбается на это милое ворчание, но потом его прошивает боль осознания: пока он был в счастливом (нет) неведении, Галф мучился и переживал.              — Как давно… ты помнишь? И что ты помнишь?              — Лет с 15 у меня начали появляться видения о наших прошлых жизнях, а потом через несколько лет память восстановилась полностью: я помнил и первую нашу встречу, и все, что случилось потом. И что случалось каждый раз, — голос хрипло прерывается на каждом болезненном слове воспоминаний.              Мью утешающе гладит его по волосам: теперь он тоже помнит, как раз за разом в каждом из перерождений они находили друг друга, он влюблялся в Галфа и терял его, потому что не мог вспомнить их прошлое и свою сущность. Поэтому осторожно спрашивает, пытаясь разобраться до конца в том, что случилось между ними в этой реальности:              — А в этот раз ты…              — Я решил, что если мы с тобой никогда не встретимся в этой жизни — ты не будешь так страдать, когда я умру. Поэтому я всячески избегал тебя, но, как видишь, неудачно, — тот горько улыбается. — Но ты все-таки нашел меня и запустил тем самым обратный отсчет.              — Да, теперь я понимаю, почему ты тогда в кабинете директора так сказал: у нас было всего три месяца с момента нашей встречи на то, чтобы я вспомнил, кто я такой и что нас связывает. Чтобы успеть тебя спасти до того, как ты полностью угаснешь. Богиня-мать иногда бывает крайне жестока, но я был согласен даже на такой вариант — только чтобы быть с тобой.              Мью сглатывает горький комок, вспоминая все те разы, когда он не успевал, а Галф медленно терял все жизненные силы и умирал у него на руках по окончании такого краткого периода, и утыкается в любимую макушку, шепча “прости”.              — А потом, — Галф виновато вздыхает, — я пытался сделать все, чтобы ты меня возненавидел: и хамил тебе, и оскорблял, и обижал, и даже Брайта подговорил, чтобы тот мне подыграл. Но в итоге так и не смог сам отказаться от тебя, поэтому согласился работать с тобой, а потом, после того несчастного случая, еще и жить у тебя. Я — эгоистичная скотина, правда? А ты, несмотря на все мои усилия, все равно так сильно страдал и чах у меня на глазах...              Мью смотрит в эти больные глаза и вспоминает собственные страдания за все это время. Он не знает, кому из них было хуже, потому что Галф был вынужден каждый день ломать себя и делать то, от чего было больно им обоим, но при этом еще и понимал, что умирает. Поэтому старается говорить максимально мягко:              — Я был в полной растерянности, потому что человек, которого я встретил так неожиданно и который возненавидел меня с первой секунды, стал моим наваждением. Я видел тебя в других, у меня возникали видения из прошлых жизней, но я не понимал, что это — думал, что это какие-то галлюцинации, что я брежу. Тем более, что раньше я никогда не интересовался парнями... Я болел тобой, я сходил с ума, потому что не мог понять, почему меня к тебе так сильно тянет. Ты стал моим кислородом, который ты же сам и перекрывал, постоянно отталкивая, поэтому я задыхался без тебя и как будто тоже умирал, когда ты в очередной раз отдалялся. Я всеми правдами и неправдами старался тебя удержать возле себя, даже мерзко радовался твоей ране, потому что это позволило быть с тобой — хотя бы недолго…              Теперь черед Галфа гладить его по голове, утешать, потому что Мью тоже захлестывают эмоции, а голос дрожит от накатывающих слез:              — А потом ты пропал, просто молча и без предупреждения ушел из моей жизни — и мир рухнул.              — Я до этого надеялся, что раз у тебя отношения с Холли, то для тебя все это несерьезно, поэтому подумал, что смогу хоть какое-то время побыть рядом с тобой до… конца, — Галф еле слышно вздыхает, видно, насколько тяжело ему даются эти слова. — Но потом я узнал от нее, что это все — спектакль для одного зрителя, поэтому решил порвать окончательно, чтобы больше тебя не мучить этой неопределенностью. Но не смог сказать тебе это лично, поэтому трусливо сбежал, надеясь, что ты меня не найдешь и забудешь.              — Но все равно вернулся ко мне…              Мью не может сдержаться и целует своего мальчика в висок. Туда, потому что если коснется губ — выдержать будет невозможно.              — Вернулся, потому что я тоже не могу без тебя.              И Галф сам прижимается к его губам — все, как в том сне, который на самом деле оказался их болезненной размытой реальностью, когда они оба пытались урвать у судьбы хотя бы эти горькие минуты только для них двоих. В этот раз его голова не затуманена алкоголем, поэтому каждое касание, каждый вдох, каждый стон ощущается кристально чисто, остается зарубкой на его сердце.              Он мягко и нежно целует полуоткрытые губы, все еще опасаясь надавить на Галфа сильно или напугать — слишком трепетно сейчас вот так просто держать его в своих объятиях и наслаждаться их близостью. Но горячий влажный язык скользит и касается его собственного, заставляя Мью отпрянуть:              — Галф…              — Не надо сдерживаться, Мью, — глаза напротив горят теплым огнем.              — Но ты так устал и измотан... — он все еще старается удержаться за последние остатки благоразумия, что начинают тонуть в водовороте эмоций.              — Я слишком много лет ждал этого… С нашей прошлой жизни, поэтому не отталкивай меня, пожалуйста, — Галф смотрит на него слишком голодно и отчаянно, как будто нуждается в нем не меньше, чем сам Мью. — И теперь ты помнишь, что ты можешь мне помочь, когда я устал или без сил.              Помнит.       Это знание всплывает в голове, как будто он взял старый фолиант из библиотеки и смахнул с него пыль, чтобы воспользоваться знанием из него.              Он обхватывает любимое лицо руками и замирает, наслаждаясь этим мгновением: глаза в глаза, душа в душу. Затем нежно касается губ своими, делясь дыханием. Его правая рука скользит ниже и ложится прямо на трепыхающийся источник жизни — и рука Галфа повторяет этот же путь и ложится на его сердце.              Мью даже жалко, что Галф этого не видит: как золотой поток энергии исторгается из его сердца, проходит через Галфа и возвращается к нему снова.              Но… в этот раз что-то не так, как-то по-другому.              Потому что этот поток возвращается не скудным, подпитавшим чужие ресурсы, а еще более полноводным, как будто, проходя через Галфа, тот приумножается и пополняется. Мью поднимает глаза и забывает как дышать, потому что лицо его парня светится восторгом и изумлением, когда тот смотрит прямо на соединившие их золотые нити и шепчет:              — Боже, Мью… Как это красиво... Я никогда раньше не видел, как это происходит — только ощущал тепло в груди.              Бусина.       Сейчас его бусина внутри Галфа, как и его кровь — теперь его мальчик тоже очень особенный, хотя тот был всегда таковым для него.              Ведь теперь это не его поток энергии — это их поток, поэтому тот растет и набирает силу.       Поэтому тот дает больше, чем берет.       Поэтому тот залечивает рубцы на сердце из-за страданий, что выпали им на тернистых путях их жизней так много раз.       И поэтому на лице Галфа теперь вместо болезненной бледности — здоровый румянец полного сил человека.              Мью аккуратно прерывает обмен силами, а Галфа больше ничего не сдерживает: тот мягко толкает его назад к спинке кровати, перекидывает ногу через бедро и жадно приникает к губам. Это больше не нежные, почти целомудренные поцелуи — это жажда людей, которые так долго тосковали друг по другу, что теперь просто не могут насытиться.              Мью совсем теряет голову от этих шелковых влажных губ. Его руки алчно скользят по изящным изгибам тела, что с такой готовностью прижимается к нему, и наконец сжимают ягодицы, сокращая расстояние между их бедрами до нуля. Они оба предельно возбуждены, но нет возможности даже начать стесняться, потому что по сути это даже не их первый раз — просто нужно вспомнить, где и как касаться и целовать, чтобы довести партнера до сумасшествия.              Но он вспоминает и другое, поэтому отрывается от сладкой кожи плеча, в которую уже успел снова впиться губами в алчном порыве обновить свою метку:              — Погоди… — задыхается, — у меня ничего нет…              — У меня есть, — Галф почти не отрывается от его шеи, выцеловывая одному ему известные узоры и выводя их же языком.              — Но откуда…              — Укр… позаимствовал у Брайта, когда собирал вещи. Надеюсь, он сильно на меня не обидится — ко мне вернулась любовь моей жизни, — ухмыляется, явно ничуть не раскаиваясь.              Мью пораженно смотрит, не зная, смеяться ему или восхищаться, но выбирает “восхищаться”, потому что не может не обожать этого человека, который столь откровенен в своих чувствах и желаниях, что обжигающе шепчет ему на ухо:              — Хочу тебя. Сейчас.              Эти слова подтверждает и тело, потому что возбужденный член Галфа прижимается к его животу весьма недвусмысленно. Мью принимает этот вызов, резким движением переворачивает парня и нависает сверху, целуя сладкие губы и шепча в них:              — Для этого на тебе чертовски много одежды…              Усмехается, потому что руки Галфа тут же тянутся к кромке домашней майки и снимают ее через голову, представляя тело в щедрый доступ, и тот парирует:              — На тебе тоже.              Мью не может спорить с таким аргументом, поэтому повторяет действие со своей стороны. И теперь две пары рук заняты исследованием открытой для ласк плоти, но у Мью есть преимущество: он поднимает руки Галфа над головой и зажимает их там, чтобы воспользоваться его беспомощностью и терзать поцелуями-укусами болезненно-чувствительную кожу до тех пор, пока тот не начинает молить прекратить. На самом деле — продолжать, поэтому он лишь довольно улыбается и прикусывает один из торчащих сосков, заставляя Галфа вскрикнуть.              — Больно? Мне остановиться?              — Не смей! — Галф тут же опускает руки, вплетает пальцы в уже растрепанные волосы и прижимает его голову к своей груди. — Продолжай…              Мью ухмыляется: его тело само вспоминает, как Галф любит. И вот такое удовольствие на грани с легкой болью — это один из кинков его мальчика, поэтому он продолжает мучительно дразнить его: покусывать нежную кожу, проходиться языком по оставленному следу, зализывая и зацеловывая, подстегиваемый все усиливающимися стонами и ногтями, впивающимися в его плечи тем сильнее, чем ниже он опускается.              Он прихватывает губами волоски над кромкой домашних штанов и поднимает голову: можно? Галф смотрит горящими глазами и кивает: можно.              Кому рассказать: его руки немного трясутся, когда стягивают вниз одежду и белье, но он не может понять, от волнения, предвкушения или же возбуждения. Или всего вместе, потому что очень боится сделать что-то не так. Что-то, что не понравится Галфу.              У тела нет физической памяти, как и что делать, но все это осталось в его голове в виде сотен счастливых воспоминаний о том, как они любили друг друга. Поэтому Мью очень старается совместить их воедино, когда почти робко касается стоящего почти вертикально члена: сначала аккуратно, как будто пробуя, а затем более уверенно и решительно, размашистыми движениями вызывая стоны и регулируя силу сжатия в зависимости от просьб, что слетают с искусанных уст. Проходится по всей длине, потом дразнит большим пальцем уже давно истекающую головку — все, как любит его мальчик.              Он наклоняется, чтобы целовать эти сводящие с ума бедра, что манят его шелковистой сливочностью, оставлять на них свои метки собственника, заставляя от каждого укуса член Галфа дергаться все сильнее от удовольствия. Мью снова смотрит в эти мутные от желания глаза, поглаживая свободной рукой внутреннюю сторону бедра:              — Ты уверен?              — Да, — Галф забирается рукой под матрас и достает оттуда упаковку презервативов и заветный флакон.              Мью сглатывает в волнении, но решительно разрывает первый фольгированный квадратик, чтобы натянуть на пальцы латекс и затем обильно полить их вязкой жидкостью. Галф раздвигает бедра, давая понять, что он может приступать, но Мью все еще медлит:              — Ты в любой момент можешь остановить меня — знаешь?              — Знаю. Но я не хочу этого делать.              Конечно, Галф вздрагивает, когда первый палец проникает в нервно замершее тело, но Мью старается отвлечь того от неприятных впечатлений, вернувшись к оральной стимуляции любимого: теперь не только бедра и живот получают ласку, но и сочащийся естественной смазкой член. Его мальчик явно отвлекается на это возбуждающее действо, потому что немного расслабляется, и палец скользит уже легче, оглаживая нежные стенки изнутри.              Через несколько минут Мью пробует добавить второй, ловит возникшее напряжение и тут же останавливается:              — Все нормально? Мне продолжать?              Галф хмурится, даже морщится, но кивает:              — Да, твой рот… верни его на место.              Мью довольно улыбается: все-таки этот способ работает. И снова опускается ртом на возбужденный орган, фактически поглощая чужое возбуждение, при этом продолжая медленно и аккуратно растягивать, на этот раз раздвигая пальцы на манер ножниц. Внутри все еще туго и горячо, но стенки постепенно начинают поддаваться, поэтому Мью аккуратно меняет угол, пытаясь прощупывать со всех сторон, чтобы затем удовлетворенно хмыкнуть, когда Галф охает, дергается и шепчет:              — Еще, дотронься там еще.              О да, мой хороший…       Теперь у тебя не будет другого варианта, как испытывать удовольствие.              Мью старается попадать по простате каждый раз, как вводит пальцы, а Галф уже как будто забыл о боли, потому что буквально сам насаживается на его руку и даже не замечает, когда пальцев становится три. Он бы и рад довести возлюбленного до оргазма вот так, ртом и рукой, но у него самого настолько сильное возбуждение, что удержаться просто нет сил. Поэтому Мью аккуратно извлекает пальцы, отбрасывает уже ненужный презерватив куда-то в сторону и тянется к собственной одежде, чтобы снять ее и проверить реакцию Галфа: не испугается ли.              Не испугался.       Рука парня стремится к его телу, нежно касается напрягшихся мышц живота и ползет ниже, когда Мью перехватывает ее за запястье:              — Эй, не так быстро — я кончу от одного твоего касания…              — Что же, тогда лучше сделай это во мне.              О боже, можно ли любить больше этого коварного соблазнителя с лукавой усмешкой? Наверное — можно, когда Галф доверчиво обнимает его за плечи после того, как Мью берет новый презерватив, раскатывает его по члену и приставляет орган ко входу в столь желанное тело.              — Люблю тебя.              Этот шепот говорит Мью:       я тебе доверяю       я тебе отдаюсь целиком и полностью       я — только для тебя       я тебя люблю              Эти те слова, что он так жаждал слышать все это время, и теперь он может шептать их в ответ, погружаясь в любимого и ловя его болезненные вздохи губами. Пальцы Галфа впиваются в его бока, пока тот привыкает к чувству наполненности и преодолевает первые неприятные мгновения. Но затем ему кивают — и Мью начинает осторожно двигаться, реагируя на каждый стон и на каждое сжатие. Ему безумно стыдно, но не может не сказать:              — Прости, я долго не продержусь — я слишком возбужден…              — Воспринимаю это как комплимент, что настолько свожу тебя с ума, мой серебряный лис, — Галф целует его с восторженным придыханием. — Просто люби меня, Мью.              И он любит.       До слез на ресницах.       До соли их страсти на коже.       До вздохов, отражающихся от стен и оседающих вязью на ресницах глаз, что не могут насмотреться друг на друга.       До хрипа, до стона, до крика.       До звезд за закрытыми веками.       До вселенной в руках — твоей собственной вселенной, которую ты больше ни за что не потеряешь.              После, баюкая уставшее и расслабленное тело возлюбленного в объятиях, Мью не может сдержаться и шепчет:              — Я тебя больше никогда не отпущу.              — Обещаешь?              — Обещаю.              — Ты же понимаешь, что это обещание на всю жизнь?              — На эту жизнь и все последующие. Они все — наши. Я найду тебя в любой вселенной, в любой реальности, мой хороший.              Рука ложится на его сердце, как и его собственная сейчас находится на сердце Галфа.              Это взаимно.       Это навсегда.