Белизна

Музыка.

Thom Yorke — Unmade

Katatonia — Vanishers

      — Сииль, открой мне… — голос, очень похожий на тот самый, такой родной и сладкий, разрезает воздух в пространстве будто острый стальной нож, вгоняя в мгновенный и слегка парализующий шок. Сначала девушке и вовсе кажется, что такое внезапное обращение, доносящееся из-за входной двери в столь поздний час, не более, чем дразнящая иллюзия. Дразнящая или скорее издевающаяся… Да, все верно — жестокая издевка.       В одну секунду тело пронзает болезненная ядовитая игла, а внутри живота очень медленно, тягуче и ноюще закручивается комок нервного напряжения. Три невинных слова выбивают из колеи, вгоняют хрупкое тело в некий паралич и напрочь отключают все попытки мыслить здраво. Все попытки хотя бы просто мыслить.       А вдруг всё это тот долгожданный сон? Опьяняющий сон, вводящий в транс словно самый тяжелый наркотик, от которого, после первой пробы, не в силах отказаться. Один из тех снов, что почти каждую ночь Сииль хочет смотреть. Жаждет смотреть. Мечтает смотреть. Но такая сладость не может присниться насильно, появиться искусственно. Сны с требуемым сюжетом не возникают по щелчку пальцев. Все, что может позволить себе девушка, это мысли о нем перед тем, как заснуть. Как обязательный ритуал, некая неизменная традиция, стабильно и тщательно исполняемая каждый день. Каждую ночь. Никаких исключений и «разгрузочных» дней.       Сииль уверена, что всё происходящее в реальной жизни абсолютно неконтролируемо. Будто кто-то подло столкнул тебя в непроходимый лабиринт, не дав в помощь ничего — никаких карт, подсказок, указаний, даже милосердно не кинул фляжку с водой на бесконечный опасный путь. Порой от этого хочется кричать, истошно орать, срывая голосовые связки до крови. Чем больше ты хочешь кого-то что-то, тем быстрее он это ускользает. Чем сильнее желание обладать, тем очевиднее невозможность этого обладания. Чем тверже хочется верить в правильность сделанного выбора, тем больнее бьет осознание его фатальной неверности в дальнейшем. Сииль слишком не подготовлена к такой реальности — ни мыслями, ни душой, ни телом.       Другое дело — собственные фантазии. В них можно всё: выглядеть так, как хочешь; быть той, кем хочешь; быть с тем, кем хочешь; быть с ним так, как хочешь. Хотя девушка часто ловила себя на мысли, что после красочного представления третьего пункта, все собственные желания отходили на второй план. Важно было только то, как хочет он в её мечтах. А он хочет много, долго, сильно, жестко, грубо, больно. Ни в какой её реальности такое невозможно, да и вовсе, всё это только для своего собственного укромного мирка, о котором никому и не при каких условиях не рассказывают. Ради этого мира «фантазий и мечт» хочется проматывать реальность каждого бессмысленного дня в ускоренном режиме, замедляя время только на нескольких часах, в постели, перед сном.       Сииль преуспела в своих мечтаниях. Так вкусно было представлять его. Представлять его с собой. Сначала робко, даже наивно, а затем, входя во вкус, жадно, тягуче, переполнено. Девушка пугала себя в эти моменты. Будто внутри появлялась другая она — такая яркая и живая, уверенная, смелая, готовая отдать всю себя своему возлюбленному, только бы он вытащил такую Сииль в реальность, а настоящую, так любящую фантазии и несбыточные мечты навсегда запер глубоко внутри. Разорвал. Уничтожил.       — Открой, мы просто поговорим, — снова раздается за дверью, в этот раз уже громче и выразительнее, что в момент позволяет девушке узнать голос, безжалостно разрубающий гнетущую тишину. Это определенно реальность, и Сииль, кажется, в ней так и не сможет вдохнуть.       Чонгук.       Здесь.       Как в таких случаях говорят: «Бойтесь своих желаний»? Что ж, пункт успешно выполнен — Сииль боится. Боится своих желаний. Боится себя. Боится его.       Нельзя открывать. Не после того, что произошло.       Внутренний голос первым ломает вынужденный ступор, так сильно и хватко сковывающий все мысли. Мысли и тело. Сииль оценила иронию. Так невыносимо сильно хотеть, чтобы кто-то пришел к ней «из-за неё», а в реальности осознавать но никак не принимать тот факт, что он пришел из-за того, что она сегодня сделала.       Она сделала?       Или он сделал?       Или это…?       Мощный удар кулаком в дверь и последовавшая за ним серия таких же ударов снова и снова. Бьет сильно, нетерпеливо, громко. От звуков, сотрясающих дерево, девушка вмиг вздрагивает и непроизвольно начинает трястись, прерывая свои размышления и концентрируясь только на том, кто находится по ту сторону двери. Это не похоже на Чонгука. Хотя откуда Сииль знать, что похоже на него, а что нет? За прошедший со дня их знакомства месяц, он дал ей узнать о себе ровно столько, сколько сам позволил. И всё это никак не сочетается с тем парнем, который в эту секунду стоит за дверью, упорно проверяя ее на прочность.       Чонгук играется. Он мог бы выбить этот щуплый деревянный брусок за пару секунд.       — Сииль, — тон голоса становится чуть спокойнее, ниже, нежнее, но некая нервозность в нем отнюдь не исчезает. — Си….иииииль, — словно пробует имя на вкус. Парень делает медленный шумный вдох, а затем такой же долгий выдох, будто восстанавливает дыхание, пытается успокоиться.       — Сииль, поговори со мной… Я хочу услышать твой голос. Хочу посмотреть на тебя, — снова пауза в несколько секунд и очередной тяжелый вздох. — Не будь такой жестокой девочкой. Открой мне.       Небольшая однокомнатная квартира погружена во мрак. Лишь только свет луны и отблески уличных фонарей делают едва видными очертания скромного, но стильного интерьера. Общая планировка, на первый взгляд, типична для такой маленькой корейской квартиры в современном жилом комплексе в самом центре Сеула. Небольшая спальня с крохотным, но аккуратным эстетичным балконом, выходящим на задний двор. Основная комната, совмещающая в себе гостиную, прихожую и кухню, что ничуть не смущало хозяйку. Входная дверь, сразу же вела на кухню серебристых холодных тонов с миниатюрным стеклянным столиком у стены. Такая аккуратная обеденная зона плавно перетекала в гостиную, где все внимание к себе привлекало роскошное белое фортепиано, стоящее прямо у окна. Сииль смогла даже на таком крошечном, по меркам корейской элиты, пространстве создать очаровательный минималистичный интерьер. Каждая вещь — от темно-синего дивана до винтажной полки с виниловыми пластинками имела ценность для хозяйки и находилась на своем тщательно подобранном месте. Эта квартира очень личная. Сииль не приглашала в неё университетских друзей, не любила, когда одногруппницы приходили без предупреждения, якобы от нечего делать, под предлогом проведать. Такое негласное правило «не приглашать» самым естественным образом возникло для так называемых знакомых — не подпускать никого в свой огороженный и спрятанный мирок. Не открываться. Что уж говорить о чужих?       Оглядывая свою драгоценную квартиру впервые за время, прожитое здесь, Сииль чувствует, как всё ощущение безопасности вдребезги разбивается о слова, сказанные близким чужим человеком за дверью. На какой-то момент даже кажется, что тусклое освещение очень выгодно скроет её от глаз, в которые, когда придет время, не хватит храбрости посмотреть. Хоть Чонгук стоит за дверью, неподдельное ощущение того, что он разглядывает девушку прямо сейчас на каком-то ментальном уровне не покидает. Сииль закрывает глаза ладонями, как ребенок, наивно полагающий, что если он ничего вокруг не видит, то не увидят и его. Но ощущение, что он проедает её глазами сквозь стену, едким спазмом проносится внутри живота. Такое глупое и необъяснимое чувство, но такое реальное в данный момент.       Так хочется открыть. Так хочется к нему.       Даже если страшно.       Отпереть чертов замок, распахнуть проклятую дверь, встретиться взглядом с глубокими карими глазами. Удержаться и не побояться посмотреть в них. Нереально. Долго, мучительно, изучающе вглядываться в него. Не опускать взор, не отводить глаза. Невозможно.       Милый мой, вчера, перед сном, ты так жадно долго целовал меня. Знал бы ты, что я позволяла делать с собой.       Глаза — зеркало души, так ведь? Значит, чтобы рассказать всё, что на сердце — нужно просто посмотреть?       — Сииль, тебе не надоело? Открой. Не нужно бояться, — произносит, будто бы вложив всю имеющуюся нежность, словно успокаивает.       Чонгук зачаровывает. Тем, что он сейчас здесь. Тем, что так настырно и упорно требует открыть. Тем, что сдерживает себя и не выбивает гребаную дверь, хотя мог бы. Тем, что сам пришел, будто читая мысли Сииль. Тем, что пытается не пугать. Пытается. Но Чонгук пугает. Тем, что он творил сегодня, всего несколькими часами ранее. Тем, что читалось в его пустых глубоких карих глазах. Тем, что он далеко не такой, как в мечтах. Тем, что он далеко не такой, как в реальности. Тем, что так отчаянно пытается спрятать свою жестокость и озлобленность за нежностью и теплотой голоса. Тем, что он…       У Сииль щиплет глаза. Наверное, сезонная аллергия. На глубокие карие? Не издавая ни звука, боясь наступить на скрипучий старый пол, девушка делает первый осторожный шаг по направлению к двери. Треск половицы нарушает образовавшуюся давящую тишину — Чонгук все слышит.       — Я же знаю, что ты дома… И стоишь прямо напротив двери, — почти шепотом произносит молодой человек, как будто вынуждая Сииль подойти ближе, так как его слов почти не разобрать. В нынешней ситуации каждое слово — на вес золота. — Нравится слушать, как я перед тобой унижаюсь?       Чонгук издает нервный смешок, затем снова делает медленный глубокий вдох. Кажется, что изо всех сил пытается держать себя в руках. Для Сииль это настолько очевидно, что по телу проходит очередная волна нервного спазма. К этому чувству невозможно привыкнуть.       — Я хотел поцеловать тебя перед сном, — сердце девушки пропускает несколько мощных и громких ударов, которые как будто способны разорвать грудную клетку. — И объяснить то, что ты, видимо, не совсем поняла… — Чонгук говорит едва слышно. — Ты же умная девочка, позволь мне объяснить.       Глаза Сииль как будто прожигает щиплющая жидкость, их хочется закрыть и больше не смотреть на эту чертову деревянную преграду, тем более на человека, стоящего прямо за ней. На Чонгука теперь никогда нельзя смотреть, чтобы не потерять себя окончательно. Хуже быть не может. В голове возникают картинки минувшего вечера, от которых начинает мутить, а все внутреннее напряжение хочет в одно мгновение покинуть тело. В считанные секунды девушку накрывает приступ внезапной нервной тошноты, как будто сам организм защищается и запрещает быть ближе, чувствуя неподдельную опасность.       Сииль все же делает еще один шаг к двери, подходит вплотную и прижимается всем телом к твердой древесине. Вспоминая заветные циферки — сто семьдесят восемь, в воздухе, плавным движением руки отмеряет то место, где должен возвышаться Чонгук относительно неё. Разница в тринадцать сантиметров означает то, что чтобы поцеловать его в губы, нужно слегка встать на носочки и поднять подбородок вверх. Несколько секунд, теплый долгий выдох и нежное касание девичьими губами холодной деревянной поверхности — там, где через стену должны находиться Его губы. Плавное аккуратное прикосновение маленькими пальчиками чуть выше, будто проводя по Его густым черным как смоль волосам. Девичье тело, в полупрозрачной короткой ночнушке, прижимающееся к твердому дереву — там, где Его можно обнять крепко-крепко, прося тепла и защиты от всего этого пугающего до жути реального мира.       Чонгук будто чувствует весь этот трепет и невесомые прикосновения.       — Сииль, тебе не нужно меня бояться… — повторяет словно мантру, уверенно, тепло, обещая что-то отдать взамен.       Пять долгих секунд, растянувшихся словно на минуту. Наконец-то скатившаяся неудержанная слеза и, в то же мгновение, быстрое уверенное движение тонкими пальцами в сторону. Поворот ключа, короткий щелчок — дверь запирается на второй, самый прочный замок. Гордость берет верх над разумом, отключая все остальные чувства. Голос больше не дрожит, а дыхание концентрируется и сосредотачивается лишь для произнесения одной фразы, готовой перечеркнуть все выдуманные мечты и оставить лишь горькую реальность. Окончательно и бесповоротно.       — Пошел вон, — тихо, но достаточно четко произносит девушка, проворачивая ключ в замке до предела. В ответ только тишина, даже чужого дыхания не слышно. Кажется, что теперь и Чонгук не двигается. Сииль может только догадываться.       — Ты такой же выродок, как и он, — девушка бросает слова теперь уже в разы громче. Предложения так непослушно срываются с губ, что Сииль передергивает от такого внезапного и необдуманного порыва.       Все закончилось, не успев начаться.       Секунда. Резкая боль в области затылка пронизывает так неожиданно и остро, что с губ срывается внезапный вскрик. Не успевая понять, что происходит, Сииль чувствует, как её волосы наматываются на чужой кулак мертвой хваткой так сильно, что хочется сорваться на истошный вопль. Но снова, грёбаная гордость не позволяет показать всю боль от нахлынувшего унижения своему новому, уже физически ощутимому мучителю. Еще одна секунда, и лицо и тело девушки со всей силой впечатываются в дверь. Чужой запах заполняет весь воздух вблизи, а сильное тело прижимается со спины, делая любое движение Сииль невозможным.       — Чонгук-и прав… Его не нужно бояться — низкий бархатный шепот прямо в правое ухо, нарочно дающий девушке понять, кто стоит позади. — Бояться нужно меня.       Все тело в момент пронизывает шоковый спазм, не идущий ни в какое сравнение с тем, что ощущалось ранее. Еще более сильная оттяжка за волосы, разворачивающая девичье лицо и подставляющая его под блеклый свет, падающий из окна. Он хочет лучше рассмотреть, а Сииль и не дышит вовсе, даже шелохнуться не может.       — Пока твой ненаглядный нас не видит, — в слегка хриплом голосе отдается нескрываемая усмешка, — хочу с тобой познакомиться чуть ближе. Ничего, что я… Как ты сказала? Выродок? — наигранно взволнованно и уже гораздо громче произносит вслед. Парень проводит носом по открытой девичьей шее, а затем, наклоняясь к золотистым волосам, вдыхает запах — медленно и глубоко. — Его же целуешь, может тогда и меня? — прижимается всем телом вплотную к Сииль, а второй рукой проводит по бедру снизу вверх, задирая тонкий краешек ночной рубашки. Нагло, бесцеремонно. Длинные пальцы, уверенно и так по-собственнически касаясь подушечками, скользят по животу и аккуратно надавливают на самый его низ. Девушка оказывается зажатой между холодной дверью спереди и обжигающим горячим мужским телом сзади. — Правда я люблю это делать напрямую, а не через дверь, — смеется, шумно выдыхая поток раскаленного воздуха прямо на шею, тем самым пуская по сдавленному женскому телу поток мурашек. Сииль знает, что он заметит.       — Хм… Значит, нравится, когда в шею…       — Это от мерзости, — внезапно для себя самой обрывает девушка. Тот самый адреналин, растекающийся по телу от вынужденного шока, развязывает язык, но все еще не помогает голове начать думать, а телу предпринимать хоть какие-либо попытки вырваться из мужских рук. — И еще тошнота. Это от того, что ты посмел меня трогать — произносит со сталью в голосе, собрав в себе ошметки, оставшиеся от собственной храбрости, которая минуту назад разлетелась на кусочки. Стремление собраться в самый стрессовый момент и пытаться держать лицо — единственная оставшаяся у Сииль сила. Ускользающая соломинка, за которую осталось лишь хвататься.       На какое-то мгновение молодой человек замирает, прекращая свои бесцеремонные действия с телом девушки. Сииль готова поклясться, что затылком чувствует его ухмылку, хотя не может и не хочет проверять свою догадку, развернувшись и встретившись лицом к лицу. Ее слова его веселят? Она изо всех сил старается не уронить вторую слезу, ведь то, что происходит сейчас в этой унизительной реальности вынуждает отбиваться хотя бы так, как может. Но всё, что вызывают её слова — это чужой ядовитый смешок?       — Первое. Я еще не начинал тебя трогать, — спокойно и тихо, всё также в шею произносит парень, наклоняясь и прижимая со спины еще ближе, буквально впиваясь в тело Сииль. Теперь у его голоса такой спокойный и равномерный тон, запугивающий похлеще самых грозных выкриков. От былой усмешки не осталось и следа. — Второе. Еще раз позволишь себе повысить на меня голос, — произносит тише, буквально шепотом, только теперь голос отливает металлом и холодом, — я поставлю тебя на колени и выебу в рот так, что тошнить будет по-настоящему, — захват на волосах в один момент усиливается, а раскаленное дыхание теперь щекочет ухо, — только не от моих касаний, а от моей спермы у тебя во рту.       Заторможенное мышление с трудом позволяет мозгу переработать услышанное. Осознание произнесенных слов кувалдой бьет по голове, а следующее за ним понимание, от кого эти слова исходят и вовсе выводит из строя всё то, что Сииль так кропотливо и тщательно собирала последние минуты. Разум и тело — больше не в сети. И вряд ли появятся когда-либо. В его руках хочется обмякнуть, заранее принимая поражение и всё то, что может случиться в дальнейшем. Неизбежность вгоняет в панику, лишает легкие возможности полноценно дышать. Просто дышать. Худые, покрытые россыпью вен руки мощно сгребают девичье тело в замок, прижимая к себе с новой силой, будто желая пресечь будущие попытки освободиться. Но этих попыток нет, так как шок от происходящего еще не прекратил свое действие. Парень и девушка стоят в вынужденных объятиях некоторое время. Она дышит так тяжело, будто задыхается, а он не дышит вовсе, слушая её рваные неравномерные попытки ухватить свежий воздух.       Осталась только гордость. Это всё. Даже надежды на лучшее больше нет, она была перечеркнута поворотом ключа в замке вместе с мечтами и фантазиями, отдавая предпочтение реальности. Второй раз за сегодня был сделан выбор в пользу убогой реальности.       Влажное касание горячих губ тонкой бледной шеи разом срывает громкий женский всхлип. Тело девушки реагирует мгновенно, пытаясь вывернуться и избежать такой внезапной и невозможной близости.       — Да-да, Сииль, я уже всё понял про шею, — издевательски посмеивается в поцелуй, размазывая губами по бледной коже собственную слюну, тем самым намеренно оставляя мокрые дорожки, вязко стекающие вниз на девичью грудь. Не целует — вылизывает. Оттягивает за волосы, запрокидывая голову назад. Принуждает опираться о его плечо, неспешно открывая для своих губ новые, еще не тронутые участки женского тела.       — Ты никогда не закрываешь дверь на балкон…       Кажется, что с каждой его последующей фразой скопившийся комок нервного спазма, сжирающий Сииль изнутри, просто разорвет тело. Слушать всё это невыносимо. Невыносимо от такого больного сочетания чужого запаха, чужого голоса, чужого тела в такой недопустимой близости к себе. Такое обыденно брошенное «ты никогда не закрываешь» красным предупредительным сигналом мигает в голове девушки. Очевидный факт — он здесь не в первый раз. Не во второй, и может быть даже не в третий… Четвертый… Пятый. Всё абсолютно так — Сииль никогда не запирала дверь, даже когда холодно, когда дождь и гроза, когда снег или град — небрежная привычка с самого детства. Сейчас бы она эту дверь намертво приварила, залила бы бетоном, заложила бы кирпичом.       — Тэхён! — Громко рявкает Чонгук, одновременно ударяя кулаком в дверь. — Какого хуя ты там делаешь?       Чонгук в ярости. Теперь он звучит так, как Сииль и предполагала — злобно, ядовито, не скрывая своего гнева и желания выбить треклятую дверь. От былой наигранной нежности, сдерживающей парня, ни осталось и следа. Только вот настоящий Чонгук страшнее, чем Сииль ожидала.       — Пока еще ничего, — Тэхен произносит это прямо в ухо Сииль едва слышно, словно эта фраза предназначена только для них двоих. Продолжает целовать в шею. Мокро. Вязко. Без спроса. Там, где нельзя. Там, где никто и никогда раньше.       Через какое-то время, нехотя оторвавшись от влажной кожи, парень оставляет последний, на этот раз уже совсем легкий и даже целомудренный поцелуй в висок. Тэхен немного отстраняется от девушки, продолжая стоять сзади. Он неспешно убирает руки, задирающие ночную рубашку, нарочно скользя пальцами по обнаженной коже у самой кромки кружевных трусиков, и переводит их на дверь, кладет по бокам от Сииль, опираясь. Снова щекочущее горячее дыхание возле уха, пауза, оттягивающая тот момент, о котором Сииль даже боится подумать.       — Слушайся меня, и есть шанс, что всё закончится хорошо.       Поворот ключа. Щелчок замка. Затем еще один. Преград больше нет.

* * *

      Тэхен реагирует молниеносно, вовремя оттаскивая девушку в сторону от внезапно распахнувшейся двери, косяк которой, из-за полученного снаружи удара ногой, с грохотом бьётся о соседнюю стену.       — Чуть нежнее, Чонгук-и, — безэмоционально произносит Тэхен, убирая свои руки с женской талии в карманы брюк. Молодой человек наигранно лениво облокачивается плечом о стену прихожей так, чтобы можно было рассмотреть профиль хозяйки квартиры теперь уже более подробно. — Мы чуть не поранились, — вроде бы адресует свои слова входящему в комнату Чонгуку, но не отводит глаз от приоткрытых девичьих губ напротив, часто и рвано хватающих маленькие порции кислорода.       Сииль будто вросла спиной в стену в нескольких сантиметрах от того места, куда пришелся отскок входной двери. Чонгук знал, что она стоит прямо за дверью, но всё равно ударил с нескрываемой яростью, внезапно и сильно. Вот он, герой из сновидений, сказочный принц, рушащий любые преграды на пути к своей принцессе. Ирония лишь в том, что сейчас всё выглядит так, будто принц пришел в замок не спасать её, а рубить голову ужасному чудовищу. И Сииль начинает казаться, что этим чудовищем в его глазах как раз-таки является она. Сил посмотреть и лично убедиться в этом совсем нет — никаких сил уже не осталось. Удивительно, как с каждой новой минутой девушка ощущает безысходность и всю тяжесть своего положения. Когда Чонгук только постучал и так обманчиво нежно и ласково позвал, уговаривая открыть, Сииль была уверена, что хуже этого ничего произойти не может. Наивная дура — отзывается в голове внутренний голос, посмеиваясь над тем, что происходит в настоящий момент.       Чонгук медленно пересекает порог квартиры, проходя в противоположную от Тэхена и Сииль сторону, к кухонной стойке. Молодой человек небрежно швыряет какой-то помятый черный пакет на пол, прямо к ногам девушки, а затем делает глоток из уже прилично опустошенной бутылки с золотистым алкоголем, которую всё это время держал в руке.       — Снова делаешь все по-своему? — Чонгук смотрит куда-то в сторону, не скрывая раздражения в тоне своего голоса. Парень делает еще один глоток и небрежно облокачивается спиной о кухонный гарнитур, будто намеренно отзеркаливая позу Сииль.       Девушка не сразу понимает, кому адресован вопрос, вполне возможно, что и расслышать эти слова она сумела с большой задержкой. На мгновение даже показалось, что никто ничего не произносил, а заговоривший первым Чонгук — плод её, вышедшего из-под контроля, воображения. У Сииль откуда-то появляется слепая вера, что если и дальше стоять молча и неподвижно, устремив свой взгляд впол, ее не заметят — незваные гости уйдут, дурной сон рассеется, а она проснется. В детстве же это работало.       — Не люблю торопиться, — низкий голос в правое ухо запускает новый виток дрожи по женскому телу. Тэхену абсолютно очевидно, что Чонгук обращался к нему, но свой ответ молодой человек адресует Сииль, будто игнорируя присутствие еще кого-то в комнате. Словно и не отвечает вовсе, а первым начинает невозможный между ними двумя диалог. На несколько секунд Тэхен зависает, разглядывая девушку, которая за все время так и не посмотрела на него. Ни разу. Её маленький протест — единственное, что она сможет противопоставить ему сегодня.       — И тебе не советую, — продолжает Тэхен, наконец-то повернув голову в сторону Чонгука, одаривая того изучающим взглядом. — Нужно быть терпеливее, особенно с такой, как Сииль, — последние пять букв намеренно проговаривает фальшиво-нежным тоном, отчего у девушки ёкает внутри. Впервые она слышит, как этот голос произносит её имя. Голос на слух такой низкий и бархатный, а внутри от него ужасающий холод наступает.       — О, поверь мне, я охуеть, как терпелив! — ядовито выплевывает Чонгук. — Пока поднимался сюда, постиг весь ёбаный дзен, — впервые смотрит на Сииль, проводя взглядом по ее телу снизу вверх. — Но сейчас, когда я вижу эту гадину, меня разрывает дилемма: свернуть ей шею или…       — Мы же не убийцы, Гукки, — резко перебивает Тэхен своим по-прежнему спокойным, но каким-то по-детски наигранным тоном, намеренно не давая закончить предложение.       — Говори за себя, — осекает его Чонгук, продолжая прожигать взглядом девушку, неподвижно стоящую напротив. — Мне терять уже нечего, — произносит тише, с некой болью в голосе, чем незамедлительно вызывает у Тэхена усмешку.       — Ох, Чон Чонгук, ты слишком драматизируешь, — Тэхен даже не пытается сдержать улыбку, словно вся сложившаяся ситуация вызывает у него какое-то извращенное удовольствие. И на мгновение, Чонгук ловит себя на мысли, что впервые за долгое время видит его таким. Нет былого напускного флегматизма, фирменного скучающего выражения лица, даже в глазах, кажется, постоянную пустоту сменили какие-то больные садистские огоньки. Словно перед ним стоит абсолютно другой человек, которого Чонгук совершенно не знает.       Похуй. Сейчас это не имеет значения, и последнее, что хочется делать, это копаться в голове Ким Тэхена. Другое дело — Сииль, в неё хочется погрузиться полностью, медленно и вязко… А затем унизить, раздавить, выпотрошить. Око за око.Ненависть прожигает тело и вместе с алкоголем и кровью разносится по организму. Сегодня ночью Чонгук принял решение и его уже не изменит.       Так и не вынимая рук из карманов, Тэхен лениво отталкивается от стены и делает неспешные шаги в направлении комнаты, впервые увеличивая расстояние между собой и девушкой, тем самым позволяя Сииль ощутить хотя бы жалкое подобие личного пространства. Поразительно, но дышать становится чуть менее тяжело. Буквально на сотую долю, словно невидимую удавку на тонкой шее стали сжимать чуть слабее. Кажется, что парень делает это намеренно, заметив как часто поднимается и опускается грудная клетка девушки, будто та задыхается. Такое состояние Сииль кардинально портило всё и не входило в планы. Она должна быть в сознании, чтобы оценить всю тяжесть последствий — ночь ведь только началась.       — Мы же не в Древней Корее, — улыбаясь продолжает молодой человек, ступая немного вглубь квартиры и увлеченно осматриваясь вокруг. — Там есть весьма занятные пытки, я маленьким про это читал, — проходит в ту часть комнаты, которая выполняла роль гостиной, и пробегается взглядом по книжному шкафу. — Читал тайком, хотя знал, что не должен был, — не торопясь рассматривает содержимое полок, — да и взрослым было максимально похуй, чем я там занимался.       Тэхен тянется рукой к книге, которая, по сравнению с другими была не до упора вставлена в ряд, и открывает ее на месте, отгороженном закладкой.       — Её сейчас мучаешь? — резко разворачивается и смотрит на девичье лицо, пытаясь наконец-то заглянуть в глаза и все-таки пересечься взглядом. Но зрительного контакта так и не происходит. Девушка никак не реагирует на то, как по-хозяйски ведет себя Тэхен, как без разрешения разглядывает и трогает любимые вещи, пропитывает комнатный воздух запахом своего одеколона, узнает о ней больше, чем ему позволено, больше, чем кому-либо позволено.       — Спойлер — все сдохнут в конце, — апатично заключает, захлопнув книгу, а затем просто выкидывает её в мусорное ведро, стоящее неподалеку.       На этот раз невольная усмешка касается губ Сииль. Губ, но не глаз. Усмешка, которая не несет в себе ничего, кроме горечи. Глаза, кажется, сконцентрировали в себе всю безысходность и безнадежность этого мира. И Чонгук, и Тэхен это замечают, но полностью игнорируют.       — Про пытки, — двигаясь по комнате дальше, продолжает. — Вот одна занятная… Раздетую догола жертву клали на пол, предварительно связав руки и ноги, а на живот ставили громадную тяжелую клетку, — делает небольшую паузу, — как вы думаете с чем? — подходит к фортепиано и поднимает крышку, открывающую клавиши, — с голодными крысами, — пробегает пальцами по самым низким нотам, имитируя тревожный звук. — Дно такой клетки открывалось с помощью специальной задвижки. Сверху клались раскаленные угли, чтобы растормошить крыс, — молодой человек продолжает стоять у фортепиано, теперь уже рассматривая какие-то маленькие безделушки и украшения, стоящие на подоконнике. — Таким образом, пытаясь убежать от жара горячих углей, — засмотревшись на пыльный серебряный браслетик, небрежно валяющийся вдали от остальных украшений, продолжает, — крысы прогрызали себе путь через плоть жертвы. Как я понял, надо было неплохо так отличиться, чтобы заслужить такое времяпрепровождение, — Тэхен, отвлекается на небольшую коллекцию пластинок.       — И вот, что самое занятное, — делает паузу, словно вся его история второстепенна, и вообще, мешает рассказчику изучать что-то по-настоящему интересное. Подходит к стенду вплотную, пытаясь вчитаться в некоторые названия, но резко останавливает себя, не позволяя увлечься. Парень двигается обратно, в сторону кухни, кинув короткий взгляд на приоткрытую дверь спальни. — Так пытали только доносчиков, — очередная ухмылка слетает с его губ, — больше никого. Тэхен заканчивает свою импровизированную экскурсию по чужой квартире и возвращается обратно на кухню, занимая место посередине, между Чонгуком и Сииль, слегка присаживаясь сверху на обеденный стол. — Сииль, тебе понравилась история?       — Хочу узнать… — впервые за всё это время девушка прерывает своё молчание, чем привлекает внимание обоих парней. — А как пытали насильников? — старается звучать уверенно, неуязвленно, вкладывает в слова всю возможную в данный момент твердость и уверенность, понимая смысл всей сказанной выше метафоры.       Умение вести диалог, защищаться словом — врожденный дар, которому Сииль никогда не придавала значения. С самого детства у нее был подвешен язык — отец с матерью много раз говорили, что дочке палец в рот не клади, заболтает любого. И сейчас девушка будет хвататься за эту способность, как за соломинку, даже если всё безнадежно и бессмысленно. Будет пытаться разговаривать, хотя еще с институтских лекций по истории помнит, что «с террористами не ведут переговоры». Да, Чонгук в ярости, он до сих пор тяжело дышит от злости и ненависти, распирающей его тело, он не будет никого слушать — Сииль выносит это заключение за скобки и принимает его за аксиому. Но Тэхен… Если Чонгук — это испепеляющий огонь, то Тэхен — всепоглощающий холод, который пока еще не начал пронизывать до смерти. Он ужасает и вводит в оцепенение, но всё же, позволяет дышать. По крайней мере пока.       Человеческое тело устроено так, что именно из-за холода сердцу приходится ускорять свою работу, чтобы организм начал потреблять больше кислорода и смог качать больше крови вокруг жизненно важных органов, тем самым поддерживая тепло. Отчего же тогда сердце Сииль, отбивающее внутри с такой бешеной скоростью на протяжении последних пятнадцати минут, не помогает согреться. Кажется, что все процессы запустились с точностью до наоборот.       — Я прямо чувствую, как ты мечешься, пытаясь определить, кто из нас меньшее зло, — словно ударом отбойного молотка по голове, Тэхен выбивает Сииль из собственных размышлений. В яблочко. Будто мысли читает. Она для него так очевидна? Просто Тэхен внимателен. Внимателен и терпелив — только сегодня и только для нее. В ту же секунду, девушка, неожиданно даже для самой себя, впервые поднимает на него глаза, вызывая в ответ удовлетворенную улыбку, касающуюся теперь не только мужских губ, но и глаз.       — Этот твой взгляд, — Тэхен продолжает улыбаться, не разрывая зрительного контакта. — В нем столько всего, — делает небольшую паузу, но глаз не отводит, — Считаешь себя лучше других, Сииль?       Теперь уже искаженная ухмылка трогает губы Чонгука, который все это время стоит молча, отстранённо думая о чем-то своём, пытаясь с помощью оставшегося алкоголя хоть немного погасить внутренний пожар. Последнее сказанное предложение отвлекает, приковывая всё внимание к происходящему.       — Я задал вопрос, — теперь уже стальным тоном произносит Тэхен. — Когда я тебя спрашиваю, ты должна отвечать — это в твоих же интересах.       Не выдержав давления, Сииль первой отводит глаза, но не торопится отвечать. Кажется, что впервые в жизни она так долго подбирает слова, и делать это правильно совершенно не выходит. В голове лишь ледяной темный взгляд, пронизывающий её слишком долго, тем самым не обещая ничего хорошего, никакого счастливого финала.       Закатив глаза и недовольно вздохнув, Тэхен отталкивается от стола, на котором сидит и делая несколько шагов к Сииль, подходит вплотную, отчего девушка инстинктивно вжимается в стену еще сильнее. Он высокий, такой же как Чонгук или даже выше.       Молодой человек кончиками пальцев дотрагивается до обнаженной кожи в том месте, где заканчивается полупрозрачная ночная рубашка. Хоть внешне она и немного похожа на короткое летнее платьице — Сииль все равно чувствует себя абсолютно обнаженной. Под таким тяжелым взглядом черных глаз вовсе хочется незамедлительно прикрыться, чтобы не сгореть со стыда. Хоть он и прикасается к ней не первый раз за сегодня — к этому невозможно привыкнуть. Наверное за всю свою жизнь, девушка не испытывала такой спектр сменяющих друг друга эмоций. Как будто кто-то щелкал кнопочки на пульте, рандомно включая то страх, то уныние, то отвращение, то стыд, то беспомощность, то слепую веру, то гнев.И теперь это, какое-то новое смешанное чувство, которому девушка еще не нашла определение.       Снова легкие заполняет его запах, отчего иллюзорная удавка на шее повторно сжимается. Мнимая свобода была недолгой. Тэхен делает шумный выдох, а затем начинает опускаться на колени, прямо перед Сииль, вынуждая девушку снова на него посмотреть. Намеренно дразнит, сбивая с толку своими действиями.       — Если не хочешь отвечать мне, — игриво смотрит снизу вверх, — я попрошу Чонгука подойти к нам.       Провокация Тэхена срабатывает идеально, в одно мгновение вырывая такой вымученный и безысходный ответ:       — Да, — девушка произносит тихо, но довольно внятно. — Я считаю себя лучше других, — пустой взгляд в темноту, куда-то вглубь комнаты, где нет пугающих мужских силуэтов, где только лунный отблеск, отражающийся от оконного стекла.       — Умница, Сииль. Это ведь не больно — отвечать мне? — Тэхен начинает наигранно хлопать в ладоши, все так же продолжая сидеть у ног девушки. — Первые правдивые слова от тебя, я что какой-то особенный? — фальшиво улыбается, — продолжим в том же духе? — сидя на коленях, приподнимается чуть выше, так, что его лицо теперь находится на уровне её груди. Заглядывает в глаза своим хитрым прищуром, а последующим горячим выдохом увлажняет легкую ткань ее платья, тем самым запуская по телу девушки новый поток дрожи.       Такие странные движения, да и в целом всё поведение Тэхена будто насильно принуждает Сииль смотреть не в глубину теперь уже холодной комнаты, а на него. Всё происходящее так неоднозначно и сложно: стоит перед ней на коленях, смотрит снизу вверх — разливает по венам невыносимый холод; аккуратно касается, медленно дышит, говорит спокойно и неспешно — вгоняет в ледяное оцепенение до кончиков пальцев. Отчего открытая ярость Чонгука не пугает так, как холодное спокойствие того, чьё имя даже произнести про себя не выходит. Сииль кажется, что по сравнению с тем, что происходит у нее внутри, молодой человек у ее ног дышит размеренно, а сердце его бьется спокойно и ровно, будто не происходит ничего из ряда вон выходящего. И этот контраст между ними двумя заметен всем в комнате. Он буквально осязаем.       По-прежнему пытаясь поймать чужой беглый взгляд, Тэхен ловит себя на мысли, что впервые за долгиенедели, месяцыдни, что-то интересует его. Интересует так, что искрящийся огонек такого больного удовольствия в собственных глазах практически невозможно удерживать.       Тэхену нравится почти всё, что сейчас происходит. Нравится играться в игру, название которой он не придумал. Пока еще. Нравится смущать девушку, стоящую так близко и изо всех сил пытающуюся закрыть и спрятать всю себя от него. Нравится тянуть с ней время, смакуя каждое движение её грудной клетки — то вниз, то вверх. Нравится смотреть на то, как тяжело ей дается каждый вдох. Нравится улавливать ненавязчивый запах клубничного геля для душа. Или это крем для тела. Или шампунь? Похуй. Тэхен чуть позже узнает. Нравится находиться настолько рядом, близко и не давать возможности это изменить. Ему нра-вит-ся.       Тэхену не нравится, что ей все еще хватает смелости отводить глаза. Не нравится, что она так сильно вжимает свое тело в бетонную стену, лишь бы избежать его прикосновения, будто он какой-то прокаженный или больной чумой. Не нравится видеть её мурашки, пробегающие по коже от его дыхания. Но больше всего не нравится, что на всё это смотрит Чон Чонгук.       Если дальше продолжать делать всё, как хочется Тэхену, реакция Чонгука может быть очень непредсказуемой. Хоть за последние годы Ким вдоль и поперек изучил друга, сегодняшнее его состояние иначе, как сносом крыши не назовешь. Но Тэхен будет продолжать играть — остановиться уже никогда не получится. Будет продолжать медленно. Никуда не торопясь. Тэхен потерпит. Еще немножко. Потерпит.       — Я тоже буду перед тобой откровенен, Сииль… Внутри меня сейчас такое тягуче-трепещущее чувство разливается… — Тэхен говорит чуть тише, будто заставляя девушку отнестись внимательнее к его словам. Мужчина продолжает пожирать глазами фарфоровое бледное личико, параллельно нащупывая правой рукой черный матовый пакет, небрежно брошенный Чонгуком ранее.       — Если бы ребенка привели в парк развлечений и сказали, что он только его на всю ночь — любой аттракцион, никаких людей вокруг, лимита нет, делай всё, что хочешь… Вот что-то подобное у меня сейчас внутри, — драматично прикладывает руку к сердцу, а после широко улыбается. Сииль не смотрит, но чувствует эту улыбку всей кожей.       — Вы же, богатенькие, так развлекаетесь? — продолжает Тэхен. — Мамочка и папочка снимают на весь день какой-нибудь безразмерный парк для своих драгоценных чад, стоимостью, как пять лет обучения в Сеульском Университете. А те всё истошно вопят и вопят… Снова не то и снова не так… Хм … Всё недостаточно хорошо для вас, да, Сииль?       Внезапно сменяющие друг друга оттенки низкого мужского голоса вводят девушку в некий транс. Он говорит так ровно и, на первый взгляд, безэмоционально, но почему тогда ее разрывает от всего, что она нехотя слышит. Пугает взглядом, пугает голосом. Пугает.       — Родители делают своей любимой доченьке такие подарки? Или твои воспитывают тебя как обычную? — парень снова делает паузу на «посмотреть», но не дождавшись ответа в который раз, раздраженно закатывает глаза и незамедлительно встает с пола. Очередное резкое действие мгновенно вырывает Сииль из собственного мыслительного вакуума, призывая снова вжаться в стену. Это движение превратилось в рефлекс за столь короткий срок. Тэхен не дает привыкнуть к близости, постоянно сокращая расстояние в несколько раз, и теперь его лицо находится всего лишь в нескольких сантиметрах.       — Одно могу сказать точно — ты не любишь, когда с тобой по-хорошему, — из-за существенной разницы в росте наклоняется ниже. — А раз так — твоё желание для выродка — закон, — произносит прямо в полуоткрытые губы, намеренно пуская свой раскаленный выдох в рот напротив. В полном потрясении от самой себя, Сииль послушно проглатывает чужой горячий воздух и, в последующем осознании произошедшего, поднимает свой шокированный взгляд. Второй раз за сегодня она смотрит ему прямо в глаза, да так пронизывающе, так глубоко и наполненно, что Тэхен на какое-то короткое мгновение буквально замирает, но тут же осекается и бросает уже такую знакомую ухмылку в ответ. Как во взгляде может быть столько слов, столько чувств, столько просьб, столько обещаний. Глупая девочка решила, что именно он — меньшее зло. Досадная промашка. Или трагичная ошибка. В любом случае, нужно добавить небольшой импульс ко всему происходящему.       Ни на секунду не отстраняясь, молодой человек произносит прямо в губы: — Еще хотя бы раз заставь меня ждать ответ — я сделаю то, что обещал немного раньше, прямо на глазах твоего любимого.       От последнего слова очередной комок нервов с грохотом обрывается где-то внутри. Любимый. Это слово нельзя пачкать в той грязи, что происходит прямо сейчас.       — Кто дал тебе право?.. — тихий женский голос разрезает воздух, приковывая внимание в одно мгновение. — Кто дал тебе право выливать на меня всю эту грязь? — девушка существенно повышает тон голоса, незамедлительно вызывая у Тэхена довольную улыбку. Сииль уже успела усвоить, что любое её действие веселит его, поэтому нет смысла отвлекаться на это теперь. — Еще хотя бы раз заставишь меня терпеть свои прикосновения…       — То что? — обрывает Тэхен, ни на секунду не отстраняясь. — Снова побежишь со своим маленьким доносом к профессору Квон? — произносит с такой снисходительной интонацией в голосе, что гордыня, вопящая на всю мощность внутри Сииль, как будто по-настоящему получает унизительную хлесткую пощечину.       — С такими как ты, только так… — необдуманно срывается с губ девушки, и она готова поклясться, что буквально замечает как в глазах напротив переключается какая-то новая безумная эмоция.       — Какими «такими как я»? — несмотря на взгляд, голос парня теряет всякий эмоциональный окрас и теперь звучит с какой-то нечитаемой интонацией. Сочетание низкого тембра голоса, бездонного разъедающего на части взгляда, смесь запахов одеколона, сигарет и… его собственного, в такой запрещенной близости — подло отвлекают Сииль, рассеивают крупицы внимания, превращая буквы и слова в бессмысленный информационный шум.       Девушка ловит себя на недопустимом. На том, что нельзя озвучить даже самой себе. Потому что она не спит сейчас. Во сне Чон Чонгук защитил бы, а не наблюдал со стороны. Во сне он бы обнял и забрал в другое место, туда где нет этих ледяных темных глаз. Сейчас — происходит реальность. В реальности всё не так, как хочется. В реальности другие правила, которых Сииль не знает.       В реальности Ким Тэхен, не дождавшись ответа на свой вопрос, мертвой хваткой окольцовывает свои тонкие пальцы вокруг её горла, сжимает их, мгновенно вызывая удушливый кашель, и одним рывком бросает девушку теперь уже к своим ногам. Копна золотистых волос рассыпается по полу, закрывая шокированное лицо, тем самым создавая мнимую защиту от происходящего. Если ты не видишь зло — то и оно тебя не видит.       Сииль и подумать не могла, что в нем столько силы — по собственным представлениям такой мощью мог обладать Чонгук, но никак не тот, кто делает это с ней в данный момент. Стоять на коленях перед ним, в собственном доме, в месте, где никогда не было так страшно, готовиться к ужасу, но все еще сражаться с собственными мыслями в голове. Пугает морально. Пугает физически. Пугает.       — Я предупреждал тебя, — начинает расстегивать ремень на своих брюках, а Сииль хочется истошно завопить от происходящего. Кажется, что всё это не с ней. Всё это из другого мира, к которому она никогда не принадлежала и не хотела принадлежать. Глаза невообразимо щипет, разъедает кислотой. Голову простреливает мысль, как было бы кстати потерять зрение и не видеть. Не видеть прошлого, настоящего и уж тем более будущего, если, конечно, оно вообще наступит.       — Ты в который раз делаешь все по-своему, это начинает порядком выбешивать, — резко выплевывает Чонгук, прерывая затянувшееся с его стороны молчание.       — Всё? Внутренняя борьба окончена? Я тебя сегодня уже не ждал, — привычный сарказм Тэхена больше не звучит так игриво и по-издевательски весело, означая то, что парень сконцентрирован на других мыслях. Продолжая неспешно расстегивать ремень одной рукой, он бросает поднятый ранее черный пакет Чонгуку. — Давай поживее, — все еще обращаясь к нему, Тэхен не отводит взгляд от дрожащей фигуры, сидящей на полу. — Не хочу, чтоб она рухнула в обморок от такого томительного ожидания. Это конечно всё упростит, но я не некрофил… — в ожидании реакции, подмигивая Гуку правым глазом, добавляет уже с совершенно другой интонацией, — по крайней мере, пока что.       Последнее едкое предложение, на фоне предыдущих безэмоциональных фраз, дает Чону понять, что в голове Ким Тэхена более чем успешно завершился какой-то безумный мыслительный процесс. Его будущие действия продуманы, а возможные варианты их развития просчитаны. Всё, что остается — это только начать. Начать мучать Сон Сииль.       Последний раз Чонгук видел друга таким сконцентрированным пару часов назад, в библиотеке университета, где они с еще несколькими выпускниками курса традиционно собирались каждую среду. Алкоголь и наркотики на территории университета — недопустимо, запрещено, невозможно, но пару минут разговора студента Ким Тэхена с местным сторожем, плюс приятный бонус в размере нескольких миллионов вон сверху каким-то волшебным образом делал группу из пяти молодых людей невидимой, а ключ от библиотеки и вовсе таинственным образом потерявшимся на всю ночь.       Чонгук вспышками помнит обильное количество виски, бесконечную пелену сигаретного дыма, белую порошковую дорожку, неаккуратно рассыпанную прямо на одном из столов читального зала, на котором, в какой-то момент — и он сам не помнит в какой именно, окажется лежать абсолютно обнаженной третьекурсница Ли Индже. Все, что прострелами пробивает голову дальше — лишь обрывочные картинки и ощущения. Помнит, что Индже пыталась что-то ему простонать, пока кто-то незамедлительно не заткнул ей рот своим членом. Помнит, что навязчивая мысль, проговариваемая чужим голосом на бесконечном повторе в собственной голове: «Сколько ты еще продержишься ради неё?» отключала все режимы самосохранения и спускала всех запрятанных демонов наружу. Помнит, что решил для себя «Продержусь. Для Сон Сииль — продержусь. Добрым, милым, хорошим Чонгуком — продержусь» — даже если для этого нужно будет искалечить таких, как Ли Индже. Помнит, что в помутненном и опьяненном разуме единственно-верное решение возникло незамедлительно — сегодня Ли Индже побудет его личной Сон Сииль. Лучше выместить всё накопившееся сексуальное желание и мучительное возбуждение от мыслей об одной, грубо и больно втрахивая в трясущийся стол другую, прямо на глазах у всех остальных.       Чонгук помнит, как кричала Индже. Помнит, как на какое-то время выходил из неё, уступая место кому-то из парней. Помнит, как теперь уже его член оказался в её рту, пока остальные занимали места по другим сторонам стола. Остальные трахали девушку не менее грязно и жестко, чем он сам. Кто-то её же худенькой маленькой ручкой заставлял мастурбировать себе. Кто-то выливал на ее голую вздымающуюся грудь остатки алкоголя, впоследствии пошло слизывая спирт, перемешанный с женским потом. Чонгук помнит, как кончил ей в рот, держа за волосы, закрывая часть женского лица своей рукой. Совсем не похожа на ту, кого действительно хочется. Чонгук не знал наверняка, но был готов спорить на все деньги мира, что обязательно проделает то же самое и с той самой, которую действительно хочется. Через какое-то время. А, пока — продержится.       Что Чонгук не хочет помнить, так это момент, в котором состояние эйфории разлетелось в клочки, а его ошметки сгорели, как искры от недавнего фейерверка. Разве что это был фейерверк на его собственных похоронах. Имя Сон Сииль отчетливо рассекло воздух, и Чонгук подумал было, что это он озвучил свои собственные мысли о ней — но это сделал кто-то другой. Из-за алкоголя и недавнего оргазма, все происходящее улавливалось с опозданием и сильнейшей задержкой. Все, что воспоминаниями выстреливает в голове — это взгляды всех присутствующих, синхронно повернувшиеся к двери, собственная заторможенная реакция вслед за ними в том же направлении. А дальше — только красивые испуганные глаза, уставившиеся на все происходящее и исчезнувшие через одну секунду, так быстро, насколько это было возможно.       Вся сегодняшняя ночь для Чонгука длится гребаную бесконечность. Кажется, что он пьянел и трезвел минимум трижды, но сейчас завис в каком-то промежуточном состоянии. В этом состоянии, здесь и сейчас есть только дрожащая хрупкая фигура и непомерное желание сделать ей больно.       — Ты такая сука, Сон Сииль, — со всей накопившейся за последние часы болью, Чонгук наконец-то обращается к девушке, — ты нам жизнь сломала.       — Я бы не обобщал, конечно, но если тебе так нравится, то пусть, — Тэхен не упускает возможного удовольствия, чтобы вставить свое слово.       — Ты была так… — напрочь игнорируя предыдущую реплику, Чонгук делает паузу, пытаясь выдавить из себя следующие слова, — так прекрасна всё это время, держалась, как настоящая… Как настоящая девушка-мечта. Как моя мечта. Но то, что ты сделала сегодня…       — Я ничего не сделала, — обрывает чужое откровение Сииль, всё еще не поднимая своей головы. — Пять парней, ночью, под наркотиками, насиловали девушку в библиотеке университета, в котором я учусь. Здесь нет моего действия, как бы ты не хотел это увидеть, Чон Чонгук, — последние девять букв специально выделяет, стараясь обжечь в ответ. — А раз твои мечты так легко разбить, то цена им… — выбрасывает последнюю фразу совершенно безэмоционально, не совсем понимая, что мешает договорить её до конца.       Чужая рука, крепко сжавшая шею, в одно мгновение, заставляя все-таки поднять голову и посмотреть на всё происходящее. Несмотря на ту дикую смесь алкоголя, наркотиков с внутренним состоянием гнева и ярости, Чонгук все также силен и быстр. Лимит позволенных слов для Сииль на сегодня полностью исчерпан.       — Ты назвала моё имя, тварь. Именно. Ты. — буквально одной рукой, крепко удерживая за горло, приподнимает и подтягивает к себе, близко, вплотную, лицом к лицу. — Я столько сил потратил на всё это, столько времени, столько денег, моя семья… — выплевывает каждое словосочетания, все еще пытаясь придержать ярость, чтобы не разорвать раньше положенного времени. — Сука, как же я ненавижу тебя.       Сииль даже улыбается про себя — так быстро она привыкла к мерзким оскорблениям с его стороны.       — Ну-ну Чонгук-и… Нельзя такие слова говорить, как бы гадко она себя ни вела, — произносится низким голосом совсем рядом, заставляя Сииль наконец-то заметить тот упущенный момент, когда двое мужчин оказались сидящими рядом с ней на кухонном полу. Так близко. — Это может сковать её, а нам сейчас это не нужно, — Тэхен одним хлестким движением сбрасывает руку Чона с изрядно покрасневшей шеи. — Готов спорить на пару миллионов вон, что такого наша девочка в свой адрес никогда не слышала. Да, ангел? — на таком якобы ласковом обращении Сииль невольно морщится. Ангел.       — Что ж… Всё бывает в первый раз. К слову о первом разе, — улыбается, откладывая снятый ремень в сторону. — Последний месяц нас с Чонгуком мучает такой маленький внутренний спор, — Тэхен наигранно раздраженно вырывает из другой руки Чона все тот же маленький пакет, по инерции сжатый мертвой хваткой, намекая на то, что именно Гук должен был его открыть. — Трахалась ли ты когда-либо?

***