— Привет, мужик, — садясь рядом с Пятым, сказал Клаус. Мальчик посмотрел на Клауса, но ничего не ответил, продолжая молча смотреть новости. Пятый был не в настроении даже разговаривать, у него закончился его любимый кофе, остался только растворимый. Он мог буквально всë, но растворимый кофе он терпеть не мог.
— Чего у тебя такая грустная мина, а, Пятый? — поинтересовался Клаус, — что, конфетки закончились? — улыбаясь, проговорил Четвёртый. Он знал, что бьёт по больному.
— Клаус, отвали, — лениво пробубнил Пять. Последние несколько дней он спал как младенец, но усталость была такая, будто он работал сутками напролёт. Он не понимал, почему с ним происходят такие странные вещи. Иногда он мог встать с таким ужасным настроением, что валялся в кровати ещё несколько часов, и только ближе к обеду ему удавалось выползти из комнаты. В такие дни ему всё казалось серым и скучным, даже ведущая новостей, которая старалась сделать выпуск интереснее и живее.
— Итак, теперь к более плохим новостям: в городе пропали три подростка. Они находятся в розыске, если кто-то видел их, то позвоните по этому номеру, — на экране рядом с ведущей высветился номер, цифры были большими и красными.
— Пропали: Джонатан Чан, Джорджи Денбро, Майк Зенон, — вслед за этими именами показали фото и сведения о пропавших, — Если вы видели или что-то знаете о последнем местонахождении этих подростков, то звоните по этому номеру, —на экране снова высветился номер.
— На этом всё, всем хорошего дня, — сразу за этим началась реклама о каком-то новом фильме, который скоро будут показывать во всех кинотеатрах страны.
— О-о-о, Пятый, будь осторожнее, когда пойдёшь за конфетами, хорошо?
— За кого ты меня держишь, Клаус? — с недоумением на лице спросил Пять. — Я ни какой-нибудь тебе там ребёнок, которого можно схватить, посадить в мешок и убить тут же за углом. Я килле…
— Всё-всё, я понял, Пятый, не заводи свою шарманку снова.
***
Когда у Пятого появлялась проблема, то его целью было устранить её. И вот сейчас нужно было действовать. С одной стороны — проблема нелепа, а с другой — невыполнима.
Пятый не мог уснуть. Снова. Раньше причиной этому была бессонница, но сейчас Пятому просто было скучно, и ему не хотелось спать. Он догадывался, что это из-за дневного сна — эта штука очень бодрит, но в то же время не даёт нормально поспать ночью. Сон днём — это как своеобразный наркотик, ты ложишься, но не можешь уснуть ночью и потом весь день ходишь как зомби, и снова ложишься спать. Из этого круга очень сложно выйти, вот и Пять сейчас был в ловушке.
В коридоре заскрипел пол, дверь на кухню открылась, и перед Пятым открылся прекрасный мир еды перед сном, быстрый перекус, ночной жор. Все называли это явление по-разному, но одно было неизменно: быстро и без последствий ты из него не уйдёшь.
В ход шло всё подряд: чипсы, кексы, маршмэллоу с арахисовой пастой, какой-то странный сэндвич и даже остатки китайской еды из ресторана. В обычный день он бы не прикоснулся почти ни к чему из этого разнообразия еды, но, во-первых, сейчас ночь, а во-вторых, ночь не бывает обычной.
Пока Пять поглощал всё, что имелось в холодильнике, к нему пришла гениальная мысль: взять старый проигрыватель у Лютера и поставить песню их детства. В апокалипсисе музыкой ему служил дождь, барабанящий по обломкам всего подряд. В комиссии у него не было времени на это, ну, а прибыв в настоящее, он устранял два конца света. В это время ему поспать было некогда, не то что музыку послушать. Пятый очень соскучился по звукам музыкальных инструментов, так как на работе для него музыкой служили выстрелы ружья, крики и мольбы о пощаде.
Когда Ваня приходила в академию провести время с семьёй, она показывала программу, выученную для следующего концерта. В такие моменты Пять вслушивался в каждую ноту, но старался не подавать виду, что он наслаждается каждой минутой игры Седьмой.
Итак, вот перед ним дверь в комнату Лютера. Пять проверил, может ли он переместиться, и у него получилось.
Комнату освещал только лунный свет, проникающий через окно. На полках не было ни одной пылинки. Грейс выполняла свою работу лучше всех, даже в отсутствие всей семьи она не останавливалась. Грейс была лучшей, хоть и не настоящей.
Лютер очень любил музыку, это можно было сказать только по огромной коллекции музыкальных пластинок у него на полках.
После долгих поисков именно той пластинки с его любимой песней, Пять понял, что магнитофон стоит на самой верхней полке. Место, куда можно было бы переместиться, не было. И первое, что пришло в голову к мальчику — поставить табуретку. Проблема была в том, что с первого взгляда можно понять: здесь не хватит даже двух табуреток.
— Ну, что, Пять, ты же сам захотел музыку, вот и лезь за ней, — шёпотом сам себе сказал мальчик. Он не собирался сдаваться. Нет. Раз он решил, значит надо.
Притащив в комнату две табуретки и один стул, который удалось найти в старой кладовке (такое чувство, что она была приспособлена только для грязи и старых вещей) и, выстроив из этого конструкцию, которая выглядела безопасно насколько это возможно в данной ситуации, Пять полез к своей цели. Конечно, он понимал, что это сооружение долго его не продержит, не говоря уже о проигрывателе, но отступать уже поздно.
Грохот, кажется, был слышен во всей академии. Пятый лежал среди стульев и смотрел в потолок, надеясь, что никто сейчас не прибежит и не начнёт расспрашивать, что он тут делает.
Из коридора послышались быстрые шаги. В комнату влетел Клаус с битой в руках, с недоумением смотря на тело, лежащее среди стульев.
— Господи, Пятый, что ты тут делаешь? Я думал это грабители.
— Клаус, это второй этаж, какие к чёрту грабители? — продолжая неподвижно лежать, сказал Пять.
— Знаешь, Пять, они и на третий заберутся, — продолжал Клаус. Четвёртый подошёл к мальчику, осмотрел травмы, оставшиеся после падения, и скорчил непонятную рожицу. Пятый посмотрел на Клауса равнодушным взглядом. Раны ужасно пекло, он чувствовал, как по щеке стекала тонкая струйка крови, но нельзя было показывать себя слабым. «Нельзя показывать себя слабым» — это стало уже каким-то девизом в жизни Пятого.
— Ты вставать собираешься или так и будешь оставаться королём горы из стульев? — подавая руку, спросил Клаус.
— Знаешь, такая перспектива меня вполне устраивает, — вставая, пробубнил Пять.
— Так что ты хотел сделать? — убирая стулья на место, спросил Клаус. Он и правда хотел получить ответ на этот вопрос.
— Это не важно. Всё, оставь меня в покое, — сказал мальчик, снова начиная раздражаться. Сейчас его целью стало залечить все царапины.
— Давай, пошли, скалолаз, — уже выходя из комнаты, сказал Клаус.
— Куда? Я с тобой пить не буду. Пить с тобой то же самое, что-что…
— Вообще-то я бросил, если ты не помнишь, и ничего опасного в распитии алкоголя со мной нет, — будто обиженно ответил мужчина, — пошли, я обработаю твои раны, — Пятый недоверчиво посмотрел на Клауса.
— С чего это вдруг такая забота? — Пять не переставал подозревать Клауса, сам не понимая в чём. Он привык делать всё сам, в том числе и обрабатывать себе раны после боя. Никто никогда не предлагал ему помощи. Ну, может и предлагал, но Пять слишком гордый для такого.
— Да ладно тебе, просто братская любовь, — улыбаясь, проговорил Клаус, его почему-то забавляла эта недоверчивость.
— Ну, раз так, пошли, — Пятый последовал за братом, пытаясь понять, сколько теперь у него синяков и царапин.
***
Дело незаметно проходит за разговором, не так ли? Вот и третья бутылка стала незаметно заканчиваться, а ведь всё начиналось так безобидно.
— Пятый, а ты случайно не знаешь где перекись? — заорал Клаус. Пятый начал жалеть, что согласился на помощь от сеанса. Мальчик специально не стал отвечать — пусть теперь мучается, раз ему так захотелось помочь братику, — Пятый, я тебя спрашиваю, — Пять со злорадной улыбкой продолжил молчать. Иногда молчание — лучшая тактика в бою.
— Ладно, у меня есть идейка получше, — сказав это, Клаус стремглав понёсся к бару. Достав оттуда одну бутылку водки, он подозвал к себе скалолаза.
— Ты хочешь сказать, что мы будем обрабатывать раны водкой? Серьёзно?
— Да, серьёзно. А ты не верил?
— С тобой можно поверить во что угодно, — тихо пробормотал Пятый, — ладно, открывай.
Запах спирта разнёсся по всему помещению. Клаус сделал глубокий вдох, намочил вату водкой и приступил к кропотливой работе. Иногда были слышны шипения, Пятый старался сдерживаться как мог, но иногда щипало просто невыносимо. Лицо искривлялось в гримасах боли, кулаки сжимались, а Клаус уже сбился, какую по счёту рану он дезинфицировал.
— Так, осталось несколько самых больших, предлагаю сто грамм для смелости, — предложил Клаус, видимо, только для виду, потому что через несколько секунд на столе стояли две рюмки с прозрачной жидкостью. Пятый закатил глаза. Он так и знал, что этим всё и закончится, но деваться некуда. Выпив залпом всю рюмку, он со звоном поставил её на место и тут же почувствовал разрывающую боль в колене:
— А-а-а, чёрт, — прошипел Пять.
— А чего тебя на шкаф-то понесло? — не отрываясь от колена, спросил Клаус, — мне нужно знать причину ранения, я всё же врач, — Пятый в очередной раз закатил глаза и решил налить себе ещё одну рюмку, Четвёртый изогнул бровь в жесте: «я же говорил».
— А ещё говорил, что пить со мной не будет, — с насмешкой в голосе сказал Клаус и последовал примеру брата, опрокинув ещё немного кристально чистой жидкости.
— Ну ты там скоро? У меня дела так-то есть, — возмущённо спросил мальчик. У него понемногу начал заплетаться язык. Для подросткового организма хватит и двух рюмок для опьянения, а Пятый к такому не привык: свои лучшие годы он держался дольше всех, даже если пил один.
— Никто не просил лезть тебя на шкаф, поэтому сиди теперь, — серьёзным тоном ответил мужчина. Он делал то, что не мог бы сделать сам Пятый, например: добраться до царапины на спине или увидеть кровь на затылке. А его ещё и поторапливают! Беспредел какой-то.
— Ай, блять, Клаус.
— Звучит как тост!
— Да у тебя все звучит как тост, — жёстче чем нужно сказал Пять. Но терять нечего, он налил ещё рюмку. Клаус посмотрел на мальчика, задавая немой вопрос: «Почему он налил только себе?» Он что, какая-то шутка? Он корячился здесь полчаса, а ему даже не наливают. Абсурд. Пятый посмотрел на Клауса, вздохнул и налил брату в рюмку водки
воды. Злорадно улыбнувшись у себя в голове, он также злорадно начал ждать реакции. Клаус залпом выпил водку, нахмурил брови и посмотрел на Пятого. Тот заливался смехом, закрыв глаза.
— Ах ты мелкий говнюк, — Четвёртый набросился на Пятого, но его не очень трезвый мозг не рассчитал то, что мальчик сидит на грёбаной табуретке, и они оба навернуться вместе с ней.
— Мхм, Клаус, идиот, ты меня задавишь сейчас, — задыхаясь, прохрипел Пятый. Мужчина откатился в сторону, а мальчик снова начал смеяться беззвучным смехом, хотя со стороны это выглядело, как минимум, нетрезво.
— Ты чего смеёшься, придурок? — спросил Клаус, стеклянным взглядом смотря в потолок. Сейчас он был глубоко погружен в свои мысли, а вопрос задал просто на автомате. Пятый не ответил на это отчасти из-за того, что ответ просто не нужен, а отчасти из-за того, что мальчик просто устал и сейчас удачно засыпал. Но через несколько минут он услышал шёпот, что задавал ему вопрос:
— Э-э-й, скалолаз, будешь ещё? — Пять с трудом разлепил глаза, перед ним на корточках сидел Клаус, протягивая рюмку. Мальчик закатил глаза, откинул голову и попытался встать, но не получилось, не в этот раз. Клаус посмотрел на это и со своей дурацкой улыбочкой подал руку мальчику, а у того не было сил даже поднять свою конечность.
— П-я-я-тый, а ты жив?
— Нет.
— Так ты будешь или мне всё одному пить? Я что-то не понял.
— Что ты не понял? Лучше помоги мне встать, алкаш, — пытаясь сделать голос серьёзнее, сказал Пять.
— Это кто тут алкаш? Сам выпил полбутылки, а мне воду наливает. За дурака меня держит, видимо.
Пятый сел на свою пятую точку и выпил залпом ещё одну рюмку, сморщился и снова закрыл глаза. Его снова настигла та странная усталость. Она приходила внезапно и также незаметно исчезала, стоило ему выпить кофе. Хотя в таких случаях его приходилось пить в два раза больше. И такое большое употребление кофеина сказывалось на всём организме. Пять это выбешивало, ведь раньше такого с ним не было, и он мог спокойно выпить десять или пятнадцать кружек за день. Мальчик начал догадываться, что с алкоголем такая же история. Он опьянел от четырёх рюмок водки как от целой бутылки, и больших сил ему это не придало — он только ещё больше скрючился и вздохнул. Недавно к нему пришла мысль о том, что он начал становиться ребёнком, но он сразу постарался выкинуть её из головы. Этого не может произойти, он просто не переживёт это. Хотя доказательства этой теории сразу появились, однако в апокалипсисе воду было намного труднее найти, чем какой-нибудь виски тысячи девятьсот девяносто
шестого года. Именно тогда Пятый спился не по своей воле. После первых проб его знатно выворачивало, и теперь его ждёт то же самое. Вынырнув из своих размышлений, Пятый заметил, что Клаус куда-то делся и бутылку, видимо, взял с собой. Мальчик почувствовал лёгкую боль в голове — скоро его ждёт пытка, которая обычно бывает утром. Иногда Пятый задумывался, да что уж греха таить, он это делал чаще, чем врал: зачем люди напиваются до потери сознания, а с утра переживают пытку в виде рвоты, сушняка и прочего? И мозг выдал ответ на этот вопрос: люди просто хотят забыться хотя бы на мгновение. Уйти от проблем и от всего этого дерьма в их жизни, а что будет потом — их не волнует. Им совершенно всё равно, ведь это будет завтра, а сейчас можно просто забыть и расслабиться.
Вдруг в кухню забегает мокрый до нитки Клаус с коробкой пиццы и пустой бутылкой в руках.
— Ну, вот и закуска, а то из-за некоторых дома не осталось ни крошки, — ставя в микроволновку пиццу, сказал Четвёртый, — ты бы знал какой на улице ливень, просто ужас. Я весь промок как бродячий пёс, — снимая с себя всю мокрую одежду, сказал Клаус и ушёл на второй этаж. Тут микроволновка запищала, оповещая о том, что их еда уже тёплая. Это пищание как по мозгам дало: голова Пятого чуть не раскололась на части.
— Так, ну вот, всё готово. Ай, она такая горячая, прямо как тот доставщик, — мужчина поставил закуску на стол, а из карманов своей жилетки достал бутылку коньяка, — он такой красавчик.
— Клаус, избавь меня от своих фантазий, — махнув рукой на брата, сказал Пятый. Есть совершенно не хотелось, но соблазн был слишком велик — целая пицца. Пятый откусил горячий кусок, за ним потянулся сыр, и тут мальчик почувствовал что-то сладкое во рту. Он быстро проглотил остатки еды и спросил:
— Клаус, а с чем это ты пиццу купил, м?
— С ананасами, а что? — спросил Клаус, невинно подняв глаза на брата. Пятый положил кусок пиццы обратно в коробку и открыл коньяк.
— Не знаю, мне нравится. Не понимаю, что людям не нравиться в ананасовой пицце?
— Может, у людей разные вкусы.
— Наверное, — согласился Пятый тихо.
— Я выбрал то, что люблю. Я не виноват, что он против ананасов, — сказал мужчина пустому месту рядом с ним.
— Бен здесь? — поинтересовался Пять. Он очень соскучился по брату и хотел поговорить с ним. С Клаусом это будет как минимум невозможно, к тому же он сейчас пьяный в стельку и надеяться не на что.
— Да, опять занудствует, — Бен увёл глаза в потолок, он не любил, когда Клаус так делал, но за столько лет уже привык. Номер Шесть часто наблюдал за Пятым и видел, что ему сложно, что с ним что-то не так, что ему нужна помощь. Но никто из семьи ничего не замечал, хотя, может быть, паниковать ещё рано. Бен не знает, а подумать над этим можно, особенно когда ты призрак: времени становится даже слишком много, и иногда ты, не замечая этого, теряешься в нём.
— За пиццу? — предложил тост Клаус. Он уже успел налить коньяка им обоим.
— Ладно, за пиццу, — они чокнулись стаканами и выпили всё до дна. Огненный напиток обжëг горло.
— Я придумал, давай в гляделки, — с загоревшимися глазами сказал Клаус.
— Давай, хули нет, — Пятому было уже всё равно чем заняться, да и особо срочных дел у него не было, и к тому же, он был полностью уверен, что победит брата.
— Давай: раз, два, три! — и тут началась жесточайшая схватка всех времён и поколений игры в гляделки. У Клауса вдруг стала засыхать слизистая глаза, как обычно это бывает во время игры. Пять это заметил и уже особо не держался: для него это была лёгкая добыча. Прошло ещё несколько мучительных секунд, как вдруг раздался хлопок, и Пятый моргнул. Клаус ещё раз хлопнул в ладоши и допил остатки янтарной жидкости в его стакане в честь победы. Да, этот выигрыш не был честным, но это однозначно победа.
— Клаус, сука, так не честно. Давай ещё раз, — хлопнув по столу рукой так, что Клаус подпрыгнул на стуле, запротестовал Пять. Клаус, как истинный победитель, сжалился над братом:
— Ну, если ты хочешь проиграть ещё раз, — деловито сказал Четвёртый.
Пятый на это лишь закатил глаза и начал отсчёт:
— Раз, два, три!
Они смотрели друг другу в глаза и будто погружались в бездну небытия. На несколько секунд они выпали из этого мира.
— Пятый, ты такой красивый, — тихо пробормотал Клаус. Пятый нахмурил брови и резко вернулся в мир мёртвых. Видимо брат перебрал и нужно быстрее отсюда уходить. «Переместиться не получится» — с разочарованием вспомнил мальчик. В нём сейчас было полбутылки водки и несколько стаканов коньяка, о перемещениях без повреждений и речи быть не могло. Но нужно доиграть, он не даст победить себя в какую-то глупую игру.
— Но тебе мешает вот это, — приближаясь к лицу Пятого, прошептал Клаус. Пять начал отклоняться назад, отстраняясь от брата, но их пьяные головы снова забыли, что стулья не бесконечны в длину. Лицо Клауса было в нескольких сантиметрах от лица Пятого. Четвёртый резко притянул к нему руки, мальчик оттолкнул их. Они снова упали, разбив стакан. Слава богу, он был пустым. Мужчина сел на Пятого, уложив его на спину и прижав руки к телу.
— Слезь с меня, долбаный педофил, — срываясь на крик, сказал Пять. Он бы никогда этого не признал, но в тот момент он очень испугался. Быть изнасилованным братом, хоть и не родным, — не входило в его планы на сегодняшний вечер. Пятый начал брыкаться и вырваться из-под Клауса.
— Тихо, успокойся, я не сделаю ничего плохого, — предупредил мужчина и склонился над Пятым. Тот выпучил глаза и не понимал, что именно хочет сделать Клаус. Пять зажмурился, чтобы не видеть, что с ним собирается делать брат, и почувствовал, как на лоб надавили два пальца. Потом его освободили, оставляя на холодном полу. Мальчик в недоумении открыл глаза, огляделся и увидел брата, глупо улыбающегося и еле сдерживающего смех.
— Что ты ржёшь? Вообще не смешно, ни разу, — отряхиваясь от пыли. Сколько раз его ещё вываляют в грязи как собаку?
— У тебя такие глазища были, — снова падая на пол от смеха, ответил Четвёртый. Видимо, ему казалось это смешным, однако Пятому было совершенно не до веселья.
— Что ты сделал со мной? — спросил Пять. Ему срочно нужно было оценить урон и он побежал к ближайшему зеркалу. Ещё одной его проблемой стали прыщи. Когда однажды утром он в ванной увидел первый прыщ, то вспомнил свои настоящие тринадцать лет. Тогда все эти красные точки было не сосчитать. А если их ещё и выдавить, то с чистой кожей можно попрощаться как минимум на неделю. Пять подбежал к Клаусу и начал драться с ним. Но после нескольких минут драки он заметил, что его брат стоит, как и стоял. Алкоголь не дал ему шанса на убийство, но мальчик твёрдо решил отомстить и врезал Четвёртому в пах. Тот согнулся от невыносимой боли и упал на пол. И тут оба услышали, как открывается входная дверь и на кухню входит Эллисон с пакетами из магазина. Она удивлённо посмотрела на Клауса, распластавшегося на полу.
— Господи, Клаус, что с тобой? — взволнованно спросила Третья, подбегая к Четвёртому.
— Он избил меня, — ответил Сеанс, указывая на старшего брата трясущейся рукой. На это женщина лишь закатила глаза и помогла усесться Клаусу на пятую точку. Третья знала, что оставлять их дома одних — максимально плохая идея, но никто кроме них дома не оставался, и то иногда Клаус уходил в ночную смену работать в баре. Однако Пятого легче оставить дома одного, чем с кем-то. Таймер вынесет мозг всем, особенно в последнее время, когда он стал очень раздражительным. Эллисон отвлеклась, и на секунду ей показалось, что входная дверь открыта, но это она сделала зря, ведь Пятый уже замахнулся, но промахнулся и упал прямо на мужчину.
— Пятый, да успокойся уже, — закричала Третья.
Вдруг в кухню забежал Диего и с непонимающим лицом посмотрел на кучу из братьев.
— Что случилось? — обратился он к сестре, убирая ножи обратно.
— Они упились в стельку, и Пятый избил Клауса, — отдышавшись, сказала Эллисон.
— Пятый, зачем ты избил Клауса?
— Он выдавил мне прыщ, — пробубнил мальчик, лёжа на Четвёртом. Он снова засыпал. После такой схватки все силы иссякли, а Клаус удивлённо смотрел на Пятого, который спокойно сопел у него на плече. Такое событие можно было сравнить с кометой: их обоих можно было увидеть только раз в жизни или не увидеть вовсе. Сеанс тихо поглаживал мальчика по голове, напевая какую-то незамысловатую мелодию и сам потихоньку засыпал.
— Диего, можешь отнести Пятого в его комнату? — обратилась Эллисон к номеру Два, поднимая Клауса и сажая на стул. Пять хоть и был в тринадцатилетнем теле, но всё равно был не такой лёгкий. Второй закатил глаза, вздохнул и, взяв на руки скалолаза, понёс его наверх, а Пятый только сильнее прижался к груди Диего.
Положив мальчика на кровать и накрыв одеялом, он ушёл к себе, закрывая дверь. Тем временем на кухне Клауса отчитывали как нашкодившего кота:
— Клаус, в следующий раз выбирай себе напарника постарше, — серьёзно сказала Третья. Она была ужасно рассержена.
— Ну, а что я сделаю, если ему нужно было обработать раны, — с закрытыми глазами ответил Клаус, чуть ли не падая со стула.
— Знаешь, это не повод напиваться до потери сознания, он же на ногах не стоит! — размахивая руками, объясняла Эллисон. Только вот она не учла, что Клаус сейчас пьян и ему ничего не нужно кроме одеяла и подушки.
— Ну, вообще-то, он первый начал, — закончил Четвёртый, и зашуршал тапками вглубь дома.
