Thank the Lord

"Быть Блэком — чуть ли не то же самое, что быть королевской крови..." Сириус Блэк.

Я, как и большинство американцев, не был избалован видами замков. Недолгая история оставила нам креольские поместья – изувеченные карлики зодчества – в окружении пальм, платанов и хижин невольников, о которых стало принято говорить куда больше, чем о самих поместьях. Колониальный стиль преследовал меня повсюду, и особенно – в Стэнфорде, где все корпуса как один были сделаны из песчаника и представляли собой очередную чудную коробочку, увитую арочными аркадами. Были там для услады глаз и газоны, и статуи сфинксов, и Башня Гувера, с вершины которой можно рассмотреть очертания Сан-Франциско... Но всё это покажется вам сущей чепухой на фоне того, что я увидел с лодки, плывущей по Чёрному озеру. Это была тысяча «Башен Гувера», тянущихся чёрными шпилями к звёздному небу, тысяча каменных «сфинксов» – бескрылых и крылатых – в обличьях любого подвластного воображению животного, и тысячи огней. Всё самое прекрасное, что я когда-либо видел, было помножено в образе Хогвартса на тысячу. Я осознавал это и пытался запечатлеть в памяти каждую деталь, в то время как на лицах остальных застыло безмолвное ошеломление. В компании одиннадцатилетних волшебников, определённо, были свои преимущества. Никто из них не размахивал камерами и телефонами (что в этом времени невозможно) и не кричал: «Вау!», «Вот это круть!», «Что б я сдох, вы видели это?!» Но в каждой бочке мёда есть своя ложка дёгтя. И, конечно же, именно я оказался в лодке с двумя мальчишками, которые умудрились набрать в обувь воды и теперь хлюпали ею, попутно обругивая «недалёкое руководство школы». Двоица была весьма изобретательна в жалобах и меня с каждой секундой стеснялась всё меньше. Когда я обнаружил, что за их громким шёпотом уже не слышу собственных мыслей, в голове начали всплывать шаловливые «а что если..?», в финале которых надоеды оказывались в воде. Нашептывания пакостных демонов, как сказал бы мой опекун. Пастор вообще был падок на всякого рода мистификации и даже в элементарном человеческом желании развеять скуку видел что-то сверхъестественное. Стоит ли говорить, что уроки этого человека прошли даром? Вот и заповедь «помогай ближнему своему» в моей голове мутировала в «подгадь ближнему своему». И, учитывая то, что королём положения я отнюдь не был, следовать заповеди приходилось in pectore [лат. = втайне]. В данный момент все условия для этого были: озеро волновалось, так как погода, вопреки чистому небу, была нелётная (и не плавательная), наш сопровождающий – некий профессор Кеттлберн – был занят копошением в сумке, а я знал одно подходящее заклинание и всегда имел особое сродство к водной стихии. Идеальная возможность для того, чтобы столкнуть попутчиков в ненавистную им «озёрную жижу». Не рой другому яму – сам в неё попадёшь! Плавали, знаем. Вот только сейчас мне было совсем не жаль свалиться в озеро за компанию с балбесами, а вот они изрядно помучаются. Заклинание раскачивания, которое Мюррей часто применял к старому сломанному метроному, было до безобразия просто: один взмах и слово «Motus», означающее движение или колебание. Я не был до конца уверен удастся ли мне повторить его так, чтобы никто не заметил: шёпотом и опустив палочку на уровень ног. Однако никто не присматривался. А когда начали – лодка уже опасно накренилась. Я только и успел спрятать палочку прежде, чем мы перевернулись и погрузились в холодную воду. На секунду наступила долгожданная тишина. А затем раздались крики, которые отогрели мою душу, озябшую в высокогорном шотландском озере не хуже прочих частей тела. — Что за чёрт, Дэйв?! — Это всё ты со своей водой! Раскачал нас! Придурок! — От придурка слышу! Если бы в тот момент у меня было время задуматься о смысле пикировки, то я бы сразу заметил, что эти двое являются старыми друзьями. Нет, беря во внимание их возраст, друзьями детства. То, с каким жаром они обвиняли друг друга и ругались, было немыслимо для простых знакомых. — Держу пари, парни, чёрт был. Причём, морской. — Подливая масла в огонь, я еле сдержал судорожную улыбку. В отличие от друзей, я чувствовал себя прекрасно, хотя моржеванием не занимался даже в те времена, когда был страстно увлечён спортом. А зря. Было что-то в этой смеси леденящей воды вокруг и кипящего адреналина в жилах... Всё это были недолгие мгновения – сопровождающий нас профессор только-только и успел подплыть на своей лодке и извлечь из сумки палочку. Что бы он ни хотел сделать, то, что произошло дальше, ему помешало. Чёрная вода ночного озера вспенилась, плеснула в разные стороны; и во всём этом великолепии брызг возникла двухметровая багровая тентакля. Тут мне резко стало не до смеха. Я был готов поверить в то, что где-то в Шотландии есть Лохнесское чудовище, но никак не кракен или существо из хентайной манги. Тем не менее щупальце было, и, судя по раскачиваниям, оно намеревалось что-то схватить. Я мог надеяться лишь на то, что не меня. Нырять было бесполезно, ибо обладатель склизкой конечности имел глаз не на ней, а под водой. До берега далеко... Тогда я решил залезть в чужую лодку и поплыл вперёд, а балбесы пусть сами спасаются. А спасутся ли они вообще? Мальчишки сейчас явно были в панике, да и увещевания Кеттлберна мало походили на помощь: — Да это же гигантский кальмар!.. Будьте спокойны – он не навредит! Вот же ж... чудило. Как в такой ситуации они могут быть спокойны?! Меж тем я подплыл к ближайшей лодке: — Место есть? — С дуба рухнул? — В знакомом шипении я признал Тома. — Она максимум на четверых. — Не с дуба, но всё же... — Я ухватился рукой за бортик. — Помогай ближнему своему! — Отцепись, Крис, а не то..! — А не то схватит кракен, так что тише. Т-с-с-с! После пары попыток на грани фола я понял, что при такой опоре, я скорее переверну очередную лодку уже без всякого «мотуса», чем вытяну себя из воды. Это было бы забавно даже во второй раз за вечер, но меру забавам я знал. Оставив свои потуги, я отплыл. — Что с тобой поделаешь... Хватайся! Том очаровательно улыбнулся и протянул руку помощи, что в глазах его знакомых, уставившихся на эту сцену, наверняка выглядело немыслимо-щедрым актом альтруизма, но я ясно видел насмешку. Ведь подать вторую руку я чисто физически не мог, и он об этом прекрасно знал. В эту секунду я был готов наплевать на свой строгий учёт издевательств над людьми и опрокинуть в озеро Реддла и его компанию, но нечто неопознанное ухватило меня за капюшон мантии и оттащило. С высоты двух метров, с которой я имел удовольствие разглядеть шокированное лицо каждого первокурсника, оказалось понятно, что «нечто» было тем самым громадным щупальцем. — Гигантский кальмар... хм, архитеутис, сказал бы я на уроке... является полуразумным и неагрессивным существом, запомните! — Кеттлберн меж тем декламировал какой-то свой лекционный материал. От происходящего театра абсурда я бы издевательски заухмылялся, да только роль в этой сцене у меня была отнюдь не наблюдательная. Я болтался и раскачивался, всячески пытаясь вырваться из липкой хватки животного. — Он являет собой пример невероятного человеколюбия и всегда помогает тонущим. Увы, такое случалось не раз. Казалось, моё сердце прекратило биться, а уши – что-либо слышать, когда расстояние между мной и водой стало резко снижаться. Я зажмурился и... меня опустили на скользящую деревянную поверхность нашей промокшей лодки, которая совсем недавно была перевёрнута. Все мысли и эмоции застыли. Я просто стоял как вкопанный и смотрел то на однокурсников, которые отвернулись от замка ради такого зрелища, то на болтунов, которые уже тряслись рядом. Участь спасённых постигла их раньше – они-то не пытались скрыться от кальмара. Щупальце почти заботливо поддержало вновь покачнувшуюся лодку, а затем смылось. Буквально. Не требуя награды и аплодисментов за своё «невероятного человеколюбие»... Это животное было во всех отношениях странным и подозрительно сообразительным. — Позвольте вопрос, профессор... — От шока язык едва ворочался, но адресат меня услышал и кивнул. — Что забыл в озере океанический кальмар? Профессор нервно рассмеялся, но с ответом не поспешил. Вся дорога до замка была в задорных перешептываниях и разговорах, которые внезапно стали мне до лампочки. Молчали напару со мной лишь болтуны. Был в этом определённый урок для нас всех... Когда мы достигли дубовых дверей Большого зала, Кеттлберн уже сто раз успел извиниться за свою «реакцию на стресс», которая выражалась в привычном ему неуёмном вещании, и наложил на нас согревающие и высушивающие чары. Жаль немного – я понадеялся, что мои спутники останутся в виде трясущихся пугал, хотя сам, признаю, в таком виде бы никуда не пошёл. С чувством выполненного долга профессор оставил нас и вошёл в зал. Мельком я успел разглядеть насколько он был огромным. Множество столов, гобелены, тёплый свет, исходящий от факелов. Внутреннее убранство замка было весьма интригующим. Можно подумать: что хорошего в средневековом дизайнерском решении, наверняка сплошная антисанитария? И эта мысль была бы правильной, если бы речь не шла об обители магов. Не знаю, что за чары они накладывали, но вокруг не было ни пылинки. Что уж говорить о большем? Стайка школьников, о которой я почти запамятовал, возбуждённо переговаривалась о том, что ждёт нас за этими дверьми. Кто-то активно знакомился, а кто-то уже пытался продемонстрировать одногруппникам свою важность. То был уже знакомый мне Лестрейндж. Громкий, с весьма располагающей улыбкой и бойким взглядом, за которым скрывалась недалёкость. (Как выяснилось в поезде, он решил, что Том оказал ему большую услугу, посоветовав засветиться перед старостами и показать им свои широкие связи.) Всё происходящее этим вечером отдалённо напомнило мне сцены фильма, просмотренного ещё в детстве. И вместе с тем я вспомнил, что будет происходить дальше: на нас будут примерять говорящую шляпу, которая распределит учеников по факультетам. Бесноватый головной убор напугал меня в пять лет не только своим внешним видом, но и удручающим фатализмом. Куда бы я попал, если б в Стэнфорде мою специальность определили не результаты экзаменов и личное желание, а какая-то шляпа? В чём вообще различия факультетов? С этим вопросом я обратился к единственным свободным ушам – своим спасённым из воды «братцам». — Ты маггл или круглый идиот? — Кажется, последнее слово вошло в их повседневный обиход и применялось чуть ли не к каждому встречному. — Крис... — Я понял, что начинать знакомство с фамилии чревато. — Не маггл и не идиот. Мой опекун учился в Дурмстранге. На лицах собеседников обозначилось уважение. — Эйвери Альвин. — Представился довольно приятный на вид малый со светло-русыми волосами и голубыми глазами, под которыми уже в его раннем образе обозначились лиловые мешки. Что-то генетическое, наверное. — Мальсибер Дэвид, к вашим услугам! Если Альвин казался бледным и болезненным, то Дэвид, напротив, пыхал здоровьем: смугловатый, вытянутый, с густой шевелюрой. И ещё у него был едва заметный шрам от ожога на щеке, выглядящий как маленькое солнце. И это не комплемент, а констатация факта. Чувствовалось, что если Мальсибер начинал говорить, то остановить его мог только природный катаклизм: — Всё что тебе надо знать, Крис: не попадай на Хаффлпафф, если ты действительно не идиот, на Гриффиндор – если не магглорождённый, ну и на Рейвенкло – если ты не какой-нибудь там заучка или безумный учёный. — Факультет безумных учёных? Серьёзно? — Я невольно подался вперёд. В своё время я учился именно на таком факультете, и чувствовал себя как рыба в воде, вопреки тому, что Трой всячески пытался вытащить меня на сушу, то бишь на посвят, заседания клубов, матчи, вечеринки... И зачем их столько в самом начале года? — Они любят так о себе говорить, а на деле – посредственности и книжные черви. — Протянул вдруг Альвин со знанием дела. Но это совсем не остудило мой пыл. — А что на счёт четвёртого факультета? — Он шутит? — Эйвери растерянно глянул на товарища. — Кажется, нет. Слушай, болгар ты там с зубодробящей фамилией или ещё кто – мне плевать. Запомни одно – авторитет Слизерина неоспорим. О нём все знают. Все значимые люди оттуда. Смекаешь? Признаться, сейчас я бы с удовольствием вновь насладился испуганными криками этого грубияна, который отчего-то причислил себя к «значимым людям». Я прокрутил в голове воспоминание о том, как этот хмырь захлёбывается в воде, и на душе полегчало. — Смекаю. Спасибо. Мальсибер засмеялся, Эйвери неуверенно улыбнулся на это, а я просто стоял и вспоминал, как окунул их в воду. Не зря, как оказалось... ох, не зря. Дубовая дверь раскрылась и нам на встречу вышел Дамблдор. С распростёртыми руками и открытыми ладонями. У каждого, кто видит его впервые, этот образ непременно отложится в голове, и образ этот будет довольно показательный: «Я ваш союзник и ваш друг,» – именно на это направлены все жесты и мимика. Я невольно улыбнулся этому невинному трюку. — Первокурсники! Я счастлив одним из первых поприветствовать всех вас в Хогвартсе. Для многих это место становится вторым домом, а факультет – второй семьёй. Помимо общей гостинной и баллов каждый факультет объединяет свой дух. Очень скоро вы это заметите... А пока не буду больше томить вас и ваших будущих товарищей, которые уже ждут в зале. Пройдёмте за мной на церемонию распределения. Удачи! В третий раз двери распахнулись со всей торжественностью и размахом, и мы следом за заместителем директора направились в зал. Теперь я понял, что «Большим» он был во всех смыслах. Огромный, как теннисный корт. Значимый для всех и каждого – здесь были необходимые для обитателей хлеб и зрелища. Приёмы пищи и праздники. Не удивлюсь, если за всё время учёбы студенты проводили здесь времени больше, чем на занятиях. Даже после эпического созерцания замка с лодок Большой зал поражал. Потолок – звёздное небо, такое же как над самим замком. Взору собравшихся были открыты всё те же медленно-плывущие тёмные облака, млечный путь, который можно увидеть лишь в августе и сентябре, и вереницы звёзд. Это была чистая и не засвеченная проекция того, что происходит в далёком космосе! Уверен, многие планетарии бы нашли заклинание, сотворившие с потолком такое, стоящим. А сколько бы заплатили в NASA? Все знают, что финансирование их проектов обходится правительству в заоблачные суммы. Я серьёзно задумался о том, как отвоевать эту бесценную интеллектуальную собственность, и почти не замечал столы факультетов и преподавателей, тёмно-синие гобелены и факелы. Будет ещё возможность поглазеть на декор... В какой-то момент моё стадо замерло, и я остановился вместе с ним. Все взгляды были прикованы к Дамблдору. Он остановился и извлёк из кармана мантии что-то мелкое и неприметное; одно точное движение палочки – и мелочёвка оборачивается стулом. Изящно, ничего не скажешь. На стул профессор бережно «усадил» шляпу. Вид у неё, пожалуй, был не жуткий, а потрёпанный. Без слёз не взглянешь. Неужто магические предметы не подлежали ремонту? Однако ремонт ей был и не нужен – неприглядная дырень посредине оказалась вполне говорящим ртом, вокруг которого молниеносно прорезались морщины, придающие собравшейся ткани вид лица. Когда эта странная шляпа ни с того ни с сего запела, я перестал её жалеть – пусть ломается, стирается в труху, что угодно! Такое лучше не чинить... Несмотря на ужасное исполнение, песня была со смыслом. Это как Эминем*. Слушать не хочется, но тексты почитать можно. Шляпообразное существо немного пролило свет на особенности факультетов. Из чего выходило, что Мальсибер и Эйвери были малость предвзяты. Хаффлпафф был описан как неплохое место: там все верные, добрые, добиваются своих целей трудом и терпением. Такой рабочий класс, что лейбористы Англии заплачут от зависти! Благородный, отважный и славный Гриффиндор тоже позиционировал себя достойно – и чем, спрашивается, он так не нравится всем снобам? Вот Ланнистеры* со своим золотым львом бы этот факультет подняли. Рейвенкло даже из уст Мальсибера звучал неплохо, а тут – и юмор, и «гранит науки». Какой дурак откажется? Вернее, только дурак-то от такого счастья и сбежит, сверкая пятками... Что до Слизерина – о нём в песне не было ничего кроме хитрости и амбициозности. Может, не так уж объективна эта шляпа? — Когда я назову ваше имя, вы подойдёте, наденете Шляпу и присядете на стул. — Альбус Дамблдор тонко улыбнулся и развернул свиток. Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать, что именно оттуда он будет зачитывать фамилии: — Аббот, Болдуин!* Первый мальчик ещё не успел толком разволноваться или испугаться, и вышел быстро и уверено. Только шляпу водрузил на себя с опаской, та после недолгих раздумий выкрикнула: — ХАФФЛПАФФ! Кажется, я понял, в чём настоящая опасность этой вещицы. Она жутко громко кричит. Прямо у твоих ушей. Бедный Болдуин в спешке стянул головной убор и поспешил к столу «пчёлок» (жёлто-чёрная гамма изобиловала в их форме и гобелене, а ещё они трудолюбивы, ну чем не пчёлки?). Приветствия и рукоплескания, сопровождающие это событие, были не менее громогласны, чем сама шляпа. — Арчер, Эллен! Довольно забавная девчонка с двумя косичками стрелой метнулась к стулу, полностью оправдывая свою фамилию. Быстрая и завидно смелая. Угадать, кто куда попадёт, казалось несложным. Я решил посостязаться в проницательности с распределяющим артефактом и прошептал: «Гриффиндор». — РЕЙВЕНКЛО! — Неожиданно утёрли мне нос. Там точно есть какие-то критерии или это чистый рандом? — Эйвери, Альвин! — СЛИЗЕРИН! Дело шло удивительно бодро. Даже болезненный и продрогший ещё в начале вечера Альвин подчинился образовавшемуся стремительному, как конвейер, темпу распределения. И ожидаемо оказался на Слизерине. Хитрецы не отставали от других факультетов и тоже с энтузиазмом приветствовали пополнение. — Блэк, Седрелла! На наличие «родственников» среди однокурсников я точно не рассчитывал. И это выбило меня из колеи. От маленькой группы девочек отделилась куколка. Назвать Седреллу иначе я не мог. Чёрные волосы заплетены в сложную корзинку, светло-серые чулки на маленьких ножках, чёрные замшевые туфли с каким-то поблёскивающим декором. Школьная форма фактически соответствовала стандартам, но в то же время в ней чувствовалась рука родителя, который любил наряжать свою куколку и не допускал никакой серой безликости. Отчего-то мне было на неё неприятно смотреть и я отвернулся к столу, за который сейчас попадёт эта девочка. Многие слизерицы всё ещё тихо знакомились с Эйвери или переговаривались между собой, но были и те, кто с интересом взирал на Седреллу. Например, Чарис и Араминта. Ну кто бы сомневался, что они тоже окажутся здесь... — СЛИЗЕРИН! — Блэк, Мариус! Я схватился за голову. Сколько же этих Блэков?! Бог, прости, я буду молиться тебе каждый день, только забери отсюда этот осточертелый род! Повисла тишина. Никто из нераспределённых первокурсников не выходил, и я занервничал. Взгляд Дамблдора был направлен на меня, но он ничего не говорил. А вот другие оказались более красноречивыми. Седрелла почему-то испуганно оглянулась. Араминта гордо возвысилась над столом: — Директор Диппет, можно услышать ваши объяснения? Как это понимать? Единственный существующий Мариус Блэк – сквиб, который давно был предан земле. — Эм, а это вообще нормально делать такие публичные заявления? По лицам других старшекурсников было видно, что формулировка их смутила, но в целом они согласны. Чарис и вовсе своей родственнице кивнула и с благосклонностью улыбнулась. А вот сам директор... прежде всего, стоило упомянуть, что он был очень стар: его глаза и волосы казались прозрачными, а фигура крайне хрупкой, но при всём этом он не был немощен. Диппет твёрдым жестом пресёк лишнее разговоры и попросил девушку занять своё место: — Ваш вопрос выглядит совершенно неуместным, мисс Блэк. Я попрошу больше не прерывать церемонию. Профессор Дамблдор, пожалуйста, продолжайте. Араминта с оскорблённом видом уселась, а Дамблдор наконец-то оторвал от меня оцепеняющий взгляд. Под ним я будто бы был лишён способности шевелиться и думать. — Бут, Кортни! Нет, на самом деле, меня сковало нечто иное. Страх. Иррациональный и неотступный. — РЕЙВЕНКЛО! Не прозвучало «Блэка, Кристиана». Почему Дамблдор пропустил «К» и перешёл сразу к «М» – к этому Мариусу?.. — Колдуэлл, Обри! Потому что никакого Кристиана и не было. В этом мире был только Мариус. — ХАФФЛПАФФ! За затылком я почувствовал знакомое ледяное дыхание. Однажды я уже ощущал его. В тот самый день, когда «услышал» незнакомые руны на чёрной плите под Могильным деревом Харди. Звуки, которые я тогда отказался собрать воедино, были звуками имени захороненного Блэка. Но кто оставил его там, среди магглов? «Предал земле»? — Эриксон, Ида! Думать об очевидных и правильных ответах на вопросы не выходило, ибо подсознанию они были давно известны, и пугающи настолько, что мозг заботливо не подпускал их к информационному анализатору. — ГРИФФИНДОР! Я больше не наблюдал за однокурсниками и не запоминал их имён. Затянулось противное и леденящее оцепенение. Индивидуальная реакция на стресс, как выразился Кеттлберн. Вот только я не помнил, когда в последний раз ощущал такое. Меня никогда и ничто не пугало настолько сильно: гигантский кальмар, летящая на голову люстра, разговоры о ритуалах с жертвоприношениями и даже перспектива ампутации... Всё это молнией проносилось по нейронам через мозг, и я уже в следующую секунду знал, что делать со «стрессами»: уплыть, уклониться, рассмеяться в лицо, вырываться. — Хоукворт, Эндрю! — ГРИФФИНДОР! А это? Это было заторможенное осознание невесёлой правды: Мюррей действительно меня знал, потому что знал Мариуса... приглядывал за ним? Сам приложил руку к его смерти? Как бы то ни было, он знал и о ритуале, в котором магглы в качестве магического аккумулятора использовали жизнь волшебного существа. Сквиба. Материал, который не жалко ни магам, ни магглам... На это намекал мне пастор. — Хопкрафт, Астра! — РЕЙВЕНКЛО! Я сейчас отдал бы патент на заклинание звёздного потолка лишь бы знать, что в голове Араминты и прочих Блэков. Что им известно? — Лестрейндж, Рэндольф! Имя знакомого, словно пробудило меня ото сна. Я удивлённо моргнул – ребят вокруг заметно поубавилось. Кажется, половину имён я прослушал. — СЛИЗЕРИН! Точно. Пора проснуться, вернуться к реальности и взять себя в руки. Я мог вообще проигнорировать эту проблему, свет не сошёлся клином на тайне происхождения, и я не благородный сопляк, чтобы плакать по потерянной «семье» и зверствам, совершённым с Маруисом. — Лонгботтом, Ирвин! — ГРИФФИНДОР! Но у меня была и возможность извлечь из этого пользу – достаточно лишь разобраться в произошедшем. А для этого нужен был... — Люпин, Лайелл! — ГРИФФИНДОР! Нет, не то. — МакЛайрд, Лоркан! — РЕЙВЕНКЛО! И не это. — Медоуз, Пелагия! — ГРИФФИНДОР! ... — Мун, Лестер! — РЕЙВЕНКЛО! Да вы издеваетесь?! — Мальсибер, Дэвид! — СЛИЗЕРИН! Вот оно! Слизерин. Естественная среда обитания Блэков и прочих ползучих гадов, которые явно что-то знают. — Реддл, Том! К слову, о гадах... Тут внимание моё снова обострилось, Реддл в поле зрения всегда заставлял меня насторожиться и пристально следить за ним, как если бы в обществе травоядных неожиданно возник хищник. Чем такая ассоциация была вызвана, сложно сказать. Сейчас Том выглядел обычным мальчишкой: крайне взволнованный, тёмные глаза сверкали и были обращены только к полям шляпы, которая сейчас восседала на его голове и о чём-то с юным волшебником беседовала. Услышать их разговор было совершенно невозможно, а длился он долго. Неужели там есть о чём думать? Очевидно же, что... — СЛИЗЕРИН! — Хоть в чём-то мы с этим артефактом согласны... Вот же ж! Я прошляпил игру «Отгадай факультет». — Селвин, Риннон! Вышедшую девочку я видел в компании Седреллы, и... что ещё можно сказать об этом ребёнке? Необходимость рассматривать и давать характеристику девчонкам меня напрягала, я сразу начинал чувствовать себя дядей пристально пялящимся на детскую площадку – ещё секунда и с одной из скамеек вскочит какая-нибудь мамочка и начнёт бить меня сумкой по голове. И что самое досадное – не очень-то и интересно было наблюдать за вознёй в песочницах. — СЛИЗЕРИН! Не в ту степь меня понесло. Я хотел сказать, что Риннон, по всей видимости, присоединится к подруге. — Урхарт, Элфинстоун! Искрящиеся зелёные глаза и чудное имя выдавали в мальчишке светлого мага, и явно не в первом поколении. А значит: Хаффлпафф, Гриффиндор. Не Рейвенкло, ибо в широкой улыбке увальня не было и намёка на мудрость и острый ум. — ГРИФФИНДОР! Что и требовалось доказать. — Визана, Мелания! Ну, вот, опять... Мамочки, не бейте по голове, но я всё же дам комментарий: девчонка была с глазами перепуганной лани и тонкими тёмными бровями вздёрнутыми в каком-то вечном недоумении – запуганная, нерешительная – при таком диагнозе выписывается пчелиный мёд... то есть, Хаффлпафф. Всё нервно пошучиваешь, Крис? Давно уже пора успокоиться. — РЕЙВЕНКЛО! Однокурсников вокруг меня осталось лишь трое, а это значило неминуемую встречу со шляпой и... объяснения. Больше всего на свете я не любил оправдываться. Но сейчас..! На потеху всей школе признаваться, что «я не я»?! — Уорбл, Марла! — ХАФФЛПАФФ! Вся надежда была на то, что Дамблдор подыграет. Я пытался словить его взгляд и как-нибудь намекнуть на наличие чрезвычайной ситуации, но волшебник то участливо улыбался мнущемуся ученику, то аплодировал вердикту шляпы вместе со всеми, то провожал кого-нибудь ласковым взглядом. — Уизли, Септимус! — ГРИФФИНДОР! Вот сейчас он с особым одобрением кивнул застывшему рыжему пареньку и указал ему на стол, где гриффиндорцы уже всячески радовались прибавлению, поднимали ещё пустые кубки и попросту ребячились. Септимус расцвёл и побежал к своим. — Яксли, Джозиас! — ХАФФЛПАФФ! На финальном «Y» Дамблдор свернул свой пергамент, но шляпу убирать не стал. Ведь была одна нерешённая проблема... Я подошёл и назвался самостоятельно: — Кристиан Блэк, профессор. Простите, но я не решился поправить вас сразу. Заместитель директора долго смотрел мне в глаза, словно выискивал в них что-то, затем кивнул и развернул пергамент, заскользив нарочито пытливым взглядом по списку. Признаюсь, меня никогда не смущали длительные зрительные контакты, но тут тело пробила липкая дрожь. В голове вновь пронеслись все мысли и чувства, которые я испытал, услышав вместо своего имени в списке имя «давно мёртвого сквиба»... Сказать, что это было неприятно – не сказать ничего. — Верно. — Неожиданно твёрдый голос волшебника и его нечитаемый застывший взгляд из-под очков заставили меня вздрогнуть. — Очень тактично с вашей стороны не прерывать ход церемонии из-за досадной ошибки, мистер Блэк. Присаживайтесь. Дрожь отпустила, но всё ещё не мог поверить в свою удачу – меня снова выручил Дамблдор! Он не стал задавать неудобных вопросов или советоваться с директором, будто бы и так всё понимал. И это было удивительно. Получи я нож в спину в такой прекрасный осенний день – это не удивило бы ни на секунду... Но реальную помощь? Поддержку? Это было как-то сюрреалистично и неуютно. Я надел шляпу и сел на стул, игнорируя летящие со всех сторон взгляды, которые чуть ли не просверливали во мне дыры. Стало неожиданно пусто. Никакого тебе ощущения назойливого копошения в мыслях или нового внутреннего голоса. Это и обнадёживало, и напрягало. — Что скажете? Шляпа меня попросту игнорировала, будто была обижена за то, что я хотел «переиграть» её. Какая же чувствительная натура..! Одним словом, женщина. Ну прости меня. И знай, у тебя ангельский голос! Немного повздыхав, она всё же заговорила со мной: — Ты довольно проницателен, как я вижу. Почему ты не пришёл раньше? Пропустил свою очередь и ту «игру»? — Не хотел смущать вас бардаком в голове. — Да, я бы поверила этому, если бы не знала правду. Что ж, у меня почти не осталось вопросов... кроме одного. Почему ты выбрал тот университет, а не семейное дело? Неужели знания оказались для тебя важнее благополучия? — Какое меткое психологическое мерило... — Пробормотал я и вздохнул, чтоб хоть как-то отвлечь шляпу. Но к похвале она была невосприимчива, а вот ответов ждала. — Я хотел сделать научную карьеру, чтобы показать отцу, чего стою. Что стою больше всего его бизнеса. — Но ты не был уверен в успехе. Шляпа прочла все мои внутренние метания того времени. Но вызваны они были другим: разрывом отношений с отцом – единственным человеком, чьё мнение хоть что-то для меня значило... А мнение его всегда было противоположным моему, досадным, принижающим. Оно вызывало бешенство, но оставалось главным. Значил ли отец что-то ещё? Сложно сказать. Я никогда не испытывал особо глубоких чувств. — Таков твой ответ? — Нет. Мой ответ: я всегда уверен в том, что делаю. — Уверен в действиях и не уверен в чувствах. Печальная выйдет история, если ты отправишься на Слизерин. — Печальнее будет, только если я не получу то, что мне нужно. — И как мне после вас оправдываться перед Альбусом? Вымогатели. Но ничего не поделаешь... СЛИЗЕРИН! Меня оглушил голос шляпы и аплодисменты – подозрительно громкие и не предвещающий ничего хорошего. *Далее перечисление фамилий идёт по английскому алфавиту. **Сам автор Eminem не слушал, но мнение о глубокомысленности его текстов бытует. ***Ланнистеры [отсылка к Игре Престолов] — один из великих домов Вестероса, правители Западных земель. На гербе Ланнистеров изображён золотой лев на красном поле, и члены этого дома любят именовать себя «львами» и «львицами». Так что, у попаданца сложилась вполне логичная ассоциация этого дома с Гриффиндором.