Лёд его сознания

Время в Тейвате близилось к вечеру. Солнце садилось за горизонт, открывая вид на ночное небо, усыпанное звёздами, составляющими созвездия. Этот ещё не законченный день был праздником Семьи. Люди спешат отпраздновать такой чудесный день в наполненном теплом и домашним уютом доме, где их ждут близкие. А другие, такие как Дилюк, возвращаются в пустое помещение, зовущееся «домом», чувствуя тоску, накатившую как цунами на их головы, предпочитают проводить эти вечера либо в гордом одиночестве, либо, как Кэйа, в шумной компании собутыльников в какой-нибудь таверне, приглушая это жгучее изнутри чувство общением. В таверну «Доля ангелов» заглянула хмельная компания рыцарей. Хозяин этой таверны, заменявший бармена в тот день, ведь отпустил того к семье, что-то буркнул себе под нос про безответственность и небрежность Ордо Фавониус. Он ожидал, что в их сопровождении он увидит и Альбериха, но, к своему удивлению, того с ними не оказалось. Дилюк стоял в замешательстве, ведь его названный брат ни разу не пропускал такие пьянки. Придя к выводу, что тот подойдёт позже, он то и дело поглядывал на дверь. Но Кэйа так и не явился. Рангвиндр уже закрывал таверну, проводив оставшихся подвыпивших посетителей, наконец вздохнул с облегчением. Но что-то не давало ему покоя. Плохое предчувствие преследовало его весь день, заставляя осторожничать с каждым шорохом. Он дёрнулся от скрипа отворяющейся двери. Хозяин «Доли ангелов» уже хотел произнести фразу «мы закрыты», но повернувшись, увидел до боли знакомую фигуру. Это был Кэйа. Тот устало продвинулся к стойке с барменом, и на выдохе произнёс слово «здравствуй». Дилюку сразу бросился в глаза его внешний вид: обычно хорошо уложенные волосы растрепались, хитрая кокетливая улыбка погасла, а лазурная синева глаз потемнела, что тот невольно засмотрелся на такого необычного Альбериха. — Я закрывал свою таверну, сэр Кэйа, в ваш бокал я налью лишь виноградный сок… — Я не за алкоголем пришёл к тебе в столь поздний час, Дилюк. Давай сегодня без формальностей. Я специально, прежде чем прийти в таверну, подождал её закрытия, хотелось бы наконец-то разобраться во всем… — перебил его Кэйа. Вышеназванный, протирая бокалы, замер, после непонимающе повернув голову в сторону сидящего. — О чем ты? — Я устал от недосказанности, хочу все выяснить в наших отношениях. Нам ведь еще долго жить в Мондштате и не раз придётся пересечься. — сказал он, тяжело вздохнув. — Даже если это будет нашим последним разговором не по работе. Взгляд Альбериха был серьёзен, как во время боя с сильным противником. Этот настрой передался и Дилюку. — Хорошо. — сказал он и встал напротив. Они посмотрели друг другу в глаза. Рангвиндр отметил, что взгляд Кэйи потускнел. Его обычно чистый взор был затуманен…неужели отчаянием? Он не мог понять, что так повлияло на то, что Кэйа снял ту улыбчивую маску, вечно выводившую его из равновесия. Что за перемены произошли с ним? Хозяин таверны выхватил два недавно вымытых им же бокала, в один налив виноградный сок, в другой же «Полуденную смерть». — Держи, — он поставил бокалы на стойку, сам обойдя ее, сел на соседний стул.— за счёт заведения. — Надо же, мастер Дилюк может быть великодушным даже ко мне. — Альберих попытался улыбнуться, но вышло криво, так непохоже на него. Точнее, на его способность примерять маски. — В любом случае, я хочу быть откровенен и прошу того же от тебя. — Откровенность не та часть твоего характера, на которую можно рассчитывать. Ты всегда что-то недоговариваешь. — Однако сегодня я буду откровенен. Я намерен высказать все, что думаю по этому поводу, и ответить на почти любой твой вопрос. — Выходит, могу спросить всё что угодно? — Да, но при условии, что ты тоже ничего не утаишь. — Согласен. — Что скрыто у тебя под повязкой? — Дилюк был намерен выяснить все то, что не давало ему покоя долгие годы. И, не став церемониться, начал с одного из тех тревожных вопросов. — Прости, но на этот вопрос я тебе ответить не смогу. — Где ты был те три дня после смерти отца? Повисло напряженное молчание. Кэйа, нахмурившись, что-то обдумывал, наверное, взвешивал все «за» и «против». И вскоре произнёс: — Я не был в Мондштате. Те три дня я провёл на Мысе Веры. — Но зачем? — непонимающе спросил Дилюк. — И что ты там делал? — Хотел уединиться, а это место идеально для подобного. Там я убивал лагеря хиличурлов, мне нужно было как-нибудь отвлечься. — Но в те дни мне был нужен ты. — уже напряженным тоном сказал Рангвиндр, будто бы ему было тяжело произнести эту фразу. — Я знал, но не мог появиться перед тобой тогда. Чувствовал, что больше не могу жить с этой ложью. И решил наконец рассказать все тебе. — Именно в самый тяжелый период моей жизни? — всё выше и выше повышал он свой тон. — Не у тебя одного этот период являлся самым тяжелым. — возразил Альберих. — Но ты взвалил весь груз на меня одного, хотя я тогда думал, что мы пройдём этот путь вместе. — голос его слегка подрагивал, что заметил его собеседник, но виду не подал. — Мне жаль. — Это все, что ты можешь сказать? — По этому вопросу — да. — Ты все так же недоговариваешь, хотя основное сказал. Может поведаешь, что сподвигло тебя на такое умозаключение. — уже более холодно произнёс он, не желая выставлять напоказ свою слабость. — Если это так для тебя важно, то безысходность. — после небольшой паузы он продолжил. — Я винил себя и ощущал собственную беспомощность все ярче. Я был так жалок, хотел остаться один на один с собой на некоторое время. Но разве плохо то, что я впервые захотел быть с тобой честным? Конечно, я понимал, что с большей вероятностью ты откажешься от наших уз, но все равно на что-то, глупец, надеялся. — рука, которой Альберих держал бокал с вином, еле заметно дрожала. Поэтому он поставил бокал на стойку и убрал руку под неё, положив на колено. — Эгоист. — Дилюк впадал в ярость, но, что хуже, он не знал, в чем причина этой агрессии. Возможно, разговор вскрыл старые раны, и в нем проснулась жажда мести. — Я не отрицаю, что был неправ, оставив тебя одного. — Ты не только оставил меня одного, но и когда вернулся, вонзил нож в спину. Ты всю жизнь врал мне! В тот день я предпочёл бы, чтоб погиб ты, а не отец. Тогда бы у меня остались воспоминания о брате, а не о предателе, который когда-то им являлся. — ровным и твёрдым тоном отрезал Дилюк в порыве гнева, но в момент пожалев, ведь в синем глазе напротив, пусть на мгновение, он увидел собственное отражение, исказившееся от боли, которую несли произнесённые им же слова. А после, как эти же глаза покрылись коркой льда, а на губах снова заиграла фальшивая и ядовитая улыбка, подобная оскалу умирающего зверя, давая понять, что попал в его слабое место. — Вот как. Я тоже об этом думал. — произнёс он тихо. — Возможно, если бы тогда я пришёл раньше, отец не использовал бы глаз порчи. В той трагедии есть моя вина. И заплатить за эту ошибку можно лишь ценой собственной жизни. — Кэйа чувствовал, что задыхается. Он не может больше продолжать этот разговор. Встав из-за стола, парень направился к выходу. — Мы друг друга поняли, Дилюк. Пожалуй, я откланяюсь. — дверь хлопнула. Рангвиндр чувствовал, что перегнул палку. Его гнев исчез ровным счетом так же, как и появился. Он оказал слишком сильное давление на Кэйю и узнал от него даже больше, чем мог представить, а тот так и не спросил того, чего хотел. Возможно, Дилюку стоило пойти за братом, но гордость и врождённое упрямство не позволяли. Он посмотрел на опустевшее место, где недавно сидел капитан кавалерии ненавистного ему Ордо Фавониус, и остановил свой взгляд на бокале, который был наполовину пуст. «Полуденная смерть» переливалась живописными красками на свету, эта красота завораживала, погружая в воспоминания прошлого. Рангвиндр все ещё помнил, как впервые в его мире появился он — мальчик его возраста, но такой другой. Они отличались характерами, внешностью и восприятием окружающего мира, но, несмотря на это, как только отец привёл его в дом, назвал их братьями, полюбив того, как родного сына. Появление нового ребёнка в семье поначалу не обрадовало Рангвиндра младшего, но с каждым днём он узнавал этого мальчика все лучше. С годами мог наизусть рассказать любую мелочную привычку этого человека. Он думал, что знает всё, но то, что самый близкий и родной человек рассказал в ту ночь…стало самым неожиданным ударом с области спины. Его разрывало буквально на части, ведь он, считай, потерял всех в один период своей жизни ещё будучи юношей. Ненавидел всех окружающих людей, в особенности рыцарей и орден, и жаждал отмщения. Уйдя на четыре года из Мондштата в поисках виновников той трагедии, он совсем не задумывался о том, что происходило в то время с братом. Он…понятия не имеет. Временами его так не хватало рядом, ведь они провели детство и юность вместе, столько всего пережили и слишком хорошо друг друга знали, чтобы забыть эту болезненную привязанность. И иногда так хочется вернутся в прошлое — во времена, где они, ещё будучи юношами, наслаждались теми деньками на винокурне, смотрели друг другу в глаза без капли стеснения и разговаривали обо всём на свете. Особенно повернуть время вспять хочется в такие моменты, когда остаёшься наедине с собой, например, как в этот. И как громом среди ясного неба, на Дилюка снизошло озарение: Кэйа никогда не оставлял недопитым именно это вино.

***

Кэйа зашёл в кабинет магистра Ордо Фавониус. Джинн сидела за столом, уткнувшись носом в документы и что-то бормоча. Рядом с ней на краю стола сидела Лиза и тоже рассматривала какой то документ. Альберих, привлекая их внимание, громко кашлянул. Девушки подняли свои головы, готовые его слушать или дать указания. — Ах, мы тебя ждали. Джинн хотела поручить тебе задание, связанное с новобранцами. — проговорила своим томным голоском Лиза. — Да, я хотела поручить тебе поход в подземелье с новобранцами. Не волнуйся, оно очищено от опасных монстров, остались лишь мелкие сошки. Это будет показательным боем и хорошим уроком для них. К тому же, ты отличный лидер, поэтому я поручаю это тебе. — протараторила Джинн. Под ее глазами виднелись синяки и она выглядела чем-то взволнованной, Кэйа не посмел отрывать ее от дел, капризничая, как юная барышня, ведь хотел взять на сегодня отгул. — Хорошо, я примусь за это дело, но отдохни как следует. Ты выглядишь больно усталой. — сказал ее подчиненный капитан и, изящно поклонясь, вышел из кабинета. Джинн глянула на него благодарным взглядом, который Альберих, конечно же, заметил и принял к сведению.

***

День был пасмурным. Ни один лучик света не выглядывал из-под облаков. Кэйа плохо спал: всю ночь ему снились его детские воспоминания, которые он желал бы стереть из своей памяти. Они были о его родине Каэнриа’х, о бросившем его отце и об отце, воспитавшем его, о причине, почему он носит повязку на левом глазу. Из-за мыслей о прошлом в области глаза неприятно кольнуло. Всем нутром он чувствовал, что где-то кроется подвох. Интуиция не подсказывала, а кричала, что лучше бы он сегодня сидел дома, но он посчитал, что это обычный урок для новобранцев, который он проводил далеко не в первый раз за всю свою службу в ордене. Он решил проигнорировать свое предчувствие.

***

Ведя за собой отряд, состоящий из новоприбывших рыцарей в Ордо Фавониус, капитан кавалерии двинулся в глубь подземелья. На пути отряда и вправду встречались лишь слабые хиличурлы, иногда попадались с арбалетом, но на этом все. Борясь с хиличурлами, он обучал свой отряд эффективным тактикам боя, реакциям элементарных навыков и правильному использованию глаза Бога каждого. Это ему, конечно, быстро наскучило. Кэйа любил, когда в его крови бурлил адреналин: сражаясь с сильным противником, искать его слабые места, подстраивать ситуации под себя и играть по своим правилам — таков по характеру был Альберих, и обучать таким элементарным вещам других он, по возможности, отказался бы, но Джинн выглядела такой усталой и измученной, что он просто не мог сказать ей «нет». Запыхавшись, прибежали двое разведчиков, сообщив, что в конце подземелья есть ещё лагеря хиличурлов, и их капитан направился со своим отрядом туда. Они довольно быстро расправились с ними и уже направились к выходу, но что-то очевидно было не так. Кэйю все время не покидало это чувство, поэтому он вёл себя довольно настороженно. Рыцари весело шли плечом к плечу, о чем-то радостно общаясь, как буквально в момент все замерли. Они попали в засаду. Их окружили несколько десятков хиличурлов, митачурлов и крио магов бездны. Новобранцы предались панике, не готовые к такому исходу событий. Кэйа, чтобы те успокоились, громко крикнул: — Не паникуйте, это всего лишь проверка ордена. Используйте те знания, что сегодня получили, и проявите себя! — его слова являлись очевидной ложью, но чтобы все остались целы, они должны сохранять ясный рассудок. Воодушевившиеся рыцари пошли в бой, умело применяя выученное. Они перебили уже два десятка монстров, но их ничуть не поубавилось. Но что ещё хуже, они стали агрессивнее. Вот и первые тяжело раненные, и с каждым мгновением их становилось все больше. Начался хаос, стали слышны чьи-то рыдания и завывания. Кэйа больше не мог этого вынести, он не мог позволить этим людям умереть. Чтобы спасти их, ему придётся использовать высшую форму крио, но последствия будут непредсказуемыми. Поэтому, крича во весь голос, он приказал всем рыцарям мчаться к выходу и привести подкрепление. Те, забыв прошлые слова капитана о проверке, взваливая раненых себе на спину, помчались прочь. Тогда Кэйа смог вздохнуть с облегчением, ведь когда потеряет контроль над собой, он может попросту убить их всех: заморозить, превращая в прекрасные статуи изо льда. Но раз уж на то пошло, он выложится на полную, чтобы дать им больше времени на побег. Крио маги бездны прекратили зловеще хихикать, предвкушая скорый конец. И прежде чем они успели сделать хоть малейшее движение, Альберих покончил с их надеждами на спасение. Кэйа, встав прямо, высунул руку с мечом поперёк себя. Он чувствовал собственное сбивчивое дыхание, чувствовал, как его плечи дрожат, а по спине пробежался холод. Он знал, что тело обычного человека может использовать в среднем лишь 50 процентов от силы всего глаза Бога, ведь оно не выдержит такой мощи. У каждого свой лимит. Кто-то может использовать 40 процентов, кто-то все 60, но если превысить этот лимит, может привести ко всевозможным серьёзным травмам, что уж говорить о самом Кэйе, который, в данный момент, использует всю его мощь. В его случае вполне возможен летальный исход. Вспышка. Яркий свет ослеплял своим сиянием. Он переливался разными оттенками небесно-голубого, резал глаза, заставлял напрячься всем нутром и задрожать от холода, пронизывающего насквозь до глубины души. Лёд и холод текли по жилам Альбериха. Он мёрз, постепенно теряя сознание. Дрожал под напором собственного Глаза Бога, его тело покрылось инеем, а с длинных ресниц сыпались маленькие снежинки. Все подземелье покрылось толстым слоем льда, температура понизилась до минимума. Хиличурлы, совсем недавно сохранявшие тепло в своей плоти, окоченели и превратились в замороженные скульптуры, и любой критик назвал бы это произведением искусства, но спустя пару мгновений рассыпались, превращаясь в прах, смешанный с осколками льда. Кэйа остался один на один с окружающим его лютым морозом.

***

Девушка в официальной одежде ордена сидела в небольшом кресле, постукивая своими аккуратными пальчиками по рукоятке. Она наблюдала за младшей сестрой, осматривающей Альбериха. Рядом с ней стояла ещё одна девушка, на голове которой красовалась шляпа, похожая на шляпу ведьмы. Она нежно поглаживала по ее плечу и успокаивающе шептала: — Милая, ты не виновата. Прежде чем отправить туда новобранцев, рыцари очистили подземелье от этих тварей. Кто же знал, что они устроили засаду. К тому же, они не настолько сообразительны, чтобы устроить столь продуманный план. За ними кто-то стоит. — Лиза, я не могу не винить себя, когда я, считай, отправила новобранцев и Кэйю заодно на верную смерть. Если бы не он, эти люди были бы уже мертвы, — с горькими нотками вины произнесла Джинн. — Я впервые с таким сталкиваюсь. Состояние капитана плачевно и заставляет желать лучшего, — тоже с привкусом грусти сказала Барбара. — Что с ним? — обеспокоенно спросила Лиза. — Я толком сама не знакома с этим явлением, но могу сказать точно, что его тело в разрывах. Я имею в виду то, что льдинки впились в его плоть, образовав разрывы. А его разум…заледенел? — она сделала паузу, будто обдумывая сказанное. — Но не весь разум покрылся льдом, только наполовину. А его организм будто бы борется за эти маленькие частички тепла. Но если он хоть на мгновение расслабится, его элемент убьёт своего носителя. Гидро элементом этот лёд не растопить, а пиро использовать категорически нельзя. Мы можем что-нибудь по неосторожности сжечь. — Тогда…что нам остаётся делать? — испуганно произнесла магистр. — Ждать, наблюдать и верить, — с сочувствием сказала Барбара, видя, как Джинн поникла, потеряв всякую надежду. — Я пойду поищу информацию в библиотеке. Книги хранят историю, и я уверена, что он не первый, кто использовал свой глаз Бога на всю мощь и оказался в подобном состоянии, — Лиза говорила уверенно и обнадеживающе, и Джинн инстинктивно ей доверилась. Та ещё немного погладила плечо подруги, и, подарив напоследок ещё один взгляд, наполненный беспредельной нежностью, направленный на девушку, удалилась из комнаты. — Сестра, отдохни как следует. Я присмотрю за капитаном и пострадавшими рыцарями, — отвлекла девушка Джинн от их с Лизой нежных прощаний. — Барбара, как я могу пойти отдыхать, когда Кэйа… — она сделала многозначительную паузу, ведь не могла произнести эту жестокую, но правдивую фразу «Кэйа умирает», которая ее окончательно добьёт. — Даже если ты останешься с ним, ничего не поменяется. А ордену нужен магистр — их лидер. Ты не можешь усугублять своё здоровье. Ради Мондштата, — слова ее мотивировали, но Джинн так не хотела оставлять друга, считала, что во всем происходящем с ним виновата именно она. Хотя отчасти так оно и было. Она виновато глянула на Кэйю. Он все так же лежал, не открывая свой единственный видный глаз, не спрятанный под повязкой. Джинн строго-настрого запретила всем, в том числе и Барбаре, прикасаться к его повязке: раз Альберих не раскрывал своей тайны, то никто другой на это права не имеет. Джинн уже не раз становилась хранительницей его секретов, она берегла их уже долгие годы в глубине своего подсознания, скрывала от посторонних ушей и глаз. Кэйа порой приходил к ней и открывал свою душу, рассказывал свои переживания и некоторые тайны. Она считала это высшей формой доверия и всегда наслаждалась этим. Её несказанно радовало то, что Альберих может хоть кому то довериться, то, что ещё не до конца потерял веру в людей, то, что он ей доверяет. И раскрывать его скелеты в шкафу она не собиралась никому. Но ее никогда не покидала мысль о том, что если бы он открылся не ей, а Дилюку, то был бы прощен, и их отношения наладились. Она встала со своего кресла, и, попрощавшись с младшей сестрой, тяжелой неровной походкой направилась к выходу из собора.

***

Джинн вошла в свой кабинет и плюхнулась на кресло. Она совсем себя измотала и перенервничала: жизнь каждого человека в Мондштате была ей очень дорога, в особенности ее друзей. Но она не позволяла себе плакать на рабочем месте, как лидер, она не может показывать слабость перед людьми, которые в неё верят, нуждающиеся в её защите. Однако наедине с собой, как сейчас, она позволяла самой себе пускать тихие скупые слёзы, находящиеся на грани с приближающейся истерикой, но истерики она себе позволить не могла — она на рабочем месте. Краем уха Джинн услышала, как сзади тихо скрипнула дверь. Обернувшись, она увидела вошедшую девушку. Та стояла в дверном проеме, и еле заметно ее хрупкие плечи дрожали. Магистр ордена приблизилась к ней и заметила, как по ее бледной скуле стекает слеза. Лиза посмотрела прямо на Джинн. Ее взгляд был наполнен разочарованием и отчаянием. По спине Джинн как будто прокололи тысячами игл. Она все поняла без слов. Бесполезно.