податливый

ты такой послушный и безвольный, санек, твой язык никогда не повернётся, чтобы отказать мне. ты сносишь мне голову своим присутствием. я не могу себя контролировать рядом с тобой, потому что ты не умеешь говорить «нет», а я не хочу слышать. ты — моё грязное вожделение.

я схвачу свою мечту за её длинные волосы, намотаю их на кулак и ударю головой об бетонную стену. я не дам ей убежать от меня и не позволю закричать, силой сожму горло, чтобы слышать жалкие хрипы. на моих ногах массивные ботинки и именно в них я ударю её ногой по позвоночнику до мерзостного хруста. моя мечта больше никогда от меня не спрячется. не посмеет. побоится. мой разум изломан, и всё, что я делаю — неконтролируемое месиво. все мои действия приводят к крови и боли. все мои поступки приводят меня в церковь, но я не собираюсь молиться. я буду стоять возле свечей и произносить твоё имя, вспоминая как ты стоишь на коленях на всё готовый, будто портовая шлюха. я поставлю одну из них за твой покой. я хочу верить, что это никчемная свеча сможет спасти тебя от меня. я не дам тебе любви, но смогу дать по смазливому лицу. ты ластишься, лезешь, как псина, а я не отталкиваю, не хочу. я ненавижу себя за это, ведь все мы знаем конец этого дерьмового арт-хаусного кино. однажды ты спросил, кем же я буду в этой игре без правил, и тогда я ушёл от темы, но сейчас мне ясен ответ. я буду волчком. не ложись на бочок никогда, ведь волчок откусит его, распотрошит и оставит изливаться кровью. тебя не спасет скорая и никакой хирург. тебя никто не спасёт, пока ты рядом со мной. я буду ломать твои хрупкие кости, чтобы ты осознал свою главную ошибку. я оставлю тебя тряпичной куклой валяться на полу. ты до сих пор хочешь остаться? запомни, ты сам выбрал этот дерьмовый путь и не имеешь право на горькие слёзы, я не виноват. твои худощавые руки дрожат, не можешь подкуриться, жалобно смотришь на меня. у тебя глаза как у собаки. как у собаки, которую бессовестно выкинули на улицу. как у собаки, которая даже укусить не может. всё твоё жалкое тело дрожит от холода. возможно, тебя морозит холод моей гадкой безжалостной души, или же на улице просто слишком ветрено. я не осознаю температуру, потому что мне постоянно душно. мне нечем дышать. ты крадёшь мой кислород, пиздёныш. хотя я добровольно его тебе отдаю. я добровольно отдаю тебе всего себя, подкуриваю твою дешёвую сигарету своей зажигалкой, и глажу по мягким волосам, сжимая на корнях. я бы мог сжать их посильнее и толкнуть тебя в снег, оставить лежать лицом в холоде, избивать до никчёмных хрипов, но не позволяю себе этого. не сейчас. мои токсины будут разъедать твои внутренности и в итоге ты останешься пустым. хотя ты уже пуст, санечка. я вспоминаю, как ты говорил, что мои волосы мягкие и пахнут они нотками кофе с ментоловыми сигаретами. если бы кто-то дал тебе амортенцию, то ты без замедления определил бы эти запахи. в моих глазах пляшут черти, и ты мечтаешь плясать вместе с ними, а потом быть убитым ими же. мои жилистые руки манят, и ты добровольно падаешь в их мрачный омут, не желая больше вылезать. я могу придушить тебя, а ты и сопротивляться не будешь, даже сам придержишь мои кисти, не позволишь отпустить свою шею. ты даёшь мне карт-бланш на свинство. захочу — придушу. захочу — грубо поцелую, по-другому не умею. захочу — убью. захочу — буду втрахивать твоё податливое тело в скрипучую кровать. сделаю с тобой, что только придёт в мою ебанутую голову, ты же и отказаться не сможешь. ты сам проиграл в этой игре. ты прислоняешься к моему острому плечу, чувствуешь, как сдавливаются твои ребра. я хочу сломать их. тебе больно и нечем дышать, но никогда не скажешь мне об этом, а я продолжу и не посмею останавливаться. честно, я уже не помню, когда это всё началось. по-моему, мы пили в тот самый дождливый день у меня дома, и я придерживал твои отросшие волосы, пока ты блевал в унитаз. ты не знал, что такое стыд, но тогда, я уверен, был готов провалиться под землю. я так бережно гладил тебя по спине, слегка надавливая на позвонки. однако тогда я думал, как бы сломать тебе хребет одним сильным ударом. в своих руках я ощущаю тебя хрустальным. я могу разбить тебя, пройтись по тебе с надменным лицом и ударить своими тяжёлыми ботинками. ты так любишь мои руки. сам об этом говорил, когда я хватал тебя за бедра и сжимал с такой силой, что ты мог только пищать. каждый раз, когда я давал тебе подкуриться, ты засматривался на мои покрасневшие фаланги пальцев и ты так восхищался ими. мне кажется, если бы я подал тебе руку, то ты бы поцеловал, а потом лизнул её без зазрения совести, как побитая собака (которой ты и так являешься, милый). рядом со мной стыд и совесть умирают, а вместе с ними и ты сам. в твоих глазах просьба схватить тебя за волосы и сжать на загривке, а потом разбить твою голову о холодную стену. я бы прижал тебя к ней, увидел бы как по твоей фарфоровой коже бегут мурашки. ты посвятишь все свои шрамы мне. я буду под твоей кожей, разливаться в крови, словно героин, как самый грязный наркотик. ведь для тебя любовь — сплошная боль и сломанные руки. неужели я не прав, санёк? опровергни мои слова. скажи хоть что-то наперекор. ты не думаешь о своём благополучии. твои мысли о моих руках и о том, как я ломаю твои кости, кидаю тебя на диван и оставляю синяки, которые ещё не скоро пройдут. ты готов слушать мой неприличный шёпот у себя над ухом и распаляться, захлебываться слезами и стонами. ты говоришь какой ты хороший человек, но я вижу твоего внутреннего демона и знаю, что в один момент ты схватишь меня за глотку и наконец-то сожмёшь её. я тоже нуждаюсь в боли, и ты отличный вариант для меня. ты предлагаешь мне сходить с тобой в мою излюбленную церковь, и я охотно соглашаюсь, потому что хочу увидеть тебя стоящим возле свечей. я хочу увидеть, как ты замаливаешь свои грехи, которых неприлично много. тебе так идёт эта эстетика церкви и тебе безумно подходит курить возле неё. я выпускаю клубки дыма в твою сторону и криво улыбаюсь с твоей глупой шутки. у тебя такие острые клыки, но когда же ты пустишь их в ход? я представляю, как они впиваются в мою кожу и разрывают её. я никогда не позволял тебе вольностей, но сейчас я готов тебе дать шанс. проёбешь — потеряешь свои последние права рядом со мной. мне так всё омерзительно, но не ты. я хочу доверить тебе себя. ведь любовь — болезненное доверие и надежда на лучшее, зная о будущем своего бедного сердца и грудной клетки. судьбе всегда было плевать на то, что я хочу быть тёплым, поэтому отныне я холодный и безжалостный. и я вновь выхожу из себя и со всей силы бью тебя по лицу. хватаю ртом воздух, думаю стоит ли продолжать, но ты на удивление быстро реабилитируешься, смотришь на меня, пока из твоей разбитой губы стекает кровь, и я клянусь, что хочу слизать её, поднимаю взгляд и вижу в твоих глазах азартный огонёк, который меня пугает. я клянусь, что хочу впиться в твои губы прямо сейчас и ощутить вкус металла. я хочу окунуться в твой дьявольский омут, ведь среди нас двоих самый настоящий демон тут только ты. я вижу тебя изнутри, санечка, ты не скроешься от меня. ты ещё боишься сделать больно. но ты уже готов оставить меня возле своих ног и гадко усмехаться, сменить позицию, видеть на коленях меня, руководить процессом. ты хочешь завладеть мной, как я когда-то сделал это с тобой, безвольным мальчишкой. я не чистоплюй, но и ты нихуя не святой, признай это. ты стонешь как настоящий порноактёр, пытаешься уйти от ощущений, закрываешь лицо. я перехватываю твои руки и сжимаю их над твоей головой. я желаю видеть твоё мерзкое лицо, как твой рот раскрывается, выпуская наружу тихие вздохи. мне не жаль тебя и никогда не было. ведь жалеют только слабаков, а ты, сашенька, сильный, всё стерпишь, проглотишь обиду и вернёшься ко мне за добавкой. ты больше не представляешь своей никчемной жизни без меня. сейчас твой кулак разбивает мне нос и кровь пачкает единственную приличную рубашку. ты хватаешь меня за горло, заставляешь улыбнуться. у моей псины показались клыки. правда, молочные. но главное тебе весело и мне тоже. пока нам весело, все хорошо. пока нам весело, мы не уйдём друг от друга. пока нам весело, мы испачкаем всю мебель кровью. пока нам весело, мы будем курить ещё больше дерьмовых сигарет. пока нам весело, мы не будем счастливы. и конец этого дерьмового кино становится ещё более понятным.