Убойный чат

      Тоска по Ванилопе достигла своего предела. Иногда Ральфу казалось, что она растёт, подобно горе из кирпичей: каждый день в неё падает маленький кирпичик его грусти, потом добавляется кирпичик скуки, потом кирпичик печали, и в итоге эта гора становится настолько высокой, что он даже не может разглядеть её вершину, когда стоит у подножия, как ни старается задрать повыше голову. Нет, он, конечно, был рад, очень рад за Ванилопу: и за то, что она пошла за своей мечтой, и за то, что пришла туда, куда она пришла, и за то, что стала самой счастливой гонщицей на свете. Но что было делать ему? Он-то давно перестал мечтать об этом дурацком пентхаусе и о жизни в доме вместе с соседями, и даже о том, чтобы быть для всех героем, как Феликс, он давным-давно перестал мечтать. Зачем ему всё это, если нет с ним рядом его настоящей мечты? Его мечта была вполне осязаемой, сладкой и ошеломительно пахнущей ванилью… Эх, да что тут говорить — он уже давно понял, что его мечтой окончательно и бесповоротно стала она — Ванилопа фон Кекс. И, как и любая мечта, его сладкая принцесса в одночасье стала далёкой и недостижимой, хотя в какой-то момент казалось, что он уже поймал её и крепко держит своими здоровенными руками.       Ральф тяжело вздохнул и в сотый раз за день достал из кармана полукомбинезона заветную коробочку коммуникатора. Он вспомнил те благословенные времена, когда мог видеться с Ванилопой каждый божий день, вернее, каждую ночь, как только в игровом зале заканчивалось рабочее время, и они со спокойной душой могли заниматься всем, чего только душа пожелает, пока не наступит рассвет и двери зала не будут вновь открыты для посетителей.       Вспомнив, чего именно желала его душа и не только душа практически каждую благословенную ночь всё последнее время, проведённое ими вместе, Ральф мечтательно закатил глаза и снова глубоко вздохнул. Он вспомнил, как утягивал свою сахарную девочку в их укромное убежище, спрятанное в Газированной горе, как припадал к её миленькой щёлке, готовый вылизывать её хоть до рассвета, и как Ванилопа хихикала и дрыгала ногами, когда ей становилось щекотно от его чересчур бурных ласк, и как он растекался от умиления, а член его наливался и всякий раз выглядывал из комбинезона, становясь просто до неприличия огромным. Ральф усмехнулся, не размыкая век, так и видя перед собой, как Ванилопа разражается громким смехом, разглядев головку, торчащую из-за пояса и сливающуюся по цвету с красной футболкой, и как он затыкает её рот поцелуями и своим языком, потому что невозможно же не попробовать на вкус каждую часть её тела, а потом переворачивает её на живот и заставляет томно постанывать и выгибаться, подставляясь ему всё больше и больше.       Ощутив, как член в штанах предательски дёрнулся, отреагировав на воспоминания хозяина, Ральф скривился и открыл глаза. Не вовремя он предался мечтам, ох, не вовремя. И потом, мечтай — не мечтай, а Ванилопы с ним рядом всё равно нет, и появится она в лучшем случае только в следующий отпуск, а когда он будет, тот отпуск, одному Гуглу известно. Громила подвигал пень, пытаясь пристроить его под головой как можно удобнее: в последнее время его даже не тянуло в бар или на Центральную станцию, одним словом, всех тех мест, где они обычно зависали с Ванилопой, он старательно избегал, чтобы не травить себе душу. Лежал себе на груде кирпичей все ночи напролёт и ждал, когда у Ванилопы случится перерыв между очередными заездами, и она позвонит в чате, и назовёт его ласково «туполобиком», и всё будет почти так же, как прежде. Почти так же…       Коробочка коммуникатора вдруг ожила, и Ральф подпрыгнул на месте от неожиданности, больно приложившись затылком о пень. Он заторопился, чуть не выронив коробку из вспотевших от волнения ладоней и поскорее открыл крышечку.       — Привет туполобикам! — Ванилопа сидела на капоте, облокотившись на одну руку и изо всех сил махая ему второй.       — Привет, принцесса! — расплылся в улыбке Ральф.       — Фу, Ральф, сколько раз просила меня так не называть, — скривилась Ванилопа.       — Как скажешь, принцесса, — усиленно закивал головой громила.       — Ральф!       — Ладно-ладно, понял я, не дурак, — покладисто согласился он, сам не понимая толком, что говорит, и лишь пожирая девушку глазами.       Как бы почувствовав его жадный взгляд, Ванилопа ещё больше прогнулась назад, скрестив свои стройные ножки и пустив волосы вольно развеваться по ветру.       — Как там дела на работе? Много полётов совершил? — продолжала светскую беседу девушка.       — Много, ещё как много, — поддакнул Ральф и опомнился. — Что? Каких ещё полётов?       Ванилопа довольно расхохоталась, тряхнув волосами и сотрясаясь всем телом, отчего её маленькая грудь заходила ходуном в глубоком вырезе топа. Ральф надулся, а потом, увидев эту подпрыгивающую грудь и откровенный вырез, сурово сдвинул брови и проворчал:       — Что это за мода у вас там стала без одёжи совсем ходить?       — Чего? — протянула Ванилопа. — Нравится? — выпятила она грудки ещё больше и добавила небрежно: — Не всё же в толстовках париться.       — Мне и раньше нравилось. Даже очень, — отвёл взгляд Ральф, покраснев ещё больше и стараясь пересесть так, чтобы всё увеличивающейся выпуклости в его штанах было не особенно видно.       — А что это ты такой красный? — продолжала ехидничать девчонка, помахивая ногой.       — Ничего, — буркнул Ральф, — жарко мне просто, ясно тебе?       — Ага, — кивнула Ванилопа и вдруг достала из карманчика леденец на палочке и, высунув розовый язык, смачно лизнула его. — Как там у Феликса дела?       Увидев, как его принцесса жадно облизывает круглый леденец малинового цвета, едва не капая при этом слюной, громила еле смог удержаться от глухого стона, так и норовившего вырваться из груди.       — Феликс, Феликс, всё-то у вас этот Феликс на уме, — окончательно расстроившись и отвернувшись от Ванилопы, процедил Ральф, — нет, чтоб спросить, как у друга дела.       — А я и спрашиваю, — живо отозвалась она, — Феликс же мне друг, вот я и интересуюсь.       — Так, значит, — скрестил ручищи на груди Ральф, — а я, значит, не друг, я, значит, в поле обсевок. Как у меня дела, теперь и спрашивать не надо!       — Конечно, не друг, — неожиданно легко согласилась Ванилопа. — Какой же ты мне друг?       — Вот, значит, как! — изумился Ральф до такой степени, что опустил обессиленно ручищи, повернувшись к принцессе всем корпусом. Хорошего во всём этом было только то, что проблема в штанах от неожиданной новости заметно уменьшилась, практически сойдя на нет.       — Ты мне любимый, то есть мой парень, забыл, что ли? — между тем продолжила Ванилопа, не сводившая с Ральфа лукавых глаз. Она даже леденец свой облизывать перестала.       Ральф захлебнулся воздухом от таких потрясений. А Ванилопа захохотала, довольная произведённым эффектом, и упала на спину, сотрясаясь от смеха. Видимо, находилась она там, на той стороне чата, в каком-то ветреном месте, потому что налетевший ветерок одним резким порывом задрал её короткую юбчонку, под которой обнаружились розовые трусики в мелкий белый горошек.       Ральфу показалось, что при виде этой дивной картины вся кровь мгновенно отлила у него от головы и прилила совершенно к другому месту. И скрыть теперь последствия этого прилива было весьма затруднительно. Оставалось одно верное средство.       — Ванилопа, ты только не обижайся, — каким-то тоненьким голосом пропищал Ральф, — давай, я тебе потом перезвоню.       — Почему это? — мгновенно перестав смеяться, Ванилопа села и сердито уставилась на громилу.       — Ну, — не сразу нашёлся с ответом Ральф, — тут проблема у меня, решить бы надо.       — Давай я тебе помогу, — мгновенно оживилась девушка, — что там за проблема?       — Не могу я тебе сказать, Ванилопа, — взмолился Ральф.       — Эх, а я-то хотела тебе рассказать, почему вдруг полюбила леденцы на палочке, — и она помахала перед носом своим малиновым леденцом, — хотела сказать, что когда разворачиваю фантик, так тут же вспоминаю тебя: как шуршит ткань комбинезона, когда ты чуть ли не срываешь его с себя, как качается перед моими глазами твой выдающийся член, такой же здоровенный, как и ты сам, и как я хотела бы оказаться рядом, подползти к тебе на коленях и…       — И что? — простонал Ральф, уже не скрываясь и стискивая своё хозяйство прямо поверх комбинезона, и в безотчётном порыве проводя рукою вверх и вниз.       — Но ты же не хочешь слушать, — развела вдруг руками Ванилопа. — Иди давай, куда ты там шёл.       — Ванилопа! — выкрикнул весь покрывшийся пятнами Ральф, тут же испугался, что кто-то услышит, и перешёл на шёпот: — Да не могу я больше, соскучился я, а тут ты… голая почти… и трусики эти твои… и леденец этот, будь он неладен!       — Так и я соскучилась! — вскричала Ванилопа и тоже, обернувшись, перешла на сердитый шёпот: — Можно подумать, только ты скучать умеешь! Я уже все средства перепробовала, и всё равно…       — Что? — подался поближе к ней Ральф.       — Вот прямо сейчас подползла бы к тебе на коленках и засунула бы руку к тебе в штаны, — хриплым шёпотом продолжила Ванилопа, глядя на Ральфа лихорадочно блестящими глазами, — и достала бы оттуда всё, что ты так старательно прячешь, как будто я не вижу…       Громила, словно под гипнозом от её слов, засунул руку в свои штаны, чуть не оторвав многострадальную лямку, вынул член и, облизав руку, обхватил его покрепче, не отрывая взгляда от любимой принцессы.       — И лизнула бы прямо сверху, вот так, — Ванилопа опять поднесла ко рту свой леденец и максимально медленно принялась возить по нему языком снизу вверх, даже не сглатывая слюну, которая потекла по её подбородку тонкой струйкой, — и ещё вот так, — Ванилопа лизнула леденец ещё раз, а потом засунула его за щёку целиком, еле уместив в своём крошечном рту, отчего на щеке у неё вздулась здоровенная шишка.       Ральфу не оставалось ничего другого, как только призвать на помощь всё своё воображение, чтобы представить, что это не он сейчас терзает собственное хозяйство, а его обожаемая Ванилопочка делает с ним ровно то, о чём говорит своим медовым голоском. А та двигала леденцом во рту туда-сюда, только постанывая и уже ничего не говоря из-за битком набитого рта.       И когда она со звуком, напомнившим Ральфу звук выдернутой из отверстия в ванной притёртой пробки, вынула изо рта изрядно истончившийся леденец и принялась тыльной стороной ладони вытирать с подбородка слюну, он двинул рукой ещё разок, и густая горячая жидкость брызнула на его футболку, забрызгивая её белёсыми пятнами.       — О-о-о! — простонал обессиленно Ральф, валясь на кирпичи и раскидывая руки в стороны.       — Ну как? Хорошо я рассказываю? — довольно улыбаясь, поинтересовалась Ванилопа.       — Не то слово! — еле сумев приподняться, подтвердил громила, а его широкая грудная клетка так и ходила ходуном от бурного дыхания.       — Я пошла тогда, у меня дел куча, да и заезд скоро, — стала прощаться гонщица.       — Погоди-ка, — опомнился он, с трудом, но приподнимаясь на руках. — А как же ты?       — Ну, это же не последний наш разговор, — подмигнула ему лукавая чертовка, — в следующий раз ты будешь рассказывать.       — Я люблю тебя, Ванилопа! — простонал Ральф, снова откидываясь на кирпичи.       — И я тебя, — отозвалась девушка. — Жду звонка, да подготовься получше, а то я тебя знаю, чудище со страшными руками!