горькое лекарство

Шоё принимают в старшую Карасуно. После стольких лет мечтаний и отчаянных надежд он наконец будет там учиться. Официально. Он еле сдерживается, чтобы не побежать и тыкнуть письмом о принятии куратору в лицо. Цукишима и Тадаши тоже проходят, но Шоё и так ни секунды в них не сомневался. Он поздравляет их от всей души и радостно улыбается, когда в ответ они оба похлопывают его по плечу. Тадаши поздравляет его с особой сердечностью, хватая за бока и слегка встряхивая, а затем крепко обнимает. Шоё невыносимо греет сердце мысль о том, что Тадаши по-прежнему не боится его трогать, даже после того, как узнал всю правду. Он, честно признаться, немного переживал. Да что уж там, боялся даже, что, узнав о его чувствах к Цукишиме, Тадаши не станет к нему больше и близко подходить. Но между ними совсем ничего не изменилось. Шоё всем сердцем любит своего лучшего друга. Спустя пару дней после получения письма он узнаёт, что Мацукаву тоже приняли. — Меня взяли в Карасуно, — сообщает она на перемене. С началом нового года и, соответственно, семестра, всех в классе вновь пересадили. Место Шоё теперь через две парты от Мацукавы и слева от Терады. Одноклассник, который сидит прямо за Шоё, на переменах частенько уходит к друзьям, так что Шоё разворачивается к ней поболтать. Терада всегда, но безуспешно пытается вклиниться к ним в разговор. Почём, конечно, зря. Шоё-то знает, что ей нравится Цукишима, и от того ему неловко за Тераду. — Поздравляю! — со всей искренностью говорит он ей. — Спасибо! — взмахнув хвостиком, она опускает подбородок себе на руки и улыбается. — А из Нииямы тишина? Мацукава изящно вздыхает. — М-м. Туда меня тоже взяли. На частичный бюджет... вот только он покрывает меньше, чем мы думали. Так что даже не знаю. Всё теперь зависит от того, насколько сильно я хочу заниматься волейболом. — Ниияма Джоши ведь почти каждый год на национальный чемпионат попадает, да? Это ж просто мечта! — восклицает Шоё. — Ага, — соглашается она, — но тут есть и свои минусы. В школах-чемпионах новичков зачастую и просто в постоянный состав-то не берут, что уж говорить об участии в матчах. Меня могут даже на поле не выпустить. Шоё качает головой. — Если тебе предложили бюджетное место, то значит точно видят, что ты чего-то да стоишь. Она ведёт плечом и снова вздыхает. — Я пока ещё думаю. Родителям нужно прикинуть все расходы, и только тогда уже можно будет уверенно о чём-то говорить. — Если у них всё сойдётся, то я считаю, тебе нужно идти в Ниияму, — честно признаётся Шоё. — Но если ты всё-таки выберешь Карасуно, то я буду рад учиться с тобой в одной школе! И это правда. Он уже смирился с мыслью, что Мацукава и Цукишима могут начать встречаться. Больше эта перспектива его не пугает. Его чувства, конечно, прошли ещё не насовсем, но с каждым днём они становятся всё слабее, и теперь он может спокойно общаться с Мацукавой, не сгорая при этом от ревности и досады. И это здорово. Ведь ему нравится Мацукава. * Последней преградой на пути Шоё в старшую школу становятся итоговые экзамены, и преграда эта невероятно высока, поскольку учёба и без того высосала из него все соки. Весь год он только и делал, что учился, и зубрить сейчас ещё какую-то новую информацию для него всё равно, что пытаться долить воды в уже давно переполненный кувшин. Но ночёвки у Тадаши в непогоду он просто обожает. По выходным его мама разрешает им допоздна играть в видеоигры. Конечно, и поучиться им напомнить она не забывает, но не до такого фанатизма, которым внезапно заразилась мама Шоё, стоило ей узнать, что её сына взяли в Карасуно. В одну из таких ночёвок, обыграв Шоё, Тадаши вдруг опускает джойстик и как ни в чём ни бывало спрашивает: — Извини за такой вопрос, но с каких пор тебе стал нравиться Цукки? Шоё потирает лицо. — Он мне больше не нравится. — Что? — удивляется Тадаши. — Но ты всего месяца два назад мне говорил... — Я пытаюсь его забыть, — отвечает Шоё. Тадаши хмурится. Он выглядит озадаченным. — Но почему? — А разве так не будет проще? — В смысле? Постой... Шоё, ты же понимаешь, что в твоих чувствах к нему нет ничего плохого? — Тадаши придвигается ближе, в страхе округлив глаза. — Никто не в силах контролировать, в кого влюбляться. — Да ты не переживай, — заверяет его Шоё. — Я уже давно пытаюсь о нём забыть, и сейчас у меня правда начало получаться. Я сам так хочу, не переживай. Тадаши это, похоже, не устраивает, но он не спорит. Только запускает новую игру, и они снова подхватывают джойстики. Пару минут спустя Шоё говорит: — Он начал мне нравиться на втором году. Летом. — А-а. — Он купил мне фруктовый лёд, — добавляет Шоё, сам не зная, зачем. Из его уст это звучит так, будто его очень легко подкупить. Но Тадаши просто кивает, словно прекрасно всё понял. Той ночью, и ещё много раз потом, Тадаши задаёт ему много разных вопросов. А нравились ли ему ещё когда-нибудь парни? Что именно там случилось с Итагаки? Как Шоё понял, что ему нравятся и девушки, и парни? Что ему нравится в Цукишиме? Услышь он эти вопросы от кого угодно другого, то непременно бы возмутился, но Тадаши лишь искренне хочет его понять и то и дело повторяет, что Шоё не обязан отвечать, если не хочет. И делиться с ним всем, отвечать на эти вопросы, открывать душу - так приятно, словно бы Шоё так легче понять самого себя, примириться со всеми своими сторонами, которые ему так тяжело было принять в течение прошлого года. Ему так повезло, что у него есть Тадаши. Такие дни Шоё просто обожает - где почти не нужно заниматься учёбой и можно просто быть собой. Дни же, проведённые с Цукишимой, который во что бы то ни стало решил натаскать Шоё по всем предметам, вне зависимости от того, хочет он этого или нет, нравятся ему куда меньше. Такова уж цена дружбы с ним, Шоё понимает, но это довольно унизительно, знаете ли, когда вас тащат в библиотеку за шиворот, словно строптивую собачонку, да ещё и на глазах у всех. Только сейчас всё намного проще: он по-настоящему погружается в учёбу и больше не отвлекается на то, как красиво Цукишима держит карандаш или поджимает губы, когда задумывается, как бы ему подоступнее объяснить Шоё алгоритм решения той или иной задачи. Замечать эти детали он-то по-прежнему замечает, но спокойно задвигает их на второй план. И как бы сильно эти дополнительные занятия его ни раздражали, он понимает, что должен быть за них благодарен. Однажды он прямо так и говорит Цукишиме - где-то под конец января, когда за окнами валит снег и в общем зале (а может, и во всей библиотеке) нет никого, кроме них. У Цукишимы мгновенно краснеют уши, и он бормочет что-то о том, что Шоё просто нужно поменьше тупить, и вообще, он помогает ему лишь потому, что это уже дело принципа. Шоё, конечно же, не ведётся. Уж одну вещь насчёт Цукишимы он усвоил железно: он очень преданный. Цукишима бесконечно дорожит своими друзьями, ведь обзаводиться таковыми ему априори тяжело. И Шоё знает, что он помогает ему, потому что хочет, чтобы оба его друга учились вместе с ним. * На второй неделе февраля Мацукава кладёт Шоё на парту шоколадный кексик и радостно улыбается. Шоё смотрит на неё в замешательстве. — С Днём святого Валентина, — отвечает она в качестве пояснения. Шоё переводит взгляд на кексик, а затем снова на неё. — О, — произносит он. — Не стоило, ты чего. — Я поступаю в Ниияму Джоши, — отвечает она. — Поэтому нужно попрощаться со всеми как следует. — Ты приняла решение? — резко выпрямившись, спрашивает Шоё. Мацукава кивает. — Я хочу стать увереннее. Если буду стараться, то обязательно попаду в стартовый состав. — Верно, — соглашается он. — Ты потрясающая связующая. — Спасибо. — Жаль, конечно, что мы не будем учиться вместе, — говорит Шоё после недолгой паузы. — Я уже размечтался. — Да, мне тоже грустно. — Тадаши, наверное, тоже расстроится, — продолжает он и затем добавляет, — и Цукишима. Мацукава слегка краснеет и немного опускает голову. Шоё попал в самое яблочко. На него вдруг накатывает внезапная волна... сожаления? Он не понимает, с чего бы это, и пытается её подавить. — Сомневаюсь, что ему есть до меня дело, — бормочет она. Спросить, что она имеет в виду, Шоё не успевает. Звенит звонок и в класс входит учитель, так что все спешат занять свои места. А позже спрашивать уже как-то неловко - его интерес, вероятно, вызовет подозрения. Но он не понимает. Он же видел Мацукаву и Цукишиму вместе. И не один раз, они о чём-то шушукались, только вдвоём, да так тихо, чтобы никто не услышал. И хотя Цукишима уже не вызывает в нём прежних чувств, эти воспоминания отзываются в сердце тупой болью. Возможно, Шоё всё совсем не так понял (в чём он очень сомневается), но они явно были друг в друге заинтересованы. Что там успело случиться? * Ответ на этот вопрос (как минимум, частичный) Шоё получает несколько дней спустя. После уроков они как обычно занимаются в библиотеке, и по прошествии часа Шоё всё же удаётся убедить Цукишиму сделать небольшой перерыв. Цукимшима, которого, судя по всему, доконала его неусидчивость, соглашается, и они направляются в спортзал, где зимой вместе играли в баскетбол. Быстро переобувшись, Шоё решает пробежать кружок, пока ждёт Цукишиму. Тот нагоняет его у самой дальней от входа в зал стены. В руках у него мяч. — До пятнадцати, — говорит Цукишима. — Чего? Давай до двадцати пя... — Нет. Шоё хмурится, но спорить не берётся. Игра пролетает быстро, и побеждает, как всегда, Цукишима. Шоё разочарованно кряхтит, хотя продуй он ему так в волейболе, то было бы намного обиднее. Это наводит его на мысль: — Как же я скучаю по волейболу. — Хм. Он оглядывается на Цукишиму и теряет дар речи: Цукишима задирает край футболки и вытирает пот с лица, обнажив живот. Боже. Цукишима хорошо сложен. Любый бы, кому нравятся парни, с этим согласился. Но это высочайшее кощунство - выставлять это напоказ, когда Шоё пытается избавиться от своих чувств. — Тебе не... тебе всё так же не нравится волейбол? — выдавливает Шоё. — Ну... — Цукишима (слава Богу) опускает футболку и хмурится. — Он мне не "не нравится". Он теперь меньше меня бесит, но... Шоё тяжело вздыхает. — Что ж, может, в старшей школе что-нибудь изменится. Ты же вступишь в волейбольный клуб, да? — Вступлю. — Значит, решено! — Шоё улыбается. — Ты полюбишь волейбол, и вместе мы выйдем в национальный - вот наша цель. — Ладно, — отвечает Цукишима, пожав плечами. — О! — вдруг восклицает Шоё, кое-что осознав. — Если выйдем в национальный, то снова повидаемся с Мацу-чан. Цукишима вытирает лоб. — Ясно. Более незаинтересованной реакции в отношении единственной девушки в их группе Шоё от Цукишимы ещё не видел. Он вспоминает слова Мацукавы, и следующие слова сами по себе слетают у него с губ: — Мацу-чан тебе что-нибудь дарила на День святого Валентина? — М-ага, — произносит он неохотно. Шоё не сдаётся. — Мне она подарила кексик, — говорит он. — Остальным ребятам тоже. — Здорово. — А тебе? — Неважно. Я всё равно не ем шоколад. Шоё не сомневается - это ложь. Он точно несколько раз делился с Цукишимой шоколадками, и тот уминал их безо всяких возражений. Просто... просто ему кажется, если у него получится добиться прямого признания, вытянуть из него всю правду, то оставшиеся крупицы его чувств вмиг испарятся сами по себе. Будто это что-то ему докажет. Поможет наконец сделать шаг назад за черту дружбы. И Шоё, не успев даже толком подумать, говорит: — Кстати, Ниияма Джоши находится совсем не далеко от Карасуно. А ещё Мацу-чан говорила, что живёт где-то рядом с Карасу... — Ты это всё к чему вообще? — вспыхивает Цукишима. Шоё удивлённо моргает. — Ну, просто если ты хочешь предложить ей встречаться, то знай, она точно согласится, и вы всё равно сможете часто видеться, несмотря на... — А кто сказал, что я хочу встречаться с Мацукавой? — требовательно спрашивает Цукишима. Тон его холоден и резок. Шоё вздрагивает. Под его пристальным уничижительным взглядом он теряет всякий дар речи. Пару мгновений спустя, он немного собирается с силами. — Я... я просто... — Даже если бы я и хотел с кем-то встречаться, тебя это никак не касается, — произносит Цукишима. — И я никогда не хотел встречаться с Мацукавой. Чего ты мне её навязываешь? Шоё опускает взгляд в пол и понимает, что плотно прижимает мяч к животу. Ему хочется швырнуть его на пол. — Я просто подумал, — всё не затыкается его предательский рот, — что вы здорово ладите. Мне кажется, из вас вышла бы отличная пара. — Когда кажется, креститься надо. — Но... — Как же вы задолбали уже со своими отношениями! — огрызается Цукишима. Шоё вскидывает голову, и Цукишима начинает беспокойно расхаживать взад-вперёд. — То, что вам кажется, что мы бы здорово смотрелись вместе, не значит, что я автоматически начну симпатизировать этому человеку. И вообще, это обидно, что вы думаете, будто мне так легко что-то навязать. Я вообще просил вас лезть в мою личную жизнь? — Кто-то ещё... — И знаешь, что самое забавное? — перебивает его Цукишима, давая волю накопившимся эмоциям. — Мацукава и как человек мне не очень-то нравится. Я иногда помогаю ей с учёбой, лишь потому что она твоя подруга, хотя далеко не горю желанием проводить время в её компании, и вот что мне приходится выслушивать? Просто класс! — Кто-то ещё советовал тебе начать встречаться с Мацу-чан? — Да! — Кто? Если... если это Тадаши, то он не станет злиться. Если это Тадаши, то он понимает, что тот просто искренне переживал за друга, как и сам Шоё, так что злиться тут не на что. Но он инстинктивно готовится к худшему, так что задерживает дыхание в ожидании ответа вдруг нахмурившегося Цукишимы. — Придурки Миура и Терада. Мы с ними даже не друзья... этому идиоту Тераде ещё и хватает наглости говорить, что я буду счастливчиком, если она согласится со мной встречаться. Счастливчиком! Будто он меня, чёрт возьми, знает. Шоё прикусывает губу. — Я не знал. Цукишима фыркает и разворачивается, чтобы откатить корзину с мячами обратно на место. Затем возвращается и жестом велит Шоё отдать ему мяч. По какой-то неизвестной причине, Шоё не может этого сделать. Мяч словно служит ему неким щитом. Он пытается придумать способ разбавить обстановку, хоть какой-нибудь, и в голову приходит только Тадаши, которому всегда удаётся с лёгкостью развеять недовольство Цукишимы лишь одной простой фразой. — Извини, Цукки. Цукишима опускает протянутую руку. — Не зови меня так, — тихо произносит он. Щёки Шоё вспыхивают, и он сжимает мяч ещё крепче. — Прости. Он почти ничего не видит - господи, только бы не заплакать. Отказ застилает глаза пеленой. Он уже как-то раз назвал его "Цукки", на той самой игре, во время которой они поругались из-за Кагеямы, и Цукишима тогда ничего не сказал. Шоё решил, будто это означает, что он не против, и узнавать вдруг сейчас, что на самом деле это не так, больно. — Нет, я не... — Цукишима вздыхает. Шоё не поднимает взгляда, но до него доносится какое-то шуршание - возможно, он взъерошивает волосы. — Эй. Я имел в виду, что так меня зовёт только Ямагучи. Тебе нужно придумать что-то своё. Шоё отворачивается и протирает глаза, прежде чем резко бросить в совсем того не ожидавшего Цукишиму мяч. — Придурок, — беззлобно произносит он. — Болван, — отзывается Цукишима. Наконец, они задвигают тележку и выходят из зала, возвращаясь обратно в библиотеку. Всевозможные увещевания Шоё разойтись уже по домам оказываются тщетны. — И как мне тогда к тебе обращаться? — спрашивает он Цукишиму, когда они приближаются к двустворчатой двери. — Не знаю. — Кей, — произносит Шоё и тут же паникует, жалко добавив: — чан... Цукишима выгибает бровь. — Нет. — Кей-кун? — Нет. — Кей-чи? — Нет. — Кей-пон? — Фу, нет. — Кей-нян? — Да ты гонишь? — Кей-тан? — Так, знаешь, что? — говорит Цукишима, направляясь к столу. — Я беру свои слова назад. Зови меня Цукки. — Не-не, — отвечает Шоё, задыхаясь от смеха. — Нет, я сейчас придумаю. А как насчёт... — Можно просто Кей. Шоё встречает взгляд Цукишимы, и в воздухе повисает долгая пауза, во время которой они просто... смотрят друг на друга. Это странно. Шоё понятия не имеет, как истолковывать выражение на его лице. Оно встряхивает ещё теплящиеся в нём остатки чувств. Он издаёт вымученный смешок. — Но тебя ведь так уже кто-то называет, да? Семья, наверное. А нам нужно имечко чисто для меня. — Среди друзей меня никто так не зовёт. — Это потому что у тебя нет других друзей. — Ну, спасибо. — Да ты чего? Сам ж так говорил. И вместо того, чтобы вернуться к учебе, они вступают в дружескую перепалку. Шоё ещё никогда не смеялся с Цукишимой так много. В конечном итоге, он всё же шагает за порог дружбы, но вовремя нащупывает черту, которую лучше больше никогда не пересекать. Ему почти что даже греет душу то, что Цукишима не постеснялся и сорвался на нём, дав волю своему недовольству, а не просто от него закрылся. А ещё Шоё обещает самому себе никогда больше не затрагивать тему с Мацукавой. * Так и пролетает февраль, и с наступлением марта снег начинает потихоньку сходить. Каждое утро Шоё нервно просматривает прогноз погоды в надежде, что там его не поджидает какая-нибудь буря или внезапное снижение температур, вслед за которыми талую слякоть присыпало бы новой порцией снега. Но, к его счастью, весна в этом году, похоже, будет ранняя. И даже огромные ледяные дорожки, по которым Шоё пытается ходить со всей осторожностью, не омрачают этого факта - чем быстрее на улице потеплеет, тем скорее они вновь смогут играть в волейбол на открытой площадке. Сперва компанию ему составляет один только Миура, и им остаётся лишь отрабатывать пасы и приёмы. Это лучше, чем ничего, и Шоё несказанно рад вновь хотя бы так заниматься волейболом. Позже к ним присоединяется и извечно неугомонный Терада, вслед за которым сразу же подключается Мацукава, пояснив это тем, что ей нужно держать себя в форме, если она хочет получить место в стартовом составе Нииямы Джоши. Где-то через неделю Тадаши притаскивает Цукишиму. А потом случается кое-что удивительное. Одним прекрасным днём Эномото, прихватив двоих своих дружков, с которыми смотрел отборочные в весенний турнир, просит их сыграть полноценный матч. Изначально они думают провести игру в командах четыре на четыре, но у Мацукавы получается уговорить трёх девушек-третьегодок из её бывшей волейбольной команды к ним присоединиться, и у них набирается полный состав. Шоё не играл в полном составе с тех самых пор, как покинул клуб. С официальным матчем это, конечно, не сравнится, но он и в тех-то никогда не участвовал. У них получается разделиться на две команды по шесть человек и установить временное перемирие: Эномото и его дружки больше не кидаются на Шоё с Цукишимой, и последний тоже ведёт себя, на удивление, сдержанно. Все они собрались здесь из чистой любви к волейболу. Шоё чувствует это, потому на душе у него спокойно. Он не смог бы сейчас на них разозлиться, даже если бы захотел. И даже на Эномото. И перемирие держится довольно долго. К тому моменту, как от снега не остаётся и следа, они успевают отыграть пять полноценных матчей этим составом. * Время словно бы заволакивает какой-то мутной пеленой. Наступает время экзаменов, Шоё сдаёт их и тут же про них забывает. Ждёт результатов - они приходят, всё хорошо. Они выпускаются из средней школы. Шоё толком и понять ничего не успевает, ему кажется, будто он просто каким-то волшебным образом здесь оказался. Будто вместо трёх долгих лет прошло всего-то три минуты. И, несмотря на всё пережитое, он по-прежнему чувствует себя тем самым коротышкой с первого дня в волейбольном клубе. После выпускной церемонии удивительно большое количество одноклассников (как нынешних, так и бывших) хотят обменяться с Шоё номерами, дабы оставаться на связи. Он буквально не выпускает телефон из рук, разряжая его чуть ли не в ноль. В какой-то момент он пересекается с Саюки. Несколько секунд они просто смотрят друг на друга (он так вытянулся, что Шоё приходится запрокинуть голову), а затем, молча ему кивнув, Саюки продолжает идти по своим делам, словно и вовсе с ним не знаком. Шоё очень хочет окликнуть его и спросить, что же всё-таки произошло между ним и Цукишимой в начале учебного года. Но всё-таки сдерживается. Не то что бы его это совсем не волновало. Конечно, ему интересно. Но какая теперь уже разница? Шоё больше не лезет из кожи вон, чтобы знать о Цукишиме каждую мелочь, ведь теперь он в него не влюблён, они друзья. На кой ему эта информация? Да и в любом случае, если уж ему действительно захочется узнать, они с Тадаши просто могут припереть Цукишиму к стенке. * На следующий день после выпускного - первый день весенних каникул перед старшей школой - Шоё, Терада, Миура и Цукишима ночуют у Тадаши. Шоё приезжает туда первым, потому что дома ему просто напросто нечего делать. Мама решила пройтись с Нацу по магазинам, ведь в этом году она впервые пойдёт в школу, а Шоё спать допоздна на каникулах не разрешают. Да и ладно бы, его всё равно не назовёшь любителем поспать, но вот сестру-то у него забирают, и играть ему не с кем. Так что к Тадаши он заявляется ещё до десяти утра и по итогу помогает ему и его маме раскладывать футоны и наводить порядки (что выходит у него из рук вон плохо) - мама Тадаши пытается научить его делать онигири, но, поняв, что дело гиблое, отправляет его играть с сыном. Миура и Терада подъезжают к трём, оба на великах и хором представляются его маме. (Шоё тогда предлагает им всем устроить гонку на великах, но ему единогласно отказывают.) Цукишима же заявляется перед самым ужином, что даже нелепо, ведь живёт он ближе всех, да и наверняка весь день только и делал, что слушал музыку. А Шоё пришлось помогать тут в одиночку. Мацукава не приходит. Её приглашали, конечно же, присоединиться к ним хотя бы за ужином, но её семья утром уезжает на отдых, так что ей нужно собирать вещи. Шоё одновременно рад и опечален этой новостью. Весь вечер их пятёрка проводит в типичной для парней-подростков манере: шумно, слегка неприлично и с нотками задорного хаоса. Для игры в приставку они делятся на две равные команды, а пятый человек становится беспристрастным судьёй. Только по-настоящему беспристрастным в итоге оказывается один Миура, но веселье за спорами по поводу вердиктов остальных это целиком окупает. Все сходятся на том, что Цукишиме быть судьёй строго противопоказано. Так как в доме всего три свободных футона, Шоё будет спать на кровати вместе с Тадаши. Они даже не заморачиваются с тем, чтобы решить этот вопрос через камень-ножницы-бумагу - Шоё тут самый миниатюрный. Наутро он просыпается первым и как обычно идёт пробежку по району Тадаши. Солнце ещё толком не встало. Его ноги и руки мигом покрываются мурашками, но стоит ему как следует разбежаться, и кожа потихоньку согревается. На обратном пути в паре домов от дома Тадаши Шоё замечает Миуру, привалившегося к кирпичной стене, отделяющей придомовую территорию от проезжей части. Он стоит, скрестив ноги и держа в руках телефон. Заслышав приближающегося Шоё, он поднимает голову и убирает телефон в карман. Шоё переходит на шаг и останавливается в метре от Миуры. — Привет, — говорит он. Миура ухмыляется. — Всё тебе не сидится, да? Шоё качает головой. — Я умру, если перестану двигаться. За прошедший год их дружеские матчи помогли Шоё кое-что понять: единственное, чем он может похвастаться, это своими прыжками и выдержкой, которую развил благодаря длительным пробежкам и ещё более длительным поездкам на велике. Так что если он всё ещё питает надежду попасть в основной состав команды Карасуно, ему ну никак нельзя отлынивать. К счастью, Миура не поднимает его на смех. Он склоняет голову и жестом приглашает Шоё пройтись вместе. Они медленно бредут обратно к Тадаши. — Готов к старшей школе? — спрашивает Миура. — Да. — Ах, точно, ты ж мечтал о Карасуно класса с... какого там? Шестого? — Ага, — соглашается Шоё. — А ты? Готов? Миура пожимает плечами и прячет руки в карманах куртки. — Меня не приняли в ту школу, в которую я хотел, так что даже не знаю. Типа того. — Ты хотел в Аобаджосай, да? — спрашивает Шоё, с трудом вылавливая это из своей памяти. — Ага, — кивает Миура. — Сейджо. — Мне жаль. — Да ничего. Я и так особо не надеялся. Шоё прикусывает губу. — И куда ты в итоге поступил? — Вакутани Минами, — отвечает Миура. — Вакунан. С последнего префектурного о них говорят много хорошего. Мол, там теперь дельный капитан. — А-а. — Ага. Шоё косится на него. — Кто знает, вдруг мы с тобой однажды встретимся на турнире. — Может быть, — неуверенно отвечает Миура. Он вдруг останавливается и поворачивается к Шоё. — Слушай, Хината, я не знал, стоит ли говорить тебе, но команды других школ в префектуре дают Карасуно всякие прозвища... и они не очень приятные. — Какие ещё прозвища? Миура морщится. — Бескрылые вороны, павшие чемпионы. Шоё почёсывает затылок. — Не понял, — признаётся он. — Ну, в смысле... — Миура вздыхает. — В смысле, Карасуно уже не та, что раньше. Их команда больше не такая сильная. Не думаю, что она оправдает твои надежды. Он словно забывает, как дышать. Шоё смотрит на Миуру в полном потрясении, порываясь схватить себя за грудь, будто это как-то поможет ему переварить эту информацию. В голове становится пусто. Белый шум. — Чего? Миура меряет его взглядом. Шоё не может разобрать его эмоций - это тревога? Волнение? Он раздражён? Честно, не разобрать. Да и какая разница? Мотнув головой, Шоё лишь говорит: — Что ж, тогда нам придётся снова поднять её на ноги. — Ну, да, — с сомнением соглашается Миура. — Я буду держать за тебя кулачки, Хината. — Спасибо. * Следующие несколько недель Шоё в основном проводит дома за играми с Нацу. Ещё тренирует приёмы мяча и бегает вдоль горного перевела, но ни к друзьям, ни даже просто по магазинам не выбирается. Для школы мама уже всё купила. Они с Тадаши обмениваются фотографиями с примерки их новенькой чёрной и чрезмерно строгой формы. Тадаши она немного велика, но Шоё подходит идеально. Он этому, конечно, рад. Огорчает лишь то, что мама, судя по всему, не ждёт, что он ещё вырастет. Тадаши так же отсылает Шоё фото Цукишимы в новой форме. Даже нечестно, что она ему так идёт. В отличие Шоё и Тадаши, которые выглядят как малолетки, решившие примерить форму старших братьев, Цукишима похож на настоящего старшеклассника. И скучающий вид лишь придаёт ему больше шарма. Шоё пытается не думать о словах Миуры. Это правда, что последние несколько лет до него доходили слухи о том, что на национальных выступала одна только Широторизава - в общем-то, он мало следил за турнирами старшеклассников. И это неудивительно, коль за них играет Ушиджима Вакатоши. Шоё помнит, как на первом году средней школы Ушиджима всухую разгромил их команду. Наверняка, за эти два (уже почти три) года он стал только сильнее. Если Шоё хочет попасть на национальные, Карасуно придётся победить эту леворукую машину для убийств. Так что он пытается не думать о словах Миуры. * Первый день в Карасуно - это тёплый весенний день, и он прекрасен. По небу время от времени проплывает несколько пушистых облачков, и в воздухе парят листья сакуры. Шоё замечает это лишь потому, что Тадаши обращает на это внимание. К сожалению, в один класс с Тадаши и Цукишимой он не попал. В Карасуно есть специализированные классы, нацеленные на подготовку к университету, и Цукишиму распределили как раз в один из таких. Класс Тадаши находится в конце того же коридора, в котором учится и Шоё. Неприятно, конечно, но одноклассники Шоё ребята хорошие. Он уверен, что очень даже их всех полюбит со временем, но пока его мало волнует то, что происходит в кабинете. Хорошо, что уроки ещё толком не начались. Он хотя бы успевает опомниться и заполнить заявление на вступление в клуб, когда те начинают передавать по классу. Ещё бы он это пропустил. Как только раздаётся последний звонок, Шоё срывается к ближайшему туалету. Запершись в кабинке, он запрыгивает в красное трико, наспех затолкав чёрную форму в рюкзак, который застёгивает уже на ходу в коридоре. По пути в спортзал, где обычно собирается волейбольная команда, Шоё убегает от пары старшеклассников, вербующих ребят в какой-то свой клуб. Он-то уже свой выбор сделал. Тадаши пишет Шоё, что они с Цукишимой сразу пойдут домой и он может их не дожидаться. Его это немного злит, но он решает не раздувать из мухи слона. Добравшись до зала, Шоё не медлит ни секунды и натягивает сменную обувь. Затем заходит внутрь и замечает, что там уже кто-то есть. Сердце застревает у него в горле. Это он. Кагеяма Тобио собственной персоной. Отрабатывает подачу в прыжке. Прямо перед ним. — А... — Шоё моргает. Нет. Этого не может быть. Кагеяма Тобио первоклассный игрок. Он должен быть в какой-нибудь Аобаджосай или Широторизаве, но никак не в Карасуно. Не то чтобы Карасуно была ужасной школой, просто... просто это жутко неожиданно, да и он уже давно распрощался со своей несбыточной мечтой играть с Кагеямой в одной команде, так что он тут вообще забыл? — Чего? Шоё вдруг приходит в себя и понимает, что Кагеяма на него пялится. — А? Что? — бормочет он. — Ты спросил, что я здесь забыл, — отвечает Кагеяма, нахмурившись. — Ты вообще кто? Шоё оглядывается по сторонам. Кроме них в зале больше никого нет. Должно быть, он произнёс свои мысли вслух. — Хината Шоё, — вдруг зардевшись, представляется он. — Я... я видел, как ты играл за Китагаву Даичи в том году. Кагеяма хмурится ещё сильнее, что уже не представлялось Шоё возможным. — Не говори со мной, — бросает Кагеяма. — Я-я-я очень рад быть с тобой в одной команде! — тараторит Шоё. Он едва ли слышит собственный голос сквозь пульсирующую в ушах кровь и грохот сердца. Неужели так чувствуют себя влюблённые? Неужели он влюблён в Кагеяму Тобио? — Это не взаимно, — отвечает Кагеяма. — Держись от меня подальше, тупица. Ох. Вся та сказочная атмосфера, возникшая, когда Шоё перешагнул порог спортзала, вмиг растворяется, и теперь единственное, что он может слышать, это шлепки ладони Кагеямы по мячу. Он мечтал о встрече с Кагеямой Тобио, Королём Площадки, на протяжении целого года. Оживлял в памяти тот сверхбыстрый бросок, плавную грацию его пасов, естественность его движений. Шоё так долго представлял себе, что они с Кагеямой встретятся и тут же станут партнёрами, товарищами, друзьями, но всегда упускал одну важнейшую деталь: Кагеяма Тобио тот ещё козёл.