Белизна

Сииль слушает После теста, перед лестницей: The Boxer Rebellion — Caught by the light В парке: Blossoms — Stranger Still (Acoustic)

      Трахалась ли ты когда-либо?       Фраза, озвученная низким голосом только сейчас, в одну секунду запускает финальную стадию панического озноба внутри Сииль, выводя дрожь тела на какой-то новый неконтролируемый уровень. Девушку начинает потрясывать так, что это невозможно скрыть от уставившихся на нее чужих глаз. Факт, что вплоть до нынешнего момента подобные слова не произносились, хотя намеками отражались почти в каждых репликах, еще давал надежду на то, что всё может обойтись. В какой-то прекрасный момент паника прекратится, Чонгук снова приблизится, только на этот раз крепко обнимет и успокоит, а тот другой поднимется на ноги и просто уйдет, и всё станет необходимо правильным, но совсем нереальным.       — Тебе Чонгук не говорил? — игнорируя все видимые изменения, происходящие с Сииль, Тэхён продолжает. — Странно… Это буквально вынесло нам все мозги. Что ни сходка с друзьями — все заканчивается разговорами о Сон Сииль, — демонстративно шуршит черным пакетиком в руке.       — Лично я готов положить правую руку под отбойный молоток, но поспорить, что ты трахалась очень-очень много раз, — заключает с нотками какого-то извращенного удовольствия в голосе. — Но вот Чон Чонгук абсолютно уверен в том, что ты чиста и непорочна, — отыгрывает разочарованно, — и знала бы ты, как его трудно переубедить. И да, я в курсе, что вы еще не спали, я же лучший друг, как никак — так что весьма осведомлен… — специально делает паузу, — обоооо всём. К слову, Сокджин, Намджун и Хосок считают также, как и я. Ты же поняла о ком я говорю? Они тоже, как ты говоришь, «под наркотиками, насиловали девушку в библиотеке университета», ноооо, — снова растягивает слова, показывая насколько вся ситуация его забавляет, — по какой-то совершенно таинственной причине их имена сегодня не прозвучали. А все, что произнес твой маленький предательский ротик — это «Ким Тэхён и Чон Чонгук»… Впрочем, сейчас это всё не имеет никакого значения, — Тэхен продолжает говорить, параллельно разворачивая черный клеенчатый предмет. — Я начинаю настойчиво верить, что всё происходящее сейчас нравится тебе так же сильно, как и мне, иначе как объяснить, что в очередной раз я слышу грёбаную тишину в ответ? Ты должна была уже запомнить, что меня это провоцирует. Не так проста, как я думал, — достает оттуда все содержимое и ставит на пол: небольшой прозрачный тюбик со смазкой и запечатанную упаковку презервативов, — но и не так сложна, как полагает Чонгук.       Сииль требуется секунд десять, чтобы в тусклом свете комнаты разглядеть предметы, лежащие на полу прямо перед ней, и ровно столько же, чтобы принять осознать, что будет происходить дальше. Кажется, что она буквально сходит с ума, когда реакцией на всё это в голове всплывает какая-то нелепая картинка с таблицей из университетского учебника про пять стадий принятия трагедии: отрицание, гнев, торг, депрессия и, наконец, само принятие. Как быть, когда все пункты смешались в один, но никаким принятием всего происходящего даже и не пахнет. Как подобное безумие вообще можно принять? Как можно принять то, что ждет впереди, а потом жить в этой убогой реальности? Насколько весь накопленный опыт от прочитанных книг и учебников сейчас нелеп и бесполезен.       — Ты называешь нас выродками, но даже не хочешь замечать, как мы заботимся о тебе, — продолжает Тэхен, взглядом указывая на содержимое пакета. — По крайней мере я. Это я предложил купить, хотя Чонгук настаивал на обратном. Признаюсь честно, после твоего эффектного и весьма быстрого доноса декану Квон, мне тоже не кажется, что ты достойна всей этой приторной детской хуйни в виде резинок и клубничной смазки. Но если я все-таки ошибаюсь… — задумывается. — Кстати, Гук-и не знал, что ты любишь клубнику, представляешь?       — Ты когда-нибудь заткнешь свой рот? — раздражительно перебивает Чонгук. — Хватит тянуть время — просто трахнем её, — буднично, но всё еще раздраженно выносит свой приговор, словно это что-то само собой разумеющееся, — я заебался столько ждать, — совершает глубокий глоток из уже почти опустошенной бутылки.       Вот так быстро и просто мечта превращается в кошмар, райская жизнь в фантазиях душится адской реальностью, а девушка впервые в жизни ощущает стремительный приток ненависти к другому человеку. Настолько мощный и переполняющий изнутри, раскатывающийся по венам и пронизывающий сердце болезненной ядовитой иглой, что им хочется поделиться, удержать всё внутри совершенно не получится. Сииль даже осекается: если что-то подобное всё это время ощущал Чонгук, то в какой-то степени они квиты. Глупость. Они никогда не будут квиты. Не после всего происходящего.       Тяжело вздохнув, Чонгук начинает устало наклоняться к полу, чтобы взять упаковку презервативов, лежащую в ногах девушки, но Сииль реагирует моментально и со всей оставшейся силой и накопленной в сердце ненавистью бьет его ногой в солнечное сплетение. Ему больше нельзя приближаться к ней. Никогда больше. Из-за приличного опьянения, а главное неожиданности, парень, не успев среагировать, бьется головой о стеклянный стол, стоящий позади, и, падая на спину, разбивает его вдребезги.       К несчастью, — подмечает шепотом Тэхен.       — Дворняжки! Только посмейте! — кричит. Впервые за долгие месяцы, годы, дни Сииль кричит, выпуская наружу накопившийся гнев, обиду, боль, ненависть к неправильной мечте. В попытке отползти назад сталкивается спиной с всё той же неизменно холодной бетонной стеной, мешающей такому наивному и нелепому плану отступления, потому что Ким Тэхен, игнорируя упавшего на разбитое стекло друга, уже приближается. В который раз за сегодня.       — Глупенькая, ну почему ты меня не слушаешь? — один момент, и он снова стоит на коленях, приближаясь вплотную к Сииль. Зная, что в который раз не получит ответа, Тэхён подхватывает девушку за обе ноги, не мешкая ни секунды, одним движением разводит их в стороны и, слегка приподнимая, усаживает на себя. Сейчас кажется, что она совершенно невесома, отчего хочется со всей имеющийся силой вжать её в бетон.       — Ты знаешь, что так называемые дворняжки более жестоки, чем породистые псы? — снова чувствуя клубничный запах, стремительно заливающийся в организм, Тэхен внутренне аплодирует себе, что снова дорвался до её тела. — Хотя откуда тебе знать? Тебе же мерзко на нас даже смотреть.       — Не прикасайся ко мне! — Сииль пытается оттолкнуть его от себя, но попытка выходит ожидаемо жалкой и бесполезной.       — Видишь ли, Сииль, кое-что не дает мне покоя, — обвивает левой рукой за талию, подтягивая ближе, — И это не тот удивительный факт, что декан Квон посреди ночи вернулась в университет и ты уверенно побежала к ней, зная, что она точно в кабинете. И даже не тот факт, что я ощутил этот приторно-тошнотворный клубничный запах еще за двадцать минут до того, как ты появилась в дверях, — шумно выдыхает в шею. Потому что теперь знает, что она любит, когда в шею. — В отличии от твоего ненаглядного Чонгука, я — внимателен, — свободной правой рукой Тэхен аккуратно касается подбородка Сииль и, слегка наклонившись, разворачивает к себе так, чтобы ее глаза были на одном уровне с его.       — Когда ты так внезапно открыла дверь и застыла в проёме, — Тэхен делает паузу, облизывая губы, — почему несколько секунд смотрела только на меня? Как будто я был там один, прямо в мои глаза, пристально и глубоко, этим своим любимым презрительным взглядом… — Тэхен заглядывается на девушку, надеясь получить хоть какую-то подсказку. — Ты хотела быть на месте Индже? Хотела, чтобы тебя трахнули также? Хотела, чтобы я трахнул? — Но в ответ лишь девичий ступор и ожидаемая раздражающая тишина.       — Так не пойдет, ангел, я должен знать наверняка, — говорит серьезно, и, отстранившись буквально на секунду, чтобы в очередной раз внимательно рассмотреть бледное личико, резко и больно впивается своими губами в её.       Сииль задыхается.       Первый в жизни поцелуй. С ним? Вот так?       Удивительно и вместе с тем безумно страшно, как от такого холодного и пугающего человека, может в один миг замереть всё существо. Парень, будто невидимой иглой вкалывает в тело Сииль анестезию, без спроса и всякого на то разрешения. Мысли покидают голову, все внутренние голоса затихают, а хоть какое-то понимание всего происходящего застилается густым туманом в голове. Тэхен целует настойчиво, будто приказывая терпеть, но Сииль на каком-то странном подсознательном уровне чувствует, как он сдерживает себя. Чувствует, что всё могло бы быть еще больнее, еще сильнее, еще глубже, еще дольше.       Тэхен, словно читая её мысли, с новой силой впечатывает девушку в стену, прижимая всем своим телом, углубляет поцелуй. Во рту ощущается приторный клубничный вкус — очень яркий и выразительный, отчего парень неосознанно сглатывает слюну. Слишком мягкие и пухлые губы, слишком сладкий влажный язык, слишком горячее рваное дыхание, а еще её сердце, отбивающее ускоренный ритм слишком громко — всё это мешает остановиться.       — Давай же, отвечай мне, — оставляет неозвученным Тэхён, сжимая теперь уже обе руки на её талии крепче, давит вниз, заставляя сесть на свои бедра полностью. И Сииль абсолютно точно не готова к такому — слишком сильно сжимает, слишком откровенно трогает, слишком близко притягивает, слишком дурманяще пахнет, слишком вкусно целует… Обида, обида на саму себя — вот что за новое чувство расползается внутри, сменяя затянувшееся помутнение, да такая сильная обида, что нестерпимо хочется плакать. Слезы подкрадываются необычайно быстро и самопроизвольно начинают стекать по девичьему лицу, обрамляя его своим влажным блеском.       Тэхен, вошедший во вкус, не сразу чувствует влагу на щеке Сииль. Было слишком сложно оторваться от её губ секунды назад, но сейчас, заметив дорожки слёз, сделать это становится совсем невозможным. Удовольствие. Чистое извращенное удовольствие от страдания другого человека, приток эйфории внутри и ощущение невероятного подъема, прилива энергии. Тэхен улыбается про себя, подмечая, что нужно бы добавить новый пункт в свои «фетиши» — слёзы Сон Сииль.       — Еще немножко, — Тэхён произносит прямо в мокрые, распухшие от долгого глубокого поцелуя, губы. — Совсем чуть-чуть, — противореча сам себе, начинает посасывать её язык, проникая еще глубже в рот, вырывая тем самым сдавленный женский стон в ответ.       — Я тебя уничтожу, — Сииль никак не может отодвинуться, оттолкнуть его от себя, поэтому отвечает раскаленным воздухом прямо в чужие губы. — Я такое не прощу никогда, — вытирает слезы ладонями, — никог…       Не давая договорить предложение до конца, Тэхен внезапно опрокидывает девушку на спину, и, раскладывая её на полу, нависает сверху. Снова целует, теперь уже больнее. Гораздо больнее, отчего Сииль издает невольные тяжелые стоны прямо в терзающий её губы рот, чем неосознанно заводит парня. Молодой человек своими длинными тонкими пальцами тянет за лямку платья, оголяя фарфоровое плечо и ключицы.       — Не смей, — снова пытается оттолкнуть. — Нет!       — А теперь иди сюда, дрянь! — В очередной раз не успевая среагировать вовремя, Сииль ощущает, как пришедший в себя Чонгук оттягивает её за руки, подтаскивая к себе, в противоположную сторону. Больно так, что невозможно терпеть, и девушка по-настоящему вскрикивает. Тэхен, слегка отстранившись, садится сверху, чуть ниже ее бедер, так, чтобы ноги Сииль оказались обездвижены, а Чонгук занимает место у её головы, предварительно сжав в мертвый замок тонкие девичьи руки, придавив их к полу прямо над головой девушки.       Сииль лежит на спине, не имея почти никакой возможности пошевелиться. Кажется, сейчас всё начнется. Или же всё закончится — смотря с какой стороны смотреть.       Чонгук какое-то время зачарованно рассматривает её обнаженные ключицы и, дав себе зеленый свет впервые за всё то время, что они знают друг друга, спускает с привязи внутреннего оголодавшего пса. Хочется пометить её кожу своим языком, своими губами, своими зубами, хочется вылизать свежие дорожки слез, появившиеся на ее лице из-за боли и унижения.       Стиснув руки Сииль еще сильнее, Чонгук набрасывается на нее сверху, пытаясь поцеловать, но происходит нечто неожиданное для всех, находящихся в комнате. Из-за перелившейся через край неприязни и злости — девушке каким-то удивительным образом удается вырвать одну руку и со всей силы ударить Чонгука по лицу. Парень, придя в еще большую ярость, со всей силы бьет руку девушки об пол и снова нависает сверху. На этот раз Сииль, игнорируя дикую боль в кисти, просто вертит головой в стороны, лишь бы увернуться от его губ. В какой-то момент это становится таким важным — не дать Чонгуку поцеловать себя. И если физически остановить его невозможно, то словом — стоит хотя бы попытаться.       — Это конец! — задыхаясь от усталости, всхлипывает Сииль. — Ты же понимаешь? Ты потеряешь навсегда то, что могло бы быть…       Чонгук на секунду замирает, а Тэхен закатывает глаза.       — Ты добровольно потеряла всё, что могло бы быть, несколькими часами ранее… — выплевывает Чонгук, словно вынося заключительный приговор.       — Несбывшиеся Ромео и Джульетта, — вклинивается в разговор низкий безэмоциональный голос. — Я начинаю раздражаться, — Тэхен скрещивает руки на груди, продолжая сидеть в той же позе, наблюдая за всем происходящим. — Чонгук, мы же всё-таки джентльмены, хоть Сииль про нас иного мнения. Думаю, будет справедливо предоставить выбор ей — кто будет трахать первым?       После короткого монолога Тэхена не наступает ничего. Сииль не испытывает ни шока, ни паники, ни ужаса, ни отчаяния — все эмоции закончились. Даже озлобившаяся и обиженная гордыня замолчала и ушла в тень. Внутри только пустота. Вот только слезы начинают литься из глаз с новой скоростью, стекая на пол с больше ничего не выражающего мертвецки бледного лица.       — Чонгук или я, — слишком серьезно отрезает Тэхен. — Имя, Сииль.       Тишина в ответ. Ни всхлипов, ни просьб, лишь тяжелое обрывистое дыхание. Больше ни-че-го.       — Что ж, раз ангел не желает отвечать — бросим монетку? — обращается к Чонгуку, на что тот положительно кивает головой. Тэхен достает из кармана серебристую монету, номиналом в пятьдесят вон. — Орел или решка?       — Орел, — мгновенно отрезает Чонгук, продолжая разглядывать вздымающуюся от тяжелого дыхания грудь Сииль.       — И не сомневался, — ехидничает Тэхен и подбрасывает монетку вверх. Через секунду она падает на тыльную сторону ладони его руки.       Решка.       — Бедная. Тебе так не везет, — наигранно расстроенно заключает Тэхен и, подхватив Сииль за талию, швыряет ее к всё той же бетонной стене между прихожей и кухней.

1 час назад.

      — Ты бы не частил с этим, — докурив сигарету и бросив окурок на мокрую, после только что прошедшего дождя, землю, Тэхен указывает взглядом на бутылку Джэка Дэниэлса в руках друга.       — Охуеваю от твоей заботы, — Чонгук, сделав несколько глотков, кашляет из-за спирта, выжигающего горло изнутри, — а ты бы не частил с этим, — указывает на крохотную круглую коробочку с какими-то цветными таблетками, только что использованную Тэхеном. — Я хотя бы знаю, чем убиваю себя, — еще один большой глоток вслед.       — А я живучий, — подмигивает в ответ Тэхен, мгновенно убирая маленький предмет в карман брюк. — Это витамины для настроения, — флегматично заключает, одаривая друга пристальным взглядом снизу вверх, — кто-то же из нас должен быть в себе.       — Не могу разобрать, отчего так мерзко, — Чонгук, игнорируя чужие слова, опирается о стену круглосуточного супермаркета, возле которого они с Тэхеном стоят. — От того, что шанс на блестящее безбедное будущее для себя, моих родителей и брата, так глупо и нелепо похоронен вместе с тремя годами неподъемного обучения в самом престижном универе страны…       — Хватит… — негромко, но вместе с тем достаточно строго отрезает Тэхен.       — … Или от того, что всё это похоронила именно она… — затуманенное сознание наконец-то нагоняет страшнейшая мысль. — Блядь… Если отец и мать узнают… Узнают, что я сделал… Это же конец всего…       — Хватит, — чуть громче произносит Тэхен, прекрасно понимая, что его не слушают. — Никто ничего не узнает.       — Тварь… Я её убью… — будто сам себе даёт обещание, — нет, еще лучше другое… Блядь, в голове столько мыслей, столько вариантов того, что можно сделать, это как какое-то извращенное вдохновение, никогда не было такого потока идей насчет чего-либо, но… Сука… Сейчас меня как будто разрывает от самых больных фантазий насчет этой гадины… — Чонгук некоторое время смотрит куда-то в пустоту, затем, немного промедлив, обращается к Тэхену, — не вздумай меня останавливать, чтобы я не делал, ты слышишь меня?       — И в мыслях не было, зайка, — Тэхен кладет руки в карманы и, оттолкнувшись от стены, стремительно направляется в сторону аптеки, расположенной через дорогу.       — Что на этот раз? — окликает Чонгук.       — Когда одна дверь закрывается, по идее открывается другая? — Тэхен оборачивается и останавливается прямо посередине проезжей части. — Я не хочу, чтобы той открывшейся стала дверь в тюремную камеру. Так что, позволь сегодня думать мне.

***

      Подшвырнув к себе небольшую декоративную подушку, лежащую на стуле неподалеку, Тэхен тянется за бутылкой Джэка Дэниэлса.       — Пей, — строго обращается к Сииль, вжимающейся в угол стены. Девушка, все еще пребывающая в состоянии прострации, сначала никак не реагирует, но, через некоторое время всё же протягивает руку навстречу, и Тэхен мгновенно ловит едва заметный тусклый огонек надежды в её глазах. Хватит смелости разбить ее о мою голову?       — Даже не думай, — осекает молодой человек, — если посмеешь выкинуть что-либо, я заменю эту бутылку своим членом, — неожиданно для самого себя злится, ведь она опять не смотрит на него. Еще минута и посмотрит — и тем взглядом, каким он скажет.       Сииль, под пристальным наблюдением, сначала делает несколько маленьких глотков, затем один большой, заключительный. Горло начинает драть он неимоверно сильного жжения, но вместе с ним по организму растекается долгожданное тепло. Пусть такое искусственное, ненастоящее. Простая истина обрушивается на девушку, как некое просветление — вот почему люди пьют. Это и вправду помогает приглушить боль, усмирить панику, отключить мысли, расслабить тело. Удивительно, но становится немножко легче. Хочется еще.       — Умница, — Тэхен выдирает бутылку из рук Сииль. — Но не перебарщивай, я уже говорил, что хочу, чтобы ты была в сознании, — говорит также серьезно. Все, что произносит парень с момента падения монетки — звучит несколько иначе.       — Ты подержишь ее или просто будешь смотреть? — Тэхен обращается к Чонгуку, сидящему у противоположной стены. После того, как слово «решка» рассекло воздух, молодой человек изменился в лице, и даже Тэхену стало сложно определить, что сейчас происходит внутри друга. Смесь из смертельной усталости, алкогольно-наркотического дурмана и вселенской печали сделали молодого человека похожим на оживший труп.       — Курить, — Чонгук кое-как поднимается на ноги и, немного пошатываясь, направляется на балкон.       Тэхен, в свою очередь, провожает его взглядом, дожидаясь, когда балконная дверь закроется с обратной стороны. Наконец-то, — невольно проносится в его голове.       Парень наклоняется к Сииль, поддевая одной рукой под талию так, чтобы аккуратно расположить девушку под собой на полу, предварительно подложив под таз подушку. Она не отбивается, не противится, она вообще не двигается, будто вовсе умерла. Только клубничный аромат, такой же яркий и выразительный, неизменно обволакивает все пространство вокруг.       — Тэхен, — слишком нежно, слишком тихо, слишком непозволительно ласково, она впервые обращается к нему, называя имя вслух, отчего молодой человек невольно морщится. — Всё не должно быть так, — Сииль открывает глаза и смотрит с такой пустотой, что Тэхену кажется, будто стены вот-вот начнут рушиться и его вместе с ней раздавит упавшей бетонной плитой. Девушка медленно протягивает руку прямо к его лицу и аккуратным движением пальцев касается щеки. И Тэхен готов поклясться, что в ту же секунду по его организму разносится разряд электричества, после которого теплая сладкая волна накрывает каждую клеточку тела. Хватит.       — Я не верю в судьбу, — коротким движением смахивает руку Сииль, и, потянувшись за одним из предметов, лежащих сбоку, другой рукой задирает и без того короткое ночное платье.       Силы заканчиваются. Во всяком случае, глаза, ожидаемо, устают первыми, отчего девушка закрывает их снова. Тэхен не заставляет долго ждать. Уже через мгновение мускатный запах отравляет кислород вокруг, и Сииль ощущает на себе вес чужого тела. Мокрый поцелуй, в шею, снова — бьет по слабым местам, по тем, что успел изучить сегодня, но он даже представить себе не может, сколько слабости в ней сконцентрировано прямо сейчас. Из-за него. Слегка приподнимает за талию, заставляя лечь выше, так, чтобы подушка оказалась под тазом. Целует ключицы, плечи, снова шею. Не спешит, несмотря на то, что так сильно возбужден. Понимает, что она очень сильно замерзла — но даже не пытается согреть собой и своим дыханием.       Сколько времени продолжаются поцелуи и касания — не сосчитать, но в какой-то момент слышится звук рвущейся ткани, на бедре чувствуются чужие пальцы, аккуратным движением снимающие остатки кружевных лоскутков. Девушка чувствует, как что-то твердое и скользкое упирается в нее в самом низу.       — Тэхен, — как в дурмане шепчет Сииль, скользя своими пальцами с его щеки на предплечье. Молодой человек в ответ прижимается своим лбом к ее, так, чтобы их лица оказались максимально близко. Чуть шире разведя ноги девушки и обхватив рукой свой член, Тэхен начинает медленно поглаживать им между ее ног, аккуратно размазывая клубничную смазку.       — Тэхен, — от невыносимых запретных прикосновений, Сииль обеими руками хватается за его предплечья.       — Ничего не говори — я все знаю.       Секунда. Тяжелый мужской выдох прямо в её рот и раскат очередного нервного спазма внутри живота, будто бабочки умирают самой мучительной смертью. Тэхен резко входит, заставляя Сииль сдавленно вскрикнуть и невольно прижаться к нему. Одной рукой он все также держит её под талией, заставляя прогнуться в спине, на другую руку опирается, нависая над девушкой сверху.       И то, что происходит дальше — с каждым его толчком потрошит душу Сон Сииль на рваные уродливые куски. Глаза щиплет, как никогда в жизни — слезы новым потоком вырываются наружу.       Ее первый раз — это изнасилование на полу собственной квартиры.       Ее первый мужчина — Ким Тэхен.       Ее первое желание — умереть.       Мечта проиграла реальности с позорным счетом 0:3.       Сцена. Занавес.

1 месяц назад.

      Приятное солнечное утро, которое могло бы быть еще приятней, если бы Сииль не пришлось подрываться в шесть утра и ехать в университет для того, чтобы написать внезапную тестовую работу по английскому языку. Такой «горячо любимый» девушкой «человеческий фактор», очень не вовремя включающийся в людях, с которыми она вынуждена взаимодействовать, сделал еще один день гораздо длиннее, не позволяя лечь в свою уютную кровать пораньше, тем самым, совершенно не оставляя времени для погружения в свои мысли.       Преподаватель по английскому языку, как сплетничали окружающие однокурсники, тяжело переживал развод, отчего вёл себя весьма непредсказуемо и нехарактерно. Попав под его горячую руку, студенты нескольких групп лишились возможности получить свои оценки «автоматом». Более того, профессор по собственной инициативе изменил формат сдачи предмета, превратив всё действо в некий самодельный экзамен.       Сииль изо всех сил старалась подавить внутреннюю раздраженность и сконцентрироваться на предстоящем испытании, игнорируя ругательства других студентов, проносящиеся по аудитории.       — Старый козел, совсем крыша поехала, — занимая своё место впереди, возмущается лучшая ученица курса — Чхве Сын И, — пусть только попробует занизить мне баллы. Мы вообще не должны были писать всю эту чушь. Пиздец, и это лучший университет Кореи, — вроде бы разговаривает сама с собой, но на той громкости, на которой все остальные, включая Сииль, тоже могут её слышать.       Несмотря на то, что профессора по-человечески жаль, и Сииль искренне пытается понять всю его ситуацию, ничего не предвещающая угроза в виде низкого итогового балла по предмету прерывает все начинающиеся приступы эмпатии. А новая волна раздражения и недовольства разливается по организму, когда староста начинает раздавать бланки с бесчисленными заданиями. Сделав глубокий вдох, девушка приступает к тесту.       Два часа пролетают незаметно. Ответив на все вопросы, Сииль наконец-то выпрямляется и немного потягивается на своем месте, наблюдая за тем, как практически все студенты всё еще дописывают свои работы. После заполнения теста настроение заметно улучшилось. Девушка знает, что хороша в предмете и, несмотря на такие «внезапности», как этот экзамен, не потеряет баллы в таблице успеваемости, а значит, сохранит свою стипендию в безопасности.       — Через тридцать секунд ваши работы должны быть закончены, а бланки ответов отложены в сторону. Увижу, что кто-то дописывает — аннулирую всё у всех, — заключает профессор, указывая на большие настенные часы.       Через отведенное время раздаётся звонок, и студенты начинают заполнять аудиторию шелестом листков, стуком ручек и очередными недовольными перешептываниями.       — А теперь, — продолжает преподаватель, внимательно осматривая учеников, — передайте свои работы соседу справа. Для проверки. Студенты, сидящие правее всех, отдают свои работы сразу мне.       — Блять, — раздраженно доносится слева от Сииль, отчего та невольно вздрагивает.       Девушка поражается своей невнимательности, всё это время за вечно пустующей соседней партой кто-то сидел. Браво, Сон Сииль, верх наблюдательности.       Повернув голову влево, девушка тут же врезается глазами в чужой изучающий взгляд. Молодой человек, одетый в большую черную толстовку, с сережками в ушах (хотя ходить в подобном в университет официально запрещено) недовольно протягивает бланк со своим заданием, больше ничего не говоря.       — Отмечаете количество правильных и неправильных ответов, сдаете мне и можете быть свободны, — слышится фоном голос профессора, разворачивающего к аудитории закрытую часть доски с правильными ответами.       Замешкавшись на какие-то пару секунд, Сииль аккуратно забирает работу из рук парня, стеснительно отводя взгляд от его лица и незаметно пробегая глазами по татуировкам, расположенным на красивых пальцах.       — У вас две минуты на проверку, — фраза, резко отдергивающая Сииль, заставляет немедленно начать.       Поставив заслуженные «+» напротив первых восьми заданий, девушка невольно подмечает слишком красивый почерк, который, как ей показалось, не совсем соответствует внешнему виду молодого человека. А еще, Сииль чувствует приятный трепет внутри, отдаленно напоминающий удовлетворение, появляющийся каждый раз, когда ответ на бланке в её руках совпадает с ответом, написанным на доске.       — Он хорошо знает предмет, — думает про себя Сииль, — тогда почему так рассержен? Может спросить?       Какое-то время девушка продолжает проверять бланк, но любопытство так или иначе бежит вперед мыслей, принуждая всё же повернуть голову влево, что Сииль и делает, на этот раз упираясь взглядом в чужой затылок. Парень, перекрестив руки в области груди, теперь сидит отвернутым к окну, тем самым вызывая у девушки некое замешательство. Спросить у него или нет?       — Не пялься на меня, — молодой человек резко разворачивает голову, а Сииль понимает, что всё то время, пока она вроде бы незаметно смотрела на него, он разглядывал её отражение в оконном стекле. — Лучше тщательнее проверяй, — отрезает с какой-то язвительной ноткой в голосе и снова отворачивается.       — Почему все ответы после 21 номера — неправильные? — девушка тут же парирует, на этот раз намеренно встречаясь с чужим взглядом в оконном отражении, — как будто вторую половину писал другой человек…       — Тебе не плевать, отличница? — молодой человек ухмыляется, но не прекращает смотреть через окно, заставляя Сииль чувствовать себя некомфортно.       Слегка замешкавшись из-за проскользнувшей неловкости, но всё-таки вернувшись к проверке, девушка быстро отмечает оставшиеся номера, и, больше не поворачиваясь к своему соседу, сдает проверенную работу и покидает кабинет.       Вечер того же дня. Сииль ускоренным шагом направляется на заключительную вечернюю пару. Музыка, неизменно играющая в наушниках, заглушает общий шум студенческого парка и позволяет ненадолго развеяться, сделать передышку, выпасть из реальности хотя бы на пару минут. В такие моменты, девушка отключается от окружающего мира и не замечает ничего вокруг. Всё кажется тусклым и неинтересным, совершенно не заслуживающим внимания.       Заслушавшись очередной песней, переключившейся рандомно в плейлисте, Сииль не сразу замечает, что высокая мужская фигура в черной одежде оббегает ее. Темноволосый парень ловит девушку на главной лестнице, ведущей к основному входу в университет, и, останавливаясь напротив, преграждает путь дальше.       — Уже заставляешь меня бегать за тобой, — с недовольным выражением лица произносит молодой человек, понимая, что его не слышно из-за громко играющей музыки.       Сииль снимает наушники и с недоумением смотрит на парня. Из-за пролегающей между его бровями морщинки, ей кажется, что он снова чем-то недоволен или даже зол. Неужели из-за этой дурацкой проверки? Последнее, что ей хочется — это выяснять отношения у всех на виду. Надо бы учиться на чужих ошибках.       — Отличница, я прямо тронут твоей добротой и снисходительностью. 48 правильных ответов из 50, — показывает смятый распечатанный бланк со своей оценкой.       — Поздравляю, — ровным тоном отвечает Сииль, и сразу же делает шаг в бок, пытаясь обойти молодого человека. Но тот не позволяет.       — Нет, стой, я не хотел грубить, — сам себя осекает, — по правде, ты меня спасла.       — Была рада помочь, хорошего дня, — от нахлынувшего смущения хочется сбежать. Сииль, сделав несколько быстрых шагов в сторону, тут же чувствует, как ее не грубо, но довольно сильно хватают за руку.       — Почему исправила неверные? — молодой человек с неподдельным интересом разглядывает девичье лицо, отчего той хочется закрыться.       — Не знаю, — слетает с губ Сииль быстрее, чем она бы хотела. В который раз.       — А если все-таки подумать, — настойчиво продолжает, удерживая девушку за рукав куртки.       Сииль нарочно молчит несколько секунд: — Подумала. Не знаю. Отпустите, — старая привычка говорить формально, но резко и холодно, как реакция на внезапно накатывающее волнение, включается автоматически.       — Если профессор заметит — у нас с тобой будут большие проблемы, — парень произносит шепотом, наклоняясь немного ближе. Чувствуя, что девушка пугается, старается звучать мягче. Старается.       — Не заметит, — все также холодно обрывает.       — Ты, наверное, не в курсе, но здесь не принято так делать. В каком-то смысле, мы все конкуренты. Каждый сам за себя.       — Не в курсе, — Сииль показательно переводит колкий взгляд на чужую руку, удерживающую её за предплечье.       — Но твой поступок… — игнорируя девушку, продолжает. — Даже не знаю, как сказать — возвращает мне веру в людей, что ли. За три года никто и никогда не предлагал мне свою помощь. Ну или как в твоем случае — не навязывал её, — теперь парень точно звучит мягче. — Но несмотря на всё это, мне не нравится быть в долгу перед кем-то…       — Никто не в долгу. Правда. Мне нужно идти, я опаздываю на…       — Хочу угостить тебя, — перебивает молодой человек, замечая, как у девушки от неожиданности округляются глаза.       — Спасибо, но не думаю, что это…       — Так нравится частица «не»? — из-за таких ответов, внутри парня вспыхивает какой-то неконтролируемый любопытный огонёк.       —Что?       — Как тебя зовут? — молодой человек начинает едва заметно улыбаться, отчего в уголках его глаз образуются небольшие морщинки, а на щеках проявляются красивые ямочки.       — Вам не плевать, «отличник»? — Сииль смущается своей внезапной колкости, так как необъяснимо чувствует некое тепло, исходящее от улыбки напротив. В аудитории он казался совершенно другим.       — Мы однокурсники, можешь говорить неформально, — парень улыбается чуть шире.       — Тебе не плевать, «отличник»? — держать строгий тон голоса совсем не получается, и уголки губ девушки невольно ползут вверх.       Наверное, такое происходит, когда двое людей симпатичны друг другу. Взаимно симпатичны друг другу. Невольно хочется улыбаться, причем настолько сильно, что это выходит из-под контроля, по телу разливается приятное тепло, в глазах появляется блеск, поднимается настроение, а напускная холодность и строгость разбиваются в пух и прах. Наверное, так правильно и, наверное, так и должно быть. И плевать на то, что темноволосый молодой человек похож на кое-кого, плевать на то, что они почти одного роста, телосложения. Пле-вать.       — Меня зовут Чонгук, — протягивает свою ладонь, — и если ты не согласишься сейчас — я замучаю тебя…       — Вот как… — Сииль, улыбаясь, смотрит на ладонь, и, сама не понимая почему, через некоторое время всё же протягивает руку.

Полгода назад.

      Долгожданный третий курс наступил. Сииль чуть старше, чуть опытнее, чуть умнее, чуть ближе к выпуску, чуть ближе к полноценной взрослой жизни. Но если подумать тщательнее — теперь девушке гораздо страшнее, чем раньше. Страшнее ошибиться, страшнее не успеть, страшнее не оправдать ожидания, страшнее упустить момент, ведущий в счастливое будущее.       Расположившись на траве в студенческом парке с некоторыми однокурсницами, Сииль глубоко вдыхает прохладный мартовский воздух и мысленно ругает себя за надетое не по погоде легкое белое платье. Заболеть в самом начале семестра — непозволительная роскошь, но какое-то странное желание хорошо выглядеть именно сегодня на интуитивном уровне не позволяет девушке накинуть на себя свитер, предложенный одной из подружек. Всё-таки, несмотря на противоречивые эмоции внутри, ощущение, что впереди ждет только хорошее, вдохновляет и поднимает настроение. Новый учебный год — новое начало.       Облокотившись на спину и слегка приподнявшись на локтях, Сииль, предварительно надев наушники, осматривает территорию парка, заполненную довольно большим количеством студентов. Кто-то уже спешит на пары, кто-то еще нервозно мечется по сторонам, пытаясь понять новое расписание. Первокурсники, — улыбается про себя. Знакомые лица попадаются редко, да и в целом, девушке сложно разглядеть кого-то настолько далеко. Сложно и не очень-то хочется, просто под музыку вся происходящая суматоха больше становится похожей на клип какой-нибудь инди-группы.       Какое-то время Сииль находится в режиме своеобразного «автопилота», полностью погрузившись в прослушивание собранного накануне плейлиста. В такие моменты — ты смотришь, но не видишь, так как сознание целиком и полностью сосредоточено на музыке. Однако кое-что Сииль всё же отвлекает.       Быстрые движения, чье-то падение, слишком резкие взмахи руками — всё это совершенно случайно попадается боковому зрению. Сииль вынимает наушник и сразу же слышит громкие, но вместе с тем невнятные перекрикивания двух девушек, стоящих у большого центрального фонтана.       Одна из них плачет, лежа прямо на земле, и закрывает руками покрасневшую — видимо от удара — щеку. Другая выплёвывает в адрес плачущей оскорбления с какой-то необъяснимой скоростью, увеличивая при этом громкость в несколько раз. Причем делает это настолько злобно и свирепо, что Сииль передёргивает. Какой мерзкий голос, — подмечает про себя.       — Ты внезапно развернулась! Прости! Я не заметила тебя, — хнычет первая. — Прости, прости, прости!       — Ты не заметила меня? Ты? — продолжает выплёвывать вторая, — меня?       — Я не то хотела сказать! Прости! Я плохо… Вижу, — новый приступ слез мешает девушке звучать внятно.       — Слепая тварь! Я выколю тебе глаза, и ты вообще видеть перестанешь!       Сииль прекрасно понимает, что абсолютно каждый находящийся в радиусе ста метров в курсе происходящего, но никто даже и не думает вмешиваться. Включая и её. Сеульский Национальный Университет меняет людей и лучше не лезть, не выпячиваться, не сражаться за чужих. Синдром героя — непростительная глупость для этого места, как и для всего города в целом. Слава Богу, еще со времен школы девушка усвоила урок очень хорошо.       Не удержавшись, Сииль все-таки спрашивает у одной из сидящих рядом однокурсниц:       — Кто это? Там, у фонтана.       — Та, что орёт как резаная свинья — Чхве Сын И. Её перевели к нам в этом году. Дочка очень, очень, очень богатого дяди. А та, что ревёт как резаная свинья — Ли Индже — какая-то чумазая китаянка. Это всё, что я знаю — заключает однокурсница и, слегка потянувшись, продолжает интенсивную переписку в своем телефоне.       — Закрой глаза и вытяни руки вперед, — раздается всё тем же неприятным женским голосом со стороны фонтана.       — Не нужно, пожалуйста… Я прошу прощения! Прости! Как я могу исправить всё? Я не увидела…       — Ты что, еще и глухая? Закрой глаза и вытяни руки вперед, и да, не смей подниматься.       Как только сидящая на земле девушка неуверенно вытягивает руки и сильно зажмуривает глаза, сразу же раздается хлесткий звук от чужого удара рукой. Сииль отворачивает голову на какое-то время, чтобы не смотреть на происходящее. Но через некоторое время всё же возвращает в исходное положение.       От силы пощечины очки рыдающей Ли Индже падают на землю, и стоящая над ней мучительница незамедлительно топчет их своим каблуком. Чхве Сын И презрительно смотрит вниз и, ухмыльнувшись, оставляет свою жертву так и сидеть на сырой земле. Представление закончено. Слабый раздавлен — сильный пресыщен (на какое-то время, конечно). Всё, и никакой морали или нравственного вывода в конце. Послевкусие от произошедшего еще какое-то время будет проноситься по студенческим аудиториям, туалетам, читальным залам, а затем по социальным сетям, мессенджерам, приватным сообщениям, но мгновенно исчезнет с появлением новых героев и изгоев в очередной подобной сценке.       Казалось бы, прошло уже несколько минут, массовка, заставшая позор Ли Индже, давно сменилась на вновь прибывших в парк студентов. Но девушка так и продолжала сидеть на земле возле фонтана, не предпринимая никаких попыток встать и уйти с позорного места, скрыться от чужих вопросительных взглядов. Сииль, в свою очередь, буквально поглотило непонимание: почему Ли Индже не бежит прочь?       Сострадание, собственноручно придавленное неподъемной глыбой, начинает подавать признаки жизни, отчего Сииль начинает подташнивать. — Так нельзя, — раздается внутренний голос. — Когда подобное начнет происходить с тобой — тебе никто не поможет. И это будет справедливо.       Отвлекшись на внутренний спор с самой собой, Сииль и не замечает, как ноги сами приводят её к фонтану, и теперь она стоит в нескольких метрах от так и оставшейся сидеть на земле Ли Индже. Судя по трясущимся плечам, истерика у той ни капли не уменьшилась, а скорее наоборот, как при проходящем посттравматическом шоке нахлынула с новой силой.       — Давай встанем, — начинает Сииль, присев на корточки прямо напротив девушки, аккуратно касаясь рукой дрожащего плеча, — не надо показывать им всем, что тебе больно, — продолжает мягким тоном, надеясь хоть на какую-то реакцию в ответ. Но ничего не происходит.       — Хорошо, — продолжает Сииль, поглаживая по плечу осторожным успокаивающим жестом, — зайдем с джокера в рукаве, — произносит с улыбкой в голосе, стараясь хоть немного разрядить обстановку. — Ты знаешь, что у меня есть круглосуточный доступ к невероятно вкусным пирожным и тортам? И если ты сейчас успокоишься и встанешь, мы незамедлительно направимся их…       — Браслет… — перебивает девушка, рвано глотая слезы.       — Что за брас…       — Браслет, — повторяет сквозь плач, — она сорвала его с моей руки… И выбросила… Мой браслет…       Сииль тут же осматривает пространство вокруг, но не находит ничего похожего.       — Мне нельзя его терять, — хнычет и отрицательно мотает головой, — я не могу его потерять. Не могу…       Сииль понимает такую привязанность к вещи, хотя и не знает наверняка, что является причиной таких слёз: стоимость украшения или же его высокая значимость для хозяйки.       — Я не найду, — продолжает рыдать девушка, — не найду. Я не увижу. В воде не увижу…       Наконец-то хоть что-то становится понятным. Именно в тот момент, когда Сииль отвернулась, только чтобы не смотреть на унижения Индже, девушку ударили, и, судя по ссадинам на руках, не один раз. А напоследок, шутки ради, отобрали единственную драгоценную вещь. Обрывочные фрагменты складываются в целую картинку, в которой человеческая злоба, ненависть и трусость раскрашены самыми сочными красками. И у Сон Сииль на ней есть свой собственный цвет. Такая же, как все они.       — Она выбросила его в воду, — самой себе заключает Сииль. Уловив взглядом раздавленную и втоптанную в грязь оправу от сломанных очков, девушка делает глубокий вдох, а затем выдох. Так говорилось в каком-то учебнике — чтобы подавить подкатывающую к горлу волну гнева, нужно дышать. Глубоко и медленно. К черту. Не помогает.       Две секунды. Туфли на тонком каблуке падают с ног. Холодные брызги летят в стороны, отчего Ли Индже непроизвольно поднимает голову. Ткань некогда лёгкого платья мгновенно тяжелеет, а зубы в одно мгновение начинают стучать. Слишком холодно. Сииль стоит по пояс в ледяной воде, сконцентрировав всё своё внимание только на одном — достать чертов браслет. Оправдывая внутри, что всё это даже не столько для помощи Ли Индже, а сколько для искупления собственных грехов.       Мутная вода не позволяет разглядеть совершенно ничего, а замерзающее тело принуждает голову начинать думать гораздо быстрее. Еще пара секунд и Сииль готова внутренне кричать от очередного опрометчивого решения. Кажущаяся абсолютно ледяной вода теперь повсюду, но отвлечься на её холод не позволяет резкое щипание в глазах. — Доктор Мун меня убьет, — кувалдой раздается внутри, но девушка продолжает держать их открытыми под водой, тщательно осматривая дно фонтана. Всё это продолжается какое-то время, пока внутри не раздается долгожданное «Есть!» Сииль замечает небольшое сияние в полуметре от себя. Одним быстрым движением хватает украшение, резко выныривает и, стараясь как можно быстрее перестать взаимодействовать с водой, запрыгивает на бортик фонтана.       Испытывая приток своеобразной радости и удовлетворения от успеха всего задуманного, не дав себе толком отдышаться, Сииль выпрямляется и, в надежде отдать найденную драгоценность хозяйке, поднимает взгляд.       Секунда.       Одна крохотная и незначительная секунда, и всё нутро пробивает беззвучная разрывающая молния. В области живота что-то с невообразимой тяжестью обрывается и с пульсирующим грохотом падает вниз, а в груди, чуть левее, начинает щемить, да так больно, что хочется от боли этой согнуться пополам. Вот только не пошевелиться. Никак не получается. Пока чужие тёмные глаза смотрят так пристально. Оцепенение, не наступавшее из-за холода ранее, под тяжестью чьего-то долгого взгляда накатывает с невообразимой силой сейчас. И если подобный шок можно хоть как-то прервать, то Сииль в эту минуту готова отдать всё, только чтобы молодой человек напротив прекратил так пронзительно смотреть. Только чтобы всё вернуть назад, перестать тонуть, перестать стремительно задыхаться, сохраняя полную внешнюю неподвижность.       — Холодно? — невероятно красивый низкий голос разрубает тишину, длившуюся слишком долго.       Сииль только сейчас начинает понимать, что какое-то время она смотрит прямо в чужие глаза напротив. Слишком долго, неприлично и непозволительно долго. Смотрит и никак не может перестать. Девушка не может разобрать отчего — то ли от грязной мутной воды, то ли от внутренней обиды на собственную беспомощность, уголки глаз начинают краснеть и слезиться.       Молодой человек, одетый в строгие черные брюки, такого же оттенка жилетку, кипельно-белую рубашку и галстук, стоит прямо перед ней на расстоянии пары метров. Он очень красив. Невыносимо красив. Красив настолько, что непреодолимое желание подбежать к нему, со всей силы обнять и поцеловать в губы само собой вспыхивает где-то в самых потаенных мыслях.       Так как Сииль все еще стоит на бортике, словно на некоем пьедестале, мужчина, не отрываясь, изучает ее, смотря снизу вверх.       Внезапный порыв ветра словно немного отрезвляет, и Сииль дергается, на этот раз от реального, физически ощутимого холода. Тоненькая бретелька белого платья непослушно падает, открывая плечо и ключицы. Только теперь девушка начинает хотя бы немного понимать, в каком виде она сейчас стоит. Мокрое платье облегает тело по фигуре, спутавшиеся длинные волосы падают на быстро вздымающуюся грудь, а лицо… Наверное, хорошо, что Сииль не может посмотреть на себя прямо сейчас. Ирония. Ведь если бы она потерпела хотя бы минуту и не ринулась в этот треклятый фонтан, то сейчас не стояла бы словно обнаженная, в таком непотребном виде, перед незнакомцем, от красоты которого непроизвольно хочется заплакать.       — Тебя не учили отвечать старшим? — молодой человек звучит строже и холоднее, а у Сииль очередные мурашки от этого голоса.       — Ты — глухая? — не отрывая глаз от девушки, продолжает тем же тоном. — Или немая?       — Холодно, — едва слышно произносит Сииль, переваривая чужие слова и тот ледяной тон, которым они были произнесены.       — Что с внешним видом? — игнорирует молодой человек. — Так любишь купаться, что делаешь это при любой подвернувшейся возможности?       — Я упала, — срывается с губ Сииль, хотя должны были произнестись совершенно другие слова. Все неприятные уколы от этого человека в свой адрес необъяснимо выбивают почву из-под ног.       — Значит, ты слепая, — ехидная улыбка касается уголка губ, но не глаз, что будто заставляет девушку посмотреть в них еще тщательнее, затормаживая начавшийся диалог.       — Нет, я просто… — запинается, так нехарактерно для себя, запинается. — Я просто… Просто хотела вернуть потерянную вещь, — опускает взгляд на маленький серебристый браслет в своей руке.       — И что? Это стоило того? — молодой человек пробегает глазами снизу вверх, а холод и безразличие все так же сопровождают его слова.       — Вы видели, что было здесь пару минут назад? — встречный вопрос, который чуть более уверенно задает Сииль. Обращается формально и вежливо. Нервничает. Очень сильно нервничает.       — Мне достаточно того, что я вижу сейчас.       — Кто вы? — не выдерживает Сииль, и не в силах больше стоять в таком виде перед ним, спрыгивает с бортика, осматриваясь по сторонам в надежде найти Ли Индже.       — Оденься, — молодой человек протягивает свой пиджак, который ранее висел на его левой руке, покоящейся в кармане. — Ты должна бы знать, как внезапно может появиться декан Квон.       От пиджака разлетается невероятный запах муската, от которого обоняние обостряется в несколько раз. И Сииль понимает, что так больше продолжаться не может. Слишком много всего слишком быстро происходит.       — Спасибо. Не нужно, — так же холодно, словно отражая чужой тон, отвечает девушка.       — Нравится, что тебя сжирает глазами вся мужская половина университета? — в низком голосе проскальзывает что-то, что Сииль слышит как презрение. Такого он о ней мнения?       — Что мне нравится, вас не касается, — неосознанно продолжает отзеркаливать его интонации.       — Сон Сииль! — громко раздается позади голос декана Квон, и девушка рефлекторно вздрагивает. Беда не приходит одна, но сейчас Сииль готова расцеловать эту вечно недовольную пожилую женщину, спасшую её от самых красивых в мире глаз. Таких ледяных, но невыносимо прекрасных. Потому что еще бы секундочка и она бы погибла, ведь его взгляд в сочетании с голосом и запахом начал без спроса вытворять какие-то безумные вещи с её внутренними органами.       Это позже, в кабинете профессора Квон, девушка узнает, что на её имя поступило несколько письменных жалоб. За «непозволительное поведение на территории учебного заведения», за «порочащий честь университета, непотребный внешний вид», за «купание в непредназначенном для этого месте». А вишенкой на торте станет обвинение в психологическом и физическом насилии, а также воровстве от той самой Ли Индже, подробно и в красках расписавшей декану всё, что происходило днем ранее, с небольшим изменением — вместо имени Чхве Сын И волшебным образом подставилось Сон Сииль.       Так бывает. Если ты живешь в мерзком реальном мире. Так бывает и ничего не поделать. Очередной бесполезный урок.       Проходив весь день в помятом, но наконец-то высохшем платье, Сииль переступает порог небольшой кондитерской Господина Пона, в которой работает уже несколько недель. Из-за того, что маленькое невзрачное заведение находится на окраине Сеула, а весь день пролетел с сумасшедшей скоростью в каком-то обезоруживающем тумане, девушка всё-таки опаздывает, впервые за все время своей работы здесь, вызывая тем самым суровый взгляд начальника.       — Я вижу, что ты не горишь желанием работать здесь, — встречает Сииль ошарашенный владелец заведения, — но, что настолько…       — Здравствуйте, Господин Пон, — девушка незамедлительно кланяется, — сегодняшний день немного вышел из-под контроля, — старается разрядить обстановку Сииль, — но мой внешний вид никак не повлияет на мою работу, — продолжает терпеливо кланяться, отгоняя от себя случайную мысль, что еще недавно, такие, как Господин Пон, кланялись ей, покорно предлагая лучшее место в их затрапезных забегаловках.       Поспешно приведя себя в какой-никакой возможный порядок — расчесав спутанные волосы, немного разгладив помявшееся платье и поправив испорченный макияж — Сииль бежит к прилавку и начинает свою работу. Всё, что угодно — лишь бы отвлечься от того, что произошло днём.       Несмотря на то, что всё заведение вызывало некое чувство обреченности и безысходности где-то глубоко внутри, девушка всегда старалась выполнять свою работу достойно — так, как в свое время обслуживали её и её семью. Сииль всегда улыбалась заходящим посетителям, разговаривала необычайно вежливо с каждым гостем, интересовалась чужими вкусами и предпочтениями, рекомендуя соответствующие им кондитерские изделия. Всё это вызывало у Господина Пона некое недоумение первое время. Несколько недель назад эта девушка постучала в дверь их с женой заведения с просьбой дать работу — и всё это до сих пор кажется владельцу каким-то дурацким розыгрышем. Словно эта девушка и потрепанный деревянный прилавок, за которым она стоит — самые несовместимые вещи во вселенной. Она из одного мира, а маленькая невзрачная кондитерская из другого. Тем не менее, игнорировать заметно увеличившейся приток покупателей, а, следовательно, и продаж Господин Пон не собирался. Пока ей здесь работается — пусть будет так.       Сииль аккуратно упаковывает лимонный торт под пристальным сверлящим взглядом одного из постоянных посетителей. Его девушка за глаза прозвала «самым постоянным». Этот господин приходит в кондитерскую каждый день, кроме субботы и воскресенья, каждый раз заказывает новый десерт и стакан фирменного домашнего лимонада. Лимонад всегда выпивает, сидя за столиком у окна, а десерт всегда просит упаковать с собой — и всё то время, что он находится в заведении, Сииль будто чувствует кожей его постоянный взгляд на себе.       Дверной колокольчик звенит, сообщая о приходе очередного посетителя, но щепетильное оформление лимонного десерта для постоянного гостя не позволяет Сииль отвлечься. И только, когда бьющий в самое нутро мускатный запах в секунду пронизывает организм нервным спазмом, скручивая внутренние органы в тугой узел, девушка неподвижно замирает, уставившись на аккуратно завернутую упаковку перед собой. Чёрт!       Почему он здесь? Откуда узнал про это место? Что вообще происходит? Не хочу опять. Не хочу. А если просто сбежать сейчас? Вдруг не заметит? Служебное помещение, точно! Скажу, что стало плохо. В подсобке есть задняя дверь. Отлично. Только бы…       — Сииль! Ты что, оглохла? — строго шепчет Господин Пон из подсобки, так, чтоб слышала только она. — Подойди к новому гостю, прими заказ. И без твоих шуточек.       Шуточки — это всё, что мне остается, — внутренне оговаривается с начальником девушка. А чего она ожидала? Что удастся проигнорировать чужое присутствие, стать невидимой, исчезнуть без всяких слов? Кажется, будто она приросла к полу, и сделать несколько шагов в сторону витрины неподъемно тяжело. Но и выносить сверлящий взгляд Господина Пона больше не представляется возможным.       Молодой человек стоит в нескольких метрах, рассматривая витрину с фруктовыми пирожными, все в той же, уже знакомой Сииль позе — с руками в карманах. Девушка отмечает, что он успел переодеться в более повседневную одежду, но теперь одет во все черное. — Чем быстрее начну, тем быстрее всё закончится, — дает себе финальное напутствие, и, пропустив удар сердца, обращается к новому гостю.       — Здравствуйте, — напрочь игнорируя то, что они уже виделись сегодня, но при этом стараясь звучать непринужденно, Сииль все-таки обращается первой, как и положено в нынешней ситуации. — Я могу вам чем-то…       — Что посоветуешь взять? — не отрывая взгляда от витрины, перебивает молодой человек. — Захотелось сладкого так сильно, что готов умереть, — произносит флегматично и буднично, а Сииль, от звука его голоса, в который раз невольно замирает. Эта заторможенность, которая подступает уже второй раз за сегодня, обескураживает и, в каком-то смысле, пугает.       — Смотря…— не сразу отвечает девушка, — чего бы вам хотелось? Фруктовое, кремовое, шокол…       — Мне бы хотелось тебя, — молодой человек снова перебивает, но говорит чуть тише, чтобы слышала только она, — давай отталкиваться от этого.       Такая грубая и непозволительная прямолинейность бьет поддых с хирургической точностью и неумолимой силой. Чужие слова никак не хотят перевариваться и в режиме непрекращающегося повтора лупят по голове. Всё это откровенно, слишком откровенно, слышать подобное в свой адрес, к тому же на работе, при других посетителях — всё это слишком непозволительно, по крайней мере для Сииль. Дышать снова становится тяжелее, хочется набрать воздуха, но грудная клетка блокирует любой вдох — наверное так люди задыхаются, когда тонут. Еще днем девушка познакомилась с этим чувством и, чудом выжив, пообещала себе, что будет избегать его повторения всеми возможными способами. И вот опять. Только в несколько раз сильнее.       — Так что выбери мне то, что нравится тебе, — по-прежнему прожигая глазами витрину, буднично и «как бы между прочим» заключает молодой человек.       — Здесь этого нет, — мгновенный ответ, кажущийся единственным возможным во всей происходящей сцене, на который также незамедлительно реагируют. Теперь на Сииль смотрят те самые безумно красивые глаза от которых внутренние органы холодом покрываются.       — Чего именно?       Соберись. Отвечай ему. Просто отвечай.       — Клубничный торт, — выдавливает девушка, перебегая взглядом на витрину, тем самым спасая себя от очередного холодного оцепенения. — Мы их больше не делаем.       — Почему? — стараясь звучать заинтересованно, молодой человек начинает двигаться от витрины в сторону прилавка, за которым стоит Сииль.       — Его никто не хочет… — поздно понимая случайную нелепую двусмысленность своей фразы, девушка тут же исправляется, — никто не покупает и изделия просто пропадают — поэтому больше не делаем.       — Печально. Выходит, я опоздал? — подходит к прилавку вплотную, если руку вперед вытянет, сможет коснуться. — Я бы сейчас съел сотню клубничных тортов.       — Есть много других, не менее вкусных… — будничным тоном продолжает девушка, всё еще не отводя глаз от витрины.       — Раз клубничного нет, — полностью игнорирует её слова, — могу я попросить чай?       Смотрит. Смотрит. Смотрит. Нет. Разглядывает.       — Какой именно чай вы хотите? — Сииль старается держаться отстранённо, но профессионально вежливо.       — Любой, — молодой человек коротко отрезает, начиная осматриваться по сторонам. Сииль же, цепляясь за возможность отдалиться, как за спасательный круг, отступает к небольшому буфету позади, чтобы заварить свой любимый травяной чай. Необъяснимо захотелось, чтобы этот незнакомец всё-таки попробовал то, что нравится ей. И пусть это будет не клубничный торт, но хотя бы согревающий, в такой промозглый вечер, напиток.       Переключения чувств — вот, что дезориентирует, да так сильно, что хочется бросить всё и сбежать прочь. Сбежать, но тут же вернуться. Спазм от волнения, к которому не получается привыкнуть, разливающий по телу мурашки, включает инстинкт самосохранения в такой, казалось бы на первый взгляд, совершенно безопасной будничной обстановке. Незнакомец ничего не делает, но Сииль чувствует притаившуюся опасность на каком-то животном уровне. Это не описать словами, можно только ощутить. Потому что не может от одного мужчины ощущаться столько всего. Полный офф-лайн, автопилот, астрал — нужное подчеркнуть.       — Как твои родители допустили, что ты работаешь здесь? — слышится за спиной. — Или они не знают? — нотка любопытства проскальзывает в стабильно ровном низком голосе, случайно или намеренно — разобрать невозможно.       — Учиться и работать — обычная практика для студентов, — стараясь звучать легко и непринужденно, Сииль опускает чайные листья в заварочный чайник.       — Видимо твои правильно тебя воспитывают.       — Видимо, — едва слышно подтверждает девушка.       На некоторое время повисает неловкая тишина, и Сииль искренне благодарит высшие силы за то, что всё еще может стоять спиной к прилавку. Официальное алиби будет действовать, пока будет завариваться чай.       — Любишь читать? — молодой человек снова обращается, по-хозяйски заглядывая за прилавок, вынуждая Сииль все-таки обернуться. В самом углу, сбоку от кассы лежит стопка потрепанных книжек, что девушка почитывала в перерыве, когда не было посетителей.       — Нет, не люблю… — невольно вырывается. — Практически не читаю, — тут же дополняет свой и без того скупой ответ Сииль, начиная переливать уже изрядно перезаварившийся чай максимально интенсивно. — Чем быстрее он его выпьет — тем быстрее уйдет? Да, наивная дурочка?— издевается внутренний голос.       — Поэтому носишь линзы? — легкая улыбка касается его губ, но не глаз, и Сииль этот коротенький миг очень чётко ловит. — Потому что практически не читаешь?       Что?.. Он заметил? Как? Доктор Мун говорил, что они совершенно не видны.       — Я заставляю себя, — начинает оправдываться так, будто ее, как маленькую поймали на лжи. — Но каждый раз прохожу тысячу кругов ада. Особенно мучая эту, — указывает взглядом на толстую книгу с закладкой в самой середине, лежащую в самом конце стопки.       — Печально… Так усердно пытаешься убедить меня в своей заурядности, — молодой человек произносит эти слова негромко, словно разговаривая с самим собой, но Сииль слышит эту фразу слишком отчетливо и разборчиво. — И долго мучаешь? — незнакомец в который раз за сегодня, слишком быстро переводит свой взгляд с книги на девушку. Их глаза встречаются, и в тот же момент, Сииль ощущает дикое жжение в правой руке, держащей чайную чашку. Черт, перелила. Прямо перед ним. Как унизительно.       — Шесть лет, — не сдерживая раздражения отвечает Сииль, принимаясь устранять последствия своей только что приобретенной невнимательности. Заменив залитые напитком блюдце и чашку на новый идентичный комплект, девушка наконец-то ставит многострадальный чай перед гостем и в ту же секунду ощущает крепкие хваткие пальцы, окольцевавшие кисть обожженной руки.       — Ты меня пугаешься, я же вижу, — молодой человек слегка притягивает Сииль через прилавок, — Почему? — от внезапной близости и ощущения его кожи своею, тут же выдергивает руку. Чересчур резко. С гостями нельзя себя так вести. Господин Пон наверное смотрит, тот мерзкий постоянный покупатель точно смотрит. Стоп. Нужно успокоиться. Это гости себя так не ведут. Нужно сделать так, чтобы он ушел.       — Пожалуйста, заберите ваш чай…       — Еще не понял, твое официально-вежливое обращение раздражает или умиляет меня, — вынув из кармана вторую руку, облокачивается о прилавок, наклоняясь к Сииль. — Заберу его только вместе с тобой, — подмигивает, по-прежнему сохраняя свой взгляд совершенно пустым. — Поужинай со мной, — наклоняется сильнее, продолжая нагло разглядывать лицо напротив.       — Нет, — незамедлительно отрезает девушка, ощущая, как внутри что-то обрывается. Это не объяснить. Весь происходящий диалог кажется до ужаса странным, неуместным, неловким, словно его действие происходит во сне.       — Почему? — спрашивает так буднично, словно подобный ответ никак его не задевает.       Почему?       ПОЧЕМУ?       Потому что, когда ты рядом — я себе не доверяю.       Сииль и представить не могла, что самое тяжелое испытание за сегодня — это просто стоять за прилавком и вести непринужденный разговор, смотря в эти ледяные темные глаза. Утром, у фонтана — она чудом выстояла, но повторно тот же подвиг не повторит совершенно точно. Девушка будто на допросе, где один неверный шаг в сторону, одно необдуманное слово или действие — пожизненный срок в тюрьме, без права на условно-досрочное освобождение.       — Это не нужно ни вам, ни мне…       — По-че-му? — молодой человек звучит чуть строже, выговаривает слово по слогам.       — Вы пугаете меня, — в шоке от собственной искренности. — Вы правы — вы пугаете меня, — Сииль поджимает губы и ждет чужой реакции.       — И чем же? — в низком голосе скользит едва уловимое раздражение.       — Пожалуйста, допивайте чай и уходите, — холодно заключает Сииль, отворачивая голову в сторону, показывая тем самым, что не хочет продолжать разговор.       — Тебя не пугает тот урод за столиком, пожирающий тебя глазами, зато я…       — Это другое…       — Другое?       У него нет твоего лица, твоих глаз, твоих рук, твоих пальцев.       Парень залпом выпивает всё содержимое чашки, вызывая у Сииль неподдельное удивление, ведь девушка еще минуту назад обожглась точно таким же кипятком.       — Печально слышать, что ангелы меня боятся, — вырывает из своих мыслей спокойный низкий голос. Молодой человек, оплатив стоимость чая, направляется к двери, отчего в глазах девушки начинает невыносимо щипать, как от той грязной воды. Вот только её сейчас нет. От мысли, что он сейчас уйдет хочется заплакать. И это обострение чувств сводит с ума. Девушка никогда не отличалась слабой психикой, но то, что происходит сегодня вынуждает сомневаться даже в таком.       Сииль, обескураженная внезапным приливом собственной храбрости, окликает молодого человека, заставляя того остановиться в дверном проёме:       — Печально то, что я так и не увидела вашу настоящую улыбку, — срывается с губ. — Печально и несправедливо, — договорив до конца, Сииль чувствует, как волнение начинает подкатывать с новой разрушительной волной. — Спорим, что смогу заставить вас улыбнуться искренне? — на волне адреналина продолжает девушка.       — Спорим, — безэмоционально слышит в ответ.       — Это детская игра, — Сииль стыдно за все те слова, сказанные ранее, поэтому теперь она звучит максимально дружелюбно и тепло, насколько с ним это вообще возможно. — Правила простые: вы становитесь напротив меня, вот прямо как стояли, — девушка аккуратным жестом руки приглашает незнакомца встать у прилавка, как раньше. — Нужно смотреть друг другу в глаза, не отводя взгляд, никаких прикосновений, — молодой человек возвращается на своё место, и Сииль невольно начинает говорить чуть тише. Поразительно — он остался, и по телу густым медом разлилась какая-то извращенная и совершенно неправильная радость.       — Я буду считать от одного до семи, — отмечает, что его красивые руки снова скрылись в карманах. — И до того, как я досчитаю до семи — вы засмеётесь, — с нотками гордости и какой-то детской непосредственности заключает Сииль. Она и не заметила в какой момент стала вести себя при нём хотя бы немного игриво.       — Если выиграю, — делает наигранно серьезную паузу, — купите двадцать клубничных тортов.       — Их же больше не пекут, — подлавливает молодой человек, по-лисьи прищуриваясь.       — В случае победы такого великолепного работника, как я — испекут, — впервые за день, уголки губ Сииль ползут вверх. — И доставят вам домой, — улыбается теперь уже полноценно.       Маленькая улыбка, которую он все-таки украл.       — А если выиграю я? — засмотревшись на девичьи губы, незнакомец облизывает свои. Сииль уже успела заметить, что это его привычка. Скорее всего просто привычка, никак не относящаяся к ней.       — Тогда мы поужинаем, — перестает улыбаться девушка и теперь звучит серьезней. Все еще тепло, но теперь серьезней, будто вспоминая с кем сейчас будет играть.       — Я весь твой, — заключает чересчур ровно, без доли заигрывания, словно придавая незамысловатой детской игре большее значение, чем в нее закладывала Сииль изначально.       — Один, — начинает она, устремив свои глаза прямо в те, от которых сердце замирает.       Парень и девушка просто смотрят друг в друга, не говоря ни слова. И если внутри не бабочки сейчас появляются, то Сииль не в силах придумать иное объяснение всему тому, что происходит в организме прямо сейчас.       — Два, — лопается оболочка куколки.       — Три, — первая бабочка рождается на свет.       — Четыре, — начинает трепетать еще слабыми крыльями, которые стремительно крепнут с каждой секундой.       — Пять, — бабочка наконец-то взлетает, запуская по телу невиданную эйфорию.       — Шесть, — тысяча подобных куколок возникают на самом дне живота.       — Шесть с половиной, — и такая красивая квадратная улыбка вырывается против воли своего хозяина, в один миг заполняя всё оставшееся внутри девушки пространство роем самых прекрасных порхающих бабочек.       — Проиграл, — через секунду возвращает прежний отстраненный взгляд.       — Проиграла, — одновременно раздается в её голове.             Сииль так и стоит, ни говоря не слова, наблюдая за тем, как молодой человек достает бумажник. Длинные тонкие пальцы отсчитывают сумму, значительно превышающую стоимость двадцати клубничных тортов.       — Не утруждайте себя приготовлениями, — молодой человек кладет деньги на прилавок и незамедлительно выходит из магазина, а Сииль так и остаётся стоять.       — Почему ты не отдала заказ? — с криком подлетает Господин Пон. Он совершенно точно не мог слышать о чем они разговаривали, но абсолютно точно видел количество купюр, отсчитанных парнем.       — Двадцать клубничных тортов, — переводя глаза на так и не запакованный лимонный торт, Сииль смотрит куда-то сквозь. — У нас их нет.       — Испечем! — взволнованно восклицает хозяин, пересчитав оставленные купюры, — для такого щедрого молодого господина — испечем и доставим. Какой адрес? — не дождавшись ответа, Господин Пон наконец-то отвлекается на Сииль, которая всё также стоит молча, опустив глаза и отрицательно кивая головой.       — Адрес, Сон Сииль, — требовательно повторяет начальник.       — Не знаю, — тихо и несмело в ответ.       — Имя? — Господин Пон не хочет срываться на девушку, но всё к этому и идет.       — Не знаю, — еще тише.       — Чем я заслужил всё это, Сииль? — начинает свою вынужденную тираду хозяин. — Что я тебе сделал, что ты так поступаешь со мной? Покупатель оплатил заказ, но ты не удосужилась взять хоть что-то, кроме денег? А если на нас придет жалоба за мошенничество? Хочешь, чтобы нас закрыли? А может ты для этого к нам и пришла? Как подставная работница? Отвечай? — Все эти реплики Господина Пона эхом доносятся до девушки. И только самая последняя острой иглой укалывает в самое нутро. — Адрес? Не знает, — передразнивает Сииль начальник. — Имя? Не знает. Хоть что-то ты знаешь, Сон Сииль?       Да. Знаю.       Я влюблена.

***

      Чонгук стоит на балконе, с трудом удерживая равновесие, точнее его остатки. Благо, перила помогают ему не упасть вниз, несмотря на безудержное желание сделать это. Сколько времени он находится здесь — сказать трудно. По его подсчетам — три выкуренные сигареты, а сколько это в минутах — считать желания нет, да и сил.       Голова — это грязевое месиво из самых мерзких извращенных картинок и их отрывков.       Тело — одна сплошная тошнотворная лужа из раздробленных костей и гнилого мяса.       Душа — выблеванная распотрошенная тень, принадлежащая ранее одному мальчику из Пусана.       Великий итог худшего дня в жизни, который, к слову, еще не подошел к концу.       Чонгука отвлекает звук поворота ручки двери. Звук, который он надеялся каким-то неизвестным способом не услышать никогда. На балкон проходит Тэхен и, не говоря ни слова, вытаскивает из пачки сигарет, что держит Чон в левой руке, последнюю. Подкурив её от дотлевающего в пепельнице окурка, Ким подносит сигарету ко рту и делает долгую и глубокую затяжку.       Чонгуку требуется какое-то время, что бы сфокусировать ошметки внимания на пальцах Тэхена, что держат сигарету. И только теперь он может рассмотреть, что они раскрашенны в сочный красный цвет. Присмотревшись внимательнее, Чон понимает, что это не краска, а кровь. Её кровь.       — Я ошибся, — Тэхен нарушает тишину первым, затем делает очередную затяжку, словно намеренно демонстрируя последствия своей ошибки другу. — Ты был прав, она — девственница.       Едва успев договорить последнее слово до конца, Ким ощущает яростный и мощный удар кулаком в лицо, что тут же вызывает его искренний и довольный смех. Чонгук, с трудом выбегает с балкона, а затем и из квартиры, захлопнув входную дверь похожим яростным ударом, оставляя за ней двух людей.       Тэхен завороженно смотрит на ночную улицу. Теплый ветер обдувает его рубашку и приятно взлохмачивает волосы, вызывая приятное успокаивающее чувство. Продолжая курить, парень опускает правую руку в карман, доставая оттуда заветную серебристую монетку. Ловкое движение пальцем — она быстро подлетает вверх и также быстро приземляется на ладонь.       Решка.       Ухмылка, как незамедлительная реакция, срывается со слегка опухших губ.       Повторное действие.       Решка.       Еще одно.       Решка.       И еще.       Решка.       Тэхен снова улыбается. Так, как привык — только губами, не глазами. Докурив сигарету, молодой человек неспешно покидает балкон. Балкон, но не квартиру.